Градусник утром поставил, а температура ничего такого не показывает, ровнёхонько 36.6.
- А, ничего, померещилось.
Вышел в сад, посмотрел что газон косить пора, какую-то винтку на газонокосилке подкрутил, щупом масло проверил, бензину из канистры налил, тросик дёрнул и пошёл работать.
Косит он травку, как всегда, полоски гладкие и мягкие сзади остаются, а впереди травы будто просятся, заждались мол. Ему бы радоваться, да внутри что-то, как кол ледяной, исхолаживает и тянет куда-то. Странно.
Начал Дед ко всему кругом прислушиваться. Ага, чайки над лесом кричат, к морю полетели. Воробьи ворону гонят. Белка на сосне сидит, вниз с превосходством смотрит и шелушит шишки прямо на лысину. Всё как всегда. Да только что-то не так. Радость куда-то исчезла.
Глянул Дед в зеркало, а оттуда что-то несообразное на него смотрит с разноцветной щетиной.
- Э, так нельзя, надо к доктору ехать.
Умылся, побрился и поехал.
На автобусе быстро до города добрался, на второй этаж поднялся, с гардеробщицей, скучающей от отсутствия посетителей в верхней одежде, поздоровался и пошёл к доктору. Та его и щупала, и кровь разглядывала, и в печёнках-селезёнках что надо выясняла.
- Нет, - говорит, - холецистит и дифтерит в норме, зелёные шарики вообще выше похвал! Можно только радоваться.
И хоть доктор была дамой интеллигентной, но в глазах её так откровенно читалось: «Что-то ты Дед придуриваешься!»
А дело было накануне Ивановой ночи.
Раз всё в порядке, пошёл Дед в супермаркет, выбрал колбасок кровяных, капустки тушёной с крупой варёной да свиными шкварками, пива тёмного четыре бутылки, водочки с перцем и обратно домой уехал. Возился целый день в огороде и саду, а вечером костёр разжёг, колбаски с шампура съел, капусткой закусил, пивом запил, водку и открывать не стал и пошёл через лес к морю.
Кругом тихо, дым костров низко над землёй стелется, в светлом небе всё-таки несколько ярких звёзд поблёскивают, между соснами кое-где палатки стоят и что-то уж очень нежным и страстным от них веет.
Подошёл Дед к морю, нырнул в прохладную волну, постоял потом на берегу долго, оделся и двинулся домой. Да только не дошёл, сморило его что-то. Присел Дед, спиной к старой сосне прислонился, да и задремал. И приходит к нему в дрёме старуха с клюкой, смотрит на него и хихикает, пальцем кривым сморщенным тычет и радуется.
- Вот, цвет папоротников не нашёл, да и как искать не знаешь. Так и останется у тебя в сердце лёд, да на душе камень, и не поможет никто. Загибайся!
Шуганул старую ведьму Дед, глаза открыл, а узнать ничего не может. Где белая июньская ночь? Палатки со звуками любви? Тихая волна?
Сумерки начинаются, снег кругом, лёд у берега моря, сам он в чём-то несуразном и холодно. Не руки-ноги замёрзли, изнутри холод леденящий идёт.
Положил он вязанку валежника на санки и поплёлся к дому, проваливаясь в рыхлый снег и что-то бубня под нос.
Почистил широкой лопатой у калитки и дорожку к дому. Смахнул снег с крыльца, вошёл в дом и стал печку топить.
Гудит печка, ветер посвистывает, радио бормочет, музыка тихохонько звучит. Вроде теплее стало. И тут вспомнил, что надо бы к ночи подготовиться, к самой длинной в году. Вышел в сад, гирлянду на вишенку развесил, включил, огоньки разноцветные перемигиваются. Хвойную ветку в дом принёс пушистую, игрушки ёлочные на неё приспособил, канделябр рядом поставил, свечки зажёг. В зеркало посмотрелся, умылся-побрился, рубаху новую надел. Смотрит на отблески в хвойной ветви да на пламя свечей и почудилось, будто кто-то под окошком на улице стоит. Глянул в окно, а там девчоночка малая в шубейке к стеклу прилепилась, на ветку с игрушками смотрит.
Выскочил Дед на улицу в чём был: «Ты кто?» - спрашивает. «Я, - говорит девчоночка — Катенька, Машина дочка, соседки твоей.»
Дед даже Катеньку и не уговаривал, сама в дом вошла, будто хозяюшка.
А Дед всё не может нарадоваться на нечаянную гостью, да удивляется, откуда Катенька такая красивая да ласковая взялась, ведь Маша всего полгода назад исчезла и никого у неё тогда не было. А потом удивляться перестал. Да и то право, в сказках и не такое запросто происходит.
Суетится Дед, потчует гостью яблочками, да блинами с малиновым вареньем, да чаем из самовара, а сам нет-нет на окошко глянет, вдруг ещё кто пожалует. Да и проглядел. Пока за новыми блинами на кухню бегал, а уж на диване рядом с дочкой Машенька сидит, чай пьёт.
С той поры перестал Дед болеть, растопилось всё ледяное внутри.
Видно хорошо тогда протопил печку.