Уле
Макаров Т.
- Привет.
- Привет.
- Чё делаешь?
- Смотрю фильм с Траволтой.
- Чё за фильм?
- Старый фильм.
- Ну расскажи.
- Вломы.
- Чё ты такая?
- Ну ладно.
Молчание.
- Катя?
- А?
- Ну чё там? С фильмом?
- С каким фильмом?
- Ну с фильмом.
- Ах, с фильмом. Короче фильм про пацана, который родился без иммунитета. И родители поместили его в изолированный шар, чтобы он не заболел. Ну он живёт в этом шаре. Скучно.
- А чё не выключишь?
- Да я короче пульт отбросила, сразу как на диван плюхнулась. Тянуться вломы.
- Ясно.
Молчание.
- Чё звонил?
- Да хотел спросить как ты.
- Да хреново.
- А чё так?
- Давай потом. Я смотрю фильм.
- Тебе ж не нравится?
- Траволта всё-таки.
- Ну чё случилось? Расскажи.
- Слушай, не нуди, а.
- Я завтра на работу не пойду.
- Почему?
- Не знаю. Дурацкая работа. Не хочу идти. Фильмы смотреть тоже не хочу. Вообще ничего не хочу. Метафорически выражаясь… я как плот посередине Атлантического океана, за пятнадцать секунд до начала шторма. А шторм все не начинается.
Молчание.
- Катя?
- Я напилась чая. И мне лень сходить пописать.
- Пописай на Траволту.
- Остроумно.
- Я сейчас положу трубку.
- Валяй.
- Нет, лучше ты брось.
- Я зажала трубку между плечом и щекой. Тянуться до кнопки вломы.
Звёзды растворялись за окном, как сахар в горячем чае. Растворялась ночь.
Растворялся я.
Я работал в маленькой фирме, которая занималась клубными вечеринками и устраивала праздники. Если какому-нибудь клубу хотелось разбавить унылую атмосферу промышленным европейским хаусом, они обращались к нам, и наш босс вызванивал своих друзей из Лондона или из Франции и договаривался о привозе известных коллективов. Разумеется, это стоило немалых денег. И мы их получали. Точнее, босс получал, а мы работали за зарплату в десять-пятнадцать тысяч. Это очень маленькие деньги, особенно если учесть тот факт, что работа не давала никаких устойчивых гарантий. Мы устраивались по знакомству. Без трудовой книжки, пенсионного свидетельства и ИНН. Зарплату получали в конверте. В любой момент нас могли вышвырнуть и все профсоюзы мира будут бессильны, защищая нас. Те, кого это не устраивало, увольнялись и после долгих поисков другой творческой профессии, устраивались продавцами-кассирами в торговые сети. Такой вариант событий меня не удовлетворял. Лучше получать пятнадцать тысяч и иметь возможность посещать каждую клубную тусовку бесплатно, чем сидеть, сгорбившись, по десять часов у аппарата и улыбаться клиентам, каждый раз задавая стандартные вопросы, от которых рано или поздно на языке образуется мозоль. Это всё? Оплата кредитной карточкой? Пакетик нужен? Нет, оставьте тележку, пожалуйста, наши ребята её заберут. Нет, у нас нет носильщиков. Извините, вам придётся унести пакеты самому. Я вижу, что вам за шестьдесят. Нет, я не чмо. До свиданья.
Катя работала вместе со мной. Мы познакомились в офисе. Я звонил одному ди-джею, который становился всё более популярным, имел все шансы выбраться из нашей дыры и к двадцати четырём годам зажигать в лучших московских клубах. Я сказал, что наш босс заинтересован в его услугах. Ди-джей сказал, что его можно будет найти сегодня на эрэнбишной тусовке по такому-то адресу. Я сказал, хорошо, зайду. Не успел я положить трубку, как дверь открылась.
- Привет, - сказала Катя.
Я вообще тяжело схожусь с людьми. Новые лица меня пугают. Я в детстве пересмотрел фильмов ужасов, наверное. С тех пор мне мерещится, что у каждого незнакомца – даже несмотря на милую улыбочку – мясницкий тесак в кармане.
Катю трудно было представить с оружием в руках. Такие девушки обычно снимаются в социальной рекламе: в детских домах ходят от столика к столику и гладят изувеченных природой сирот по голове, создавая иллюзию спокойствия. Глядя на Катю действительно можно было подумать, что мир прекрасное место. По крайней мере до тех пор, пока она улыбалась.
А она улыбалась всегда.
- Привет, - сказал я.
- Я буду работать у вас. Паша не говорил?
Паша это наш босс.
- Разговаривать с нами – ниже Пашиного достоинства. Он посылает нам сигналы азбукой Морзе.
- Хм.
Она вытащила стул из-за Пашиного стола, поставила рядом со мной и закурила.
- Здесь не курят, - сказал я.
- Я закурила, чтобы услышать очередную остроумную реплику.
Пять последних ночей я провёл в лучах стробоскопа, танцуя с девушками, имён которых не знал, и опорожняя коктейли, о которых даже не слышал. В голове словно разорвалась атомная бомба. Всё, что я мог в тот момент – разговаривать с ди-джеями по телефону.
- Прости, что я так коряво пошутил, - сказал я. – Моё остроумие периодически даёт слабину. Говоря по-русски, обделывается.
- Самокритично, - сказала она, выпустив дым мне в лицо. Я чувствовал себя идиотом. А она считала меня идиотом. Словом, мы были созданы друг для друга.
И вот теперь мы сидели, разделённые бетонными перегородками и стеклопакетами, улицами и переулками, автострадами и виадуками, держа телефонные трубки, наблюдая за Джоном Траволтой и беззвёздным небом...
И то, и то когда-то считалось романтичным, но – увы – безнадёжно устарело.
Катя не работала на этой неделе. Я решил взять выходной. Логические цепочки в моей голове лихорадочно соединялись в антинаучные формулы свидания, которые растворялись не успев дойти до языка вместе со мной, вместе со звёздами, вместе с окружающим миром.
- Ты там уснул что ли?
- Я… я пишу картину.
- Картину?
- Картину.
- Ты художник что ли?
- Нет.
- Ясно.
- Как там Траволта?
- В шаге от самоубийства.
- Когда ж он сдохнет уже?
- Остроумно.
Молчание.
Надо что-нибудь сказать.
Надо пригласить её в кино.
Надо пригласить её в кафе.
Надо пригласить её в ресторан.
Надо пригласить её в Кремль.
Или на концерт Боба Дилана?
А лучше бросить эту безумную затею немедленно, вместе с телефоном, и отправиться на работу. Люди нуждаются во мне. Люди нуждаются в моём боссе. А я несу слово его и дело его. Люди нуждаются в том, что мы делаем!
Сегодня вечером, в одном из самых дорогих клубов города должен был выступать тот самый ди-джей. Я не мог пропустить это мероприятие. В голове по-прежнему творилось что-то невообразимое. Я не спал неделю и не знал, что несу. Зачем я вообще позвонил Кате? Что я хотел сказать?
Как сильно её люблю? Мы знакомы от силы неделю и с тех пор нашей самой откровенной темой для разговора стал очередной резидент камеди клаба.
Что нам надо встретиться? Слишком прямолинейно.
У меня будет шанс, только если я возьму её в заложники, но глядя на неё мне почему-то кажется, что она отправит меня в нокаут одним метким ударом.
- О чём твоя картина?
- Какая картина?
- Ну, ты пишешь картину или чё?
- А, ты про это. Моя картина про… про…
Молчание.
- Давай рожай уже, Ренуар.
- Это будет история про обмельчавших Бонни и Клайда в современном гротескном чеховском мире, - произнёс я заученную когда-то фразу.
- Мощно, - сказала она. – Чем рисуешь? Гуашь, пастель, гравюра?
- Фломастерами.
- Клайд похож на краба?
- Что?
- Клайд похож на краба? На кита? На кого он похож?
- Клайд похож на Клайда.
Молчание. За ночь я выпил несколько бокалов вина – красного сухого и белого полусладкого. Смешивать вообще не рекомендуется, но я никогда не относился к числу тех, кто прислушивается к рекомендациям. Однажды я запил пиво коктейлем из водки с колой, а потом догнался мартини и чувствовал себя прекрасно. Пока не начал блевать.
С тех пор, как я выпил, прошло часов пять. Я не чувствовал ничего, кроме лёгкой расслабленности.
Для решительных шагов нужны решительные меры. Я достал из мини-бара бутылку водки «Мърная», налил в стакан грамм 50, но пить не стал.
- Катя?
Молчание.
- А?
Я сделал небольшой глоток. В горле взорвалось несколько атомных станций, голова накренилась.
- Катенька.
- Чё? Тут новый фильм начался. Смотрю.
- Чё за фильм?
- Короче, чушь какая-то. Опять с этим ебаным Траволтой. Чё за подстава, он сдох в прошлом фильме.
Скажи.
Нет.
Скажи.
Нет.
СКАЖИ.
НЕТ!
Я сделал глубокий вдох и опорожнил стакан. Пол ушёл из под ног, как во время шторма, перед глазами затанцевали огни пламени.
- Катя! – закричал я в трубку. – Я тебя люблю! У нас будет дом. Дом и двое детей – мальчик и девочка. Мы назовём их Слава и Слава, чтобы они нас ненавидели. Шутка. Мы назовём… короче, мы как-нибудь их назовём. У нас будет машина, а ещё лучше – две машины. Мы уволимся с этой уёбищной работы и откроем своё дело. Мы будем заниматься тем же, но у нас будет своя, своя фирма. Понимаешь? Катя… Я не могу жить без тебя. Я… выходи за меня.
Молчание.
- Катя?
Молчание.
- Катенька?
Молчание.
- Катюша?
Молчание.
- Катя! Ну ответь мне, пожалуйста! Ну… пожалуйста, пойми меня правильно. Я всё от чистого сердца. Я бы так ни за что не признался. Мне нажраться пришлось, чтобы всё это сказать. Катя!
Молчание.
Помехи.
- Алё. Ты ещё здесь? Прости, я пописать ходила. Что ты там сказал?
- Знаешь что, Катя?
- А?
- Я тебя люблю.
- Что?
- Но пошла ты нахуй.
Я бросил трубку и пошёл на работу. Надо было обзвонить человек тридцать-сорок. Я сидел напротив босса и разговаривал с випами, которые должны были прийти на вечернюю тусовку. Я хотел послать босса, я хотел уйти с работы, я хотел изменить свою жизнь, ради этого я был готов стать продавцом-кассиром, но у меня не хватило смелости. Неопределённое:
- Иди… - срывалось у меня с губ, но так тихо, что босс даже не поднимал головы: просто сидел напротив и читал книжку.
А потом пришло время ехать в клуб, чтобы установить аппаратуру, убедиться в том, что на баре достаточно алкоголя, что девочки гоу-гоу готовы, что наш ди-джей не сломал ногу и всё идёт по плану. Перед тем как закрыть за собой дверь я посмотрел на босса. Он выглядел как-то странно. Словно знал что-то такое, что кроме него никто не знает – даже Бог.
Он почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня.
- Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил он.
- Вы самый классный мужик на свете, а наша фирма скоро выйдёт на первое место в городе, - сказал я.
- Ты далеко пойдёшь, - сказал он, немного подумав.
- С божьей помощью, - съязвил я. Он не понял, и я закрыл дверь.
Утром приду домой и первым делом допью «Мърную». А потом позвоню Кате. Надеюсь, в этот раз она в самый ответственный момент не отправится в туалет, и я смогу сказать всё, что думаю о ней. О нас. А чтобы увековечить наши отношения, я нарисую картину, эпохальный шедевр художественного искусства. Это будет история двух неврастеников, влюблённых в себя и немного друг в друга, в реалистичных декорациях нашего безумного мира под промышленную хаус-музыку, водку «Мърная» и в лучах стробоскопа.