- Ох, батюшки святы, заявилси! Где ж ты шлялси-то больше месяца, чертушко окаянный?!!! Тьфу, грязный весь, заросший, паразитов, небось, на тебе тьма-тьмущая…А с глазом-то что? Че не поделили-то… А я жду его, жду…а он бегает…полсела, небось обрюхатил?! Тут невесты твои обходились, то Лизка под дверью выла, то Каська … И всех корми! Я им говорю, уйдите вы отсель, нету его, Васьки вашего… Не верют, ходют все…А меня радикулит одолел…болела я, а лечить некому, лекарь загулял, чтоб ему пусто было… Что морду-то воротишь свою наглую? Стыдно? То-то! Што ишешь-то, голодный? Кто ж тебя кормил или не до этого было? Ладно, ешь, какой с тебя спрос... И я поем, аппетит хоть появился, а то думала удрал совсем…
Поел? Сардельки-то свежие и молоко от надькиной Милки… Наелси? Еще-е хошь… Вот консерва твоя любимая… Ешь, милок, с пенсии купила. А вдруг, думаю, заявится, чем черт не шутит… А тут его и «Вискас» ждет…Замурлы-ыкал, изверг… Ишь, хорошо-то как!!!
Баба Нюра вытерла тыльной стороной ладони слезу бежавшую по щеке. Дети жили в городе, старик помер два года назад и только рыжий кот Васька скрашивал ее одинокую старость.
- Кушай, Васенька, и ложись отдыхай. А я донов погляжу пока. Пока тебя не было Хуанита эта чево наворотила, разрыв сердца получить можно, и Пабла ейный совсем с цепи сорвался, что катькин козлина…Спишь, милок, ну спи… Вечером печку растопим, тепло будет, ну а завтрева уж за работу надо, Вась, мыши-то совсем обнаглели, смотри все погрызли, ниче не забыли…
Баба Нюра смотрела телевизор и изредка бросала взгляды на соседний стул, где спал ее Васька…..вздрагивая во сне...
- Ишь, угомониться никак не может...вспоминает, видать, безобразник...