* * * (Рассказ)

    Предынфарктное состояние…Им легко сказать... А я буду умирать. Тяжело. Долго. Муторно. А самое страшное, ждать я буду, понимаете?  Ждать!  Да, им  легко сказать, особенно ему, этому молоденькому врачу, совершающему иногда набеги…   пытлив, стервец, выйдет толк…Хотя мне-то что?
    Выдержит сердечко – не выдержит… Лежи тут, дожидайся. Может, сразу бы лучше – острый инфаркт – и нет меня? Эх, права была Татьяна… А до колик  смеялись они в тот студенческий вечер…На полу сидели, без пяти минут геологи, о сокровенных мыслях…Да какие уж там сокровенные - планы то были, не мысли…
Веня – лейкемия Веню доконала – все в Гондурасе мечтал породу какую-то найти, и не порода, а название страны ему нравилось, и невдомек было, что никто  его никуда не пустит…
«Эх, раз, еще раз, и мы племя Гондурас», - бренчал  в ответ ему вечно балагурящий Сережка. А тут с надрывом, глухо - Татьяна, больше некому - раздалось: «Смерти я прошу, мальчики, во сне, без боли… Все остальное мы сами достанем». Онемели: «Что мелет девка?» Опомнились потом, заржали, кони, дебаты развели…
   Смеялся старик и сейчас беззвучным смехом: не над Танюшкой – женушкой, над собой молодым, а сердечко-то екнуло…Ох, Господи, отпусти грехи наши тяжкие…
   Эх, права оказалась Татьяна…Кричал Сережка: «Родину перед смертью вспомнить хочу – где уж тут во сне гибнуть? С громом, с шумом, со смехом…»А он сейчас? Геройство  это было, дешевое геройство, а на больничной койке героем не был. Да и в голову несущественность какая-то лезла. А ну и правильно: ему в семидесяти процентах случаев как раз уже не существовать полагалось... И сердечко задробило, будто он не под кварцем загорал, а километры в кирзовых сапогах наматывал. Боюсь. По книжкам судьбу партизанскую примерял: смогу - не смогу. И все выходило, что смог бы. А сейчас? Да тоже смог…Только все равно боюсь. Эх, животный ужас, липкий, говорят… Не липкий, так, сосущий, что ли... Как желудок у паука. А даже тогда, в ташкентском метро зарытым, простым все казалось…
   Мать бы вспомнить, профессоршу - историчку, от которой  удрал в свою геологию. Знала бы мать…Не геологом, не историком - тыкалкой-мыкалкой сын станет. Ни рыба ни мясо. А жене денег, сколько хотела, так и не принес… И детей…Эх, если бы, да как бы…
   Да что он частит все этим «бы»! Тут «ы» из «из предынфарктного» и так третьи сутки покоя не  дает: вырастает  в своей неправильности и гудит… Никогда он букву эту бесхозную не любил, а тут, на тебе, грезится…Накликал… Заныло… Инфаркт, Александр Васильевич, жалуйте…
     «А «ы» - то в нем нет», - уже совсем некстати думалось ему…