ОПЕРАЦИЯ "КОВЧЕГ" (Проза)

                                   I.

1.
…Все начиналось банально и просто, хотя в этой банальности и простоте, наверное, таилась своя загадка, свой магический смысл. Как и в шараде, придуманной Гением: походя и, как бы невзначай, расставившем знаки препинания так, что простые слова превратились в символы, которые до сих пор пытаются разгадать мудрецы всех времен и народов « … И все возвращается на круги своя…» И все, действительно, возвращалось!
            Мальчик рос в провинциальном южном городке, затерянном среди бескрайней пустыни, неподалеку от исчезнувшего впоследствии моря. Согнанные обстоятельствами и дымным временем  - со всех концов некогда могучей Империи - здесь завершали жизненный путь культурные эмигранты: отставные дворяне, сумасшедшие поэты и агенты буржуазии, которых не успели изловить и добить рьяные энтузиасты революционных чисток. Они бродили  по пыльным, кривым улочкам, обдуваемым ветрами, прилетевшими из пустыни и, барахтаясь в знойном сорокаградусном сиропе, пытались построить свой причудливый и непонятный псевдоевропейский быт.
Псевдо –  потому что он и не мог уже быть европейским - Европа была, где-то далеко на краю света…
Так же далеко были Питер и Москва.
Но, тем не менее, жили еще старомодные улыбки, гримаски и причудливые многоэтажные шляпки, вывезенные из старой жизни в фанерных чемоданах через всю Россию, казахские степи и Туркестан - из зеленого, вдруг, ставший красным. Были старозаветные разговоры вперемежку с новоязом, когда одна дама говорила другой: - А вы знаете, милочка, что вчера меня, чуть было, не задавила телега,  называемая арбой- с такими огромными- преогромными колесами. Ее тянул за собой очень милый уставший ослик - бедное существо – ему было так трудно управляться с этой тяжелой повозкой. Это было похоже на всю нашу странную жизнь! Да…
А тут еще я – откуда не возьмись! С другой стороны, вообразите нелепость – я, раздавленная, среди арбузных корок и мелкого сора …  
Это невероятно - это нонсенс! Подумайте - стоило ли бежать из свихнувшегося, безумного Петрограда, чтобы погибнуть здесь под ослиными копытами!
-А, где же в это время, был хозяин?
- Он стал кричать и бить его плетью! …Этот революционер с винтовкой. Все они такие грубые, прости господи их заблудшие души!
А я ему говорю: уважаемый товарищ, нужно быть поласковее с этим  благородным, животным, оно еще пригодится вам впоследствии... С кем вы будете строить свое счастливое будущее! Ха-ха-ха!
Ах, ладно - пустое!..  Дорогая моя, расскажите, лучше из чего вы сшили свое замечательное платье? Что вы говорите - Вы соорудили его из занавесей?  Неужели из тех самых, что висели в вашей гостиной с окнами на Неву? Ну, да вот же они - королевские лилии по лазурному полю …Господи, господи - как давно это было! Будто в другой, выдуманной кем-то жизни.  Что,  за изменчивая судьба!...  Sic transit  of gloria mundy!

Мальчик слушал эти разговоры, и ему казалось, что дамы играют, в какую то забавную игру, где слова, перемешиваясь друг с другом, будто цветные стеклышки в трубке калейдоскопа, образуют причудливую мозаику из ничего не значащих звуков и жестов.
Он очень любил весну - весной весело жужжали пчелы и начинали звенеть арыки, а упрямые ростки деревьев пробивались на свет божий через асфальт.
Весной здесь в изобилии цвели тополя… Тополиный пух летел, кружась, и падал на землю, словно снег в незнакомой ему России, о которой рассказывала бабушка.

Снег покрывал серо- зеленый купол Иссакия, тяжелой каменой глыбой, утонувший в туманом  мареве сумеречного петербургского утра. Он ложился и на золотые луковицы московских церквей - ажурными прозрачными крестами они упирались в самое небо. Cнег все сыпал и сыпал, как пеплом из взорвавшегося вулкана покрывая Россию. Он падал и падал, пока не укрыл всю землю. И когда по весне все таки зажурчали ручьи, в их розовых нежных струях, перемешанных с кровью, как фантики завершившегося бала мелькали обрывки старой жизни: пожелтевшие фотографии, где чопорные барышни держались за руки подтянутых офицеров;  письма на ять; облигации Волго- Донского пароходства; дамские платочки с вышитыми на них инкунабулами  любви и ажурными краями опаленными революцией. А, вскоре ручьи превратились в реки и по ним поплыли трупы людей со вздувшимися животами и дырявыми затылками, перевернутые тачанки и листки с декретами новой власти слишком часто завершавшиеся словом – расстрел. Человеческая жизнь стала стоить дешевле чем продуктовая карточка, гарантирующая получение революционной пайки: двести граммов сырого хлеба и селедочный хвост -более чем скромная плата за лояльность к новой власти.
Запах пороха уже заглушал запах весны и люди, не дожидаясь, когда за ними придут суровые комиссары, покидали свои жилища, бросая все, чтобы спасти самое дорогое что у них было - жизнь.  Зачем? Они и сами не знали этого. Наверное, их толкал инстинкт. Во всяком случае, благодаря ему - этому инстинкту –появился он… Ну  и, конечно, благодаря сочетанию обстоятельств, соединивших его не самых благополучных - по части происхождения- бабушек и дедушек.
В этом краю цветущих тополей, журчащих арыков и знойных ветров, пахнущих верблюжьей колючкой,  рос Мальчик- дитя Великого Эксперимента, затеянного на одной
шестой части планеты, пророками в кожаных куртках, изнасиловавших, однажды, романтическую барышню с прекрасным именем Россия.

Дочитав до этого места, я посмотрел на тебя - твое лицо было задумчивым и грустным. Казалось даже, что ты готова всплакнуть,…  Черт возьми! - я и не думал, что написанное мной, может так взять тебя за живое.

Признаюсь, меня  тоже, иногда,  посещает  подобный  недуг…Страдающая, саднящая душу, память!
Эта сладкая заноза, так же как и в тебе - как и во всех нас - сидит  в отравленном временем сознании, и постоянно терзает меня. Она словно кандалы каторжника, прикованного к галерам, плывущим по реке Времени. Эту реку еще, называют рекой Жизни и Смерти … Такая вечно полноводная река - Харон.

                - Да, хорошо. Читай  дальше!- сказала  ты задумчиво.

Ночью ему вновь приснился сон: песок, унылый вой ветра запутавшегося в проводах - они протянулись вдоль бесконечно длиной дороги убегающей за горизонт. Шершавые длиннохвостые ящерицы гроздьями болтаются на скрюченных, словно ревматизмом кустах саксаула. Этот заколдованный мир - граница между жизнью и смертью… Капля крови упавшая из порезанного пальца высыхает на лету, скатываясь на песок шариком
тяжелой ртути. Ее влажное дыхание, как трюк иллюзиониста - открыв глаза, он уже не видит ничего - она растворилась в горячем эфире и его неуверенные пальцы ловят лишь воздух вокруг
- Как горячо - доносится из-за спины. Внезапно материализовавшаяся Наташка, переступая с ноги на ногу, закрывает ему глаза теплыми ладошками.
Загадай желание - шепчет она. Андрей пытается поймать ее за руку, но она вновь исчезла!
Он снова идет по пустынной дороге - он вечный странник, путешествующий во времени! Дорога, нырнув с очередного бархана, упирается в дымящееся море. Стоя по грудь в воде Наташа  улыбается загадочно и странно…
-Ну и шуточки у вас тут - сердится Андрей
-Иди ко мне - она тянет к нему руки. Заниматься этим в воде - оказывается совсем не плохо!
Потом она плыла,  разводя руками теплую, словно парное молоко,  воду, и оглядывалась, зовя за собой.
      -Не бойся, дурачок, - смеялась она  заливисто и звонко, шлепая ладошками по воде.
Андрей плыл, торопясь, и захлебываясь - он боялся снова упустить ее.
Укрывшись волной, она растаяла в синей бездне, словно ее и не было вовсе.
Он нырнул следом, но не увидел ничего кроме мерцающего далеко внизу мрака.
                                                                      
Погружаясь глубже, Андрей тратил воздух  необходимый, чтобы вернуться назад, но ему уже было все равно.
Теряя остатки сознания, увидел в глубине - сияющий город. Словно птица, он парил над ним, кружа и плавно снижаясь.
Воздух уже был не нужен ему - его воздухом стала соленая морская вода. Отныне это была его родная стихия !
                                                                  
Он различал силуэты знакомых улиц и домов. Это был Н ск – город, в котором он родился однажды. Город его полузабытых детских грез!
По улицам шли люди: согбенные уважаемые старцы в стеганых халатах и чалмах, венчающих бритые головы; укутанные в пестрые одежды хрупкие восточные женщины, в платках надвинутых по самые глаза, и простые соцграждане - в шляпах и с портфелями наперевес. А, еще нарядные девицы в легкомысленных ситцевых платьях, юные пионеры, пегие собаки и степенные кошки, вперемешку с голубями и воронами, гуляли по этому городу.
По улицам, пыхтя моторами, ползли железные – большей частью трофейные - колымаги и крутили огромными деревянными колесами  скрипучие арбы с впряженными в них грустными ослами.
Словом, это был тот самый, пахнущий дымком, город, в котором прошло его счастливое детство!

А вот и он сам - нехотя плетется в школу, придерживая одной рукой ранец, а другой,  инспектируя карманы - в поисках мелочи. Постоял недолго и, пересчитав нажитые непосильным трудом капиталы, нырнул в лаз забора, огораживающий городской парк.  Там - на центральной аллее, усаженной огромными чинарами, ближе к летней эстраде, продавалась изумительная газировка, которую ловко разливала по стаканам еврейка тетя Сара. Ей одной из немногих, удавалось делать свой бизнес не жалея фруктового сиропа. Секрет этого волшебства она унесла, однажды, с собой в могилу. Может быть все дело - в разумных пропорциях и любви? Любви к своему делу и детям, разумеется!
Если наберется достаточно денег, то можно еще прикупить мороженное в вафельном хрустящем стакане. Съесть его и запить все это благолепие сладкой газированной водой!  Ну, а потом уже топать в школу, весело подпевая неизменно оптимистичному маршу,  льющемуся прямо в уши из развешанных в разных местах парка динамиков. Мимо гипсового, свежеокрашенного в серебро пионера,  салютующего вечности, мимо дворника дяди Ахмета, уныло  перемещающего пыль из точки А в точку Б, милиционера с буденовскими усами и далее до витрины фотосалона, где нужно непременно остановиться, чтобы отразившись в стекле, полюбоваться на новенькую – с иголочки-  школьную форму.

Н- ск  был типичным порождением Системы - знаковым воплощением тех времен, когда города и веси возникали по божественно –коммунистическому сигналу , посылаемому с высот кремлевского Олимпа в сторону коленопреклоненного народа, по первому зову  готового покорять  тайгу, рыть тоннели, создавать рукотворные реки, моря, дворцы,- хоть египетские пирамиды. Все что угодно,- все, что прикажет родная Коммунистическая  Партия.
     До этого здесь не было ничего-обычное стойбище кочевого народа, живущего испокон века…Но приехали белые братья: инженеры, художники, ученые и  поэты. Никто не просил их об этом, но они все же  принялись создавать новую культуру, явившуюся симбиозом наспех усвоенных местных традиций и европейского мышления, в собственном понимании этого слова, разумеется. Они проложили улицы и построили дома с парадными подъездами и туалетами в жилище, а не в чистом поле, как до этого, научили народ пить водку, носить фетровые шляпы и говорить речи с обтянутых кумачом трибун. Они рассказали местным жителям, которых называли между собой, просто-« местные» - о Великой Идее освобожденного труда и равенстве всех народов.
    «Местные» - народ бесхитростный, а временами и попросту наивный, в целом добродушно отнеслись к новым порядкам и веяниям, хотя в глубине души, так и остались детьми природы до конца не понявшими и не принявшими прелестей цивилизации. Еще долгое время они почитали унитаз произведением искусства, в гостиной раскидывали юрту и пытались жечь там костер, а большую нужду справляли на пустыре за пятиэтажками, куда отправлялись, по вечерам, веселыми, дружными толпами.
        Со временем появилась собственная партноменклатура, наспех обученная интеллигенция, и, как следствие, -спецраспределители, дома культуры больницы и школы, а так же правительственные дачи, рестораны, пионерские лагеря и даже музей  искусства- очень ,между прочим, приличное заведение, если не считать того, что  городская власть постоянно тырила из него наиболее ценные экспонаты. Впрочем , стараниями  местного энтузиаста и по - совместительству святого-Игоря Витальевича

Савицкого, экспонатов было так много, что кое что осталось и по сию пору и даже занесено в святцы мирового искусства, насколько известно.
       Разумеется,  что после появления самого необходимого, в центре города был разбит Парк Культуры и Отдыха – ЦПКиО - так это тогда называлось.
Парк, носивший, как водится, бессмертное имя Вождя, имел полный перечень атрибутов советского паркового дизайна – утвержденного, казалось, одним махом  для всей необъятной страны- те же неизменные: колесо обозрения, тир, с движущимися слева- направо, жестяными фигурками, карусель, населенная  зверьем с нарисованными сливовыми глазами. Пантеон гипсовых вождей, покрытых многолетней  бронзовой коркой, важно взирал на гуляющий народ со своих тумбочек,- строго по - ранжиру выстроенных вдоль центральной аллеи. Клумбы в разных местах парка были засажены ,
как будто специально выведенными - привет от  цветоводов-коммунистов Мексики! - цветами, предназначенными для советских парков. Точно такие же, я видел  в Москве,  Ленинграде, и  Кемерово. И приторный запах карамели, настоянной на моче - неизменный запах сладкого социалистического рая. Многие скучают по нему и сегодня.
       Центральной осью города стала улица, Ленина, соединившая одноименную площадь с парком. После организованных отцами города праздничных мероприятий, народ ровными рядами легко стекал к его уютным аллеям, где предавался менее организованным увеселениям, припадая к пивным ларькам и занимая места за столиками под навесами летних кафе, в тени быстро разросшихся  тополей. Из раковины, расположенной в конце парка, доносилась музыка духового оркестра, слышались веселые голоса и смех детей, в небе почти всегда лазоревом и ясном, кружили  голуби и шары, унесенные ветром, а лица местных жителей были ровно разбавлены лицами европейцев.
    Вскоре в большом количестве были завезены : корейцы, крымские татары, поволжские немцы, подтянулись армяне, евреи  и Н- ск окончательно превратился в модернизированный Ноев ковчег, бодро плывущий по реке Жизни, без труда рассекая волны Времени.

      
…Память … Пепел памяти, засыпавший однажды наши сердца. Теперь он будет непременным ингредиентом  любого нашего меню… Чтобы, не предложила нам затейница – жизнь! Любой прайс-лист будет иметь отныне пункт, предлагающий путешествие по «волнам нашей памяти»...  Всегда к вашим услугам! Please!
И как бы мы не зарекались, нас всегда будет манить эта бесконечная и сладкоголосая восточная мелодия, монотонно поющая об утраченном  когда-то счастье!
Может быть, от этого мы так преувеличенно веселы и так неестественно зависимы друг от друга?
Словно тополиный пух, по - весне, гонимые ветром перемен, мы покинули однажды родные жилища и взмыли высоко вверх. Мы улетели прочь, туда - откуда наши, легкие на подъем, предки, начинали свой жизненный путь.
Многие погибли, но кому-то удалось завершить круг- Круг Жизни.

Тебя еще не было в проекте, а в этих местах, так же как и теперь, светило яркое солнце. Поднимаясь по утрам из-за тополиной рощи на востоке, оно  каждый вечер упрямо цеплялось за колесо обозрения в центральном парке, прежде чем нырнуть за горизонт, который открывался с западных окраин южного города.
Я зашифровал в памяти  его имя. Только мне известно подлинное название, для всех остальных это просто город N – ск.
Этот город теперь занесен песками и на его месте находится современное поселение- оплот прогресса  и стабильности на границах Цивилизации.
Фраза, пожалуй, больше подходит  для передовиц, которыми пользовали наших отцов и дедов во времена бьющего во все  барабаны очумелого и воинственного социализма.
С тех пор Человечество, кажется,  немного поумнело.
Уместнее, наверное, сказать, об этом муравейнике: город- схрон, комфортабельная нора в которую Человечество упаковало свою стареющую задницу, опасаясь более молодых и наглых цивилизаций. Много их нынче  рыщет по Галактике в поисках прибежища. Хорошего ведь всегда мало!

Несомненно в том времени были свои прелести и преимущества: уверенность в завтрашнем дне, трогательный и немного наивный идеализм. Любовь, еще не отягченная многими знаниями, приводящими к многим печалям. Словом присутствовал избыток розовой краски, что неизбежно привело к необходимости вводить в палитру и другие - более радикальные цвета.
Но с этим, кажется, слегка переборщили.

Я пока не знаком с тобой, дорогая. Я не знаком с тобой по простой причине - тебя еще нет на белом свете. Ты всего лишь плод воображения, а вернее осколок моей больной памяти, которую я пытаюсь вылечить, дополнив недостающие фрагменты.
В далекой молодости мне довелось работать в краеведческом музее того самого исчезнувшего южного городка. Там я видел огромные керамические горшки- кумганы, в которых древние кочевники, хранили зерно и воду. Из нескольких кусочков, покрытых глазурью, археологи реконструировали весь сосуд. Он был так же прекрасен, как и аналог, и в нем тоже можно было что-нибудь хранить. Но все-таки не хватало оригинальных частей. Изъятия заполняла обычная глина, повторяя силуэт утраченного целого.

Зачем я пишу тебе все это? Тебе еще не существующей! Наверное, таким образом, я готовлюсь к нашей встрече. Я должен привыкнуть к этому.

По-видимому,  все началось еще тогда, когда мы сидели на грязных скамьях заброшенного аэропорта. За мутным стеклом витража не переставая, лил дождь, и мы не знали - сумеем ли выбраться отсюда когда-нибудь?
А может быть, все началось гораздо раньше? Когда мы затеяли эту детскую игру со временем.
Или - когда появился Старик…  А может быть, все потянулось еще из детства?
Из магических игрушечных ритуалов и неизбывной веры в добрую сказку?

Мне не совсем понятно, как я  оказался в этом мире и, тем более,  в столь почетном ранге. Мне говорят, что я автор замечательного  проекта. Я построил город из стекла, пластика и бетона. И он  защищает людей от напастей, которые посыпались на Землю со всех сторон в последнее время.

Сославшись на некоторое помутнение разума из-за чрезмерных нагрузок, я быстро вошел в роль, приняв происходящее со мной, как неизбежность.
Как расплату или, напротив, награду за то, что мы с тобой натворили. Все бы хорошо, но мне не хватало тебя. И чем дальше - тем больше.

Ты потерялась где-то там - в районе Арала.
Тогда мы не дождались обещанного самолета и отправились в дорогу пешком.
Все это, по-видимому, было большой подставой и этот странный самолет и сумасшедший механик, который то исчезал, то вновь появлялся из ниоткуда, имитируя бурную деятельность по ремонту стремительно ржавеющей техники. А дождь все лил и лил, не переставая, и мы казались себе героями фильма, который вновь затеял снимать старина Тарковский, сбежав из своих небесных сфер.

А потом я вновь оказался в Питере. Но уже без тебя. Самое забавное, что никто и не заметил моего отсутствия. Словно бы я вышел за сигаретами в магазин за углом. И через полчаса вернулся. Только я знал - сколько событий произошло с нами за это время…

Написав очередную фразу, Марк отвлекся от монитора и подошел к окну. За овалом витража открывался вполне себе марсианский пейзаж: песчаные макушки барханов до самого горизонта и лишь кое-где яркие пятна не совсем понятных, для постороннего взгляда, инсталляций небрежно разбросанных среди кустов покореженного ветрами реликтового саксаула. Это были передовые рубежи Цивилизации, натыканные тут и там электронные шпионы, способные при необходимости предупреждать и даже защищать людей, применяя специальные средства. Но этого не требовалось. Если у Человечества и был противник, то поле боя давно уже переместилось в другие сферы.
Теперь местом  сражения стало  человеческое  сознание. Невидимый противник, пытался взломать мозг компьютеров и людей. Для того чтобы защититься от  воздействия, придумывались все новые фильтры и новые заслоны. В том числе и этот город...
Иногда правда возникали сомнения, а есть ли он, коварный враг – Великий и Ужасный? Может быть, подобный сценарий -  всего лишь умелые проделки политтехнологов Корпорации? Чтобы держать ленивое Человечество в необходимом тонусе. Эдакие специально обученные Гудвины,  искуссно дергающие  за протянутые нити,  пугая мир?
Все чаще ему казалось, что главный враг человека – он сам.
Внизу за границей первой линии, копошились люди в оранжевых комбинезонах корпорации «КАСТЕЛ».

- Опять чинят коммуникации? Что-то часто они стали выходить из строя - их хваленные силовые кабели. Ох, не к добру! - подумал  Марк.- Опять объявят первый уровень угрозы.
Кому-то, наверное, очень  понадобился новый бюджет?

Марк Браун, координатор и главный вдохновитель проекта «КУПОЛ» - этого супергорода, выросшего в песках на месте некогда зеленого оазиса, замер в позе мыслителя, приблизив лицо к жаропрочному и непробиваемому пластику оконного проема.  Он еще помнил те времена, когда здесь водилась дичь, на которую охотился его дед – заядлый охотник.
Он много чего помнил. Но  не совсем доверял своей памяти и на то были причины.

Находясь в столь высоком статусе, Марк привык быть в курсе всех событий. Вернувшись к панели компьютера, совмещенного с пультом управления, он включил громкую связь.
- Антон, почему я ничего не знаю? – задал он вопрос адресованный, по-видимому, диспетчеру, сидящему в круглом оголовке башни, торчащей неподалеку из хитросплетения конструкций. Оттуда сверху он контролировал свой сектор обзора, координируя действия подчиненных ему служб.
- Решили, что управитесь сами? Давай срочно мне доклад в ящик! И сводку аналогичных происшествий за последний месяц. Вообще поаккуратней, там.
Регламенты никто еще не отменял. И последи за этими спецами из « Кастел» Не нравятся мне они!

День был в самом разгаре и над ровной, словно линейкой очерченной линией горизонта,
висел ярко-зеленый блин солнца, источающий нестерпимо ядовитый жар на голубой песок пустыни. Под его прямыми лучами мгновенно испарялась любая влага, а все живое спешило спрятаться в густую фиолетово-розовую тень. Пекло за стеклом было поистине убийственным. В это было трудно поверить, находясь в кондиционированном раю офиса, но это было так.
В деревянных кадках - по углам, словно авангардистские макеты страусов торчали синие говорящие кактусы, увенчанные бордово-красными любопытными головками соцветий.
Иногда глаза уставали от этой экзотики и непривычных цветов окружающего мира. Тогда Марк украдкой вынимал из глаз линзы, хотя это было грубейшим нарушением инструкций. Краски снова становились привычными и родными, напоминая о доме. Это обычно длилось недолго пока он не получал предупреждающий тревожный сигнал из Центра управления. Это был фильтр сознания – необходимая защита от внешних воздействий. Чушь несусветная!

Тогда в небе тоже висело огромное солнце. Оно  было обычным, и его лучи высекали рыжие искры из ее черных волос. На носу и щеках снова проступили мелкие веснушки, а синие глаза стали бирюзовыми, как волны балтийского моря, на берегу которого ей довелось родиться.
Она зачем-то убежала, словно дразня его. Потом остановилась, повернувшись, и сверкнула белозубой улыбкой, делая кокетливые ямочки, всегда разившие его на повал. Так случилось и в этот раз. Сердце ухнуло вниз живота, разгоняя кровь.
- Побежали! – крикнула она, и снова помчалась вперед, постепенно тая в наплывающем со всех сторон мираже. Картинка перед ним вдруг задрожала и сморщилась, словно захлопнулся перед носом веер чародея, завершившего свой сеанс магии и волшебства.
Ему стоило больших трудов припомнить все это.
А тогда… Он сделал всего лишь шаг в ее сторону и тут же,  словно вошел в распахнутую кем-то дверь. За этой дверью была сырая и зябкая питерская ночь. Из подворотен глядели бледные лики перманентно нетрезвых граждан, подсвеченные светом фонарей.  Что ему
оставалось делать? Он просто пошел и лег спать, надеясь, что утром все развеется, как будто и не бывало.
И тогда ему снова - ровно в восемь - позвонит Наташка; они вместе пойдут на занятия в академию, передвигаясь по утреннему, Питеру, с юга на север. По мокрой мостовой будут бодро стучать их каблуки, неизбежно переходя в  диссонанс, а шпиль Адмиралтейства укажет  верное направление, не давая сбиться с пути.  К сожалению, этого не случилось.

Марк присел к столу и придвинул документы, пытаясь углубиться в работу. Но ему не работалось. Эти воспоминания, как всегда, выбили его из колеи.
Он закрыл глаза и ему снова вспомнился маленький зеленый город, зажатый между Большой Рекой и Великой Пустыней.

Аму- Дарья давно  кромсала податливый песок Кара-Кумов, захватывая новые территории. Но пустыня была тоже по своему коварна - она вела двойную игру, веками стравливая  двух ревнивых сестер Аму и Сыр. Две Дарьи соперничали между собой, не в силах поделить одного жениха - красавца по имени Арал. Сестры дарили ему свои богатства и прелести, пытаясь обнять руками-реками, унизанными браслетами ручьев и лиманов, а он все не спешил сделать выбор. Ведь он звался - море, хотя и имел обидную приставку – озеро! Однажды Аму не выдержала и сбежала к Каспию, но потом  все же вернулась.
Все эти истории множились в веках, пересказываясь в напевах местных  акынов под монотонное бренчание дутара, пока не превратились в фольклор. В некую весьма аппетитную вербальную субстанцию, наподобие местной сметаны – каймак, которую получали, терпеливо взбивая сливки, изготовленные, в свою очередь, из молока. Замечательное лакомство в особенности, если намазать его на свежую лепешку и запить ароматным чаем! Так и эти истории про Арал, Аму, Сыр… Остров Барса-Кельмес… Про местных принцесс и принцев, про жадных баев и сметливых бедняков, путешествующих  на осликах и оставляющих в дураках туповатых эмиров. Потом появились другие сказки и другие верования.   Кончилось все погубленным городом и парком с облезлыми гипсовыми пионерами, которые в компании с оленями, длинношеими птицами фламинго и вождями, долго еще торчали среди разрухи, выглядывая из зарослей чертополоха, и  пугая редких прохожих и бездомных собак. А потом все и вовсе пропало, покрывшись толстым слоем безжалостного, и цинично равнодушного к достижениям цивилизации песка. В эти места снова пришла Великая Тишина.
     Как всегда воспоминания детства успокоили и отвлекли его. Несмотря на печальный фон, этот город продолжал жить в нем. Там осталось его детство.
Он снова включил связь.
- Антон, я посылаю эскизный проект. Да это образ девушки. Ну я говорил тебе… Да, да…
Отправь в Центр репродукции. Они в курсе. Оформи, как следует, и ничего не перепутай!
Это важно. Пусть сделают побыстрее  и самого высокого качества, слышишь?  А я приеду и посмотрю. Если понравится за ценой не постою, так и скажи им.
Открыв диалоговое окно специальной программы, он послал в Пространство выбранный файл, предварительно зашифровав содержимое.
- Антон, ты еще на связи? Ну, лови картинку! Проследи лично, прошу тебя…
Да, и распорядись, чтобы подали вертолет к третьему терминалу. Хочу немного размяться.

Вскоре прозрачная капля летающей  машины, похожая на блоху, оторвалась от гладкого оранжевого кольца терминала, нанизанного на блестящий стальной стержень башни и  резко взмыла высоко вверх. Там в вышине – среди редких желтых облаков, блоха замерла, словно оглядываясь, а затем быстро скатилась вниз по нисходящей траектории, истаяв, у горизонта.

Марк Браун быстрой походкой вошел в демонстрационный зал Института репродукции, испытывая некоторое волнение – предстояло наконец-то встретиться с Наташей. Вернее пока еще с ее оболочкой – эскизным проектом, - но если его все устроит, то за инициированием личности дело не встанет.
Это теперь уже отработанная технология и занимает не больше одного- двух  дней.
Его сопровождал менеджер по продажам, вооруженный папкой с технической документацией и максимумом любезности. Марк Браун числился в вип-клиентах - ведь он заказывал не обычную проститутку, для эскорта.  Он инициировал – Личность!  А это серьезная - по сути, штучная работа. За это полагалась и особая цена.
- Не желаете бокал вина…  Перед ответственным, так сказать,  моментом?– служащий склонился в любезном поклоне.
Марк посмотрел на него, как на идиота – Нет увольте!

Наташка стояла в центре зала на специальном подиуме, заключенная в прозрачный кокон.
Поза ее напоминала  о ботичеллевской Венере, готовой к приходу  очередной весны. Венера – Наташа прикрыла глаза от смущения собственной наготой. Так, казалось… На самом же деле она находилась в анабиозе, похожим на глубокий сон.
К кокону тянулись разноцветные провода и шланги, поддерживающие необходимую жизнедеятельность.

Наташа выглядела так, будто они расстались только вчера. Это была отличная работа! Сердце Марка сжалось от волнительных предчувствий и сладкой боли.
За его спиной раздался сдержанный кашель. Он совершенно забыл о постороннем.
- Извините…
- Ничего, ничего, господин Браун – произнес штатный апостол, выдающий лицензированные путевки в жизнь. Потупив взор, он раскрыл папку с бумагами, видимо, собираясь зачитать инструкцию по эксплуатации вновь произведенного продукта. Гордясь выдающейся  работой своего учреждения, он предвкушал серьезный и обстоятельный разговор, ожидал внимания у своей персоне.
Но Марк остановил его решительным жестом – Не стоит!
Они немного помолчали.
- Я беру – сказал Марк и резко повернувшись, двинулся в сторону выхода.
- Подождите, господин Браун! - окликнул его «апостол».
Марк остановился, с удивлением глядя на этого странного человечка.
- Это вам от Старика – произнес тот конспиративно, протягивая ему  небольшую пластиковую папку.

Старика звали Адольф Леопольдович и он предлагал называть себя Адиком или, в крайнем случае - дядей Адиком.
Вся его внешность излучала лукавое благородство. Длинные седые волосы были откинуты назад, бирюзовые  глаза с необычайно твердым взглядом, если вглядеться в хитросплетение морщин, убегающих к вискам, удивляли ясностью и умом. Он был немного похож на старика Энштейна, но гораздо симпатичнее. И его шалость не выглядела столь эксцентричной -  во всяком случае, он никогда  не показывал окружающим язык. Разве что погрозит слегка пальцем и смущенно крякнет, словно закашляется, прикрывая рот  ладонью.

Своим спокойным чуть ироничным баритоном, постукивая по столу костяшками красивых, сухих пальцев, и время - от времени смахивая со скатерти невидимые крошки, он любил раскладывать пасьянс мыслей перед понимающим собеседником. Мы были соседями по обычной питерской коммуналке, где дядя Адик занимал две комнаты из десяти, распределенных между сожителями этого Ноева ковчега, плывущего среди  
балтийских туманов в неопределенное будущее. Некоторое время приглядевшись, он выделил меня из остальных жильцов и однажды вступил со мной в пространную беседу.
Надо сказать, что я недавно приехал в Питер из Средней Азии и снял комнату в этой коммуналке - на третьем этаже старинного дома, поступив в институт архитектуры и живописи им. Репина – знаменитую - репинку.  Мне, на первых порах, не хватало близких  людей, поэтому мы довольно быстро сошлись со стариком,  и он даже стал доверять мне гораздо больше, чем остальным, поверяя  свои тайны.
- Вы не знакомы с книгами писателя Кастанеды?  – спросил он меня, однажды,   когда, отметив нездоровый вид- учеба тогда  давалась мне чрезвычайно трудно - зазвал на лечебные процедуры, при помощи чудо-чая. Я заносчиво ответил, что в последнее время,  читаю только собственные произведения / начал баловаться текстами, пытаясь разобраться в себе/. Он великодушно пропустил мимо ушей мой бред, протянув  книжку в потрепанном, дешевом переплете. Рекомендовал почитать на сон грядущий, сделав особенное ударение на слове сон и внимательно посмотрев мне в глаза, словно гипнотизируя и затягивая в глубину своих черных зрачков.
Сделав широкий приглашающий жест рукой, расположился в кресле напротив.
-Я прожил интересную жизнь … - начал он беседу, прикрыв глаза, словно вспоминая события давно минувших дней.
Из его повествования за чаем, с вкусными шоколадными конфетами, которые он высыпал в старинную китайскую чашку тонкого фарфора, следовало, что родился он, чуть ли не в середине позапрошлого века.
– А почему бы и нет? – усмехнулся он, поймав, мой удивленный взгляд. - Возраст вообще штука довольно относительная… Как-нибудь мы подробнее поговорим об этом – сказал он, задумчиво постукивая пальцами.
Во всяком случае, он еще помнил тот Санкт-Петербург - с красочными проездами кавалькад, сопровождавших царскую чету, когда карета с императорским гербом выезжала на  Невский, чтобы попасть к молебну, в недавно отстроенный, сказочной красоты,  Александровский собор. Впрочем,  было тогда дяде Адику, по всей видимости, не так уже много лет, чтобы его не интересовали сладости,  выставленные в витрине под загадочной и манящей вывеской «Восточная элегия» Особенно будоражил юного Адольфа рахат-лукум, медленно таящий во рту и уносящий к вершинам блаженства.
В душе юного гимназиста закипал восторг; картинки праздничного Петербурга отражались в широко распахнутых глазах, за щекой истекал соком ломоть липкого лакомства, сердце радостно билось, и от всего этого в голове разрастался громадный пузырь фантастических планов на будущее. Адика  уже тогда обуревала недетская  жажда приключений.
Может быть, от этого, а может  для того, чтобы вдоволь насладиться любимым  продуктом, он и отправился однажды в услужение к самому Эмиру Бухарскому, где и начал свою карьеру провизора при дворе его высочества. Одним из его хобби в то время, кроме собирания рецептов восточной медицины, стало изготовление рахат-лукума.

Он не только в совершенстве овладел этим искусством, но и значительно усовершенствовал процесс, объединив в одно целое традиции разных народов. Возможно, именно это и сблизило его с эмиром, как известно большим любителем сладостей во всех видах. И если бы не революция и не стремительное бегство властителя Бухары в Англию, то,  как знать, чем бы могла закончиться головокружительная карьера дяди Адика  в Срединной Азии. А так, пик успеха -  главный провизор города Самарканда, захваченного красными в 24 году и ставшего, на время, столицей Туркестана,  с последующим скандальным увольнением и посадкой в тюрьму на один год за ненормативное расходование опия. Слава богу, что не расстреляли!

-Что же делать, если только это облегчало страдание раненых. Что из того, что это были  классовые враги? Они что - не люди?

Побывал он и в Ташкенте, где был вхож в дом Великого Князя, участвуя в делах его семьи, что меня жителя этих краев особенно расположило к дяде Адику.
Все эти чудесные истории, я узнал, когда его  симпатия ко мне, простерлась чуть дальше обычных пределов. Однажды он даже  умудрился приготовить на коммунальной кухне с полкило липкого теста отдаленно напоминавшего по вкусу рахат-лукум.
– Давно не занимался этим - посетовал он, делая виноватое лицо.
Впрочем, меня настолько  растрогали эти  хлопоты, что я с удовольствием полакомился его стряпней.
Судьба распорядилась так, что у него совершенно никого не было на этом свете. И возможно, старик  стал испытывать ко мне – нечто подобное  родственным  чувствам. Впрочем, и я, оказавшись один на один с тоской и печалью, тоже всем сердцем потянулся к нему.
В тесном коммунальном общежитии давно прижилась эта легенда,  что дядя Адик - в прошлом аптекарь на заслуженном отдыхе и, потому его регулярные  занятия с пробирками в одной из занимаемых комнат никого не удивляли. Хотя ни пробирок, не тем более опытов никто из жильцов никогда не наблюдал.
Время от времени,  он снабжал страждущих порошками, которые чудно пахли и неизменно помогали от всяческих хворей и болезней, сопровождавших каждую питерскую зиму. За это его уважали и ценили даже самые буйные и неудобные в общежитии члены коммуны. Алкоголик Петрович постоянно лечился травяными отварами, снимавшими, тяжелое похмелье и почитал его за отца родного…   А, бывшая учительница Римма Аркадьевна, всю жизнь, преподававшая обществоведение и ставшая на старость лет необычайно набожной дамой, каждое воскресение ставила за него свечку Богу и просила продление лет, так как не чаяла  жизни без его микстурок, усмиряющих давление и боли в груди и сердце.
Сам же Адольф Леопольдович никогда не болел и был неизменно бодр и приветлив.
Внимательно прочитав эпопею молодого ученого Карлоса в компании с таинственным магом   Хуаном  Матус, в пустыне Чипуана-Питек в окрестностях Аризоны, описанные Кастанедой, и отдав должное  его теории снов, измененной реальности, и места силы, я вернул книжку дяде Адику. Не могу сказать, что тогда мне очень сильно хотелось поменять свою реальность - несмотря на некоторые трудности.  

У меня был довольно сложный период: учеба, романтическое увлечение одной барышней, питерская зима, посылавшая на мой южный неприспособленный к сырому климату, организм миллионы голодных бактерий и испытывая  на прочность  иммунитет.  
Как будто догадываясь об этом, дядя Адик, приняв прочитанную книгу, молча протянул мне пакетик с розовым порошком, рекомендовав - на прощание - разводить его в стакане теплого молока и каждый раз пить это снадобье перед сном. Что я и сделал в  ближайший же вечер.

Испытывая необычайную жажду, я брел по пустыне, взбираясь на склоны, поросшие бурой травой и зарослями чапараля. Я знал, что ищу особую траву, которая должна принести мне счастье. Я торопился и потому не обращал внимания на терзавшие  меня муки.
–Это замечательная трава и ты должен доставить ее мне. Непременно найди - она растет на том холме у края горизонта, куда скрывается вечернее солнце. Дождись, когда солнце начнет плющиться о гору и беги к ней что есть силы. Ты должен сорвать ее до заката - эту траву - шептал мне в ухо знакомый голос.
- Не забудь спросить у травы разрешения и поблагодарить.
Скажи ей, что впоследствии и ты накормишь ее своим телом, как  положено в этом мире…

Я проснулся рано утром бодрый и совершенно выздоровевший. Мне хотелось бежать куда-то, что-то делать… Я чувствовал себя словно заново родившимся.
Сев на край кровати и протерев заспанные глаза, вспомнил ночной сон. Я бежал к какой-то горе, поросшей красной травой. Мне нужно было сорвать ее и отдать старику сидящему под деревом. Когда солнце уже падало за горизонт, я сделал это.
Я подошел к старцу, закутанному в плащ, и протянул пучок, который успел собрать, повинуясь его приказу. Не оборачиваясь, он протянул мне чашу с необыкновенно свежей и вкусной водой.
- Ты сказал ей спасибо?
- Да, Мастер.
-Положи на землю и уходи – сказал старик, показывая рукой на то место, куда должна была лечь трава.
- Поторопись! Если не успеешь до наступления ночи, то навсегда останешься здесь! А ты еще не готов к этому!

Мне был знаком его голос, и очень хотелось узнать кто же он? Хотя я примерно  догадывался - каким будет результат.
Словно какая-то сила заставляла меня остаться,  не выпуская из сна…
Я протянул  руку, но  старик уже растворился в сером тумане, словно его никогда и не было здесь. Только  голос продолжал гудеть в моей голове тяжелым набатом – Уходи...  Уходи... Уходи!
С трудом, оторвав ногу от вязкой почвы, я сделал шаг, затем следующий,  и тотчас проснулся.

Когда я на скорую руку позавтракав, пробирался по коридору, чтобы отправиться на учебу, навстречу мне вынырнул из своей комнаты дядя Адик. В его взгляде было что-то необычное, казалось, он - возбужден и смущен чем-то одновременно.
– Спасибо! - сказал он мне, вдруг, горячо пожимая руку.
– За что дядя Адик? - удивился я его необычной утренней горячности. Насколько я знал, он был не большим любителем вставать слишком рано. А тут вскочил не свет ни заря.
Жмет руку, говорит спасибо.
- Вы в порядке?- спросил я его  голосом стандартного американского киногероя.
- А ты? – тихо переспросил он, снова заглянув мне в глаза.- Не порезался травой?- Впервые он обратился ко мне на - ты.
- Какой травой? Вы о чем?
Он улыбнулся. Упавший из окна поток роскошного солнечного света накрыл его с головой, сделав невидимым. Я  опаздывал и потому, не стал обращать внимание на все эти странности. Повернувшись, рванул к выходу.
-Чудит старик - подумал я, догоняя трамвай, и  на ходу цепляясь  за  ускользающий  поручень.
- Какое, однако, прекрасное утро! И нужно непременно…Нужно непременно объясниться сегодня с Наташкой!- продолжал лихорадочно думать я, пробираясь вглубь трамвая. Почему-то именно в тот день мне, наконец, поверилось, что все у нас теперь будет хорошо.
Вернувшись поздно вечером, я застал на кухне почти всех жильцов коммунальной квартиры с унылыми осунувшимися лицами.
- Старик умер – сказал Петрович глухим голосом, смахивая слезу и шмыгая багровым распухшим носом.
На фоне ночного окна мелко вздрагивали плечи Риммы Аркадьевны.
Она повернула ко мне свое заплаканное лицо.
- Идите, попрощайтесь с ним! – произнесла Римма Аркадьевна сквозь слезы, театрально взмахнув платком, с которым не расставалась никогда.
Старик, облаченный в строгий костюм,  лежал в скромном гробу, в одной из своих комнат, сложив на животе сухие руки, и уставив точеный аристократический нос в потолок. Мне показалось, что  только сейчас, перед моим приходом, он устало прикрыл глаза, пряча невольную улыбку.
Подойдя ближе, я слегка поклонился, вглядываясь, в такой  знакомый, ставший почти, родным силуэт.
– Прости меня, дядя Адик… –  выдавил  я  холодными губами.
И тут легкая усмешка явственно пробежала по его скованному смертью лицу.
- Мы еще встретимся! - Услышал я в ушах легкий шелест, словно трава колыхнулась на холме, повинуясь порыву внезапно налетевшего ветра.
Ощущая невольный ужас, я, пятясь, покинул комнату, где странный старик готовился покинуть этот мир, отправляясь в свое последнее путешествие.
-Существует множество миров - они словно оболочка луковицы располагаются вокруг сердцевины… Для мага мир людей лишь описанная реальность и однажды остановив мир, он легко переходит в другую сущность – вспомнились мне слова Хуана Матус.

- Я же не волшебник - я только учусь – сказал старик шутливую фразу, когда я спросил его о чем-то, недоступном всеобщему пониманию.
-Я всего лишь простой советский аптекарь на заслуженном отдыхе - добавил он,  лукаво улыбаясь. Смахнув невольную слезу, он продолжил разрезать луковицу, предназначенную украсить очередной праздничный салат.

Бледно-розовое утреннее солнце сочилось сквозь огромные витражи рисовального класса, едва прикрытые шелковыми занавесями, медленно, будто капля, за каплей проникая в помещение. За стеклом в далекой дымке, угадывался золоченый шпиль Адмиралтейства, утонувший в  Неве. Январское марево накрыло город влажным покрывалом  зимы, проникающей во все щели  сонного города.
Нанося на лист ватмана, приколотый к мольберту, аккуратные, расчетливые штрихи, я думал о Старике. Именно так я стал в последнее время называть покойного Адольфа Леопольдовича - незабвенного дядю Адика.
Голова Вольтера, стоящая на задрапированном  темным бархатом, подиуме, напомнила мне о нем. Все эти чудаковатые небожители: Вольтер, Сократ, Эйнштейн, Пикассо, а еще Чарли Чаплин, Махатма Ганди…  Вся эта высоколобая банда – они знали о нашей жизни нечто такое, что недоступно простому смертному. Старик, видимо, относился к их числу. Возможно, он тоже присоединился к этой  компании, взирая на покинутый мир из неких недоступных нам пока сфер.
Чем больше времени проходило со дня его смерти, тем больше я думал об этом.
Он завещал мне свои комнаты, поставив условие, чтобы я не заходил в одну из них, до определенного срока. Все это было записано в завещании, которое торжественно зачитал, прибывший однажды в  наше коммунальное царство пожилой нотариус, похожий на большую важную крысу  в круглых потеющих на носу очках. Огласив последнюю волю, он, заставил  всех  присутствующих расписаться в итоговом документе.
Жильцы  беспрекословно подчинились, и лишь богобоязненная Римма Аркадьевна пыталась кочевряжиться, выторговывая себе хоть малую толику от стариковского наследства.
-Я его так любила! Как отца… –  канючила она, рыдая и  высмаркиваясь в огромный хлопчатобумажный платок.
Чтобы не доводить женщину до греха я обещал подарить ей персидский ковер, лежащий в гостиной покойного. Мне было жалко отдавать этот экспонат, возможно помнящий самого эмира Бухарского, но больше никаких ценностей у старика не обнаружилось.
Не став придавать большого  значения особому условию,   я  в первый же после заселения день, пытался проникнуть в  таинственную комнату, долго подбирая ключи, но дверь не хотела открываться, тревожно скрипя и выгибаясь, словно рассерженная кошка.
В конце концов, пришлось оставить эти  попытки, тем более, что неприятное  чувство заползало  в душу, после каждого из моих напрасных усилий.
Будто кто-то находящийся  внутри укорял за содеянное. Да и эта ненормальная  дверь внушала смутную тревогу.
Вместе со скромным хозяйством, мне досталась в наследство и библиотека Старика. Кроме беллетристики в ней были труды по химии, философии и истории. Целую полку занимали книги, посвященные оккультным наукам.

Я предполагал, что какая-то литература есть и в секретной комнате, вместе с лабораторией, при помощи которой, производились таинственные опыты, но об этом можно было только гадать. При жизни мне не довелось побывать там не разу. Несмотря  на  свою старомодную любезность, Старик был довольно тверд в однажды установленных правилах и всякий раз, когда я бывал у него, задвигал тяжелую штору, ведущую в соседнее помещение.
- Когда-нибудь, я расскажу вам о тайнах этой комнаты - говорил он, пресекая мое любопытство - Идемте лучше пить чай.
Не успел. А может быть, и не собирался вовсе!
Он продолжал жить в ней! Вот в чем дело! Просыпаясь по ночам, я слышал скрип половиц и странные вздохи, доносящиеся из комнаты. Из щели под дверью лился голубоватый свет, и было неясно - то ли луна заглянула в окно или это Старик зажигал внутри лампаду, чтобы продолжить свои опыты.
Я прислушивался к ночным звукам, но как не странно они не тревожили меня. Напротив это незримое присутствие действовало ободряюще, словно я вновь вернул потерянного когда-то друга.
Он навестил меня, однажды, во сне. Я снова оказался возле того холма поросшего бурой травой.
Только теперь солнце находилось в зените, поливая окрестности ровным светом, пронизывающим  палую листву, заставляя ее вспыхивать  роскошным пламенеющим багрянцем.
Он предстал передо мной в образе огромного черного ворона, говорящего  голосом Старика. В ожидании меня он прохаживался по холму,  отбрасывая длинную тень, живущую своей, отдельной жизнью. Она мимикрировала, то, зарываясь в листья, то снова струилась по поверхности, словно змея, играя последними красками осени. В этом мире время, по-видимому, слегка отставало от нашего, реального, где уже вовсю царила зима.
Было непонятно - почему я  знал, что это именно он?
- Рад видеть тебя! – обратился ко мне Старик, лишь только мы приблизились друг к другу.
- Я тоже - сказал я,  невольно потянувшись к нему. Мы обнялись, и он похлопал меня по спине жестким крылом. От него на удивление приятно пахло, словно он недавно чистил свои перья душистым ландышевым мылом.
- Зови меня Карл-5 - здесь все зовут меня именно так. Он посмотрел сверху вниз и ухмыльнулся знакомой улыбкой.
- Видимо есть и другие Карлы?- спросил я, чтобы поддержать разговор.
- Да в том числе известный тебе Карл Маркс - он называет себя Великим, хотя в домовой книге числится, как Карл-2. Препротивная личность – доложу я тебе - Постоянно важничает и ворует пищу из общей кормушки. - Кроме того, любит цитировать сам себя. Противнее него только Ленин. Даже Сталин и Гитлер – душки по сравнению с этими двумя.
- А кто у вас еще числится из великих?
Много… Много всякого народу. Можно устроить себе любую компанию на выбор. Но это не главное – он махнул крылом, словно отгоняя назойливых мух.
- Я, например,  дружу с Наполеоном, он не курит и при этом, прилично играет в шахматы.
Мы помолчали.

- Я рад, что ты грустишь обо мне.
- Уже меньше – признался я.
- Это нормально – он понимающе коснулся меня кончиком крыла.
- Зря ты отдал этой сквалыге  персидский ковер – сказал Старик через паузу.- Она его не заслужила... Кроме того, это не совсем обычный ковер…На нем можно летать - представь себе!
Я, признаться, немного подустал от этого несвойственного нашему миру  бреда - в виде летающих ковров и играющих в шахматы Наполеонов…
Даже во сне это заметно напрягало. Наверное, с непривычки.
- Не знаю – она сказала, что любила вас. - Как отца…- Я попытался немного сместить акценты.
- Любила? Оставь! – он рассмеялся гортанным смехом, переходящим в злобное карканье, и от избытка чувств даже замахал сразу обоими крылами.
Мне показалось, что в зазеркалье у Старика немного испортился характер – наверное сказываются естественные в его возрасте трудности адаптации?
- Важно  то, что она про меня думала.  Если бы ты знал – какие это были гадости!- продолжал ворчать он.
- …Люди очень часто говорят одно, делают другое, а думают третье. Впрочем, это почти аксиома. Общее место… Здесь, тоже не лучше!
- Хочешь полетать – спросил он меня неожиданно.
- Конечно!
Не без труда, я взобрался к нему на спину, и мы полетели. Мигом перемахнули через холм с красной травой и устремились к городу, видневшемуся вдалеке неясным силуэтом. Ветер свистел у меня в ушах, но это не мешало нашей беседе. Его голос звучал в моем сознании, так, будто там появился радиоприемник, настроенный на нужную волну.
Подлетев к городу Старик, он же -Карл-5, начал медленно планировать, кружа над строениями. Это был странный город, нужно отметить. Казалось, в нем не было никакой архитектурной логики - он словно рос из земли, повинуясь скорее биологическим, нежели инженерным законам. Он немного напомнил  мне творения Великого Гауди.  
И его населяли существа, очень мало напоминающие людей. Это было скопище жуков, бабочек, крыс и гигантских тараканов, ведущих, судя по всему вполне цивилизованный образ жизни, если так можно выразиться. Они куда то спешили, читали газеты и прогуливали своих детей.
- Это Первый Уровень. Здесь тоже существует своя иерархия – прозвучал в голове голос Старика.- Я обитаю в Третьем – это немного дальше. Сделав крутой вираж, он повернул на юг, при этом, я чуть было не свалился с его спины, едва успев схватиться за перья.
- Как поживает твоя девушка?- спросил он, усердно размахивая крыльями.
- У нас все хорошо, спасибо!
- Я хочу сделать вам подарок – сказал он и в моем сознании вспыхнул улыбчивый смайлик, как на экране компьютерного дисплея. Потом я увидел непонятную пиктограмму и набор цифр, которые мне предлагалось запомнить.
Не знаю, почему он передумал показывать мне свое жилище, но на этом наше  путешествие прервалось. Может быть, закончился некий лимит времени, отпущенный для свидания?

Я очнулся в своей постели, размышляя, каким образом в моем сознании могли возникнуть подобные видения. Хотя чего только не случается во снах?
Уже окончательно проснувшись, и глядя на себя в зеркало, я,  машинально двигая зубной щеткой во рту, подумал о том, что все-таки,  это был непростой сон. Старик явно пытается установить со мной своеобразный контакт. Он все предвидел заранее и когда давал,  для прочтения,  книгу Кастанеды, - наверняка уже знал, что эти знания пригодятся мне в ближайшее время.
Что там у него  сказано о снах? У этого странного писателя, спрятавшегося от Человечества в горах Южной Америки. Может быть, и не было никакого Кастанеды. Очередная  «уловка номер 6»?
…Сны это  измененная реальность, возникающая в сознании. Если научиться управлять ими, то можно преодолеть  «врата бесконечности» и попасть в другие миры. Для этого нужна особая энергия – утверждает Кастанеда.
-Значит, Старик умел не только накапливать эту энергию, но и делиться ею?
Возможно, он даже синтезировал вещество при помощи которого, можно управлять снами?
Ответ на это я рассчитывал получить во время очередного путешествия. Может быть, удастся встретить там Карла-5  еще раз и спросить его, наконец, обо всем напрямую?
Возле входа в академию меня ждала встревоженная Наташа.
- Ты где пропадал?
- Я нигде… Я был дома. Спал, чистил зубы…Сидел на горшке. Что тебя еще интересует, родная?
-  Смешно. Мы расстались в понедельник – сегодня среда! Хочешь сказать, что все это время ты чистил зубы и сидел на горшке?
- Я озадачено посмотрел на календарь, встроенный в циферблат часов – Да, действительно, я потерял целые сутки, путешествуя в страну снов.
Пришлось обо всем рассказать Наташе. Когда она, наконец, поверила мне, то ее это привело в необычайное возбуждение.
- Круто! – заявила она в своей обычной манере. – А давай, организуем совместное сновидение в Париж… Или в Америку!?
- Наташа была вообщем - то девушкой неглупой… Но, иногда ее, как и всякую молодую барышню новой формации слегка заносило.
- Наташа, а ты вообще думаешь о том, что ты женщина и тебе еще рожать и все такое?
- А при чем тут это? – сразу же начала заводиться она.
- А притом, что если я не вернусь оттуда то это еще полбеды, осеменителей хватит с лихвой. А вот  твое отсутствие в неплотных рядах вполне здоровых половозрелых девиц, может пагубно сказаться на народном хозяйстве. Поняла?
Вообщем, мне удалось убедить ее, и на сей раз отвести подозрения в моем перманентном, как она считала, мужском шовинизме. Решили, что пока будем экспериментировать на мне. А там - как фишка ляжет.                                                        
Между тем, настал указанный – «день икс» и дверь в таинственную комнату, поддалась мне. Как только часы,  показали полночь, ключ свободно провернулся в замочной скважине, и магическая черта была легко преодолена.  Надо сказать, что ничего особенного я там не обнаружил. Даже химической лаборатории не оказалось. Стало странно- с чего я взял, что она там была? Только оттого, что из этой комнаты выносились порошки и микстурки?

Да еще иногда слегка пахло серой и фиалками? Смешно!
Комната, впрочем, оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Тут таилась определенная загадка. Наверняка не последняя.
Посередине стоял массивный дубовый стол, накрытый бархатной скатертью – глубокого бордового цвета, с бахромой по нижнему урезу. В центре - тяжелая хрустальная ваза с высохшим, но не увядшим, а будто бы  нарисованным  акварелью,  букетом чайных роз, на стене тикали, украшенные резьбой часы. Со смерти Старика прошло ровно сорок дней, кто же интересно заводил их? Это была очередная загадка. Пахло ладаном с легкой примесью ванили и корицы, как будто здесь недавно служили молебен и угощались сдобой.
По  двум сторонам от двери стояли старинные кресла, а в дальнем углу, неподалеку  от окна диван - того же  стиля,  что и остальная мебель. Видимо,  тут, на диване,  Старик и спал, укрывшись шерстяным пледом,  аккуратно сложенным  теперь в изголовье.
Одну из стен занимал чудесный гобелен, изображавший сцену рыцарского боя. Что-то  из истории столетней войны? Нужно будет порыться в каталогах. Вполне возможно, что вещица имеет антикварную ценность.
В комнате царил легкий полумрак, поэтому я не сразу разглядел белый листок бумаги, придавленный шкатулкой темного дерева, стоящей на комоде. Это было адресованное мне письмо.
Я подошел к окну, разглядывая пляшущие буквы.
«Дорогой, Андрюша, писал мне дядя Адик нетвердой уже рукой. Может статься, что мы не увидимся никогда, но это ничего не значит – ибо…  Душа человеческая никуда не девается,  а лишь совершает  очередное путешествие в другие миры.
Я собирался многое поведать, но, к сожалению, не успел… Оставляю тебе свое скромное хозяйство –пользуйся на здоровье и не забывай меня.
Прости, голубчик, и прощай!
P.S. Не хочу пугать, но иногда тебе будут сниться странные сны, - возможно, что-то уже приснились.  Прошу - не тревожься!  Из этих снов ты вынесешь много полезных знаний - поверь!
Пей порошки, которые найдешь в этой шкатулке, они помогут преумножать и сохранять необходимую энергию. Принимай их строго в указанной последовательности - это важно!
Твой Старик!»
P.P.S. Да еще…  Отправляясь в ПУТЕШЕСТВИЯ, изгони из своей души демонов и все дурное, иначе будет худо! Помни это!»

Я внимательно прочитал послание. Конечно, кое-что я уже начал соображать и сам, но письмо было подтверждением многих  догадок. Как интересно он узнал, что я буду называть его - Старик?
В шкатулке оказались пакетики с порошками и инструкция по их применению.
Я вернулся к окну и еще раз внимательно перечел текст. Каких бесов он имел в виду?
Беса, похоти? Беса стяжательства, денег и  славы? Или всех их вместе? Тех, что преследуют нас и грызут душу, ввергая в соблазны и искушения. Я знал своих бесов наперечет, но до поры, как-то ладил с ними…   Не такие уж, правда, и рьяные мне достались чертенята, но что будет дальше, ввиду открывшихся новых обстоятельств, приходилось только догадываться.
Я начинал понимать, что Старик был, не сосем обычным человеком. Если, вообще, понятие человек уместно в его случае. И сумею,  ли я справится со свалившимися на мою голову  чудесными возможностями - еще вопрос?
В рамке окна открывался вид на Исаакиевский собор. Творение Монферана медленно переплывало вброд очередную зиму. По заметенным снегом улицам, брели силуэты людей, пряча лица в поднятые воротники;   бежали деловитые собаки, нюхая штанины прохожих  в извечном поиске - хорошего человека, способного приютить их бездомные замерзающие тела. Они по привычке метили  основания чугунных столбов, увенчанных бронзовыми фонарями, и бежали дальше, принимая мир таким, какой он есть, не особенно жалуясь на судьбу.  Протекала обычная питерская жизнь, уложенная в матрешку общей жизни, которая, в свою очередь несла обременение других более глобальных смыслов…
А моя с этого момента принимала совсем другой оборот, и я чувствовал перемены неким глубинным  инстинктом, заложенным в каждого человека, еще в утробе матери, когда мы только собираемся вынырнуть из лона и отправиться в плавание по реке Жизни и Смерти. И  непонятно до конца - мы все-таки плывем или нас несет неумолимый поток?
От всех этих мыслей, внезапно нахлынувших на меня, захотелось решительно выпить водки, помянуть заодно Старика, который ровно 40 дней назад покинул этот суетный мир.
Что я и сделал. Выйдя через парадное, пулей метнулся  в лобаз – за углом дома. Уже через полчаса,  подливал себе из хрустального графинчика,  задумчиво хрустя соленым огурцом, пахнущем дубовой бочкой. Я, в очередной раз, решил осмотреть содержимое шкатулки.
Водка неожиданно скоро ударила в голову, и последовательность манипуляций указанных в инструкции вдруг перестала поддаваться осмыслению.
Казалось бы, внешне простой алгоритм, ускользнул из моего сознания, обернувшись полной бессмыслицей. Не иначе, как бесы  тешились надо мной...   Я не учел того, что теперь мне придется иметь дело совсем с другими силами и мои мелкие шалуны, вскоре покажутся жалкими имитаторами других более могущественных персонажей.
Между тем сознание уже почти покинуло меня, картина окружающего мира исказилась, меняя свой масштаб. В ушах слышался звон, какие-то гортанные звуки и ржание коней, наполнило комнату. Вместе с запахом пороха, человеческой крови и страха все это окружило меня со всех сторон. Ковер на стене задрожал, мелко вибрируя, и неожиданно втянул в себя, обдав свежестью осеннего утра и стереоскопичностью звуков и запахов. Я споткнулся, упав  в грязную лужу, наполненную зловонной слизью. Черт возьми – я оказался посреди поединка! Между конными арьергардами рыцарей Алой и Белой розы!...
И было совершенно неважно, что, читая исторические хроники, я, скорее всего, симпатизировал  партии Белой розы. Сегодня  я мог погибнуть от стрел пущенных, как с той, так и с другой стороны.
Между тем из ближайшего леса выскочил всадник на огромной лошади и, осадив коня в двух метрах от меня, приложил к губам блестящую, медную дудку. После его боевой трели из перелеска выскочила конница подкрепления, и помчалась прямо на меня, гремя оружием и победоносно гикая. Разглядев на кумачовых полотнищах, привязанных к древкам копий, силуэты белой  розы, я хотел крикнуть - Я свой!... Я за вас!
Но, не успел - первый же наездник, поравнявшись со мной, перетянул по спине кожаным арапником и я, едва успев выскочить из под копыт лошади, кубарем покатился в огромную яму, утыканную кольями.

Небо наверху из синего вдруг стало черным и заботливо укрыло меня с головой, унося в липкую, противно  звенящую, бездну.
Скорее всего, я умер. Во всяком случае, меня на какое-то время не стало.
Я долго путешествовал в потусторонних инстанциях, пока не очнулся среди частокола огромных шевелящихся деревьев с гладкими отполированными стволами.  Деревья состояли из одних стволов, мерно раскачивались и шелестели, словно повинуясь какому-то единому ритму.  
Они ласково шептали мне о тщете человеческих усилий и наличие более сладких утех, которыми мы мужчины часто пренебрегаем в своих честолюбивых помыслах и устремлениях.
Их извивающиеся  конусовидные тела  росли куда-то вверх, где было темно,  душно и сыро. Неуловимо знакомый, будоражащий воображение, запах обволакивал меня с ног до головы.
Куда это я попал? Очередная засада-господи, помилуй! С другой стороны хорошо - что хотя бы  жив!
Меня совсем не грела давешняя, чудесная перспектива участия в рыцарских разборках, особенно, когда знаешь, что вся эта ботва будет длиться целых сто лет! Я решил ощупать в темноте разбитое колено и с ужасом обнаружил, что множество моих рук одновременно потянулось к множеству коленок.
Это еще что такое? Густая темень не позволяла достоверно оценить ситуацию. Я был мохнат и мерзок на ощупь, остальное можно было только предполагать.
Между тем колыхание гигантского леса прекратилось. Раздалось непонятное шуршание, вибрация, треск и, вдруг, ослепительный свет ударил в глаза. Свет, казалось, лился со всех сторон.
А затем начался дождь. Это был изумительный теплый и ароматный  всемирный потоп,  заливающий окружающий меня мир упругими струями. Он то приближался, то улетал вверх;  гудел и стонал,  вызывая  восторг и лихорадочное  возбуждение. Мне хотелось танцевать и петь среди этого великолепия звуков и запахов!
Потом в глаза попало что-то неприятное, и я обнаружил себя окруженным  со всех сторон, густой мыльной пеной. Она вздымалась вокруг пухлыми, ароматными  сугробами, чавкала и сопела, норовя задушить в своих вязких объятиях.
Затем снова пошел обильный, смывающий  все без остатка дождь.
Произошедшее впоследствии, я до сих пор вспоминаю с ужасом и содроганием.
Думаю, что подробности этого эпизода умрут вместе со мной. Я даже на смертном одре не стану рассказывать о том, что случилось.
Когда после некоторой паузы, освеженный и умытый, я немного прогулялся с приютившей меня рощей, туда, где  зазвучала мелодия Стинга, и запахло кофе с коньяком,  а затем вернулся назад, в царство сияющего света, то подумал, было, что жизнь, наконец, налаживается. Мне захотелось слегка перекусить, и может быть, тоже выпить чего-нибудь легкого. Я  огляделся вокруг в поисках съестного.  Но моя роща была не из числа плодоносящих, или урожай собрали другие – более удачливые. Не знаю…
Между тем голод все сильнее терзал меня. Приглядевшись к почве под ногами, я обнаружил, что это - и не земля вовсе. Она была похожа на румяный  куриный окорочок. -  весьма, приятная на ощупь и вкус. Обнюхав ее и, лизнув языком, я,  повинуясь непонятному инстинкту, впился зубами в эту – так манящую меня  сочную поверхность. Я понял, вдруг, что это и есть моя пища!!!

- Ой!!! – раздался – будто гром с небес.  – Что это  еще за твою мать! Блин!- орал усиленный миллионами динамиков голос.
- В ту же секунду  громадные толстые черви, увенчанные алыми кинжалами, ворвались в самую гущу, окружающей меня сельвы и стали терзать ее, перебирая и сминая  стволы деревьев. Вскоре, крепко схваченный чьими-то лапами, я был извлечен  на божий свет.
Лихорадочно перебирая мохнатыми ногами, я стремительно летел в стратосферу,  пока не повис там, неожиданно увидев напротив огромное женское лицо, закрывающее половину окружающего  пространства.
-Бля! Это что еще за твою мать! Лобковая вошь! Ну, Андрюша…  Ну твою мать! Я тебе покажу - гремела  иерихонская труба, взламывая мой бедный мозг насекомого, привыкшего к тишине и покою.
-Голос, несмотря на децибелы, был очень узнаваем и вскоре я сообразил, что принадлежит он не кому-то, а моей любимой. Моей чудной и несравненной Наташе, отловившей лобковую вошь вблизи  собственного  лона!
Да замечательный сон мне достался нынче.
И, как бы мне выбраться из этой благодати? Ведь дальнейший ход событий можно легко предугадать. Было только непонятно - посчастливится мне умереть легкой смертью, или моя  девушка будет медленно и с наслаждением отрывать лапки, проверяя действительно ли их восемь, как пишут в учебниках по паразитологии?
Я не знаю - почему она не уничтожила меня сразу. Может быть, любопытство ее обуяло? Все-таки,  хорошо, что женщины, более любознательны, чем мужчины. Попутно, я узнал о себе очень много интересного. Даже и не подозревал, что я такой негодяй и подонок - нужно будет внимательнее приглядеться к себе на досуге.
Одной из версий, которая представляется мне весьма вероятной - она просто хотела сохранить мое жалкое членистоногое тельце, как вещественное доказательство. Решив  предъявить мне, меня же - в виде лобковой вши, отловленной в  женских трусах! Она решила, что это я наградил ее собой. То есть этой вошью - в которую воплотился поневоле. Уссышься!... С другой стороны радует, что никаких других кандидатур со стороны предъявлено не было. Таким образом, я  легко убедился  в отсутствии соперников, что уже неплохо в условиях тотальной конкуренции, царящей в этом жестоком мире!
Бережно уложив насекомое   на  стеклянную полочку перед зеркалом, сердито фыркая, и топоча ножками, Наташа метнулась  к телефону. Видимо,  не терпелось ей выразить свое,  
глубоко выстраданное мнение по поводу сложившейся ситуации. И очень скоро  это удалось.
Вот этот ее звонок, возможно, и спас мою жизнь. Потому, что не знаю - в какое  очередное путешествие  могли отправить меня Демоны сна.
- Да, слушаю! Все знаю…  Послушай не кричи так! Я все тебе объясню…- отвечал я, протирая заспанные глаза. Все еще тяжело ориентируясь в пространстве, я c трудом отделял, явь от преследующей меня небывальщины.
-Что? Сволочь? Кто - сволочь?...  Сейчас приеду и все объясню…  Все объясню - я сказал!
Я оторвал от уха телефон, минуты две выпуская в свободный эфир вибрации праведного гнева, немедленно раскалившие окружающее пространство.
- Да, да внимательно слушаю тебя…- я вернулся к ней через некоторое время. Хорошо сделаем так – сходи и еще раз посмотри, что ты там отловила. Еще раз пойди и посмотри – я тебя прошу. Потом поговорим!

Через паузу я услышал негодующий голос Наташи.
-Он удрал! Этот мерзавец удрал - представляешь?
Интересно, как она догадалась, что это был он? Решила, что мужской особи гораздо интереснее побывать в женских трусах?
- Слава богу!
- Что?...  Что ты сказал?
- Я говорю – слава богу, что тебе всего лишь померещилось.
Это был обыкновенный… Э… Комарис-вульгарис…
- Какой еще вульгарис? Что ты болтаешь? И мне вовсе не показалось…Я не дура!
- Разве ты не знаешь? Не успевшие понести летом, самки комара, ближе к зиме,  устремляются в человеческие жилища, чтобы… Чтобы… Там они пытаются завести потомство, но родившиеся личинки – увы мало чем напоминают здоровых и сильных комаров лета…
Чем большую чушь я нес - тем увереннее становился мой голос.
- Это элементарно, Наташа! - Завершил я свою лекцию, длившуюся несколько минут.
-… Комарик! Обычный недоношенный комарик!
- Ну ладно, может быть ты и прав. Когда появишься?
- Да прямо сейчас и приеду.
Значит, я все-таки успел удрать? Ай, молодца! Интересно, а если бы она раздавила меня,  прежде чем подойти к  телефону? Проснулся бы я в этом случае?
Когда раздался ее звонок, я лежал на полу в комнате Старика. На столе стояла недопитая водка, а рядом с рюмкой, находилась развернутая голубая облатка из-под порошка. Она была пуста.
Видимо я что-то напутал в инструкции… В мой сон все-таки вошли бесы. Недаром Старик так серьезно предупреждал меня. Впредь нужно быть осторожнее!
Несмотря на это происшествие, я не собирался останавливаться, понимая какие перспективы открываются передо мной.
- Что там говорила Наташа про Париж? Побывать в Париже Пикассо и Модельяни… Выпить рюмку абсента с самим Хэмом - разве ради этого не стоит рискнуть?
Увидеть Париж и умереть…  Нет, умирать пока не входило в мои планы. Нужно просто внимательнее прочесть инструкцию. И тут в моем сознании  явственно всплыла картинка, увиденная еще во втором моем сновидении.  Это была пиктограмма с набором цифр…  Снова,  как и тогда во сне, она появилась в голове, будто на экране монитора. Осталось только зарисовать комбинацию на листке бумаги.

Мы с Наташей сидели  в нашей любимой кафешке, устроенной  в трюме старинного корабля, вставшего на длительную стоянку, неподалеку от Академии. Здесь не нужно было много пить, чтобы пол ушел из-под ног. Покачиваясь в невских волнах, массивная  барная стойка постоянно теряла свою горизонталь, а колокольчики, подвешенные к
верхней  панели, мелодично звенели, приглашая к диалогу. Для одиноких посетителей это была сущая находка: так можно было получить  необременительного собеседника, тихо поддакивающего вам время от времени. Было к кому обратить свой молчаливый тост, услышав в ответ – салют или прозит,  или на здоровье! - в исполнении хора из колокольчиков!

Нужно сказать, что поступление в Академию далось мне нелегко. Я ежегодно упрямо  пересекал тысячекилометровое пространство с юга на север, словно рыба, плывущая на нерест. Весь процесс занял долгих пять лет, что, впрочем, для этого учебного заведения почти норма - редко кто поступает с первого раза. Разве что такие, как Наташка, которой папа- профессор живописи, вручил карандаш вместе с соской, как только ребенок научился держать головку. Разумеется, под его присмотром, она рисовала, словно дышала, для нее это было так же естественно, как для кого-то чистить зубы по утрам.
Мне же пришлось попотеть. Где только не носила меня жизнь, и об какие только углы не стучала  моей бедной головой. Я был старше нее на целую эпоху. А если еще учесть, что это было время перемен…  Проще сказать, что она была ровесницей моей дочери - вот так!
Но, тем не менее, мы как-то ладили, хотя и ругались довольно часто. Может быть оттого, что я слишком опекал ее?
Пока не натолкнулся  на фразу мудреца – «…Что по настоящему калечит нас, так это постоянное присутствие кого-то за спиной. Того, кто говорит нам, что следует, и что не следует делать…» Тогда я попытался умерить свой назидательный пыл. Иногда мне это удается.
Я рассказал ей рыцарскую часть своего сна, немного приукрасив его недостающими деталями.
История же мокрой и голодной лобковой вши  отправилась в мусорную корзину, как недостойная быть изложенной приличной даме.
Заказав коньяк, мы принялись составлять план действий.
Я разложил на скатерти листок с рисунком пиктограмм, отловленных из памяти.
Вскоре совместными усилиями, мы разгадали алгоритм необходимых действий. Существенным условием правильного вхождения в управляемый сон являлись впечатления,  полученные накануне и непосредственно перед ПУТЕШЕСТВИЕМ / мы с Наташей условились называть это именно так/. Видимо, поэтому я и отправился прямиком в средние века, залюбовавшись на чудный гобелен  в комнате. О причине последующих перемещений, можно только догадываться.
Последовательность приема и количество порошков необходимых для получения энергии перемещений, тоже имело свое значение. Чем дальше путешествие, тем более хитрая комбинация была необходима. Наташе очень хотелось в Париж, и я не возражал, единственным условием было - подальше от рыцарских времен!
-У меня, кстати, есть повестушка про Париж – заявил я, пытаясь пропиарить собственное творчество.
- Хорошо скинешь мне в ящик – я почитаю, сделала мне одолжение Наташа.
Допив коньяк, мы отправились в мастерскую к папе-профессору изучать его библиотеку и готовиться к предстоящему приключению.  Надо сказать, что мне не довелось познакомиться с этим достойным человеком. Он ушел из жизни еще до нашего с Наташей знакомства. Впрочем, будь он жив, я вряд ли был допущен к телу его дочери. По слухам он был довольно жестким и коварным  человеком, предпочитающим авторитарную схему управления своим хозяйством.

Скорее всего, другие в эпоху тотального соцреализма и не поднимались на Олимп? Может быть, именно поэтому мой слегка безалаберный и легкий нрав  устраивал Наташу? Я не был энтузиастом карьерного скалолазания.
Она воспитывала меня, а я, как мог, заменял ей отца – так мы и жили: поочередно примеряя, оставшуюся без присмотра,  папину маску - воспитателя и тирана.
Мастерская профессора находилась на Мойке, занимая почти целый этаж  бывшего доходного дома. Перейдя по мосту над  замерзающей Невой, мы пешком добрели до кинотеатра «Баррикада» и вскоре уже спускались вдоль канала к дому художников.  Миновав арочный вход во двор, поднялись в обитель муз. Уж не знаю - посещали эти капризные создания ее папу? Но Наташку музы любили. Она была талантливой девочкой, кроме того,  умной  и  красивой – довольно редкое сочетание! Самым большим кошмаром был страх потерять ее. Хотя, по большому счету, я делал все, чтобы это случилось рано или поздно. Редко дарил ей цветы, почти не говорил, комплиментов…  Я не делал поправку на то, что она женщина, обсуждая с ней все, что взбредет в мою напичканную фантазиями голову.
Иногда, спохватившись,  купал в чрезмерных восторгах и обожании, но недолго. Появлялись неотложные дела, безумные проекты и вечно пьяные, нелепые друзья – по уши, заросшие бородой и проблемами.
Вообщем, типичная российская история. Но, похоже, ей это нравилось. Говорила, что объелась обожания еще в школе. Видимо, она была из тех девчонок, в которых влюбляются двоечники и не дают им прохода до тех пор, пока не прозвенит последний школьный звонок. А в новейшее  время и после оного, выныривая из  Интернета в образе любящего друга, заботливо интересуясь - Как дела? Это я Сидоров! – смайлик :  «чмок-чмок!» - Я люблю тебя до сих пор! Ты, как - не передумала?
В случае с Наташей еще и папа - этот сухопарый усатый человек со стальными глазами, смотрящий  теперь с автопортрета, что висит в мастерской, среди натюрмортов с арбузами, дынями и виноградом, которые он любил писать в свободное - от созидания идейно-выдержанных  композиций - время. По тем временам почти что – фига в кармане!
Папа контролировал каждый ее шаг, подбирая друзей и подруг, наряды, обувь соответствующего фасона. Если бы мог он распилил ее хорошенькую головку и заглянул туда, но это он сделать не смог или просто не успел? Однажды испугано вскрикнув, рухнул на диван и, побыв пару лет овощем, отправился в мир иной.
- Слушай, когда ты уже переместишь папин портрет в более прохладное место? Здесь ему нехорошо. Пожухнут краски и … так далее?
- Оставь папу в покое! Скажи спасибо, что он только на портрете.
- Да уж это точно. Он бы мне перцу-то задал, пожалуй!
Я все же закинул ей по е-мейлу свою повестушку. Она прочитала.
– Ты знаешь, Ленин у тебя хорош, но сюжет нам не совсем подходит – изложила она свое окончательное резюме.
Я счел ее мнение не очень объективным, но, не желая в очередной раз услышать обвинения в гендерной несправедливости, решил не возражать.

Для ближайшего путешествия выбрали томик писателя Ильи Эренбурга, стоявший на полке в  разделе - Франция…

Его фамилия почти ничего не говорила нам, но он писал о Париже, и это было важно!
Мы читали по очереди вслух -  время от времени не в силах удержаться от едких реплик.
- Слушай, если бы ему позволили, то он бы лизнул этому Ленину задницу!  Вот- поц- гневно заметила Наташа, которой ненависть к вождю видимо передалась от папы: по семейному преданию, он,  закончив очередной парадный портрет, смачно плевал в свежеотлакированую физиономию и замахивал стопарь водки, размашисто  крестясь.
- Да и не он один – вяло поддакивал я. – Похоже,  все они тогда были готовы к жертвенному закланию, как ритуальные бараны. Всех куда-то несло… И чего им не жилось? Российский студент жил в Париже на пятьдесят рублей, сочиняя скверные стихи!... И еще умудрялся издаваться за собственный счет! Фантастика! Да, просрали Россию….
Поругивая автора и выдергивая из политических агиток живой текст с ароматом парижских улиц, мы медленно врастали в 1909 год!
Ты хоть свой французский-то вспомнишь, а Наташа?
- Попробую.
- Ну, а у меня врожденные способности к языкам. Прорвемся!
Между тем события тех времен затягивали нас, обдавая мощным жаром грядущих перемен, которые каким–то краем задели и нас далеких потомков. Имена: Пикассо, Модильяни, Сутин, Брак… - были для нас каноническими и такими же далекими, как Марс и Венера – планеты, населяющие ночной небосклон.

                                   II.

                                   1.

Париж, действительно оказался серым и сырым, как и рассказывал об этом Эренбург. Едва бросив свои вещи в дешевой гостинице,  неподалеку от Латинского квартала, в котором материализовались наши тела, как и было, задумано, мы помчались на розыски знаменитого кафе «Ротонда». Когда мы уже собрались распахнуть заветную дверь, за которой слышался гул голосов, навстречу вывалился черноволосый симпатяга с бледным лицом. Он шел прямо на нас, зябко кутаясь в длиннополое поношенное пальто, и что-то сердито бормотал себе под нос.
- Слушай, а это же сам Модильяни!  - изумленно прошептала Наташка, хватая меня за плечо, когда незнакомец, пройдя мимо, нетвердой походкой двинулся в сторону от нас.
- Точно, Моди - собственной персоной!
Мы шли за ним некоторое время, пока он не остановился.
- Что вам нужно от меня – спросил он, резко обернувшись. – Денег хотите!
У меня, их отродясь не было - этих чертовых денег! - он захохотал, кривляясь, и надсадно кашляя.

- Нет, господин, Модильяни, - произнес я на дурной смеси английского с французским.
-Мы не желаем вам зла! Скажи - пусть нарисует, твой протрет, и я заплачу ему – попросил я Наташу.
Наташа перевела.
- Ты точно заплатишь? – недоверчиво произнес Моди, прижимая к груди большую папку с ободранными углами, словно боясь, что мы лишим его самого дорого.
Мы вернулись в кафе, где Модильяни потребовал стакан красного вина в счет аванса.
Разложив прямо на столе, папку с листами дешевой бумаги он начал быстро набрасывать портрет Наташи.
По моей спине пробежала дрожь священного трепета перемешанного с ужасом от всего происходящего. Я до сих пор не верил тому, что это все-таки случилось с нами. Я так  часто разглядывал картины и рисунки Модильяни в Эрмитаже и Русском музее, в многочисленных монографиях, что вроде бы наизусть выучил его легкую изящную манеру письма. Но в жизни все выглядело еще более нереально. Казалось, что руки  художника живут собственной жизнью. Они двигались сами по себе, творя то, что глаза и не замечали вовсе. Взгляд Модильяни был отрешенным и равнодушным, ему было совсем неинтересно то, что делали его руки! Вино вот что, пожалуй, интересовало его гораздо больше! Хотя не мне судить.  Все в жизни не так просто, как это кажется на первый взгляд.
Я щедро расплатился с ним из пачки банкнот, которые мы предусмотрительно напечатали на принтере, надергав в Интернете необходимую информацию, когда готовились к своей экспедиции.
Мы с Наташей не собирались корчить из себя олигархов, приехавших в Куршавель, но и побираться нам тоже не хотелось.

Эренбург в тот вечер не появился. Как и в последующие вечера. Как знать, может быть, мы слегка разминулись с ним? И он все еще проходит азы революционного дела в далекой и злой России. Сердитые мальчики наводнили тогда страну… Они, как черви древоточцы пилили могучее дерево, которое уходило своими корнями вглубь веков. Им казалось, что, повалив его, они в мгновение ока вырастят на его месте другое - более здоровое и сильное, устремленное  кроной к замечательно- звездному будущему. Они очень надеялись на это!
Мы то с Наташкой знали - к чему это привело. Но они – нет!
Разумеется, мы не собирались что-то исправлять или менять. Боже упаси! Просто хотелось посмотреть в лицо хотя бы одного из этих пламенных персон, когда ему расскажут будущее.
Хотя… Я вспомнил самого себя в окружении  ликующих граждан топающих к Белому дому в октябре 1993-го. Все было похоже на праздник!
По Новому Арбату медленно струилась колонна танков. Стволы пушек надменно пялились в небо. На башнях сидели молоденькие лейтенанты и сонно глазели на народ. В них летели пачки сигарет, цветы и  конфеты.
А в это время, навстречу толпе, словно рассекая ее, шла молодая пара: - Люди, что вы делаете? Опомнитесь! Сегодня вы хороните демократию! - говорили они, растерянно заглядывая в лица. Никто не слушал их. Все смеялись, жевали пирожки и грызли семечки.

Люди пили пиво и чему-то радовались, повинуясь единому объединяющему всех порыву.
А уже, через несколько минут,  началась стрельба и тогда все упали на колени и поползли, словно встревоженные тараканы.
Танкисты, громко матерясь, провалились в чрева танков. С лязгом захлопнулись люки и вскоре потоки расплавленного свинца, вибрируя и жужжа, словно злые пчелы, полетели в окна арбатских  высоток.
Люди, заползали в канавы, прятались между торговыми палатками, и в подъездах домов. Проспект опустел и только грозный треск крупнокалиберных пулеметов кромсал вязкую тишину.
Я потом думал - откуда взялись эти двое? Парень с девушкой? Может быть, тоже гости из будущего?

    Через две недели пребывания в Париже, мы, наконец-то повстречались с Эренбургом.
Вид у него действительно был своеобразный. В своей мексиканской шляпе с обвислыми полями и прядями темных слипшихся волос, падающих на поднятый воротник пальто и плечи, он был похож на сильно утомленное млекопитающее  в период брачного гона. Действительно «тухлый дьявол», как называл его А.Толстой…
Мы встретили его совершенно случайно на улице Шельшер, что недалеко от «Ротонды», куда мы и направлялись с Наташей, чтобы скоротать вечер в кругу новых друзей. Навстречу нам, в сумраке, приближающейся ночи, брел невысокий мужчина в остроугольной шляпе, укутанный в платок, наподобие мексиканского пончо. Низко наклонив голову и не глядя перед собой, он бормотал что-то себе под нос. Видимо сочинял пламенные  вирши. Или проговаривал очередную статью в « Биржевые ведомости». Мы сразу догадались, что это он, но не успели правильно среагировать на его внезапное появление.
- Господин Эренбург! – наконец, окликнул я его.
- Что вам угодно? – неожиданно высоким голосом откликнулся прохожий. Он обернулся, вглядываясь в нас из темноты.
- Значит, не ошиблись! - обрадовались мы этой нечаянной встрече.
Выслушав сбивчивый рассказ, в котором мы естественно утаили значительную часть правды, он оглядел нас с ног до головы и повел носом, словно принюхиваясь.
- Как у вас с финансами? – спросил он без обиняков, сразу став понятнее и ближе, словно родился и вырос во второй половине нашего  прагматичного  и  расчетливого  века.
- Да вроде бы хорошо – мы не стали прибедняться, не без основания полагая, что это существенно облегчит процедуру сближения с пламенным революционером и будущим литератором Ильей Эренбургом.
– Тогда пойдемте со мной!- он резко повернулся на высоких каблуках и продолжил свой путь, подвывая и размахивая руками в такт движению. Металлические подметки цокали о булыжную мостовую, а фигура в шляпе, словно подпрыгивая и временами отрываясь от земли, в рыбьем свете тусклого газового фонаря, обернулась  сказочным  персонажем, сбежавшим на время из волшебной сказки самого Амадея Гофмана.
Нужно сказать, что изготовленные нами денежные купюры делали свое дело, помогая обретать связи в среде парижской богемы. Мы уже обзавелись парой-тройкой постоянных друзей, которые регулярно поджидали нас в кафе, неподалеку от Монмартра.

Оставалось надеяться лишь на то, что борьба с фальшивомонетчиками еще не была  налажена так же хорошо, как сейчас. Кроме того, хотелось верить, что с нами не могло случиться ничего дурного - ведь, как не крути, мы все-таки – из другого мира?
Хотя, нужно признаться, - это было слабым утешением…  Как знать, может быть, люди, бесследно исчезающие в наше время или, напротив, появляющиеся из ниоткуда – без памяти и без прошлого – тоже странники во времени и пространстве, как и мы с Наташей? От этих мыслей становилось не по себе.  И, порой, поддавшись невольной хандре, мы целыми днями просиживали в своем номере, потягивая вино и глядя в  окно на неспешное течение жизни парижских  улиц – там за туманным  стеклом, отделяющим нас от внешнего мира.
…То проследует, по мостовой,  конный экипаж с подрагивающими занавесками,  среди которых угадывается румяное личико молоденькой парижанки; или проедет мимо омнибус набитый важными господами в котелках и моноклях. Или, вдруг, замрет посреди улицы юная пара…   Невзирая на струящуюся с неба влагу, молодые люди терпеливо позируют господину Родену, изображая вечную любовь. Становилось странно, что мы всего лишь гости в этом чужом для нас мире, настолько сблизились мы с ним, словно бы родились здесь. Впрочем, наверное, это свойство Парижа всех укрывать своим уютным  одеялом любви.
…Прохожие, пряча головы в поднятые воротники, торопливо идут мимо, не обращая внимания на привычные городские картинки. Все это множится и ломается, отражаясь в витринах, и лужах, подсвеченных только недавно появившимся неоном, словно краски и грани на полотнах Пикассо.
« В дождь Париж расцветает, точно серая роза…» - заметил Макс Волошин.
Между тем, именно в гости к Пикассо и направлялся наш новый друг. Вскоре, все вместе, мы уже стучались в ободранную и перепачканную краской массивную дверь мастерской художника.

Этот большеголовый, невысокий крепыш совсем не казался гением. Он был похож на какого-нибудь соседа дядю Мишу, которого каждый имеет в своем кондуите. Эдакий, добродушный черт, любитель выпить и побалагурить. Может быть, мы просто попали в удачный день?
Пикассо, видимо, уже был в фаворе, потому что держал служанку, которая и была послана за вином.
Стоило нам попасть в закрытое помещение, как  Эренбург, вспомнив, что он, как никак, опытный конспиратор и без пяти минут революционер,  стал приглядываться к нам, и задавать наводящие вопросы, смотря из подлобья, словно обиженный ребенок, которому не дали обещанного варенья.
Пришлось отвести его в сторонку и сообщить, что мы недавно прибыли из будущего и никакого отношения к Охранному Отделению не имеем.
Почему-то он сразу же поверил нам и успокоился.
Пикассо, каким-то образом, расслышавший разговор, очень заинтересовался сообщением про будущее.
- Ну и как там в будущем? Мои картины у них есть?- спросил он, посверкивая веселыми глазками - навыкат.
- Они оцениваются в миллионы, господин Пикассо - сообщили мы ему.

- Я в этом нисколько не сомневался! – самоуверенно заявил тот, разливая в стаканы, принесенное служанкой красное вино.
Можно бы было, наверное, сообщить для пущего эффекта, что я впал в  полуобморочное состояние  от фантасмагории  происходящего. Но этого не произошло.
Наверное, мы с Наташей привыкли уже к своему положению и наши рецепторы, отвечающие за восприятие окружающей действительности, слегка загрубели. Мы непостижимым образом научились воспринимать чудеса, как нечто естественное, происходящее параллельно нашему существованию. Словно смотрели фильм, где лишь по случайности оказались главными героями.
Между делом, я жадно изучал творческую кухню гениального мастера. И неожиданно понял - то же самое я видел сотни раз у других художников - своих приятелей. Да и сам грешил подобной манерой. Кубистические картины с изломанными гранями, многочисленные коллажи и ассамбляжи, жирные мазки краски, выдавленной из тюбика прямо на холст. Все это в наше время можно увидеть, что называется от Караганды до Владивостока. Подобной живописи стало полным-полно. Вместе с подражаниями Дали и Сезанну. Особенно увлекаются молоденькие девочки из художественных колледжей, которым лень учиться всерьез.  Это потеряло уже всякий смысл, как увядший букет без запаха, забытый на когда-то праздничной сцене.
А тут в Париже начала века это, конечно попахивало революцией. Тогда все отдавало революцией. Как созревающий флюс, она искала случая, чтобы прорваться в самых неожиданных местах.
Вся фишка была в том, что Пикассо сделал это первым. Он нащупал нарыв. Своим звериным  чутьем,  угадал грядущий век, а, поняв его суть, не побоялся заявить об этом всему миру!
По счастью, именно в это время Человечество нуждалось в смене декораций.
Впоследствии, когда понадобятся новые звуки, явятся Битлы. Затем Бил Гейтс. А, Майкл Джексон, гениально дернет ножкой, придумав лунную походку, именно в тот момент, когда публика созреет до его откровений.
В том, что подобные личности перестали появляться, в России есть, наверное, некоторая закономерность. Именно об этом мы собирались поговорить в ближайшее время с Лениным, который, как известно, и спроектировал современную Россию. Особенно горела этой идеей Наташа. Видимо у нее был к знатному большевику собственный счет. Обида за папу, растратившего талант на лики партийных бонз?
Пепел памяти все еще  стучит в наших сердцах, господа…
В монографиях о Пикассо  много пишется, про его живописные поиски, приводятся разные слова: о художниках, которым следует выколоть глаза, чтобы они, как птицы в неволе, лучше выражали суть вещей, о том, что он всю жизнь учился писать, как дети и еще много разной чепухи.
Думаю, что все это бред, придуманный критиками. Некое Евангелие, написанное людьми, ловко сбывающими расхожие мифы, словно веники в  чистый четверг, взыскующим святости.  Так же, как история о Гогене, Ван-Гоге, Модильяни и Христе... На самом деле это были обычные бродяги, волею судеб, попавшие в нужное место, в нужный час /Христос, разумеется, отдельной строкой/. Всевышнему сеятелю понадобились овощи определенного сорта, и он швырнул с небес горсть семян. На кого-то просыпалась эта благодать, а кто-то прошел рядом, даже не чихнув.          

Пикассо не досталось почти ничего, /говорят, что он не открыл ни одного направления в живописи, позаимствовав необходимое у Брака и Метценже…/, но он оказался самым
честолюбивым и упорным из всех. Он во всем хотел быть первым. Грубо говоря, он хотел трахнуть весь мир и ему это удалось. Возможно, если бы он не был художником, то сделал это как-то по-другому.
Тем не менее, он произвел свой эксперимент гораздо более ловко, чем Сталин с Гитлером, которые тоже грезили подобной  идеей.
То чего он добился упорством и любовью помноженной на искусство, они пытались взять кровавым насилием. И они проиграли, а Пикассо победил! Один голубь мира, нарисованный сплошной линией, перевесил  все их звериные потуги.

Когда мы немного выпили, я попытался изложить присутствующим свою точку зрения на данный вопрос, разумеется, слегка смягчив острые углы.
Эренбург согласно кивнул, заметив, что все это описывается одним словом: исторический  детерминизм, который в становлении человечества играет довольно существенную роль.
Пикассо усмехнулся.- Все мы хотим иметь много женщин, но не у каждого это получается, малыш - сказал он, обращаясь ко мне.
Слово – малыш слегка покоробило меня. Но если разобраться,… Кем я был по сравнению с ним? - пигмеем, взирающим на колоса, присевшего на пятую точку, чтобы пообщаться с муравьем.
Он взял лист бумаги и быстро набросал мой портрет в три четверти. Против ожиданий рисунок получился довольно реалистичным. Свернув в трубочку, преподнес его мне, предварительно подписав.
– Теперь ты богат! – сказал он, шутливо потрепав меня по плечу.
- Когда вернешься домой, скажи своим друзьям художникам, что я завидую им.
Он задумался на секунду – Потому что у них есть выбор!
Я попросил его нарисовать вслед и Наташу, но он отговорился, довольно грубо заявив, что работает только по вдохновению. На предложение дать ему денег, презрительно ухмыльнулся и пробормотал что-то по- испански.
Возможно, назвал меня болваном или просто чудаком. Я решил не уточнять, подумав, что гению можно простить многое. Расстались мы почти друзьями. Хотя полагаю, что он забыл про нас, как только мы покинули его дом, похожий на Ноев ковчег, который
гостеприимный хозяин без устали украшал нарисованными ликами людей, предварительно расчленив их на составляющие.Он населял его химерами, музами, и минотаврами… Прочими обломками тонущей цивилизации: предупреждая, губя или, напротив спасая ее?

Ленин оказался на редкость лояльным человеком. Когда мы, наконец, удачным образом обаяли Эренбурга и прорвались на заседание съезда РСДРП, прошел почти месяц от начала нашего пребывания в Париже. Мы обошли уже все местные музеи и выставочные залы, включая великолепный Лувр, который придавил нас словно буханка хлеба голодного муравья.
Мы вгрызались в его культурную массу, а он уничтожал нас, превращая в ничтожества на фоне своих шедевров. После этого я особенно зауважал господина Пикассо, который сумел стряхнуть с плеч груз авторитетов и сказать свое слово в искусстве, несмотря ни на что.

Нам в этом смысле было легче - ведь мы прекрасно знали финал эксперимента, который только еще обретал свои контуры в голове «российского кормчего» - Владимира Ильича Ленина. Человека, которому буквально через десять с небольшим лет, предстоит стать нашим - Все.
Пока же, он еще не догадывался о том, что одной бронзы на его чеканный лик  уйдет больше, чем меди на пушки у его предтечи Петра Великого, прорубившего окно в Европу.
Я отговаривал Наташу, но она была непреклонна. Целый час мы провели в поисках
«весомого аргумента». Дело в том, что Наташа хотела достучаться до сознания Ильича при помощи кондитерского изделия под названием – торт бисквитный.
Короче, она решила проехаться этим предметом по его физиономии в момент пламенной речи. Почему именно так,  было непонятно. Отговорить ее мне так и не  удалось - как не старался!
Вот такая перед нами стояла непростая задача.
К делу подошли с фантазией. И только в третьей или четвертой кондитерской лавке нашли  композицию под названием « Жанна  д,АРК»  Это название очень понравилось Наташе. Она буквально расцвела, когда увидела торт. Шоколадная гильотина с коленопреклоненной фигуркой Жанны возвышалась в центре композиции.
Я украдкой сунул палец в рыхлую субстанцию и попробовал ее на вкус. Мне показалось не очень. - Пожалуй, переборщили с корицей. Хотя Ленину возможно понравится!
Но Ленину не понравилось! Он поднял отчаянный визг. Видимо решил, что его травят.
- Соглашатели! Компгадогствующие проститутки! – кричал будущий вождь, размахивая руками.
Но когда все-таки додумался высунуть язык и лизнуть розовый крем, прилипший к усам, немного смягчился.
Он сделал знак, и нас перестали бить. Хотя до этого досталось крепко! Мне в бок даже ввинтили ствол маузера. Какой-то рьяный боевик из эсеров так треснул по ребрам, что я увидел на потолке  звезды величиной с арбуз! Признаться, до этого момента думал об эсерах гораздо лучше. Я даже считал их интеллигентными людьми.
- Кто вы?  – спросил нас Ленин, все еще тяжело дыша и продолжая смахивать с бороды и усов  воображаемые остатки бисквита, когда нас затащили в тесную коморку возле сцены.
Охрану, после тщательного обыска, Ильич попросил удалиться.
- Мы… – начала Наташа. Но я остановил ее и, как можно лаконичнее и без обиняков, рассказал нашу и отчасти его историю. Как ни странно, Ленин поверил нам.
Мне показалось, что он даже вздохнул с облегчением. Может быть, эта Революция ему и самому – нафиг была не нужна? Ведь до этого он был вполне себе нормальным человеком. Любил пиво и Инессу Арманд.
И вдруг зациклился на идее Освобожденного Труда. А тут еще и масть поперла:
Царь - дурачок. Царица – истеричка с Распутиным шашни завела. Можно брать  власть голыми руками. Соблазнительно!
Это, как с Гитлером на знаменитом митинге в мюнхенской пивной. Сидел мужик никого не трогал. Открыл рот случайно - тут его и поперло! Оказалось - врожденный оратор, и даже, откуда ни возьмись, – гипнотический дар!  Могли бы, конечно остановить. Поделиться вовремя таблеткой успокоительного, кляп в рот засунуть. Но звезды расположились иначе. Ох уж эти звезды!

В данном случае в качестве звезд выступали мы с Наташей. Вооруженные тортом « Жанна д,АРК», любовью к Родине и силою обстоятельств, мы ринулись в бой. Как показали дальнейшие события, - не прогадали!

Как это ни странно, но Ленин проникся к нам определенной симпатией и назначил встречу в одной из пивных с видом на Сену.
Мы немного опоздали, и Ленин заметно нервничал.
- Мы еще плохо ориентируемся в Париже – объяснили мы ему свою оплошность.
- Хорошо. Я не сержусь...- Ленин отвернулся к реке, погладил бородку, и  вдруг, спросил, посмотрев на нас с игривым прищуром: - А вы совсем меня не боитесь?
- Да что вы Владимир Ильич! Разве можно?
Нужно признаться – мы слегка лукавили.
Помягчав от наших слов, Ильич заказал пиво.
Разговаривая с ним, я невольно чувствовал себя ребенком, хотя мы были почти ровесники. Для меня он был все тот же дедушка Ленин из стишков на утреннике.
- А вон тот товарищ, между прочим, хотел пустить вас в расход. Еле отговорили.
- Ленин вновь посмотрел на нас с фирменным прищуром, ласково улыбаясь.-  Небольшим перевесом голосов отстояли.
Мы покосились  в сторону и увидели мрачного грузина сидевшего за столиком в темном  углу зала. Он держал руку в кармане пиджака и это был  Сталин. Молодой, но уже  усатый. Перехватив наш взгляд, он сделал свободной рукой характерный жест поперек горла и страшно выкатил глаза.
Струйка холодного пота скатилась между моих лопаток.
-Ну-с давайте о деле!
План Ильича был прост, как все гениальное. Поняв из нашего рассказа, что с Россией у него не выгорает, он решил направить вектор борьбы в сторону  Америки.
- Будем делать революцию в Штатах! Но вы нам поможете!
…Судя по вашему рассказу, я должен договориться с немцами? – спросил он, после паузы.
- Да, Владимир Ильич вас доставят в бронированном вагоне прямо на Финляндский вокзал.
- Так вот этого не будет!
Коротко говоря, его  план заключался в том, что по прибытии в Россию мы должны вступить от его имени в торг: он не появится в Петербурге семнадцатого, а вместо этого миллион золотом  появляется в Париже 1909. Нам предстояло выступить его эмиссарами в 2010 году!
Изложив свой план, Ленин заспешил. Прежде чем удалиться, он передал нам скромную папку, перевязанную тесемками.
- Это для правительства России - сказал он.- И для вас там тоже - кое что есть…- добавил он загадочно.
Выходя из зала, Ленин конспиративно кивнул Сталину, продолжавшему строить нам страшные глаза. Тот нехотя поднялся и двинулся следом.
На выходе Сталин еще раз обернулся и сделал нам козу, раззинув щербатый рот в подобии улыбки. Его правая рука, при этом,  неизменно находилась в кармане, удерживая предмет, который фатально рвался наружу, оттопыривая мятую ткань пиджака.

- А этому слабо «Жанной» в рожу? – подколол я Наташу.
- … Этого только динамитом – вздохнула она. – Или полкило мышьяка в пирожное, как Распутину.
- Ага, а потом еще семь пуль в затылок и утопить в Сене.
…И ведь выплывет, сволочь!
-Ха-ха-ха – мы нервно рассмеялись и заказали пуншу, чтобы согреться и снять напряжение. Только что мы увидели начало триллера, который ожидал Россию.

Записка, вложенная в папку и предназначенная нам, была обыкновенной агиткой.
В ней Ленин в излюбленной манере пытался изложить свой взгляд на мироустройство. В качестве аналога приводились примеры из мира животных. Например, пчелиный рой, где, по мнению Ильича, все было достаточно разумно. Единственное звено в пчелиной семье, которое он считал лишним это трутни.И их нужно безжалостно уничтожать полагал он.
Забегая вперед, должен сказать, что, в конце концов, он добьется своего, став хозяином образцово показательной фермы, выводящей свиней наделенных разумом.
В том самом раю, где прописался Адольф Леопольдович, ставший вороном.
Когда я в следующий раз посетил его, прихватив с собой Наташу, ставшую моей верной спутницей, он показал предприятие, где на тот момент начальствовал Ильич.
Нужно отдать должное, он сразу же признал нас и принял довольно радушно.
- О, Париж, Париж … - вздохнул он, мечтательно закатив глазки.
Старик прохладно относившийся к Ленину и не скрывавший этого, остался за воротами, отговорившись делами.
Мы прошлись вдоль чистых загонов, где счастливые и радостные хрюшки, поедали отборные, сбалансированные корма, под присмотром своих более продвинутых собратьев. Сытно поев, они радостно делились последними новостями и обсуждали новинки свинского шоу-бизнеса, строя планы на ближайший вечер. При виде Вождя, поднимались на задние лапы и, постукивая копытцами, аплодировали кормильцу.
-Слава Ильичу! – кричали они – Спасибо, родной… Мы счастливы и рады! Мы в изумлении и восторге! Ура!!!
Слезы просились на глаза при виде этой благодати. Вот он социалистический рай!
Владимир Ильич, а как же пчелы? – спросил я его, намекая на прежние увлечения.
- Все впереди! Все еще впереди, батенька – ответствовал Ильич, радостно щурясь и потирая руки.
- То есть… Вы хотите сказать?
- Именно , голубчик…  Именно! Но это секрет - он приложил палец к губам и воровато оглянулся.
- Что он задумал? – спросила меня Наташа, улучив момент.
- Думаю, решил скрестить свиней с пчелами. Представляешь, какая выгода?
Мы не удержались от гомерического хохота, представив порхающих в лазоревом небе свинок с трогательно подрагивающими прозрачными крылышками.
Приняв наш смех, как  знак одобрения, Ленин взобрался на ближайший пригорок и замер в канонической позе, простерев руку к горизонту. Луч солнца, скользнув по его макушке, улетел в стратосферу.
- Сволочь! – прокаркал Старик, когда просветленные, утирая слезы, мы вышли за ворота.

- Почему? – удивились мы, все еще нервно хихикая.
- Да потому… Поставляет контрабандой свининку на Большую землю. А вы ее лопаете в виде колбасы. Круговорот еды в природе! Предприниматель, понимаешь! Едрен-батон! А все революционером себя числит!

Не то чтобы Париж надоел нам. Нет. У нас уже образовались друзья и привязанности.
Появились связанные с особенностями этого города привычки. Нам нравилось гулять по улицам Парижа, наслаждаясь жизнью города, которая не пряталась за стенами домов. Нам нравился запах кофе, прилетающий со всех сторон. И свежеиспеченные булочки с привкусом  корицы и особого уюта. И  этот галльский дух – с едким прищуром… Любезный и язвительный одновременно. Считается, что символ французов – петух. Но это скорее Лис – анархист, ворчун и умница, предпочитающий рыть норы и ходить в обход. И лишь сбившись в стаю, эти животные становятся отчаянно храбрыми и опасными для тех, кто пытается верховодить ими.
К сожалению, мы были слеплены из другого теста. Нам не хватало собственной страны. Плохо обустроенной и грубой, но своей. Мы скучали по Питеру, по интеллигентным бомжам, инспектирующим помойки, по доверчивым городским собакам, заглядывающим в глаза  и нахальным голубям, прыгающим  к вам  прямо за пазуху. И даже, прости господи, по ментам с их кривыми плутоватыми рожами, сканирующими кошельки сограждан.
Почему? А, поди, догадайся! Умом Россию не понять – верно, подмечено. Это, как подмышка Жозефины, по которой так тосковал утомленный войной Наполеон.
Но вернуться не получалось. Что-то не сходилось в рецептуре порошков, как мы не старались. Опять помощь пришла  от Старика. Явившись во сне, он пропечатал в моем сознании очередную голлограму.

- Сегодня вечером возвращаемся – сообщил я Наташе, как только она, проснувшись, оторвала голову от подушки.
- Куда? Домой?! Ура!!! – она кинулась на меня и стала тискать, словно плюшевого медведя.
- Отстань, сумасшедшая! - Я отбивался, как мог, но был побежден превосходящими силами противника.
Она была не прочь победить меня еще пару раз, но я отговорился делами.
- Так нимфоманка… Хорош! Труба зовет!
Нужно было попрощаться с Эренбургом и проставиться друзьям в Ротонде, Все-таки, мы успели привязаться к этим людям.
Не знаю, как у Наташи, но у меня возникали двойственные чувства. Неким рефреном к обычным отношениям звучало щемящее чувство тоски. Я понимал, что все вокруг некая бутафория. Очень натуральная и рельефная, но по сути искусственная. И эти люди - призраки, вызванные к жизни нашей прихотью. Мы уйдем, а мир сложится в коробки; посыпанные нафталином персонажи уснут до следующего раза, замрут на полпути омнибусы и трамваи, станут  макетами дома; затянутся паутиной витрины кофеен и лавок.

Полицейский в полосатой будке, ежедневно взирающий на народ, топорща, свои нафабренные усы, превратится в чучело бессмысленно изображающее картонное рвение, тускло, блестя оловянным глазом.
А, может быть, все просто смоется, исчезнет бесследно, словно акварель, попавшая  в дождь.
Как знать?
-Тебе не жалко их? – спросил я Наташу, когда мы, вышли из пансиона на оживленный бульвар.
- Кого? – удивилась она.
- Ну, вот этих французов. Ведь они все умрут, когда мы покинем их.
Наташа задумалась, с прищуром оглядев толпу.
- Нет. Это мы умрем для них. А у них все будет хорошо. Я знаю!
От ее бодрого голоса и уверенности в собственных словах, стало легче и мне.
Все-таки, молодость имеет свои преимущества хотя бы в том, что легче ступает по земле.
Оттого и передвигается быстрее не замечая, даже того, что живет на болоте.

В этот раз я обнаружил себя в самолете. Это был обычный кукурузник - из советских еще времен. Наташа спала в железном раскладном кресле, свернувшись калачиком..
Пилотов в кабине не оказалось, и я на секунду испытал звериный ужас от ощущения приближающейся неминуемой смерти. Тряхнуло, и самолет полетел вниз, вращаясь по спирали и стремительно набирая скорость. На нас обрушились штабеля  ящиков, мешки с картофелем и овощами. Вскоре падение прекратилось, и в воздухе повис странный звук, напоминающий тягучую восточную мелодию, словно факиры выманивали попрятавшихся  в темных углах змей.
Выбравшись из-под обломков покалеченных ящиков, я подобрался к Наташе.
Легонько ударил ее по щекам, приводя в сознание.
– Где мы?- спросила она, очнувшись и потягиваясь, как будто ото сна.
- Пока не знаю, возможно, на том свете.
- Как хорошо на том свете. Какая чудная музыка!
- Вот это меня и беспокоит… Слишком много чудес!
Я подполз к иллюминатору: непонятная сила удерживала самолет, и он передвигался по воздуху, словно воздушный шарик, послушный колебаниям  ветра. Под нами простиралась бескрайняя пустыня.
-Кажется, мы опять слегка заблудились – подумалось мне - Старик будет огорчен – я оказался скверным учеником.
Напрягая память, попытался  вспомнить - где же я мог проколоться на этот раз?
…Накануне после возлияний в Ротонде, мы улеглись спать, как обычно – за полночь, приняв порошки в обозначенной Стариком комбинации. Мысленно попрощались с Парижем, надеясь проснуться уже дома… Увидеть, наконец, макушку Иссакия и мутные
воды Мойки из окна наташкиной квартиры. Прошвырнуться по Невскому, заглядывая в каждую рюмочную и постепенно впитывая в себя его особый мятежный дух.
И тут снова облом. Да еще, какой облом!
Проделав несколько легких пируэтов, самолетик уткнулся носом в рыхлый песок.

На какое то время настала густая и вязкая тишина, залепившая уши.
Наконец снаружи послышались возня и скрежет железных замков. Открылся люк.
- Вилизай, приехали уже! – в проеме нарисовался нечесаный абориген с раскосыми глазками, небрежно приклеенными к заспанной и недовольной физиономии. Похоже, мы все-таки попали на Родину, но немного с другого ее конца.
- Куда приехали?
- В Байгу приехали! Байга здесь!
Ой бой! И девищка  издесь ымеется? Вай хорощий девищка ! Десять баранов даю за хорощий девищка ! Ха Ха Ха!
- Ага размечтался! – Наташа зло сверкнула глазами из темноты и, подтянув  ноги под себя, поправила  юбчонку из модного магазина мадам Беко.
- Лядно давай вилязий ! Щючу я ! У мине свая  два девищка  есть. Пока хватает мине!

Оглядевшись, мы обнаружили заброшенный  аэродром и покосившееся здание аэровокзала, утыканное антеннами. Ветер гнал песок, и шары перекати поля, заодно подтягивая из-за горизонта темную и длинную, словно сигара тучу. Деваться было некуда, мы уныло поплелись вслед за прихрамывающей и слегка кособокой фигурой в темно синем замасленном комбинезоне.
-Эй, а когда самолет-то будет, командир?
- Не знаю!
- А кто знает?
- Нет никого. Праздник… Байрам!

В ближайшей перспективе нас ждала роскошная картинка длиною в несколько суток. Незабываемое приключение!
Мы сидим в  здании местного аэропорта, на деревянных скамейках, среди грязи и шелухи. За большим до самого пола, мутным витражом хлещет проливной дождь. Кроме нас в помещении никого.
- Мы никогда, никогда не выберемся отсюда, слышишь! – горестно всхлипывает Наташа.
-Уже неделю здесь и все время льет этот противный дождь! Откуда здесь дождь? Вот объясни мне - откуда? Ведь здесь пустыня? Здесь не должно быть никакого дождя...
Кажется, что я всю жизнь прожила тут. В этом противном зале, среди этого мусора и грязи!
- Ну, они же живут. Почему бы и нам не пожить немного? Мне, кажется, мы вообще попали в фильм Тарковского. Может быть, здесь кино снимают по-тихому, а? - Я оглянулся вокруг, словно надеясь увидеть режиссера в мятой кепке, конспиративно выглядывающего из-за  таинственных кулис.
- Издеваешься - да? Издеваешься?! - Она снова зарыдала, монотонно стуча кулачком в мое плечо, словно решила  забить невидимый гвоздь
Неслышно подошла облезлая собака, старательно нюхая влажное пространство.
- Бобик… Бобик… Бедный местный Бобик – ты всю жизнь прожил тут? И поэтому такой несчастный. Да? - все еще всхлипывая, произносит Наташа. Впрочем, немного успокоилась, встретив существо еще более обделенное, чем она.
Собака смотрит на нас подслеповатыми глазами и старательно двигает  хвостом, словно тем самым, стараясь компенсировать прочие свои недостатки. С ее мокрой шерсти на пол стекает вода, образуя большую и грязную  лужу.

- А, что мне уже здесь почти нравится. Поживем еще недельку и совсем привыкнем! Да, Бобик?
Я все еще пытаюсь шутить, полагая, что мне, как мужчине, положено быть стойким.
Я протягиваю руку, но собака не видит этого. Она живо реагирует лишь на запахи. Пустая рука не несет в себе полезной информации.

Все рано или поздно заканчивается. Однажды пришел день, когда нарисовалась другая – более оптимистичная картина.
Мы стоим у распахнутой двери, на фоне прямоугольного проема, за которым снова сияет солнце. Последние капли падают с крыши, звонко шлепаясь в лужу - в ней  стремительно тают  улетающие вдаль облака. Вокруг ни души. Люди словно испарились вместе с дождем. Смылись- исчезли, как вид. Только брошенная техника под огромным расплавленным и пустым  небом.
Словно отпущенные на свободу узники, мы решительно ныряем в проем  и идем  к дороге, убегающей  за горизонт.  Постепенно становимся  обычными марионетками на фоне скупых декораций из малобюджетного кино, которое продолжает снимать упрямый режиссер.
Мираж ломает наши фигурки, терпеливо топающие по горячему асфальту, превращая их
в небрежный мазок на выцветшем свитке китайского мастера из далекой эпохи Минь. Постепенно мы растворяемся в этом сладком сиропе, став обычными атомами, уставшими от бегства и  вернувшимися в лоно породившей их материи. Все возвращается на круги своя…
Рыбачий барак, древний, как легенда о Ное. Он стоит на склоне холма, обдуваемый со всех сторон солеными ветрами; покосившаяся гнилая дверь висит на одной петле.
Раскачиваясь, она скрипит, подпевая ветру.
Рядом прямо на песке сидит морщинистый сгорбленный старик - коричневый от загара и старости.
- А-А-А ау -e-e-у- А! -А! –А!- поет он вместе с ветром.
- Здорово, отец! – бодро приветствуем мы старца.
Мы рады, что за целый день блужданий встретили, наконец, человеческое существо.

-А-А-А – продолжает петь старик, равнодушно кося на нас глазом . – У-у-у…- подпевает ему ветер.
- Ну, что ты заладил, дед? Скажи - где поселок? Будь человеком! Успеешь еще попеть -  у тебя, практически, вся жизнь впереди – говорю я ему устало. И это словно бы не мои слова. Сознание раздваивается от жары и неопределенности, и мы начинаем казаться себе придуманными кем-то персонажами. Возможно, что именно это и происходит с нами.
Старик замолчал, задумчиво теребя бороду и глядя вдаль.
- Там! - наконец, произнес он хриплым голосом и ткнул кривым пальцем в направлении ближайших холмов.
- Но ведь там море? Именно за этими холмами, насколько нам известно, находится Арал.
-Раз я думаю, так - значит, мы еще не выбрались из прошлого - это простое и логически выверенное  заключение возникает в сознании само собой..
- Где там, старик?- я тронул его за плечо.
Но от почтенного старца не добиться уже ничего. Он снова погрузился в послеобеденный транс.

Мы с Наташей устало бредем  берегом моря, примерно следуя указанному направлению.
В сумерках приближающейся ночи, появляются аккуратные домики,  разбросанные по песчаному склону.   Крадучись, чтобы не привлечь внимания мы  пробираемся вдоль проволочной изгороди.

По берегу мимо нас, словно тени проходят парень с девушкой. Слышен смех девушки и басовитый говор парня.

– Ну, Володя! … – смеясь, говорит она – Ну, вечно вы!
-  Надежда - не смейте мне перечить! - парень с силой притягивает девушку, и они целуются, замерев на самой кромке прибоя. Падающее за горизонт солнце освещает их последними лучами, высекая салюты искр из растрепанных  каштановых волос девушки.

Я схватил Наташу за руку и силой потащил прочь.
- Андрей ты чего!?
- Это мой отец и моя мать - Нам нужно поскорее уходить отсюда. Ты даже не представляешь насколько все это опасно…
- Рей Бредбери… Раздавленая бабочка? – тихо произнесла Наташа.
- Да, мы нечаянно наступаем на бабочку или убиваем  паучка, а в будущем происходят невиданные катаклизмы. Ты теперь понимаешь, куда мы попали?
- Все уходим! - Спотыкаясь, мы быстро побежали прочь. Чем дальше мы удалялись от берега, тем больше темнота окутывала нас.
Следующую картинку я до сих пор вспоминаю с невольным ужасом.
       Ночь. Мы с Наташей  спим, обнявшись на широком диване в ее квартире с видом на панораму Питера. Внезапно, я просыпаюсь и бреду полуголый к широкому витражу, открывающему вид на залив. Неясное предчувствие тревожит меня. Но все спокойно: по спящим улицам, движутся последние трамваи, и фонарь подмигивает звездному небу, качаясь на ветру.
Любимые кактусы Наташи, занимающие место на полу возле окна, мирно спят в своих горшках, на фоне луны.
     Я подхожу к бару и наливаю себе в стакан немного коньяку, перемешивая  с колой. Непонятная тревога, тем не менее,  не отпускает меня…
Внезапно повернувшись, я вижу, как стена огня  движется со стороны моря, подползая  к  беззащитному, сонному  городу. Слышится нарастающий гул, и начинают мелко дрожать стекла. Кактусы, проснувшись, вертят колючими головами в недоумении и ужасе, они стонут и  пищат,  словно загнанные в угол крысы.

- Этого не может быть – бормочу я - Это сон! Растения… Растения не могут быть живыми!   Это всего лишь сон!

Я  залпом допиваю  напиток и, стянув  с кресла большой клетчатый плед, ложусь на пол, накрывшись с головой.
Между тем, все сильнее дрожит земля, и  огонь накрывает город, ломая каменные дома, словно бумажные макеты. Вскоре кошмар приближается совсем близко.

Огонь стремительно врывается в окно, слизывая и уничтожая все живое на своем пути. Не успев проснуться, мы погружаемся в вечную ночь.
    
     И я снова вижу сон.
Черная лента дороги упирается в песчаный холм. С правой стороны вновь плещется давно исчезнувшее море. Чайка по-прежнему, как ни в чем не бывало, атакует волну. Мы с Наташей поднимаемся на вершину и стоим в изумлении, глядя вперед.
Руины гигантского города раскинулись перед нами. Металлические конструкции, изуродованные, небывалым взрывом тянут к небу изломанные, проржавелые вертикали.

Внезапно картинка перед нами начинает дрожать и мираж исчезает.
-Господи это всего лишь видение, Наташа! Ничего нет…Не бойся! Пойдем вперед.
- А это что? – она показывает в сторону растущей у нас на глазах яблони. Яблоня расцветает, и появляются плоды. Наташа срывает яблоко и, улыбаясь, протягивает его мне. Тихая змейка сползает по стволу и исчезает в песке.
Взявшись за руки, мы идем  вперед по дороге, ведущей к горизонту.

Асфальт позади нас трескается и превращается в прах, прорастая травой…
По огромному полотну неба плывут титры, завершившегося фильма!
Где-то за горизонтом слышны раскаты грома, напоминающие чей-то веселый смех.

Все это вспомнилось мне  уже в питерской коммуналке, где я очнулся словно  после долгого сна. Потолок надо мной качался. Голова гудела, и было непонятно: жив я или продолжаю  грезить?
Я лежал на диване в квартире Старика - теперь уже окончательно ставшей моей. Я был в одежде, и  за стеной на кухне слышался гул знакомых голосов. Наташи рядом не было.
Я  стал склеивать в памяти события предыдущих дней, старательно отделяя правду от полуправды и явной небывальщины. Признаться, в моем положении сделать это было довольно трудно.
Последний вечер в Ротонде запомнился, пожалуй, только тем, что Эренбург был необычайно любезен.
Он предпринимал отчаянные попытки расположить нас к себе. Скорее всего, ревновал к Ленину и пытался выяснить, как нам удалось так близко сойтись с ним. Каким-то образом он  узнал, про приватное поручение, которое дал нам Ленин.
Эренбурга, вероятно, сжигало жгучее любопытство.
Во всем остальном все было, как обычно.
Дело в том, что, посовещавшись, мы с Наташей решили исчезнуть по-английски.
Слишком много подозрительных личностей крутилось в последнее время возле нас, и мы не хотели рисковать.
Диего Ривера, как всегда, выпив лишнего,  впал в ярость и попытался  крушить мебель. Привычные к его вспышкам приятели, повисли на могучих плечах. Успокоившись, будущий гений и коммунист, улыбался, как ни в чем не бывало, нисколько не сожалея об обидных словах, которыми только что сыпал направо и налево. Возможно, и не помнил ничего.

Пикассо пребывал в меланхолии, молча, глотая стаканами свое любимое испанское вино. Модильяни что-то напевал, сидя в углу, и обнимая гитару, словно любимую женщину. К концу вечера появился молодой и румяный Хэммингуэй, которого еще никто не знал и он сидел себе тихо возле барной стойки, украдкой стреляя глазами по сторонам, и что-то быстро писал в блокнот.
Полежав еще некоторое время, и невольно прислушиваясь - соседи о чем-то жарко спорили за стеной - я решил, наконец, позвонить Наташе, но она не отзывалась. Приняв душ и наскоро одевшись, заглянул на кухню. Там меня ждали. Увидев вопрошающие взгляды сожителей,  пьющих чай, я буркнул торопливое приветствие и стремительно ретировался.
За спиной послышался гул недовольных  голосов, но я уже летел вперед, не  чуя под собой ног.
Вдруг отчетливо вспомнилась  картина  гибнущего мира,  и я подумал – не было ли это сигналом из будущего, в котором по какой-то причине возжелала остаться моя подруга?
Если нет, то почему она не отвечает на мои звонки?
Все эти вопросы злыми пульсами стучали в голове, пока я, меняя транспорт, расталкивая прохожих, спотыкаясь на ходу, и путая следы, словно мартовский заяц,  мчался в сторону центра.

          Он проснулся раньше, чем она. Сквозь неплотно сдвинутые занавеси, в комнату  проникали  лучи солнца, осторожно скользя по предметам, словно ощупывая их и привязывая золотыми нитями к сферам,  смотрящим за, дневной частью небосвода -утренняя инвентаризация нажитого богами добра.
-Что там - в загашнике? А что уже успели растащить негодные людишки?
Усмехнувшись дурацким мыслям, которые падали  в голову по утрам, он двинул на кухню в поисках сигарет. На столе, среди грязной посуды, нашлась исковерканная  пачка «Кента». Та самая, которой  в него запустила разгневанная Наташа. Он довел ее вчера   своими дурацкими шутками.
- Андрей! Ну, сколько можно издеваться?! И когда это кончится, наконец?
- Подумаешь, делов-то !
Она задрала свою юбчонку и, повернувшись, продемонстрировала  загар, а скорее  попку и  постройневшую фигуру- плод многодневных усилий и диет. А, он потребовал от нее - немедленно нарастить целлюлит.
– Женщины без целлюлита - меня больше не возбуждают! – сказал он небрежно. – Я, теперь  человек  эпохи Возрождения! В те времена все истинные аристократки носили целлюлит. Да будет тебе известно…  Быть без легкого налета апельсиновой корки, считалось так же неприлично, как сегодня не одевать трусы под прозрачное платье! И так далее!
Она обиделась.
-Как он мог не оценить ее усилий? Надутый индюк. Ведь она для него старалась! Ну не только для него, конечно… Все равно – негодяй! Напыщенный умник. Начитался своих  дурацких газет, сидя на унитазе и часами занимая туалет. А еще курит там свои вонючие сигареты! Сколько раз просила не делать этого! А еще!....
Ну, она и запустила в него этими сигаретами, предварительно скомкав в своем маленьком злом кулачке. Хорошо хоть не бутылкой. С нее станется!

- Нужно извиниться, пожалуй. Хорошая девушка. Терпит его - негодяя! Жениться что ли на ней? – привычно подумал Антон. – Хотя, это не выход. Сразу затянется удавка на шее. Может и не будет никакой удавки, но дышаться станет хуже - это уж к гадалке не ходи! Характер у него вряд ли  не улучшится. Разве им плохо теперь? Совсем неплохо!
Он расправил мятую сигаретину и закурил. Потягиваясь, подошел к окну, отодвинув створку.
Денек удался на славу. Выходной день,  и с утра уже вовсю лупит солнце. Можно пойти на море и целый день валяться в песке, потягивая пиво, читая газеты  и не о чем не думая! Вяло перебраниваться с Маринкой, незло подразнивая ее, и любуясь - как хороша она в легком гневе. Гнев-лайт! Леди- гнев - лайт! А еще гав-лайт…
Нет сегодня, пожалуй, этого делать не стоит. Сегодня он будет предельно корректен…  Кстати, о пиве. Можно в честь выходного позволить себе бутылочку с утра. Если купить по дороге букет полевых цветов, то Наташка, пожалуй, простит ему эту слабость. Наверное, простит…
Он вернулся в спальную. Натянул джинсы и, просунув голову в мятую майку, взглянул на спящую девушку. Наташа отвернулась к стене, согнув ноги и положив под голову сложенные вместе ладошки. Под простыней угадывался силуэт ее роскошного  тела. Линия бедра забирала вверх и резко ныряла, образуя талию. Распущенные волосы каштановыми волнами падали на плечо, частично  прикрывая голую спину…  Действительно постройнела…  Розовая пятка, сбежавшая из покров, взывала к нежности, сигнализируя о возможном либидо.  Ему не было видно ее лица, но казалось, что Наташа все еще хранит вчерашнюю порцию гнева. Бережно несет сквозь сон, боясь расплескать за время ночных сновидений!
- Н-да! Пожалуй, тут одними полевыми цветами не обойдешься.  Тут все гораздо серьезнее…  Придется пересмотреть свой изрядно сиквестированный бюджет в сторону значительного увеличения! Ладно – не он один этим занимается. Вон, Америка – вся в долгах. И ничего! Впрочем, если бы ему так же, как Америке,  разрешили печатать баксы – он бы тоже не особо тужил!
Быстро завершив  утренний туалет, Андрей  тихонько выскользнул на залитую светом улицу.
Дорога до ближайшего магазина заняла не более десяти минут. Что-то мало народу, даже для выходного дня. Что значит мало? Вообще никого! Только чем-то встревоженные собаки и кошки вертятся под ногами, жалобно скуля.
И какая-то странная тишина. Неужто,  все так соскучились по хорошей погоде, что весь город,  как один,  ломанулся к морю? Ну и дела!
Распахнув стеклянную дверь торгового зала, Андрей громко поздоровался, чтобы отогнать, наконец, растущую на задворках сознания тревогу.
- Здравствуйте всем! Чудесный сегодня денек, однако!
Но в ответ ему была предъявлена все та же густая и вязкая тишина. Только едва различимое тиканье часов - словно взведенная мина - доносилось со стороны.
- Эге-гей! Есть кто-нибудь живой?
За прилавком, возле кассы, угадывался силуэт девушки- продавца.
- Господи! Всего делов, то ! Девушку забыли подменить после ночной смены - и вот она
добирает недосып - не отходя от кассы, как говорится! А все вокруг тревожно замерло, чтобы не нарушать ее  сладкий покой.
- Девушка! – он ласково потрепал ее по плечу. – Девушка! - Но продавщица не отзывалась!

- Представляешь! Весь город спит и не может проснуться – возбужденно рассказывал он, через период времени, ничего не понимающей со сна Наташке.- Я уже грешным делом и за тебя испугался!
- Ну и что? Нашел бы себе какую-нибудь  прелестную даму с целлюлитом. – Нташка еще не отошла от предыдущей обиды и продолжала дуться.
- Ладно извини за вчерашнее… Это, я не со зла. Да не об этом речь, сейчас.  Наташа - вокруг творится что-то странное - понимаешь?!
Но она никак не могла въехать, думая, что он опять, по своему обыкновению, чудит!

     Они шли по пустынным улицам, заглядывая в окна домов, стучались в двери - никто не отвечал. Увидев распахнутую калитку, вошли в один из дворов и прошли в дом. В просторной кухне  обнаружили целую семью за воскресным завтраком. Во главе стола находился  хозяин дома в легком летнем костюме и при белой сорочке. По разные стороны от него: двое детей, жена в нарядном сарафане и благообразного вида старушка, причесанная в аккуратный пробор. Стандартный семейный набор: муж, жена, дети и престарелая теща - в качестве бонуса. Если бы не застывшие восковые лица, то их можно было принять за живых людей. Ну, может быть, некстати  вспомнивших детскую игру: фигура на месте – замри! Что-то в этом роде.
При первом же прикосновении, тела начинали странным образом деформироваться и оплывали, словно горячий воск. Теряя материальность, они стекали на пол грязными струйками, оставляя после себя лишь ворох нарядной одежды. И это были уже не шутки! Антон остолбенел от увиденного,  и лишь отчаянный визг Маринки,  вернул его из-за черты. Он, вдруг явственно представил себе точно так же исчезающую Марину или себя, и нечеловеческий страх сдавил горло.
Он догнал ее  уже на повороте дороги. Дальше был лес. Она убегала, петляя, словно заяц, затравленный борзой. Загнав в кусты сирени, возле ближайшего дома, он прижал к себе бьющееся в конвульсиях тело.
- Ну что ты? Что?... Успокойся уже. Не сходи с ума! Нам нельзя терять разум, понимаешь!
Согнувшись в три погибели, Наташа отдала природе содержимое желудка. И сразу обмякла, прислонившись к его плечу.
Сидя прямо на траве, под сенью цветущей сирени, еще пахнущей утреней свежестью, они торопливо курили, задыхаясь от горького дыма, и молчали - не в силах осознать
происходящее. В какой-то момент показалось - что они просто спят. Ну, бывает такое – ты видишь дурацкий сон, и тут же понимаешь, что застрял в сновидении, но не хватает каких-то сил, чтобы сделать последнее усилие и очнуться. Такое бывает!
И тут у них над головами пролетел вертолет. Это была  настоящая  машина  - не из сна, а материальная и объективно-реальная - с тем необходимым набором элементов, которые не придумаешь ни в одном сновидении. На его борту виднелась оранжевая эмблема компании «КАСТЕЛ». Транснациональная компания, добывающая нефть по всему миру. Было непохоже, что они  кого-то ищут или спасают. Вертолет просто передвигался из точки А,  в точку Б, выполняя свои служебные надобности. Мелькнул, бросив тень на заснувшую топографию города,  чтобы раствориться в синей перспективе неба.
-Что это было? - хрипло, через кашель спросила Наташа.

- Ясно одно, -  это не сон и кое-кто тоже понял это - задумчиво глядя вслед стремительно промелькнувшему видению, отозвался Андрей.
- Да, уикенд удался на славу! Я, во всяком случае, не припомню ничего более выдающегося.
Слушай, а может быть это розыгрыш?  Какая-нибудь компания пьяных олигархов решила подшутить над  целым городом? А теперь летают и сверху наслаждаются собственным ублюдочным юмором?

Это была единственная разумная мысль, описывающая алгоритм происходящего. Ничто другое, просто не приходило на ум.  Да и не могло прийти.
- Ладно, пойдем - сказал Андрей,  с трудом отрываясь от земли. Он подал руку Наташе, и та нехотя приняла его помощь. Было, всего лишь, недалеко за полдень. Но за это короткое время мир перевернулся.  Он стал враждебным и чужим, хотя внешне все осталось прежним : то же небо висело над головой и те же облака плыли по нему, пытаясь украсть у мира равнодушное ко всему происходящему светило.
Было непонятно - почему они покинули город?
Не работало радио, телевидение… Молчал интернет, и телефон. Они обошли все близлежащие коттеджи, заставая везде – одну и ту же, похожую  картинку - воскресная идиллия, рассыпающаяся в прах, при первом же прикосновении .
Дома набиты предметами быта: гудящие холодильники, полные жратвы, готовые к движению автомобили в гаражах, и на асфальтированных площадках перед домами. В тайниках хранятся деньги, отложенные на семейную прогулку в местный аквапарк,  и для более серьезных приобретений – как костюм к корпоративной вечеринке мужа,  или  прозрачную блузку  с юбочкой из гофрированного металлика, на вручение приза «миссис побережья», для жены- хозяйки дома и матери.  Хотя,  кому это нужно теперь? Столь желанные деньги, превратились в обычные фантики!
Небывалое количество абсурда, свалившееся на их голову,  в сочетании с желанием узнать, правду, и погнало их, видимо, из города. Нельзя было сказать, что они сбежали от трудностей или им грозила какая-то опасность. Напротив, их окружала такая благостная тишина, что, казалось – сбылось их собственное  недавнее пожелание, обращенное к Богу. Желание, чтобы этот гребанный мир -  в лице назойливых сограждан, милиционеров и налоговых инспекторов, оставил их, наконец,  в покое, дав возможность вполне насладится обществом друг-друга.
Скорее всего, они сбежали от самих себя - не понимающих и не принимающих  случившееся. Нужно было выбраться за эту очерченную кем-то магическую черту, чтобы окончательно не сойти с ума.
Они уехали на ее «Тойоте», решив, что экономия бензина не последний фактор в принятии решений - на сегодняшний день. Впрочем, это была лишь иллюзия логики, а вернее - ее имитация. Соломинка во спасение - в уходящем из под,  ног мире абсурда!
Они уезжали подальше от моря, так как успели заметить, что уровень воды стремительно повышается. Мимо мелькали благостные картинки ясного летнего дня: сочная зелень вокруг домов; кое - где открытые ставни, чтобы пропустить внутрь
свежий воздух; красочные объявления о воскресных  распродажах. Все это в режиме нон-стоп мелькало за окнами. Как и столбы, по которым пока еще бежало электричество, неся никому не нужную энергию в заснувшие города.
И ни одного человека - ни одной живой души. Только кое-где промелькнет бездомная собака или кошка. Но и животные казались какими-то странными и встревоженными.

Впрочем, возможно, что это всего лишь казалось им.
Остановились возле бензоколонки. Из будки показался парень в оранжевом комбинезоне.
Вышедший из машины, Андрей потерял дар речи. Он не ожидал уже увидеть живого человека- мало ли кто летает на вертолетах под облаками? Оказалось обычный служащий кастеловской бензоколонки. Вот пришел с утра на работу и сразу даже не понял, что происходит. Проезжавшие мимо менты, объяснили ему всю эту хрень.
- А, что за хрень-то? – спросил Андрей..
- Говорят конец света - пояснил парень и спокойно приступил к своим обязанностям.
Заправив полный бак, взял протянутые деньги и отправился за сдачей.
- Эй, сдачи не надо! – крикнул вслед Андрей.- Этого добра нынче, как грязи – пояснил он удивленному его щедростью пареньку.
- Большое спасибо! – довольный чаевыми «хозяин бензоколонки», приветливо улыбаясь, удалился в прозрачную будку. Парень был явно не в себе.
- Ну и что там? – спросила Наташа сонным голосом - видимо накачалась уже каких-то транквилизаторов.
- Да неясно ничего. Говорит - конец света настал!- усмехнулся Андрей.
- Ага… - Наташка сонно зевнула во весь рот.
- Не глотай всякую дрянь, Наташа!
- Хорошо. Больше не буду!
      
На них обоих навалилось вдруг странное спокойствие, граничащее с идиотизмом. Видимо, включились защитные силы, уберегающие от стресса. Хотя сознание работало, и в голове прокручивались разные варианты. Вариант, собственно был один - подальше от моря и ближе к  цивилизации! Выбраться, наконец, к крупному мегаполису. Остались ведь хоть какие-то центры принятия решений? То, что они, все-таки,  не одни на белом свете- уже успокаивало.
Думать о том, что происходит в глобальном масштабе, не осталось  сил.
Они въехали в город по проспекту, носящему гордое имя Вождя. Давно загнулось его учение - накрылось медным тазом, не выдержав испытания временем, но он все равно - живее всех живых и встречает всех въезжающих в город, отсвечивая солнце своей бронзовой лысиной. Проехали  до центральной  площади, где величественная колонна подпирала небо.
Городские власти долго гадали,  что же водрузить в навершие, но так и не решили, оставив этот одинокий фаллос, украшенный на макушке странным венком, как символ человеческой глупости, торчащий посередине города. Все утонет, а он долго будет выглядывать из океанской волны.
Одинокий узбек в оранжевом жилете подметал пустынную улицу. Остановив машину, Андрей выбрался на обочину и огляделся. Вокруг не души! Протер глаза, но узбек не хотел исчезать. Скреб брусчатку, что-то напевая  себе под  нос.
- Эй, амаке! Ты, что тут делаешь?
- Не видишь? Работаю! Е…!
- Так никого нет уже! Зачем работать? Начальников нет!
- Э… Не понимаешь! Дело сделал - потом гуляй! Узбек так понимает - он хитро улыбнулся фирменной улыбкой, которую придумали еще десять веков назад.
- Ладно, хитрец, а ты не видел случайно милиционеров или, может, из правительства  кого?

- Милиционер видел. Вчера. Деньги взял - ушел! Правительства не видел! Правительство- узбек деньги не берет. Правительство деньги милиционер носит. А милиционер вчера видел!
- Ну, вчера я много кого видел. Ладно, бывай!
- Слушай – Андрейн вернулся – А, что случилось? Ты не знаешь?
- А ничего не случилось! Конец света - случилось. Всем кирдык - случилось – узбек улыбнулся, так,  словно сообщал радостную новость. – Человек много грешил! Много глупости делал! Случилось!
- Ладно! Вот заладил. Пока, приятель!- Андрей махнул ему рукой.
Еще один чокнутый – сообщил он Наташе, вернувшись в машину. – И тоже заметь в оранжевом! Давай рвем когти в сторону Москвы. Здесь нам делать нечего! Думаю, скоро сюда тоже придет море. Он развернул машину и двинул в сторону Окружной дороги.
На выезде из города, возле милицейского поста стояла пустая машина ДПС. Антон взял с сидения рацию, в спешке брошенную милиционерами.
- Вот рацию надыбал! - сказал Андрей, вернувшись к машине.
- Пользоваться-то  умеешь? – Наташа выползла, наконец, из своего убежища.
Он настроил рацию и, поймав международную волну, начал переводить:
…Глобальная катастрофа, поистине планетарного масштаба. Повсеместное таяние ледников. Уровень воды в мировом океане прибывает с катастрофической скоростью. Уже нет Англии и большей части Франции и Испании. Затоплена Голландия, Бельгия и часть Западной Германии.
Повернули вспять реки Сибири, затоплена вся лесостепная территория южной Сибири и  большая часть Монголии. На очереди Южно-Уральская  низменность и краснодарские степи. Японские острова и почти вся Америка  ушли под воду в первые же часы катастрофы..  Большая часть людей, в результате этого странного катаклизма превратилась в странную субстанцию, переходящую в жидкое и газообразное состояние от малейшего соприкосновения с живой материей. Потеряно управление, связь и коммуникации между странами и людьми. Уровень Мирового океана продолжает повышаться…  
На этой фразе странное сообщение обрывалось и после паузы вновь возвращалось к своему началу. Похоже, что речь произносил робот, запущенный кем-то - возможно в одну из последних минут жизни.
- Да плохи наши дела! Похоже это, действительно серьезно! – Поехали Наташа! В любом случае нужно двигаться. Знаешь, как в той пословице про мышь, попавшую в стакан с молоком?  Которая - барахталась, барахталась - пока из молока, не получилось масло.
Вот мы с тобой и есть такие же пропащие мыши!
Перед тем, как сесть в машину, они услышали далекий колокольный звон. Словно кто-то благословлял их в дорогу!
- Ну да - воскресенье же! – Андрей  машинально перекрестился, глядя в сторону покинутого ими города.
           Заседание Большого Круга в офисе мега-корпорации «КАСТЕЛ» началось с выступления ее председателя- Эльдара Усманова. Хитро улыбаясь в рыжие усы, он произнес загадочную фразу - Она наша! На этой магической фразе зазвучала торжественная музыка и все встали. Искусственный ветер тревожил складки оранжевого полотнища, по которому словно хищное насекомое, ползла фирменная аббревиатура корпорации «КАСТЕЛ».

Оранжевый вертолет, приблизившись к первой линии контроля, замер, треща винтами. Лазерный луч прошелся алой точкой по магнитным линиям на боку. Только после этого диспетчер дал добро на центральный пульт.
Пройдя все формальности, Марк Браун посадил машину на площадку, где в оранжевых кольцах, словно паук, притаилась эмблема корпорации « КАСТЕЛ»- куратора всех строительных объектов из засекреченной серии - «КОВЧЕГ». Идея создания мегаполисов, не зависящих от воздействия окружающей среды, появилась – когда стало ясно, что на Землю направлена некая разрушительная энергия извне, природа которой до конца еще не изучена. Марк Браун отвечал за техническое воплощение этого грандиозного проекта.

Из прозрачной камеры дезинфекции, к которой тянутся разноцветные рукава шлангов, выходят уставшие: Марк Браун, члены экипажа и журналист с телеоператором. Их встречает группа инженеров и служащих строительного подразделения Корпорации.
- С прибытием вас, господин Браун! – улыбаясь, произносит инженер Васильев.
- Спасибо, Сергей, спасибо друзья! Познакомьтесь это тележурналист Роберт Стюарт со своей группой - они будут  делать фильм о Городе… Господин Смирнов, позаботьтесь о том, чтобы съемочной бригаде оказали необходимое содействие!
Господа, сегодня нам изрядно потрепали нервы и потому, о ситуации я доложу завтра, а пока - все свободны! Кстати, господин Романеску вы не забыли о надвигающемся юбилее? Через четыре дня исполняется десять лет нашему Проекту!
Ровно десять лет назад, мы с господином Васильевым имели честь поставить наши подписи рядом с подписями членов Объединенного правительства. Этот день, я думаю, надлежит, как следует отметить. Там - он показал пальцем наверх, готовят подарки. Так, что кое-кто может рассчитывать на существенную прибавку к своему бюджету. Те, разумеется, кто это заслужил! – Марк обвел окружающих ироничным взглядом, шутливо нахмурив брови. Раздались одобрительные аплодисменты.
- Господин Браун, мы разве еще не поработаем сегодня? – к Марку пробился журналист, сопровождаемый телеоператором.
- О, увольте меня на сегодня, мистер Стоун! – взмолился тот, поморщившись, будто ему предложили булочку,  начиненную стрихнином.
- Стюарт – робко возразил журналист. Но ведь вы обещали! Завтра должен появиться материал в «Гардиан»
-Извините, господин Стюарт. Ладно, раз обещал, значит, придется выполнять!- смягчился Марк.
-Господа, нам еще, оказывается, предстоят некоторые дела! Пресса требует!
Возглавляемая Марком Брауном толпа прошествовала в зал заседаний.
- У вас полчаса на пресс-конференцию и столько же на фуршет, который я, помнится так же, обещал вам. Не так ли, господин Стюарт?

- Ну, да нужен видеоряд… Кроме того, мы с утра без маковой росинки во рту!
-Понимаю, понимаю… Впрочем фуршет вы можете продолжить  и без меня, в этом случае получите дополнительное время в качестве бонуса.
- Спасибо, господин Браун!

      Завершив все формальности, Марк торопливой походкой вышел из зала, направляясь в сторону лифта. Музыкально отсалютовав и приветливо мигнув огоньками, лифт проглотил его и, набирая скорость,  по немыслимой спирали помчал вниз, минуя уровни суперсовременного города.
    Банкетный зал. Большое скопление народа. Марк Браун на сцене говорит речь. Ответную речь произносит представитель правительства. Зачитывается  приветственная телеграмма.
Затем звучит гимн. Его слушают стоя - дань уважения последней реликвии уходящего века. Проклятого века! Но, как следует из речи правительственного чиновника – впереди Человечество ждет счастье и всеобщее процветание. Усмешка невольно появляется  на лице Марка: сколько подобных реляций слышал он на своем веку.
К Марку, подходит человек в униформе и что-то шепчет на ухо, показывая в сторону витража, отделяющего уютный зал от враждебного пространства, находящегося  за сверхпрочным стеклом.
     Марк кивает головой и, развернувшись, стремительной походкой выходит из зала. Окружающие люди провожают его недоуменными взглядами.
– Что-то случилось? - читается в их глазах тревожный вопрос.

Ярко освещенная площадка: на фоне звездного неба стоит Марк в черном смокинге.
Шея его обмотана длинным белым шарфом, контрастирующим с шелком отворотов, Ветер шевелит волосы и концы шарфа. Впрочем, все это лишь имитация стихии. Оказывается, людям необходимы эти капризы природы, чтобы чувствовать себя комфортно. Поэтому в этом защищенном от катаклизмов пространстве, иногда идут дожди и случаются маленькие бури с имитацией поломанных рекламных конструкций и унесенных ветром зонтиков.
В прозрачном боксе происходит обязательная процедура разгерметизации и дезинфекции - таковы правила. Правила на данный момент чрезмерны, но это сценарий – ведь
«КУПОЛ» существует так, - словно вокруг бушует атомная война.

Наконец от пластикового, сверкающего гранями куба, отделяется стройная фигурка женщины с темными волосами. Громко стуча каблучками, одинокая, с нелепо болтающейся дорожной сумкой на плече, Тереза пересекает разлинованное  поле. Всполохи ярких огней, веселящегося города отражаются в искусственный лужах.
Не в силах сдвинуться с места, Марк, ежась словно от холода, испытывает озноб особого удовольствия при виде этой картинки в стиле великого Тангре:
как математически точно выверены линии; как точны и изящны движения женщины и, как по сумасшедшему неукротима жизнь, бьющаяся  в каждом сантиметре предложенного его обозрению пространства!
Как будто не выдержав напряжения от этого эстетического безумия, граничащего с неестественно- вычурным капризом пусть гениального, но безнадежно оторванного от жизни дизайнера, камера, вдруг, взмывает вверх и оттуда с высоты полукилометра наблюдает за двумя фигурками внизу:  посередине  разлинованной квадратами площадки.
    

    Очнувшись, словно от забытья, Марк бросился навстречу, остановившейся передохнуть Терезе.
- Здравствуй, дорогая! – он поцеловал подставленную щеку и, перехватив наплечную дорожную сумку, взял девушку под руку. От ее волос пахнуло здоровьем, ароматами степных трав и предвкушением долгожданного покоя.

Марк и Тереза сидят на подковообразном диване в холле дома. За стеклами витража, на освещенной лужайке, резвятся  бежево- коричневые кролики, пощипывая вечнозеленую траву. Низкий стол, стоящий на ковре в тон кроликам, щедро уставлен закусками и напитками.
- Мне очень понравился сегодняшний вечер. Мне понравился город - говорит Тереза.- Люди, которые в нем живут!
- Ну, люди везде одинаковы! Хотя мы и пытаемся создать новую Цивилизацию.
-А почему ты - Тереза?
- А ты почему - Марк?
- Наверное, мы, что-то   напортачили там в Париже?
- Не думаю. Ты ведь отослал письмо правительству?
- Да на следующий же день.
- А что там было?
- Я вообще-то  не читаю чужих писем…  Но в это заглянул, в нарушение правил.
- Ну и…?
- Ничего там не было. Репродукция картины Малевича – « Черный квадрат»! Представь себе!
Просто черный квадрат на белом листке бумаги, формат А-4.  И больше ничего.
Наступила пауза.
- Слушай, а может быть, это был просто знак?
- Может быть.
- Но это же все объясняет!
- Что?
- Знак имел особенное значение, понимаешь?  Мы изменили будущее. В истории этого мира есть Революция?
- Представь себе, нет! Они ничего не знают про те времена. У них в это время была Великая Депрессия, как у американцев, только раньше.
- Ну, вот и объяснение всему. История пошла другим путем.
- Да это похоже на правду - Марк задумался. - Ну, хорошо, а что ты делала все это время?
Ведь прошло десять лет!
- Ничего. Я ждала тебя. Я сидела на берегу моря и ждала. Еще вчера я сидела на песке и плакала. А потом ты позвал меня, и я пошла вперед – туда, откуда слышался зов.
Помнишь того старика, который пел на берегу?
- Да
- Ну, так вот. Он был там. И эта калитка, что скрипела на ветру.
- Да да…   Такой унылый противный скрип. Конечно, помню!

- Я вошла в эту калитку, и сразу оказалась  здесь.
-  Ну  да… Тоже самое было со мной. Когда я потерял тебя.
- Послушай, а мы что другие теперь?
- Не думаю. Мы те же - мир стал другим. И центром этого мира стало место где когда-то стоял мой родной город. Город N –ск . Симпатичный такой городишко. Меня это пугает, если честно. Кстати, ты помнишь Старика?
- Дядю Адика?
- Ну да.
- Конечно! Он здесь?
- Не знаю. Но это он вытащил меня сюда. Так же, как и я тебя впоследствии. Это все его идея. Поэтому ты Тереза, а я Марк.
Настоящие мы, возможно, так и остались там в песках.  Вот так!
- Не фига себе! А откуда тебе это известно?
- Вот! – Марк протянул ей пластиковую папку, которую получил в институте Репродукции. Это он, все затеял. Я думаю что никакой он не Старик, а возможно Сам…- Марк осекся на полуслове.
- Что?
- Да, да все указывает на это.

Ему снова приснился этот сон. Огненная река приближалась к городу, пожирая пустыню.
Приблизившись к «КУПОЛУ» огонь внезапно остановился, откатившись назад. Потом попытался напасть вновь, но город устоял. Сияющий огнями Мегаполис возвышался над бушующей плазмой, отражая напор стихий. И так продолжалось сорок дней и сорок ночей, пока снова не наступила Великая Тишина. Менеджмент корпорации «КАСТЕЛ» мог праздновать свой окончательный  успех.  Проект «КОВЧЕГ» подошел к финальной стадии своего завершения.