Где-то ходит солнышко блядское без белья, где-то грузят память в товарные поезда,кто-то шепчет памяти: «курвище, где была?» – а она тебя боится, больного, сдать: чижик-пыжится, сжимает себе бока, поминает всуе мифический фигли-кзот… Так и каждый друг пытается убегать, притворившись, сучёнок, что как бы не узнаёт он тебя – детдомовской цацы, земного пня, занесённого откуда – не говори… Так и шлёт тебя каждый верящий скептик на – как Иисуса или тунгусский метеорит. Так и входишь в безумный космос, что как сортир – никаких щеколд, замочков – но в зеркалах отражаются полтысячи твоих дыр, антрацитных, глубоких, словно вселенский пах, из которого на кой-то попёрся ты, говорящий на вавилонском череполох. Но тебя не признали даже козлы-менты, на тебе не водится даже любовных блох! Даже кот шипит, как примус или гюрза, даже море не гнётся – веришь ли? – под тобой. Даже крошки хлеба, как сборище шахризад, от тебя отводят взгляд, как тесак, тупой…
Просыпаешься – и видишь всё тот же сон: коридор гостиничный, двери и муравьи разбегаются в глазах, как речной песок, и ни пса не видно, с кем бы поговорить. Вот и бесишься, называешь себя на «он», бьёшь пощёчины, лицо поправляешь, как бесполезные простыни, стопочки, телефон, и уснувших под твоим шариком черепах…
