Это верлибр, за это и спасибо. Не знаю, существует ли такой жанр в русской словесности. Есть разные мнения, и высказывания в защиту жанра как раз не самые интересные. Я же склонен думать, что верлибр на русском языке как явление существует, и образец его перед нами.
Описать ли этот фантастический мир, как я его понимаю? Пожалуй, я воздержусь от этой попытки. Ведь и автор едва ли намеревался дать нам какое-то описание, явить миру истину, либо, на худой конец, поразить мнимого или реального собеседника красотами стиля, убедить его (скорее её, разумеется) в искренности чувств, etc. Вовсе не порицая автора за вероятные перечисленнные намерения, я тем не менее продолжаю утверждать, что путь автора в процессе написания данного текста пролгал где-то в стороне. Немедленно является вопрос о какой-то системе координат, коль речь зашла о движении. И здесь всё очень непросто, пока незамыленный взор не наткнется на разрыв ткани повседневности, когда в стройной строфике текста с аккуратно обозначенными прописными началами строчек и планомерно расставленнми знаками препинания возникает как бы давно ожидаемая висящая строка:
Ничто
Слово это слишком ко многому обязывает, и неслучайно в его холодный вакуум устремляются бытовые детали продолжающегося существования так называемого лирического героя, который, к счастью, лишен героических черт, а в его необязательном шествии вдоль необязательного сюжета мы надеемся увидеть какие-то знаки иного – там, где стихотворение внезапно заканчивается. Заканчивается оно деталью, которая более чем уместна, чтобы поставить в мнимом описании ироническую точку, а именно этим текстом (верлибром?) – "не убий", заключенном в скорлупу ореха. Я же вспоминаю евангельский апокриф о младенце Иисусе, который, съев финик, произнес междометие "о", которое с тех пор мы можем всегда видеть на косточке финика, дабы убедиться... И если я вовремя остановился здесь в своем размышлении, то и потому, в частности, что многие тексты, принадлежащие или приближающиеся к явлению русского верлибра, научили меня благоразумному молчанию там, где мы впадаем в умножение сущностей.