Ну, то есть, каждый, естественно, шел за своей мечтой. За тем, что видел в снах, за тем самым сокровенным, которое заставляло сердце биться чаще. Мы искали свое счастье, общее на всех, но я-то знал наверняка - оно только моё. Будет так, как Я захочу. Понимал, что мы все нужно друг другу, чтоб суметь его взять, но потом, когда мои руки прикоснутся к нему – зачем мне остальные, я заберу его себе. Я сильнее любого из них, быстрее и гораздо умнее. Я прозорлив с детства и кажусь остальным всего лишь одним из них, таких же, как они сами – невзрачных людишек, любой пройдет мимо и не вспомнит моё лицо уже через десяток шагов. И еще я помнил, что заслужил стать счастливым и вознестись, заслужил страданиями и болью, годами жизни, лишениями и разочарованиями.
Шрамы, оставленные временем на моем теле, были не просто следами, сплетающимися в разорванную паутину рун. Глупцы, как они не видят! Божественная рука начертала на мне изъявление своей воли. И пусть нажим был слишком сильным, а каждый штрих вызывал почти непереносимую боль во время получения, я ведь помню всё, как будто это происходит прямо сейчас. Бывало, что между штрихами проходило несколько лет, но в итоге мое тело стало изменяться. От шрамов постоянно исходило тепло, поддерживая меня в холодные ночи в этих северных землях. Уплотнения заживающей на мне кожи стали коркой, пропускающей энергию только в одном направлении - ко мне. Я чувствовал себя нереально собранным, отстраненно выносливым, без напряжения обходился без еды и воды гораздо дольше остальных спутников не слабея. За все приходится платить, и мне пришлось отказаться от того, чтобы рассматривать себя в зеркалах. Даже мой силуэт в отражении водной глади слепил глаза, ярче самого солнца было моё отражение. Но лишь для моих глаз. Сияние света стало огненным живым комком, поселившимся навсегда внутри меня.
Я стал видеть сны и научился, умирая в них, не просыпаться. Тогда-то и начиналось самое интересное, акценты смещались и тайное стало явным, сакральное обретало очертания. Представь, ты получаешь способность познать те вещи, о существовании которых многие могут лишь подозревать. Приобрести знания о том, что было задолго до появления разума у первобытных племен. Обращаться к изначально существующим силам и стихиям, преодолевать присущую человеку ограниченность и несовершенство. Сжимать руку, глядя в спину человека, проворачивать ладонь и ощущать мгновенный прилив сил, сверхъестественную легкость в теле и всеобъемлющее знание момента. И какое мне дело до той пустой оболочки, которая продолжала идти как ни в чем не бывало.. но уже без души и жизни, как мы её привыкли понимать, внутри.
Да, я практиковал черную магию и остался доволен своим выбором, со временем мои таланты и умения в ней развивались настолько, что практически не было существа в посещенных мною землях, способного причинить мне сколько-нибудь значительный вред. Боль от магических поединков только подстегивала меня, состояние в полушаге от смерти, в котором я не раз оказывался, лишь позволяло познать в себе неожиданные и не всегда уместные умения. И не стоит забывать, что я получал навыки и брал на вооружение приемы и магические пассы моих поверженных оппонентов. Последнего я превратил в облако не таявшего около суток и собравшего вокруг себя стаю воющих волков тумана. Останавливал сердце либо дыхание, но лишь простым смертным, на магов подобные штуки не действовали, ведь каждый носил на себе невидимое магическое одеяние, впитывающие без остатка посылаемые энергетические призывы низшего порядка. Для сложных магических поединков его методы мне не пригодились ни разу.
Предпоследнего я заморозил, сместив время вокруг него в плотную субстанцию, разрушающую его сущность за счет накопленной им же магической тонкой энергии, плотно покрывающей несмываемой пленкой его тело. Ровно до того момента, пока не перестанет отдавать достаточно магии, будет существовать его застывшая фигура. Ирония и слава- памятник и неотвратимо умирающий провидец одновременно. Он научил меня видеть сияние окружающих предметов и сущностей. Я получал знания, не только убивая. Крал души, нанося внезапные удары и повергая в темную бездну без возможности спастись. Дожидаясь, пока интересующий меня адепт той или иной доктрины засыпал или допускал ошибку, скажем в поединке - приближался и втягивал его жизнь, сущность, силу. Впрочем, если был выбор - сам-то я предпочитал более эффектные атаки и при возможности любовался кричащим и живым непродолжительное время оппонентом. Нравится мне запах горелой плоти с детства, пожалуй, лишь это можно назвать моей маленькой слабостью. Но я не собираюсь оправдываться перед вами, делал то, что считал нужным, веселился даже.
Итак, мне было видение, сразу после того как я получил в руки свиток и вслед за ним стал свидетелем сцены убийства первого из нас, хранителя и вестника, убийства и предшествующих ему пыток. Нередко случается в городах, что даже при свете дня можно наткнуться на драку и поножовщину, но в тот момент моё внимание привлек повторяемый одним из нападавших вопрос. После прикосновения к свитку с пророчеством мне начали сниться слишком уж реальные, затягивающие в себя сны, в которых я исполнял предначертанное, и лишь это позволяло мне остаться живым и в здравом рассудке, просыпаясь раз за разом. Как раз после одного из таких пробуждений я и услышал, как пес-воин повторяет раз за разом с каждым новым лоскутом отрезаемой кожи вопрос, называя место из моего сна, произнося его монотонно и неуклонно убивая неприметного на мой взгляд человека, при первом же взгляде на которого я вздрогнул изнутри. И я прошел мимо, не показав взглядом, что слышу или вижу происходящее. Пришлось подождать четверть часа, прежде чем они закончили свою кровавую работу и неторопливо покинули груду окровавленной плоти, еще недавно бывшей живым человеком.
Тенью я прокрался за ними, подождал, пока они не проследуют в своё логово - ничем не примечательный дом на окраине города. Дождался пока стемнеет и постучал в дверь.
Открыли не сразу, я уловил осторожный взгляд из-за приоткрывающейся двери и плюнул, глядя прямо в глаза, которые ему не удалось отвести. На лицо попала уже не слюна, а прозрачная, мгновенно заполнившая всю поверхность и подавившая готовый сорваться с губ возглас, масса. Повинуясь моему шепоту она сжалась, плюща его кости и плоть, и я не торопясь перешагнул через распростертое тело. Так, на первом этаже больше никого не было. Я поднялся по лестнице на второй и прошел по коридору, заглядывая в каждую комнату на своём пути. Во второй от лестницы спал тот самый требовавший ответа воин.
Я перерезал ему горло, пока он не успел проснуться, зажав рот правой рукой и ничуть не удивился тому, что в жилах его течет жидкость с пряным резким запахом, черная как ночь, густая и холодная как камень, покрытый первой изморозью. От неё у меня чуть закружилась голова и ладони защипало, как от первого в этом году мороза. Обыскал комнату и оба трупа.
Да, вот оно! При них была инструкция, написанная каллиграфически правильным почерком, с наброском лица того самого бедолаги, труп которого, наверняка уже обобранный до нитки, остывал в подворотне. А что внизу? Казалось бы, незначительный постскриптум .. Я вчитывался снова и снова, понимая что безнадежно потерял покой и многие истины с этого момента перестали для меня существовать. Символы на клочке бумаги были написаны именно для меня, от них становилось теплее, состояние напоминало легкую форму одержимости. Почти страсть, почти безудержная лихорадка… Я даже провел над полученным трофеем магический пас, предположив, что он лишь выглядит им, но не является, слишком колотило меня изнутри. Обычная депеша… даже не сильно измята.. чуть испачкана кровью снизу. Никаких следов магии, слабый фон ауры гонца и только. Ушел оттуда неторопливо, направился в трактир, собравший нужных мне людей и, закрыв лицо накидкой, начал вспоминать, стремясь сократить время дороги.
Родителей своих, ровно, как и детство, проведенное в пригороде скучного городка, я вспоминаю как нечто, случившееся с кем-то, но возможно не со мной. Первое, что я испытал из поднявших меня над окружающими ощущений - полёт, смещение возможностей, уход в серый мир. Я научился этому в возрасте семи лет. В десять я малыми пассами руки и остановкой дыхания менял себя.. внешность и, главное, свой потенциал. Выбирал одно из умений и совершенствовал его до предела, преступить через который доводилось мне уже гораздо позже. Физическую боль я предпочитал книгам, сны и фантазии – разговорам, вдумчивое погружение в себя и последующий полет или падение духа – взгляду по сторонам и жизни среди людей. Мне не требовалось молиться или читать заклинания, одной силой своего духа я заставлял энергии течь угодным мне образом. На моё молчание частенько попадались эльфийские маги и воины, практикующие сочетание стрел и заклинаний ... разящие издалека и тем и другим практически без промаха и возможности отразить выпад. Улыбаясь этим неразумным созданиям, я, театрально замерев, выжидал, рискуя естественно, упустить миг, после которого не смогу и пальцем пошевелить. Наносил упреждающий удар в последний момент . Молниеносно поворачивая кисть и меняя воздух вокруг противника .. делая его зыбким как марево солнечного ожога или пар от мгновенно возносящейся никуда вверх испарившейся воды. Проговаривая про себя звуки, неспособные быть понятыми никем из живущих, разносящие в пух и прах чрезмерно удивленного таким поворотом событий чужака.
Не всегда я носил в себе мрак. Выбор был долог и нелегок, много лет я поворачивался к людям то одной, яркой и чистой, то другой, темной стороной своей сущности. Всё зависело от окружающих, их деяний, и от моих удач и неуспехов. Проживал и отчаяние, граничащее с безумным исступлением. И такую теплую, истинную радость, что внутри всё словно пело и трепетало в такие минуты. Часто люди отнимали моё терпение и благодушие, в такие минуты во мне вскипал ураган. Внутри завихрилась темная энергия, быстро захватывая и меняя самого меня, целиком подчиняя своему стремлению разрушать и сеять хаос. Я перестал видеть будущее каждого отдельного человека, сделав свой выбор. И приобрел нечто иное - способность избегать критических ударов судьбы. Стал чуть равнодушнее - и взамен получил тягучее заклинание ухода от взгляда живого оппонента, на нежить и создания стихий оно действовало иначе. На каждую уступаемую мной человеческую составляющую, потерянную или ослабляемую – я получал взамен нечто несоизмеримо более действенное, эффектное и усыплявшее мои сомнения. Мрак до сих пор не завладел мною полностью, но – я обращаюсь к нему чаще и чаще. И каждый раз мне всё легче получать желаемое.
Вспоминаю с усмешкой и начало своего падения. Как вы там это называете? Любовь к единственной, кажется. Стоит перед глазами картинка - как впервые попал в то место, умирая от жажды и обгоревший на солнце, почти до слепоты насмотревшийся на горизонт, недостижимый и манящий одновременно. Двигался, ведомый инстинктами к людям, ища источник и вожделея о глотке воды. Дорога привела меня в маленькую деревеньку, в центре которой стоял колодец, сбоку сруба которого и висело ведерко с остатками набранной кем-то до меня воды, оказавшейся для меня слаще мятной настойки. Упав на колени, я захлебываясь пил, в трансе и наслаждении, из которого меня вывел лишь смех, подобный дыханию в морозный день, согревающий изнутри. Медленно я отставил в сторону ведро и встал на ноги. Повернулся – и уже не был властен над собой более. Глаза, подобные двум черны жемчужинам, улыбка – загадочная и обещающая одновременно. Я пошел за ней, не издав и звука, не задаваясь вопросами. Помню, как целовал её, задыхаясь от мускусного запаха, как чувствовал на себе её руки, торопливо изучающие мою изрезанную кожу, слышал шепот, обещавший мне на чужом языке неземное блаженство и открывающий неведомые состояния и чувства. Состояние бездумности и полного растворения в ней и мире вокруг, замороженное нашими объятиями время. Я был счастлив тогда, совсем не как маг, познавший не одну стихию, не как счастлив бывает воин, вернувшийся-таки домой после того, как прощался не раз с жизнью и пропадал в далеких землях. Нет, я по-человечески беззащитно ощущал на груди этот цветок и не было в тот момент ничего дороже.
Сейчас могу спокойно сказать – счастье моё было совсем недолгим. Она заболела, вернулась однажды в наш дом ослабшей. До вечера сопротивлялась и пыталась улыбаться мне, голосом заглушая моё нарастающее беспокойство. Затихла с наступлением темноты, я собакой лежал у её ног, прикасаясь к холодеющей коже. Сжимая руками то, что они не в силах были удержать. Позвала меня шепотом, скорее догадался, чем услышал, что просит меня сделать. Обнял её в последний раз, прижал так крепко, как только сумел. Она ответила тем же и провела ногтями от локтя до начала кисти полосы, почерневшие впоследствии навсегда. Я не чувствовал ни тогда, ни впоследствии боли и, когда просыпаясь, не понимал, кто я и где нахожусь – с удивлением и узнаванием смотрел на черные рваные линии, оставленные ею напоследок. Последние штрихи, завершившие рисунок, начатый судьбой в глубоком детстве. Подарок от той, кого я не смогу вернуть и встретить в последующих воплощениях, её путь завершен.
Прошло семнадцать лет с той ночи. Не могу сказать, что перестал ощущать утрату или лишился чувств или рассудка. Стал другим, потерял живость эмоций, азарт ожидания ведь не в счет. Смотрю на людей чуть снисходительно, как и всякий адепт, обладающий чем-то недоступным для окружающих. Людишек, не равных мне ни в умениях, ни в проницательном взгляде в сущность вещей и явлений. Но - довольно. Я прервал плавно текущие мысли о собственной значимости и толкнул дверь трактира. На месте.
Отдельной группой из всей нашей команды выделялись темноволосые люди с обожженной солнцем кожей и сияющими подавляемым безумием глазами. С одним из этих молчунов я успел почти подружиться, по крайней мере, мог повернуться к нему спиной в трудный момент – и он прикрывал меня, так же как и я выручал его несколько раз. Да и выпить добрую кружку хмельного напитка, известного в любой едальне, перебродившего и прошедшего магическую возгонку нектара мы предпочитали вместе. Я до сих пор не считал нужным узнать, как его зовут, это было совсем неважно. Улавливал, что между нами существует понимание на ином уровне, взглядом я мог приказать ему или попросить о любом действии. Думаю, что он именно тот, кем мог бы оказаться и я сам, родившись в другое время и избрав иной жизненный путь. Хоть и верю в предопределенность, допускаю, что можно изменить предначертанное, пусть ценой собственной жизни или потерями дорогого для себя. Был бы я иной сущностью изначально, не потакай собственным амбициям – обрел бы счастье, будучи сам слугой и спутником. Я знал также сокрытое от чужих глаз, до самого конца мы будем рядом, но не вместе. Знание суть готовность, и я был готов ко всему.
К нему первому я и обратился, войдя. Отозвал в сторону кивком, заслонил свой трофей от нескромных взглядов и рассказал, что надо делать. В сущности, всё было решено гораздо раньше, чем все мы познакомились, судьба планомерно сводила нас. Годами проходил каждый мой спутник по собственному, непростому и непрямому пути, чтобы достичь в этот момент именно этой отправной точки. Осознание торжественности момента чуть не заставило меня принять важное выражение, но – не время для гордыни. Недолгие сборы, прошедшие в молчании, несколько минут на молитву. Мы вышли через городские ворота, сопровождаемые взглядами случайных прохожих. Впереди лежали города и страны, трагедии судеб и остающиеся на веках подвиги любого из нас. Нелепые смерти и возможная власть над … Возможность обрести наконец себя. Или пасть, достигнув предела.
В добрый путь, к мечте!
