Смотр военных сил (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

-Да. Да, ты был прав. Скажу даже больше – ты и сейчас правду говоришь! Да, это танки…танки едут…
Литорно тоскливо зевнул, еще раз всмотрелся в далекую пыльную даль, еще более пыльную оттого, что из-за отрогов ближайшей горы начали выползать танки…небольшие, кажущиеся жучками отсюда, со скалы, но, как бы то ни было, угрожающими жучками.
Военачальником, еще неделю назад горевшим этой войной, руководившим чуть ли не всем фронтом, вчера овладела страшная апатия. Он уже ничем не интересовался, даже событиями на правом фланге длинной линии обороны, растянувшейся от равнин Индии до провинций Южного Китая, широкой дугой охватившей Гималаи. Было ясно, что его войска потерпели жестокое поражение на обоих флангах – стало известно, что скоро войска Земной Федерации сомнут ближайшие к Тоторте укрепленные районы и сожмутся кольцом вокруг его главной цитадели, уже подвергшейся бомбардировке. Сам Литорно уже не сомневался в том, что его победят – конечно, вся сила Земли, той самой, которую он хотел спасти от такой ужасной судьбы - даже путем войны, любым способом, теперь стояла против него и его армии.
Его планы, его надежды, все рухнуло…И теперь в клубах пыли, поднимаемой танками, он видел всю свою жизнь…видел и удивлялся, как ему удалось довести войну хотя бы до такого состояния, в каком она была сейчас. Его повстанцы, его армия, теперь враждебная всем человеческим племенам и народам – а ведь он хотел их всех спасти! – захватила Китай. Нацелилась на Индию, но – первый провал: армией противника были привлечены забытые бомбардировщики – и долго после этого горела земля, известная с самых давних времен…Горела земля – а сейчас сгорит его крепость, все еще охраняемая ракетными силами тыла от возможной воздушной атаки – но федеральные военачальники так проницательны!.. Прислали танки!..
И впервые в жизни Литорно сдался.
Он приказал отдать Тоторту на милость победителям.
А сам, почти не надеясь на примирение с этими людьми, воевавшими против него, но уже слишком уставший для того, чтобы прятаться, или убегать, принял тяжелое решение – сдаться противнику.
Но сколько он ни ждал совершенно справедливого наказания, сколько он ни ждал жестокой расправы над собой – он не дождался. Его простили. И приняли в свои ряды – возглавить Восточно-азиатский контингент военных сил. За что?! За то, что он показал свою несостоятельность в этой войне? Они что же, считают его малышом, они считают его кампанию простой глупой выходкой?.. Они отдают ему Восточную Азию!.. С непременным условием, что он больше не будет так шутить…Ах, да они еще помнят его победы в Китае. Но, если честно, кому они сейчас нужны.
Эта их проклятая снисходительность, лживая благодетель, когда его, Литорно, за то, что он выступил против них, против этой военной мощи, прощают сейчас, - зачем? Зачем это  им нужно? Чтобы отравить ему всю оставшуюся жизнь? Или показать, как они снисходительны к таким предателям, как он?
Сейчас, стоя прямо на противотанковом валу, выше скал, что громоздились за равниной, где-то у ног, стоя на валу крепости, стоявшей на вершине плоскогорья, пахнущего горькими травами и сожженной землей, он нашел в себе силы поговорить с Персом – главнокомандующим Азиатским фронтом - тем самым, что вел против него войну – но тем не менее тем, кто был в числе проголосовавших за него, Литорно, выбирая главного в Восточной Азии… Он не отдавал себе отчета в том, почему ему хотелось так переговорить с ним на прощание – покидая стены родного форта – ведь где-то в глубине души Литорно чувствовал, что не доживет до шестидесятилетия…Он чувствовал, что не переживет своего назначения на пост командующего военной силой – а отказаться было нельзя – ведь против этого слова он воевал с детства! Сначала словами, потом – оружием…
И Перс теперь тихо сидел на деревянном стуле тут же, на крепостном валу, и вглядывался в глаза Литорно – что-то он хотел ему сейчас сказать, униженный, оскорбленный…Он знал, каково ему было слышать о том, что он на службе у Земной Федерации. Он знал, каково…
-Слушай, Перс…
-Да?..Этот вопрос прервал его неторопливые размышления. И почему-то вдруг Перс вспомнил, что он сегодня страшно занят, наобещал многого подчиненным – мысли его текли совсем не в нужном направлении, а ведь надо было что-то отвечать.
-Слушай, Перс, я наконец начинаю понимать, на что похожи вы и все ваше гневное начальство, и все ваши гарнизоны, а, самое главное, наша планета, огромный плацдарм, – на смотр военных сил. Каково, а? Ну, ты сам знаешь, против чего я боролся, знаешь, что мне не нравятся эти слова – военные силы, но смотр военных сил – это нечто! Прямо в точку, а?
-Да, прямо в точку… - мрачно констатировал Перс. Ему уже порядочно надоел этот разговор, он начинал мерзнуть, ему хотелось уйти и не слышать брюзжание этого старика…
-А ты, Перс, настоящий вояка! Только твоей угрюмоватой физиономии не очень-то подходит этот яркий мундир!
«Да ты остер, старик… - подумал было Перс. Но ему внезапно стало так тоскливо от всего – от этих стен, этого деревянного стула, осыпей, скал и бегающего внизу офицера, непонятно зачем, что захотелось отправить этого неудачника прямо сейчас, под конвоем, далеко-далеко…
-Но ответь мне на один вопрос, один-единственный. Зачем вам эта бесконечная война, лишь бы с кем? Зачем? И не надо мне говорить про твой долг, твои обязанности, выгоды и последствия невмешательства – все то, что я могу опровергнуть несколькими доводами благоразумия…
Перс не знал, что ответить. Весь мир ему в этот момент достигших своего апогея чувств тоски и непонятной жалости к самому себе представился в таком мрачном свете, что он даже не попытался что-то отвечать.
Тогда Литорно горько усмехнулся и тут же прикрыл свои глаза – словно всматриваясь в ту даль, где  за кромку обожженной и скудной земли только что зашло кровавое солнце.