матери старик - тогда ещё молодой парень, только что вернувшийся из армии, ушёл в город. Дед Иван видел даже, как уходил он по пыльной дороге, согнувшись от тяжести рюкзака, а может быть, от горя. Почему-то перед самой войной старик вернулся в родные места с этой женщиной, бесследно исчезнувшей из села после проводов на войну.
Старик редко разговаривал с соседями. Зимой он почти не выходил из дома, разве что за водой и за хлебом в сельпо. Ранней весной старик начинал работать в огороде- копал ещё не совсем просохшую от талой воды, пахнущую весной землю, убирал прошлогодние листья перед домом ,потемневшие и размокшие, поправлял покосившийся забор. Летом старик почти каждый день уходил в лес. Он возвращался оттуда с грибами, ягодами и связанными в пучки лесными травами. Старик развешивал их на бревенчатых стенах избы, отчего воздух в ней приобретал едва уловимый запах мёда.
Было начало июля. В воздухе ясно ощущался пьянящий аромат полевых трав, земли и солнца. По утрам с полей медленно исчезал едва различимый туман испаряющейся с травы росы. Терпкий запах полевых цветов и хвои тихо кружился над вершинами окружавших село сосен.
С утра старик долго работал в огороде. Вечером он вышел за село, на луг, простиравшийся до самого леса. Старик долго стоял, наслаждаясь густым ароматом травы и цветов, жуя сорванную травинку. Он решил, что пора уже начинать сенокос. Вернувшись домой, он принёс из сарая рассохшуюся косу и внимательно осмотрел её почерневшее, местами покрытое ржавыми пятнами лезвие. Сев на низкую берёзовую чурку возле заросшего мхом сарая, старик долго отбивал косу при свете заходящего вечернего солнца. Звучный стук молотка с перерывами разносился по деревне. Старик словно бы наслаждался своей нехитрой работой – отложив молоток, он придирчиво оглядывал сверкающее отблесками вечернего солнца лезвие косы, пробовал его остроту на палец, правил на бруске зазубрины. Наконец он отнёс косу в сарай и тихо закрыл за собой покосившуюся дверь избушки.
Утром старик встал задолго до рассвета. Отыскав в сенях рюкзак, старик положил в него кусок хлеба, густо посыпанный солью, и фляжку с прохладной колодезной водой. Достав из сарая косу, он, свистнув собаке, отправился на дальний луг косить.
Старик косил. Хорошо налаженная с вечера коса легко срезала тонкие стебли полевых трав, стряхивая с них радужно сверкающие капельки росы. Вдали смутно виднелись в предрассветном тумане голубоватые верхушки сосен. Остро пахло свежескошенной травой. Порядочно скосив, старик сел отдохнуть. Жуя хлеб, он запивал его водой.
А перед ним, далеко за горизонтом, медленно поднималось огромное червонно – красное солнце, окружённое венцом из множества золотых лучей, неторопливо приближавшихся по слегка примятой росой траве к старику. Он вспоминал, как в детстве, смастерив из сухих брёвен и веток плот, катался на нём по реке; вспоминал друзей, погибших на войне и чёрное пепелище на месте родного дома .Старик вспоминал свист пуль на улицах Берлина, взрывы и развевающееся красное знамя над рейхстагом.
“Нет на свете лучшего места, чем моя Родина”- твёрдо сказал сам себе старик. Поднявшись, он подобрал валявшуюся в росистой траве косу и, в такт неторопливым взмахам косы, зашагал по скошенному лугу навстречу солнцу.
На лугу островками росли васильки. Старик любил их – он думал, что они не растут нигде, кроме его Родины. Он осторожно обкосил цветы – ему всегда казалось, что они похожи на небо…