меня звала зачем-то Шурой
и открывала дверь в белье
хоть кружевном, но всё же нижнем,
совсем не думая о ближнем,
не говоря уж о себе.
Не помнила спросонок утром,
как мы друг друга камасутрой
полночи истязали зря,
вымучивала снова позу,
несущую, как пить, угрозу
сложить живот не за царя.
Могла лежать полдня над книгой
и, хоть с диваном вместе двигай,
не встрепенётся ни за что...
Могла зайти к подруге лучшей,
вернуться через час пьянущей
и в перепачканном пальто...
Была способна от природы
прожить на чёрствых бутербродах,
но вдруг потратить деньги все
на необычную цепочку,
в которой прочности на ночку...
Короче, с дыркой в голове.
А вот любил такую дуру
и откликался я на Шуру,
и позволял ей крики, звон
перебиваемой посуды,
плевал на сплетни, пересуды...
Но постепенно вышел вон.