Консьерж (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Консьерж, франц. домовый
служитель во Франции, дворник…
(словарь Брокгауза и Эфрона)
1.
С самого утра все будто посходили с ума. Не то магнитная буря, какая пронеслась, не то от луны кусок отвалился. Несмотря на то, что сегодня суббота и все порядочные люди должны предаваться активному отдыху – от плевания в потолок до марш-броска на лыжах где-нибудь, скажем, в районе Истры. Так вот нет же, эти - порядочные, не очень порядочные и совсем не... – одним словом, мои родственники, друзья и просто приятели, решили отметить для себя выходной день ударным трудом, вменив себе в обязанность непременно достать меня своими телефонными звонками. С самого утра мой телефон просто не успевал отбрехиваться и к вечеру...  нет, к вечеру все же, наконец,  все выдохлись, а  я только тогда догадался отключить телефон, а заодно и мобильник, пусть и они отдохнут.
Ну, с треском выперли меня с работы. Под «Реквием» Моцарта. Эта старая сука  Лариса Львовна врубила на мой уход полную громкость, чтобы все засранцы, помнили, с чьей руки клюют и прониклись сознанием, что их ждет в будущем, если что.
Ну и что? Трагедия? Конец света?  Да, я, между прочим, сам давно собирался уходить из этого гадюшника, из их занюханного сарая, чтоб они погорели.  Да, с моими знаниями, умом и талантом, меня любая, уважающая себя фирма с руками и ногами...  Гады, они еще пожалеют и приползут, а я уж им такую «фигуру выстрою»...  
Самое главное - совершенно непонятно, откуда все звонившие, вдруг, все разом узнали, что меня выперли? Я никому не докладывался.  Может, я, тихо, под сурдинку хотел побездельничать пару месяцев, благо заначка неплохая имеется, левый гонорар, наконец, выплатили. Так вот нет же, в один голос запели: «ступай, старик, «к синему морю с неводом», иначе кранты тебе...», «знаешь, я тебе хочу по-родственному предложить...», «ах, горе-то какое, горе-то какое, а-а-а!».
Какое горе? Какое горе?! Ну, не помер же пока, так чего хоронить! Словом, сплошные халды-балды...
Нет, конечно, для успокоения совести, я все же, кряхтя, залез на «SuperJob.ru», оставил на нем свое «резюме». Пусть будет. Ну, конечно, поерничал, похохмил слегка, попоясничал, поприкалывался, не без этого.  Написал в таком духе:

Желаемая должность:     Что-нибудь не пыльное и не мокрое.
Стартовый оклад:           500 USD, меньше даже не соваться
Тип работы:                    Полный рабочий день... но не каждый
Ф.И.О.:                           Раскольников Родион Романович
Город:                            С прошлого века вроде бы в Москве обосновался
Образование:                 Вечный студент
Вероисповедание:          Верую, что не верую
Дата рождения               20 июня 1971
Пол                                менять не собираюсь
Семейное положение      мне только этого не хватало.
Обший стаж работы        не считал, мне хватит.

Ну, и остальная информация, в таком же роде. Думал, не примут у меня эту ахинею. Ничего – не заржавело, «автоматом» разместили.
С чувством полного удовлетворения, выключил компьютер, быстро оделся  и вышел  проветриться, а заодно в магазин заскочить за сигаретами.
И только выйдя из подъезда, я все вдруг понял! Понял, почему меня весь день терроризировали по телефону, вместо того, чтобы...  Погода-то мерзопакостная! Холод собачий! Наверно, это только в Москве возможен такой коктейль – мороз, влажность и смоговый туман в одной, отдельно взятой географической точке. Пока я, подняв капюшон куртки и уткнувшись носом, в шарф,  дошел до ближайшего магазина, у меня  на бровях образовалась льдина. Нет, решил я про себя, завтра или... ну, пока не кончатся морозы, я из дома ни ногой. Залягу в берлогу и буду лапу сосать. Конечно, в переносном смысле, потому что я-то уж о себе позабочусь как надо.
Домой я припер два больших пакета с продуктами. Оценил содержимое холодильника, остался доволен -  недельную осаду вполне можно выдержать. Оценил и тут же занялся приготовлением ужина.  Пока замороженные картофель и котлеты жарил, прошелся по программам телевидения. Реклама сплошная, терпеть ненавижу. Выключил телевизор и поужинал в полной тишине, нарушаемой только очень тихой музыкой откуда-то сверху или снизу - в этих панельных домах, не поймешь, откуда звук идет. В общем, под Берштейна «Порги и Бесс» поужинал. Побросал посуду в мойку и... сам себе не поверил, вдруг начал всю скопившуюся в ней за неделю посуду перемывать!  Мало того, что перемыл ее всю, навел порядок на кухне и... нет, точно, в лесу явно что-то сдохло, принялся за генеральную уборку всей квартиры. Причем, с не наблюдавшимся прежде удовольствием и даже с пеньём разных арий из опер. (Хорошо, что никто не слышал за шумом пылесоса, хотя звук пылесоса ночью, тоже не подарок соседям). Ну, явно магнитная буря, не иначе.
К трем часам ночи моя квартира сияла первозданной чистотой. Если бы у меня в загашнике были обои, то, наверное, тут же, не откладывая, стал бы клеить. Вот такое на меня нашло помрачение разума, сопровождающееся энергетическим выплеском почти бессмысленной деятельности.
По окончанию этого безобразия, я погрузился в ванну с банкой пива и сигаретой. Полчаса отмокал. Лег спать только в начале четвертого, но вдруг вскочил, в темноте нащупал и зачем-то подключил телефон. Не успел снова добраться до кровати, как он, паразит, проснулся и зачирикал. Громко, вслух обозвал я самого себя «идиотом», потом, пару раз, уже про себя, чертыхнулся и вскочил.
Мужской голос в трубке был гнусный, какой-то «протухший», но с карамельным заискиванием.
- Родион Романович?
- Кто?
- Мне бы Родиона Романовича...
- Знаете который час?
- Миль пардон, великодушно, но Родион Романович...
- Если вы, Порфирий Петрович, то я никого пока еще...
- Ну, что же это вы, так вот сразу и признаваться?
- А что? Сначала на перекресток податься, лбом об лед звонить? Так там же холодно, черт возьми.
- Шутить изволите, а я, собственно по делу.
- В четыре утра по делу мне только девушки звонят.
- Вы на сайте свое резюме...
- Уже догадался.  Так что?..
- Я понимаю – творческая натура, отсюда все и проистекающее.  Опять же, горды уж больно-с, независимы до самозабвения. Ищете все. Это хорошо, мне так импонирует.  Я же так понял, что вы работу ищите, а в простоте душевной не знаете, как подступиться...
- Не тороплюсь я с работой. Если у вас действительно дельное что, там есть мой электронный адрес - пишите.
- Пожалуй, я так и сделаю. Спокойной ночи. Приятных сновидений. Не забудьте завтра заглянуть в свой «ящичек».
- Кто вы?
- Сами назвали давеча.
- Это... Порфирием что ли?
- Несколько раньше. Ну, да у нас, я думаю, будет еще время поближе познакомиться.
- Вот только я так не думаю.
- Как знать. Вы вперед-то не гадайте. Вперед-то, ерунда да бестолковость одни получаются. Еще раз спокойной вам ночи…  Евгений Павлович.
- Отку-а-аа...
Гудки пошли. Не успел спросить, откуда он узнал мое имя. Хотя, технически это не сложно сделать. Даже не нужно для этого быть хакером. А может кто из... да хрен его знает кто. Просто, разыграть захотели. Я сам иногда такое могу «слепить», юмористы на пенсию свалят... Но не в четыре же утра!  
Мне кажется, что я заснул раньше, чем моя голова достигла подушки.

«Лучи солнца первые траву росную бриллиантами окатили. Выстелились туманом луговые низины, попрятались  ночные страшилки в глубокие овраги...
«Подожди, умоляю, остановись! Не догнать мне тебя, как ни стараюсь». Бегу, почти не касаясь земли, а, не могу догнать, не сокращается расстояние. «Остановись, обернись, посмотри на меня. В одном взгляде моем поймешь невысказанное прежде, слова, что еще даже не зародились во мне, а только грезятся».
Солнца диск, вырастающий ярко светит сквозь Тебя, пронизывает насквозь, в белом  летящую. На миг глянула, морской зеленью глаз брызнула, на лету руку вскинула, отмахнулась, что-то бросила навстречу, как преградою какой провела черту. Совсем без сил упал в траву еще холодную,  подхватил брошенное. Лицо мокрое, от росы иль от слез,  к солнцу поднял. Солнце черное,  вдруг, лучи мрака бросило...

Открыл глаза.  Желтенький, замерзший кругляшек солнца висит над соседним домом. Одеяло на полу, ноги совсем закоченели. Дотянулся до одеяла, поднял с пола, укутался. Попытался уснуть снова. Как же, уснешь, сон из головы не идет. Приснится же дурь такая! Только и остается, что ворочаться с боку на бок. Блин, а это еще что такое?  
Пришлось откинуть одеяло, пошарить по простыне. Ну, мне только этого не хватало. Нашарил, да от удивления так и сел – кольцо! Обычное колечко, серебряное, копеечное. Мне так и на мизинец не налезет. Постарался вспомнить, кто из «кольценосок» в последний раз в мою кровать забирался, с кем я был в последний раз?  Что-то не сходится, уж больно маленькое колечко, ни одной моей...  не налезет. А может, не с пальчика колечко-то, а... ну, скажем, с пупка или еще какого интимного места, - мода, однако, совсем «запапуасились», не знают в какое еще себя место окольцевать... Нет, не сходится, не стыкуется, я бы запомнил такую «достопримечательность».
Совсем проснулся. На часы глянул. Ё... на работу проспал! И сам же заржал, по лбу себя, хлопнув, – какая работа! Я же вольная птица и к тому же, к тому же ноне воскресенье, валяйся, сколько хочешь, хоть целый день. Только вот уже и не хочу. Вставать надо. Сейчас кофейку забабахаю, а потом решу, чем заняться.
Перед тем как чайник поставить, врубил компьютер. Так, больше по привычке. Люблю с утра, если есть время, «балду» погонять, всякие тетрисы, шарики. Крутые игры не люблю, завожусь быстро, могу целый день убить, так что нам бы чего попроще. И потом... эти пустяшные игрушки мысли не забивают, и даже напротив, помогают сосредоточиться.
Позавтракал, чем бог холодильника  наградил, одновременно новости по ящику посмотрел, все эти ахи-охи по поводу замерзающей столицы. Раздули из ничего, будто в прежние зимы, экватор через Москву проходил.  Телевизор выключил и влез в свой «комп». Сразу залез в doc. «отсебятина» - это у меня что-то вроде отстойника для всяких фразочек придуманных или услышанных. Собираю впрок, с тем, чтобы со временем разрешиться повестью или даже, если выйдет, романом. Темочка одна под волосами зудится… давно.
Перечитал, кое-что поправил. Но тут отдохнувший телефон затренькал. Подумал, что, верно, продолжение вчерашнего нытья.
- Але... слухаю. Слова разговаривайте.
- Жека, это я...
Точно подумал. Вот, теперь Наташка начнет сочувствовать. Недели две не звонила, не проявлялась...
- Здравствуй, жопочка моя, ненаглядная. Ты, я слышал, замуж собралась?
- Кто это пукнул? Ирка?  Не дождетеся!
- Ну, и...  тады, что предлагаешь?
- Слушай, Жека, я так тебя  хочу, аж зубы ломит.
- Представь себе, Натулька, подстилочка моя шальная, не выйдет ноне. Планы другие.
- У тебя что, уже другая сучка в кроватке? Передай трубку, я ей яду наплюю в ухо-то.
- Перетопчешься, один я.  Ладно, Наташ, похохмили и будет. Что у тебя?
- Я же сказала тебе...
- Давай, только не сегодня.
- Если яйца боишься отморозить, то я на моторе через...
- Наташ, на неделе, хорошо?  Сегодня хочу немного потосковать за компьютером.
- Ну, гляди, Жека. А то, может, к ночи ближе? Я тут краем слышала, что ты клошаром заделался? Как я тебя пожалеть и утешить могу, ты знаешь.
- И ты туда же! Меня вчера весь день доставали, теперь ты еще. Отдохнуть хочу просто, на себя поработать.
- А если серьезно, смотри, у меня есть выход на сценарную работу. Короче, могу устроить «негром». Или переводы для «Иностранки».  Опять же...
- Не хо-чу! Дайте мне отдохнуть, наконец, мать вашу двадцать. Я два года без отпуска трубил. Имею я право на ничегонеделание? Или для этого мне надо ото всех куда-нибудь в тайгу здрызнуть?
- Слышь, может тебе...  ну, кроме моего передка, мани нужны?.. по дружбе...
- Нет, ты и  в правду, шальная.
- Я не шальная. Я несчастная, одинокая баба. Мне бы только кусочек  тепла...
- Заныла. А Костя что?
- Э... да разве это мужик? Так, опосредованная тень от плетня. Ты же большой кусок шоколада...
- Слипнется. Мы друзья и...
- Да я...  хрен с тобой, живи, как хочешь. Любуйся на свою гребаную независимость, если нравится, будь обреченным на свободу, экзистенциалист зуев.
- Да, не злись ты! Ладно, Наташка, умеешь, зараза, разжалобить. Хоть и не собирался на мороз выбираться, но так и быть... в общем, к вечеру подрулю.
- Что и требовалось доказать! Цалую и чжду. У меня «мартини» есть.
- Оприходуем. Пока.
Уже положил трубку и только тогда вспомнил, что не спросил, про колечко. Вроде две недели назад была…  Ну, ничего, вечером еще будет время. А может, не надо спрашивать, решит еще...  Черт с ним, с этим кольцом, пусть валяется на виду, хозяин сам рано или поздно обнаружится.
Минут, наверно, сорок сидел перед компом. Даже игрушки не помогли – ничего в моей гениальной башке не происходит. Собрался, было выключить, как вспомнил свой странный сон, а заодно и предсонный телефонный разговор. Полез на почту. Открыл, спамы поубивал, письмо увидел в ответ на резюме. Вскрыл.

«В ответ на ваше резюме, предлагается пройти собеседование в понедельник с 10 до 12 час. утра по адресу: м. Полянка, Старомонетный пер. дом 31, офис 13.».

И все. Ни что за фирма, ни к кому, ни за чем... на собеседование. Хотел, было на обратный адрес послать какую-нибудь прикольную открытку с пожеланием «дальней дороги», да передумал. Просто снес к чертям письмо, «метлой» почистил и вышел. Решил, что гораздо лучше будет, если сон припомню, и что-нибудь по этому поводу накропаю...

2.
Утро понедельника началось у меня в Наташкиной квартире, возле Павелецкой. Она рано убежала в свою редакцию, а я выполз на улицу что-то возле одиннадцати. Мороз отпустил, но все равно зябко. От нечего делать, решил из чистого любопытства заглянуть в Старомонетный переулок, благо не так далеко пешком.  
Дом трехэтажный, длинный, неказистый, подозрительного цвета. Три стальные  двери с домофоном. Ни вывесок, ни номеров, ни черта.  Ткнулся в первый. Нажал «вызов».
- Вам кого? – явно старуха и спросонья.
- Да, мне бы в офис попасть.
- Это в какой такой офис?
- В тринадцатый.
- Ну, дак, и идитя туды.
- Да, куда это «туды»?
- Ясно дело куды, во двор налево. Там эти... разные... ну...
- Организации?
- Во-во. Туды прямо и идитя.
- Спасибо, бабуля.
- Сам такой... ба-бу-ля... тожеть...
Поговорил, значит. Пошел налево, а там глухой забор. Сообразил, что бабка по своей старческой немощи, на своем «боевом посту», может, от себя налево кивала, а от меня получается так совсем наоборот.
И точно, с правой стороны дома проход во двор. Прошел. Одна дверь посредине, и тоже без фишек. Открыта. Лестница сразу на третий этаж. Поднялся. То, что не встретил никого, пока поднимался, не удивило. Да и на этаже ветер гуляет - длинный коридор и много дверей... и, главное, все разные. От простой филенчатой, творения начала прошлого века, до суперстальной с разными дизайн наворотами.  И никого не видно, не слышно! Вот это уже странно. Прошел в один конец, потом в другой. В самом конце обнаружил дверь с цифирью 13., обитую дерматином. Стукнул и вошел.
Контора, как контора. Тоскливая, доперестроечная. Стены голые с выцветшими обоями. Шкафы, стол, стулья – с инвентарными клеймами. Чистый совок. За столом в шинели с поднятым воротником, без опознавательных знаков сидит... Филиппенко. То есть мужик очень похожий на актера Филиппенко – черепушка голая, уши лопухами, мхом поросли, под глазами темные «кошелки для бабок». Сидит и бумаги глазами и губами жует. Из одной стопки в другую перекладывает. Меня увидел, кивнул, садись, мол, в угол, жди. Минут через пять на стуле откинулся и на меня уставился белесо-голубыми, как февральское небо глазами. Вроде бы и не на меня смотрит, а так... в пространство.
- Тебе чего?
- А мы знакомы, чтобы вот так сразу...
- Ишь ты, какие мы... так чего... вам? За каким?..
- Приглашали. Случаем не вы мне ночью звонили?..
- Еще чего. Я ночью... неважно это. Мне оттуда, - пальцем в потолок тыкнул, - звонили сегодня. И если ты... вы, – покосился куда-то в бумаги, - Ковалев Евгений Павлович, то приказано мне вас на работу принять.
- Что за работа?
- А какую просили, такая и будет. Только сначала нужно вот эту хрень... тэсты заполнить... придумали тоже. Ты куртку-то не снимай, с улицы еще ничего, а как посидишь, задубеешь.
И передает папку, а в ней страниц сорок-пятьдесят! Опросник.
- Меня что, ФСБ вербует?
- Кто кого вербует, мне неизвестно. Я же согласно приказу  определяю тебя... вас... черт, да все рано...  консьержем.
- Кем, кем? Это что - холуем, халдеем что ли? И сколько они получают по нынешним временам?
Вот только теперь у мужика какой-то «антирес» в глазах возник. Даже похлопотал  удивленно рыжими ресницами.
- А по внешнему виду не скажешь, что дурак. Поясняю для шибко одаренных – консьерж это почти домовой управитель, на нем все крутится и вертится. Понял? А без него одно только существование дома... а получают, – опять заглянул в «шпаргалку» и захлопнул - сколько ты запросил, столько и будет, сам понимаешь, «в черную». А работа не пыльная. Сутки через двое... или «плавающий» график. Если подойдешь, конечно. Но тут я ничем тебе не могу помочь. Бери ручку и крестики ставь.
- Нет, мужик, мне надо подумать.
- Во-первых, не мужик, а Семен Петрович, а во-вторых, никто тебя за уши не тянет. Заполни, что просят и вали. Если положительный будет результат, тебе позвонят. Вот тогда и будешь решать, а мне это, как говорится,  до лампочки... без абажура.
- Ну, это ладно...  только Семен Петрович, скажите,  это что за контора?
- Контора это у Никонора. А у нас «Служба охраны и сервисного обслуживания». Объекты только элитные, вот так. Потому, я думаю, и проверяют на годность...  ты, давай вон туда к тумбочке пристраивайся и черкай себе. А мне еще нужно кучу бумаг перелопатить, - и тут же добавил, уже глядя в бумаги - курить не возбраняется. Видишь консервную банку? Пепелка. Шуруй!
Я в конец папки глянул – больше шестисот вопросов! Охренеть! И кто это потом читать будет? Нет, я понимаю, что психологи по сочетанию ответов на вопросы, многие из которых, наверняка повторяются, как-нибудь по-другому формулируются, могут составить портрет. А очень хороший психолог так и рассказать сможет, как в той или иной ситуации будет действовать «подопытный». Ну, так и проверим этого психолога на профессионализм, так ему «карты» подтасуем, что вся его наука раком станет, покажем, у кого, где зубы растут.
Конечно, я оторвался по полной. Под конец в раж вошел, самому интересно стало, кто кого передурачит. Наряду с очень простыми вопросами, вроде, «писались ли вы в детстве в постель?», были совершенно невероятные вопросы, с точки зрения простого обывателя. Попался даже такой -  «Кто такой Кьеркегор»?*  Это вопрос для дяди Пети-то, который с пятью классами. Полный зашибец! И варианты ответов – «гора», «писатель-философ», «другое». Я с ходу написал – «сорт винограда, из которого производят вино Забвения». Знай, блин, наших, тоже могем выражопнуться…
Управился я примерно за час с небольшим, когда Семен Петрович уже перестал шелестеть бумагами и, уперев голову в свои кулаки, с тоской взирал на меня.
- Ну, слава те, Господи, наконец-то осилил. Семен Петрович, это все такое выделывают?
- Нет, ты пятый. Чего там, наверху, воду мутят, я не знаю. Может, какие исследования проводят... или еще что. Только те, это я тебе по секрету, кто тэсты эти заполняет, больше двух-трех месяцев не работают.
- Что так?
- Не знаю... сам разберешься. Слушай, давно уже обеденный перерыв, а у меня язва, понимаешь, требует своего вовремя.
- С тестами я разобрался. Дальше что?
- Ну, и иди себе. Жди звонка. Думаю, завтра или послезавтра...
- А куда эти тесты вы отдаете? Кто их у вас забирает?
- Да, никто не забирает. Вон в шкафу все пылятся.
- Тогда какого я здесь испражнялся, кряхтел!
- Не шуми. Положено, понял? Вот и хорошо, и всего хорошего. Ступай.
- Ладно, пошел. Пока.
- Прощевай.
Из кабинета я вышел с ощущением, что меня крепко лохонули.  В коридоре неожиданно оказалось много народа, просто муравейник какой-то, едва с извинениями протиснуться можно. Но не успел я добраться до лестницы, как захлопали двери, и снова в коридоре стало тихо и безлюдно, только где-то на уровне полутора метров тонким сизым облачком завис дым. Я глянул на часы – 14.00. Стало быть, обеденный перерыв окончен. Про себя ухмыльнулся – «надо же, вовремя начинается борьба со сном».
Пока до метро шел, да ехал еще около часа, все перебирал в памяти эти дурацкие вопросы и свои ответы. Неожиданно пришел к выводу, что на основании именно таких моих ответов на них, может сложиться картина, что я законченный кретин с «передним» образованием. И что если последнее верно, то по поводу кретинизма...  это... не то чтобы неприятно, но... черт, да, неприятно, чего уж! И вообще, что-то я сделал не так или что-то со мной сделали.
Еще открывая дверь, я услышал, как надрывается телефон. Не знаю почему, но я сразу решил, что это звонит «Порфирий». Я потянул время – медленно снял куртку, также медленно скинул башмаки... причесался перед зеркалом, чего прежде никогда не делал, в крайнем случае, проходился пятерней по шевелюре. Прошел в комнату, сел в кресло, закурил и только тогда поднял трубку.
- Слушаю.
- Евгений Павлович, поздравляю.
- Так и подумал, что это вы... с чем вы меня?
- Как с чем? Приняты вы на работу. Можно сказать, пустячок, а как взглянуть. Может, вы еще и передумаете...
- Скорее всего, так и будет. Скажите только, зачем вся эта затея с тестами? Все равно эти «упражнения» никто не читает.
- А зачем их читать, когда наперед известно, кто и как ответит?
- Вы что, психолог?
- М... пожалуй, что и психолог.
- Не нравится мне все это. Темните вы что-то.
- Да, ведь вы сами... сами, Евгений Павлович просили!
- Я никого и ни о чем не просил!
- Нет, уж позвольте! Вы просили необычную работу. Так?
- По-вашему, консьерж, это так уж и необычно?
- А к-а-к же! Это, если хотите знать, с какой стороны взглянуть. И потом, стал бы я вам предлагать место, если бы оно было обычным? Как-то даже и… обидно даже, что вы могли так…
- Ладно. В чем заключается работа?
- А вот это уже другой разговор. Это уже деловой разговор. Это, если даже хотите, разговор напрямик, разговор...
- Короче. – Нет, и у меня иногда случается словесный понос, но такого балабола…
- Коротенько? Пожалуй. Коротенко я могу вам пока сказать, что... нет, все-таки хочу еще немного вас поитриговать, - натура моя такая. Вот не скажу пока, в чем необычность и все. Вернее, не так. В должности консьержа... то есть, обычного консьержа, ничего необычного и любопытного, и я с вами в этом полностью согласен. Все зависит от места и только от места. Потому как не только человек красит место, но и, собственно, и место само имеет, так сказать, слабость к…  А я-то как раз именно такое место и предлагаю. Именно такое место. Место для любителя вина под маркой «Забвение», любителя других весьма оригинальных, я бы сказал, острых наблюдений фантасмагорий окружающей жизни.
- Так, стало быть, вы все же успели познакомиться с моими ответами на...
- Ничуть. Я только смею  предполагать ваши ответы...
- Послушайте, это Булгаковщиной попахивает, господин Воланд.
- О-о-о! Я так и решил, что вы подумаете! Хе-хе… ошибочка в этом вышла, вы уж простите великодушно. Я всего лишь административный работник, комендант жилого комплекса и, в рамках своей деятельности, занимаюсь подбором кадров. Только и всего. Только и всего. Но это не важно. Важно, что мне именно такой человек, как вы, нужен. На вас, на вас теперь вся моя надежда, все мое, так сказать, упование. А то, знаете ли, текучка кадров надоела.
- Что-то во всем этом нашем разговоре, криминалом завоняло. Там что у вас... мочат консьержей?
- Так вас только это смущает? Смею уверить, что все работавшие до вас на этом месте, находятся в полном здравии и рассудке. По собственному желанию увольняются, так сказать, расторгают трудовой договор по правилам, определенным статьей 77, пункт 3 ТК РФ.  И потом, нам ведь с вами, Евгений Павлович, тоже придется составить трудовой договор, в котором есть некоторые пункты...
- А если я не соглашусь?
- То ничего и не будет. Уверьтесь же, наконец, что это  все законно, и самое главное, безопасно для вашей драгоценной жизни. Мы же просто обязаны заботиться о безопасности труда, с нас ведь тоже есть, кому спросить. А как же?!
- Если это так, то почему так дорог вопрос?
- А вы весьма проницательны и щепетильны.  Я же сказал, что это все же несколько необычное место – так что, условиям работы соответствует и его оплата.
- Черт... действительно, заинтриговали. Я, может быть, подумаю.
- А вот на это, как раз у вас времени-то и нет. Завтра в 10.00 нужно приступать к работе. Подробный адрес я вам по электронке сброшу...
- Заодно уж и условия договора пришлите...
- Не могу-с. Это уж, совершенно серьезно. Это действительно строго конфиденциально. Так сказать, при личном присутствии. Решайтесь, решайтесь, Евгений Павлович.   В любое время и ретироваться можно, не потеряв, так сказать, лица. Я ведь хорошо понимаю, что вас…
- Ну, хорошо. Уговорили. Я появлюсь.
- Иного я от вас и не ожидал. Жду вас на часок пораньше, чтобы ввести вас в курс, так сказать.
- До встречи.
- До самой скорой, надеюсь и очень рассчитываю…

3.
10.32.
«Вот и апрель наступил на грязный башмак марту, и, не извинившись, попер дальше обделывать свои весенние делишки. Впервые за последних пять лет, я имею возможность с повышенным интересом и вниманием следить за этими  действиями природы. Раньше все это было, походя, впопыхах, вскользь. А теперь у меня появилась возможность, минимум четыре дня в неделю шляться по паркам и скверам, а то и просто забираться в первую попавшуюся электричку утром, ехать до конечной, и там…
Нет, о том, что «там», я где-нибудь в другом месте обозначусь. Здесь же, я  с самого начала хочу…»  

Извините, господа, вызов.
- Да. -  В список мельком взглянуть, уточнить.
- Женечка, вы сегодня на посту?
- Да, Алена Дмитриевна. Слушаю внимательно.
- Женечка, моя «Моргулечка» на двор просится.
- Алена Дмитриевна, я сейчас пришлю…
- Только, пожалуйста, не Рустама. Моя «Моргулечка» на него жаловалась. Он ее просто задергал, зашпынял.
- Ой, как я его накажу, Алена Дмитриевна, как накажу!  Без премии останется, точно.
- Женечка, а нельзя без полицейских мер? Мы же интеллигентные люди.
- Ваше слово для меня закон. Валентина сейчас к вам поднимется.
- Вот и хорошо. Спасибо. Только поскорее, а то «Моргулечка» собирается на ковер сходить…
- Уже… Валентина! Валентина! Спишь?
- Да, слышу, слышу. Чего еще?
- Мухой на пятнадцатый, в сорок вторую. Пекинесиху выгулять.
- Та-ак…
- Не такай. А мухой полетела.
- А..?
- Полтинник.
- Другое дело. Поехала.
- Потом со шваброй в холл.
- Так я…
- Езжай! Псина обосрется, тебе же придется…

«Если наивный читатель полагает, что я буду писать о привидениях, «барабашках», и прочих аномальных явлениях, мой совет – не теряйте время напрасно. За два месяца работы, ничего сверхъестественного на моем «боевом посту» не случилось. Хотя вот уже два раза я получил конвертик с неплохим количеством дензнаков».

Так, еще кому я нужен?  Опять кв.25, девятый этаж. Э… как его?..
- Консьерж Ковалев.
- Командир, понимаешь…
- Докладывали, что вы вчера хорошо…
- Плохо мне, командир.
- Понял. Упаковка «Пильзнера» пойдет?
- А чего покрепче?
- Сегодня вы дома, или как?
- Или как. Через два часа…
- Тогда только пиво.
- Хрен с тобой, вези пиво.
- Сей момент.
Так, пульт на автомат, «Визор» на запись. Гарнитуру на ухо. Пиво из холодильника.  Дверь закрыть… блин, где ключ? Ну, да, в кармане. Закрыл. Поехал. Девятый этаж…

11.02
«Комендант «Порфирий» лично приносит, и, вручая конверт, подозрительно смотрит мне в глаза, не скрываю ли я чего. А мне и скрывать нечего – мой ответный, прямой взгляд полон такой девственной,  кристальной чистоты, какая бывает, наверное, только у полных идиотов».

Нет, мне не дадут сегодня «почирикать». Идиотов здесь  и без меня хватает.
- Валентина! В чем дело?
- В чем, в чем? Обдристалась эта сучка! У детской площадки.
- Опять, значить шоколадом кормили. Тебя-то не уделала?
- Обошлось. Че еще надо?
- В правом углу холла, за пальмами, грязь неравномерно развезла. Порошок не экономь. Потом зеркало в третьем лифте протри и жвачку соскреби. Вперед! Стой! Где Рустам?
- Кишку достал, замывать будет за этой тварью.
- Ладно, иди.

«Забавная работа. Если бы я стал, скажем, космонавтом, то эта профессия не многим бы отличалась по своей уникальности от профессии консьержа. Для России она еще более необычна, потому как дальше вахтеров подъездных у нас никогда ничего подобного не было. Ну, разве что, скажем, в домах высокопоставленных чиновников. Не бывал, не знаю. Думаю, что и у них это выглядело иначе, по совковски»…

Е… мадам Грицацуева подкатила. Тележка где? Ага, вот…  
- Борис, на связь!
- Ну?..
- «Понтиак» с пятого уровня прибыл.
- Ну, и пусть загоняет. Я только пожрать собрался.
- Твою…  лети сюда, это хозяйка из сто первой! Колеса не забудь промыть. Не представляю, где она в Москве столько дерьма на колеса находит?
- Очередную кошку, небось, раздавила. Мне для аппетита это в самый раз.
- Не иначе.  Двадцатка за мной…   Я к вашим услугам, Таисия  Николаевна.
- Вы так любезны… э… дайте взглянуть на «беджик»… Евгений Павлович. Никак не запомню.
- Можно просто – «че..ек!».
- Но вы же не халдей, в каком-нибудь трактире. Вы же с нами, а мы с вами…
- А вместе мы огромная семья нашего большущего муравейника…
- Вот только эту коробочку аккуратней – все-таки богемский хрусталь с аукциона. Семнадцатый век.
- О-о-о! Шедеврально! Ваша соседка лопнет от зависти.
- Не лопнет. Она в этом ни хрена не смыслит. Мещанистая лохудра в первом поколении. Бух-хал-тер.
- Вот мы и приехали. Желаю здравствовать.
- Подождите… за сочувствие… э… к подлинному искусству.
- Премного благодарен…

11.40
Так, на чем я остановился? Ага…

«Попытаюсь в общих чертах очертить круг обязанностей...
Начну с того, что адрес дома, по некоторым причинам я вам не назову. Скажу только, что с тридцать пятого этажа очень хорошо, как на карте виден канал им. Москвы и МКАД. Этого довольно. Как и довольно будет, если скажу, что живут в этом доме людишки с месячным окладом равным моим двум-трем годовых. Стало быть, «по Сеньке и колпак»…

Вот так и приходится, урывками…  10 этаж, кв. 28. Кто там?.. не помню.
- Консьерж Ковалев.
- Это Слава…
- Что случилось, Слава? – кажется…  нет, не помню, пацан.
- Понимаете, сейчас ко мне должна...  короче, женщина… эта… путана.
- Слава, тебе сколько лет? И почему ты не в школе?
- Пятнадцать полных и еще…  Сачкую. Это… в общем, ее пропустят?
- Родители где?
- В Италии… еще три дня будут.
- И ты решил?..
- Я… я в первый раз. По Интернету заказал.
- Сколько слупила?
- Хангрик… за час.
- Да, уже ее вижу, подруливает. Эх… слушай сюда, Славик, у тебя хоть презерватив-то  есть?
- Шампанское, шоколад…  нет. А надо?
- Чему вас в школе?.. Ладно, проехали. Значит, так. Сам не плати. Готовь еще двадцатку, иначе ее обратно не выпустят. Потом мне в конверте в ящик. Понял?
- Понял. А, это…  ну… она как?
- Сам увидишь. Уже из тачки выходит. Успеха тебе, Славик. Все будет нормально, не дрейфь.
- Спасибо… как вас…
- Для тебя, дядя Женя.
- Я потом…
- Не спеши, успеется. Конец связи.  Э, подруга, куда намылилась?
- Ты мне? Тебе, какое дело? В гости.
- Этаж десятый, знаю. Подойди.
- Я спешу.
- Я сказал, иди сюда! Вот так лучше. Слушай. Там пацан еще, в первый раз, понятно?
- А мне что за дело?
- Здесь я командую парадом, усекла… подруга? Значит так, сделать все красиво, учить, надеюсь не надо? Презика у него нет, позаботься. Расплачиваться тоже я буду, усекла? Здесь по моим правилам все будет. И не вздумай его разводить, не выедешь отсюда. Да, и тачку поставь на стоянку, за углом. На двадцатое место.
- Да, пошел ты!
- Детка, не груби. За пацана, в случае чего, ответишь по полной. Поняла?.. Не слышу!
- Ладно…
- Топай.
И такой хренью приходится…  правда, в первый раз. Продолжим, есть еще минуток пять. Должны еще холодильник в 105 привезти, принять надо. Ладно, это все семечки…

«Домик» этот не в гордом одиночестве стоит, рядышком еще восемь «близняшек». И теперь уже все вместе,  они «охвачены» могучей оградой с охраной по периметру всякой техникой и бойцами в камуфляже. Так что попасть на территорию этого «островка»  новой капжилструктуры, человеку просто любопытствующему, проблематично и даже небезопасно.

12.10.
- Начальник, подержи двери, холодильник привезли.
- Так, мужики.  Документы на вещь клади сюда. Потом объезжаете вокруг хаты к грузовому лифту, через холл я вас не пущу. Распаковать в машине, а упаковку с собой заберете.
- Да, на кой она нам?
- А мне? Порядок такой здесь
- Да спешим мы…
- Сервис, это главное. Или по пятихатке сверху сорвать не хотите? Действуйте. Кстати, бахилы у вас в наличии?
- А это что?
- В квартиру без бахил я вас не пущу.
- Да где ж…
- Я сегодня добрый, получите…  по полтинничку с вас.
- Ну! Твою...
- Договаривай…
- Петь, заткнись, а…  дверцу не  поцарапай. Что уже приехали? Смотри-ка, быстро. Который этаж?
- Тридцатый.  Не зенкуем по сторонам. Так, аккуратно ставим. Сюда. Ну, вот и все. Держите свое.
- А эти… бахилы куда?
- Можешь жинке подарить, душ будет принимать.
- А че…  нормально, сполоснет немного и на голову.
- Петь, заткнись, а…

12. 35.
«Жильцы живут тихо, особенно не афишируют свои финансовые и другие возможности - они сами проявляются навороченными машинами да прикидом. Да, и чего бы им  выделываться, подобрались в одном месте примерно одного социального статуса»…

- Как уже? У тебя еще… еще восемь минут не отработано. Ты как будто не…
- Не успела докраситься.
- А кому теперь легко?
- Поревела малость. Жизнь эта… гадство одно.
- Как мальчонка?
- Как в первый раз… как еще.
- Понятно. Держи.
- Здесь больше…
- На выезде двадцатку скинешь. Усекла?
- Поехала…
- Давай… удачи!
- Да уж…
Все. Обед. Ничего срочного не предвидится. Пойду, паек в микроволновку закину. Потом посмотреть, чего в «большом» холодильнике не хватает (это наша заначка для страждущих клиентов, навар наш) позвонить в доставку, принять товар, заплатить из «общака».  К трем вызвать сантехника… кто там сегодня? Володька. Ничего, но лучше бы Саня. За ним смотреть не надо. Это в… 76-ую… бачок. И, кажись все. Да, все. Жрать хочу…

16.15.
«Рабочее место мое в холле за стойкой, похоже на пульт управления космическим кораблем. Связь со всеми службами, охраной и с каждой квартирой. Монитор слежения – как только отрывается дверь любой квартиры или лифта на этаже, я все вижу. Подозреваю, что и в квартирах установлены камеры, хоть  это и  противозаконно. По крайней мере, на моем мониторе этого нет. Также думаю, что и за моими действиями смотрят, и каждый мой пук записан, а потому все, что я хочу скрыть от посторонних глаз, я делаю в небольшой служебной комнатке, больше похожей на кубрик корабля. Все очень удобно, надо сказать: столик, пара стульев, кровать (белье у каждого свое), холодильник, телевизор, чайник, микроволновка и платяной шкаф.
Квартир в моем доме чуть больше сотни. Есть незаселенные, но мало. Седьмой этаж полностью пустой, на пульте отключены квартиры 19,20. Вероятно, большие квартиры, всего две на этаж…»…

А вот это уже город трезвонит.
- Да.
- Жека, это я.
- Только собрался тебе звонить…
- Не ври. Ты сейчас…
- Ладно, слушай, мать, ты, что мне подсунула?
- А что? Классный автор.
- Из какого Нью-Гадюшника вытащила? И кто делал подстрочник?
- Я…  прогнала через электронку… через «диамант». Что, очень плохо?
- Не то слово! Такая ахинея…
- А в «Figaro» его хвалит до небес. И потом, я же знаю, что ты из любого набора слов сможешь шедевринку сваять…
- Но это будет не… как его там?
- Клод Бутиер.
- Не знаю такого.
- Да какая разница? Всего-то с полсотни страниц. Я уже и аванс тебе взяла…
- Ты лучше мне на комп пригони оригинал. Надо посмотреть хоть на строчки, как они выглядят. Может он так и пишет, как в подстрочнике. Если так, то вообще… жопа с непрерывным сифоном сознания. Короче, смотреть надо.
- Я лучше сама тебе привезу.
- Слушай, экстремалка, тебе, что понравилось трахаться в лифте на тридцатом этаже? Знаешь, как мне влетело. По самые…
- А что, нас видели?
- А то! В лифте, может быть, и не видели, хотя и не уверен… но, честно говоря, мне не по кайфу было.
- Ой, ти, господи. Сюсенька какая! Вдобства ему подавай. Раньше и в ночном троллейбусе ему было по кайфу.
- Старею, мать.
- Не свисти. Значита так. Завтра я за тобой после твоей смены заезжаю…
- Сиди дома и не рыпайся. Сам приеду.
- То-то жа! Цалую.
- Тоже… пока.   Э… Слава?
- Дядя Женя, я принес…
- Видишь мой почтовый ящик. Вот туда и опусти.  Ну, как?
- Не понял еще…  наверно, нормально, вроде покатило, не плющило.
- Куда теперь стопы?
- Прогуляюсь к друзьям.
- Особо не трепись, ладно? И до полуночи чтоб дома был.
- Хм…
- Настучу предкам, понял?
- Да, ладно. Короче, пошел я.
- Попутного.

22.25.
Ну, вот и полсмены отстоял. Еще три часа и можно будет поспать до 5-6-ти часов утра, а там к десяти и сменщик придет. Да, теперь о сменщиках еще…

«Сменщика у меня два. То есть, один, которого я сменяю и другой, который меня. Вот такая бригадка. Есть одно положение в договоре, что не должен я отчего-то со своими сменщиками ля-ля вести на темы, связанные с работой. Вот такое странное правило. Все, что происходит в мою смену и касается следующей смены, должен заносить в «бортовой» журнал.
Сменять меня будет очень любопытный тип. Поворов Геннадий Константинович. Бывший военный. Лет… думаю, около пятидесяти. Мужик плотный, мосластый. Лицо квадратное, глаза глубоко посажены. Лысинка, небольшая на затылке, как у всех военных от офицерской фуражки.
А любопытен он тем, что бабы замужние от него просто балдеют. Мачо или жигало местного разлива -  по рукам ходит, передают его,  как эстафету. Больше года работает, и ни разу его не застукали. Вообще-то,  это дело совсем не приветствуется, но, главное, все знают, но смотрят сквозь пальцы – бизнес есть бизнес. К тому же он, я так думаю, делится, с кем надо. С охраной в первую очередь, поскольку охране все известно.
Что же касается основной работы, то тут, опять же мне кажется, он немного крысятничает. Есть такое подозрение. Потом объясню, как это проверяется»…

Стоп! Из 90-й квартиры  чета приехала, с кучей гостей. Пойду встречу.
- Привет, Палыч. Распорядись, куда четыре тачки поставить.
- Семен Семеныч, сейчас гляну… 20… 31,32 и 40. Места два дня будут свободны.
- Я свою-то загоню в гараж, на лифте поднимусь, а к ним… две тележки есть?
- Для вас, Семен Семеныч, любой каприз.
- Выгрузишь.
- В лучшем виде.
- Еще… ключи от их машин позабирай и без меня не отдавать, так и по смене и передай. Буду сам смотреть, в каком они состоянии будут утром.
- Все понял.
- Держи за труды.
- Спасибо. Хорошо вам провести время.
- Как получится.  Ксюша, веди гостей.

24.00
Все. Полночь. Основной «контингент» прибыл. Остальные будут тянуться до трех часов. Многих я даже в лицо не видел – спускаются сразу в гараж и уезжают, также возвращаются. В гараже есть несколько тележек продуктовых, но там не моя сфера деятельности.

«Теперь, стало быть, о консьерже, которого я меняю. Угрюмый тип, очень похоже, тоже из военных. Лет возле шестидесяти. Небольшого росточка, щупленький, стрижен коротко и почти совсем седой. Зовут  Алексей Васильевич. Как он работает, не знаю, но основной доход на бригаду приносит именно он.
Ну, и самое главное. Доходы, которые кроме зарплаты набегают. Сами не просим, дают-с по барской привычке. Чаевые, парбуар, что по-французски одно и тоже. В комнатке нашей, как я говорил, есть столик. Столик с выдвижным ящичком. Ящичек поделен на четыре отделения. Почему на четыре? А как вы думаете? «Порфирий»-то в доле. «Общак» держится в другом месте и пополняется постоянно. Схема простая. Мы покупаем, допустим, бутылку хорошей водки. С доставкой – около пятихатки выходит. Клиент платит от шестисот… или двадцатки зелени, до штуки. В «общак» кладется 500 плюс 10%, остальное, если получается, делится на четверых.
Утром я выгребаю свою ячейку, а ночью, или рано утром, выгребаю из карманов то, что «наработал» за смену. Делю на четыре. Три доли раскладываю «компаньонам». Простая арифметика. По большому счету, зарплата перекрывается в разы. Теперь вам, надеюсь, понятно, что это «хлебное» место, и адресочек приходится держать в секрете…»

А это еще кто? Ни хрена, сразу две «ночные бабочки». Очень редко они сюда залетают, обычно мужики на стороне… в разных клубах ночных, да саунах отрываются…
- Девочки, ком цу мир! Ко мхе а!
- Ты шо, начальник, сказився?
- Е… а ну, дивчинки, пид до мэнэ!
- Та на кой?
- Куда шлепаете, подруги?
- По вызову. В 28-ю
- Не понял! Что? А ну, погодьте хвылинку… Славик, ты что? Крышу сдернуло? Тебе одной было мало?
- Дя… дя… Же…
- Блин, ты что, наклюкался?
- Ме… мня… так колбасит…
- Подожди немного, держись, я минут через пять к тебе поднимусь.
- мм…мм.. ладно.
- Так, девки, увага, кина не будет. Отбой!
- Ты, че… это же…
- Я сказал, свалили! Или охрану вызвать? Они за так вас по кругу пропустят. Хотите?
- Ксюх, тикаем. Вовчик нас порвет!
- Ваши проблемы. Валите!
Что у нас в аптечке?.. Так, годится. Вот же на мою голову…

01.32.
Вот только теперь все утряслось. Выполоскал пацана. Потом еще раз «Моргулечку» выгулял. Почту отвез на тринадцатый – два дня валялась в ящике, а ночью вдруг приспичило… Все. Надо спать.

Только стал засыпать… или уже заснул, непонятно… Солнца диск, вырастающий ярко светит сквозь Тебя, пронизывает насквозь, в белом  летящую. На миг глянула, морской зеленью глаз брызнула…
На кровати вскочил. Громом раскатным по ушам прошлось. Взглянул в единственное маленькое оконце, круглое… а тут снова полыхнуло, во что-то рядом молния шваркнула!

И на кой черт, вдруг меня понесло на самый верхний этаж? С высоты захотел глянуть на Москву, грозой терзаемой. Только стена дождя по стеклу, да теперь уже редкие молнии, ничего не видно…  

05.40.
Проснулся раньше будильника. Оделся, на улицу вышел покурить. Сухо все! Будто и не было никакой грозы ночью! Можно было бы еще прилечь, все равно все еще дрыхнут, делать нечего. А незя, порядок такой – за стойкой надо маячить.

09.15.
Все. Отбарабанил без особых проблем. Когда переодевался, брюки на плечики вешал, вспомнил. Полез в задний карман, записку достал и в свои джинсы переложил.
Это Алексей Иванович, сдавая смену, незаметно мне сунул записку и глазом при этом моргнул, мол, «потом прочтешь, не здесь…».

Когда уже в метро ехал, развернул ее.
«Евгений Павлович! Нужно встретиться. Дело важное. Завтра (это, стало быть, уже сегодня) в 20 час. Бистро «7 Тараканов», Профсоюзная, 109. Пастухов А.И».

4.
Pourquoi cette musique?
Pourquoi elle se fait entendre par le son continu tremblant dans le rythme lent?
Il faut rembourser immédiatement, partir loin au loin.
Et pour que de lui, l'écho pitoyable s'agite, en mourant, dans la boîte à conserves du dock.
- Jeanne, tu lisais «la Vie à titre du prêt» l'indication scénique? Je demande, pour que rien t'expliquer…
…Зачем звучит музыка?
Почему она состоит из одного непрерывного звука, вибрирующего в замедленном темпе?
Надо немедленно  ее загасить,  плыть прочь.
И пусть себе,  жалкое эхо мечется, умирая, в жестянке дока.
-Жаннет, ты читала «Жизнь взаймы» Ремарка? Просто, чтобы мне ничего тебе не объяснять...
Утро в ре-миноре, пересыпанное табачным пеплом.
Долгая, в ватном тумане, тянется река.
Дохлая муха виснет на одной лапке.
Знаю тайну звука – за окном, о борт шлепает вода.
Мост, под ним черная  дыра утекающей Сены. Туман белесый.  
И, тогда мы выходим к воде
-Жаннет, ты читала Ремарка «Жизнь взаймы»? Просто, чтобы...
Hад белой чашкой ее глаза с темными кругами. Призрак прошедшей ночи еще здесь.
-Жаннет, ты читала?..

Хочется материться. Неужели, это кто-то, кроме критиков «Фигаро», читает? После «призрака ночи», он спрашивает – «Жаннет, читала ли ты Ремарка?».  Финиш!  Франция, этот мудозвон позорит твою литературу! Нет, я это переводить на «рус» не буду, своего дерьма хватает. Пусть Наталья сама выкручивается. Константину пусть подкинет, ему, похоже, все по фигу. А мне пока нет. Мне хватило пятнадцати страниц этой галиматьи, целый день теперь изжогой мучиться…
Тем не менее, я все же сохраняю этот doc. Выключаю комп и иду смотреть содержимое  Наташкиного холодильника на предмет «заедания» бессмысленной четырехчасовой деятельности. Нахожу салями, печеночный паштет… и французскую булку. Черт, через этого… как его…  Клода, можно возненавидеть даже французский хлеб. Ладно, проехали, постараемся забыть.
Пока пил кофе с бутербродами, вспомнил о встрече с Алексеем Ивановичем. Скосил глаза на настенные часы, на которых стрелки в виде ложки и вилки, а циферблат поделен на периоды – завтрак, обед, ужин. Непонятно почему,  захотелось их  швырнуть в помойное ведро…
Так, до встречи еще три с половиной часа.
Оставил Наталье записку, чтобы вечером не ждала и все, что я думаю об этом Клоде. Закрыл квартиру, вышел и, не торопясь, пошел пешком к «Октябрьской».  Пока шел, «приплыли» мыслишки по поводу Россия-Франция. Надо будет не забыть и закинуть в «отсебятину».

Бистро «7 тараканов». Интересно, кто их там считал?  
Попробовать сосчитать самому не удалось – объявление висит – «Кафе закрыто по техническим причинам». Про себя, тотчас же подумал, что оказался прав – считают все-таки своих тараканов. А мне-то за каким… пришлось в «Коньково» переться? 19.45.
Оп-ля, звоночек. Алексей Иванович…  он не знает номера моего мобильника, значит, звонит не он. Или все-таки…
- Й-и-ес!
- Женя, не дергайся, и не верти башкой, я тебя вижу. Пастухов. – Все-таки он.
- Слушаю, Алексей Иванович.
- По техническим причинам, сам видишь, встреча переносится в другое место.
- Да. И можно что-нибудь поромантичнее, не люблю я эту живность, даже в названии.
- «Шоколадница» на «Октябрьской» пойдет?
- Кроме шоколада, там наливают?
- Нет.
- А…  черт, у меня зелени в кармане немерено.
- Не в этом дело. Тогда ресторан «Чуланчик» на Ленинском. Метро «Шаболовская»
- Знаю, как-то проходил мимо.  Мы что, уходим в подполье, мистер Бонд? В чем здесь прикол?
- Выдвигайся на исходную. Бери столик. Я минут через десять следом.
- Ол райт, мистер рэзидэнт.
- Кхм… До встречи. Отбой.
Ёшкин кот, с детства в шпионы не играл! Ладно, погнали.

«Чуланчик». Ничего, уютная дыра. Официанточки тоже ничего, проворные мышки, на «зеленькие» сразу глазками заблестели. Заказ с полунамека приняли.  Правда, народу что-то многовато. Кажется «братки» что-то шумно отмечают. И еще одна большая компания. Нет, эти, уже рассчитываются. Свалили. Сразу просторнее стало. А вот и «Джеймс Бонд»… правда, засушенный слегка, не тянет на супершпиона, ни фигурой, ни фейсом.
- Евгений Павлович, я в пополаме…
- Зовите меня просто Женя. И я плачу, вопрос закрыт. Слушаю… вернее, для начала нальем водочки. Секундочку…  любовь моя, где обещанная селедочка? Кстати, вас ведь зовут?..
Бровки выщипанные удивленно к потолку взлетели
- Лю-ба. Откуда вы?..
- Я, радость моя, экстрасенс. Так и где?..
- Ой, сейчас.
- Пулей… А, вот лимончик весьма кстати, чуть-чуть лучок приглушить. Так, Алексей Иванович, за непосредственное знакомство, мимо производственной необходимости.
- Ваше здоровье.
- Алексей Иванович, все же, давайте «на ты». Неловко право, я может в сыновья вам…
- Твое здоровье, Женя.
- Будем.
И так далее, по традиции до третьей, без особых изысков. До перекура.
Иваныч засмолил «Пегас», я «Горбатого».
- Ну, а  теперь, я локаторы раструбом. Слушаю вас, Алесей Иванович.
- Вопрос раз. Ты откуда взялся?
- Иваныч…  как у тебя с образованием?  Давай, еще по одной накатим, чтобы про баб-с начать… чтобы отпал вопрос откуда кто.
- Погоди. Я тебя спросил - откуда ты пришел к нам?
- Откуда-откуда, с улицы пришел. Без работы целых три дня был.
- Тебя Графыч, где нашел?
- Через Интернет…

Информация к размышлению – «Графыч», он же, Пантелемон Ефграфович Шалевич (согласитесь, странное сочетание ФИО, какая-то нестыковка), он же, в междусобойчиках «Графиныч». У меня же он проходит, как «Порфирий». Сложновато, но ничего не поделаешь. Будет еще возможность поближе с ним познакомиться.

- … работу необременительную искал.
- И нашел.
- Что это так, мрачновато?
- Так я затем тебя и вызвал на разговор, чтобы предупредить…
- А как же насчет  некоторых пунктов контракта, о неразглашении и…
- На то и правила, чтобы их нарушать.
- Логично. Ну, и что дальше?
- Ты сам, по жизни кто?
- А хрен его знает. Человек вроде, с руками, ногами и остальными мужескими причиндалами. Не заметно?
- Профессию, я имею в виду?
- Писающий мальчик. Иногда на журнальчик, иногда в собственный стол.
- То есть, человек интеллектуального… творческого труда?
- Да, вроде бы…
В это время от «братков» отвалился в нашу сторону один амбал. Сильно уже датый, но еще не до кондиции. К нашему столику подошел, подсел без приглашения и… надо же, трезвым совершенно языком Иванычу выдал.
- Привет «Пастух». Жив пока? Проблем нет? От «Бобра» привет тебе и благодарность.
Иваныч только подбородком недовольно дернул
- Передай «Бобру», что я на пенсии уже год. И в играх не принимаю участия.
- Так и передам. А если чего будет нужно, моргни только, мы уж постараемся уважить, добро помним…
- Не нужно будет.
- Смотри. Ладно, отдыхай, «Пастух», ты заслужил свой отдых. Ты правильный мужик.
- Прощай.
- Все, не буду мешать, с подрастающим поколением калякать. Счастливо.
Только от столика отошел, как его «заштормило», чуть соседний столик не опрокинул…
- Иваныч, ты каким боком?
- Мент я. Мент поганый. Бывший, правда. У этих хаза была на моем участке… старые дела.
- А я думаю, чего же ты меня допрашиваешь? Интересно-то как! Давай еще махнем и продолжим… допрос с пристрастием.
- Больше мне нельзя. Сам пей, если хочешь. Только закусывай лучше, на меня не смотри, я из дома недавно. Обедал.
- Пожалуй. Ну… давай дальше.  А шашлык здесь дерьмовый. Пережарили.
- Надо было мне тебя к себе пригласить, да сын с внучкой не дали бы поговорить.
- Я слушаю, товарищ… кем был?
- Участковым. До капитана дотянул только.
- Тоже неплохо. Ну, и…
- Тебе, Графыч объяснил, что к чему?
- Только намекал о необычности…
- Так я и думал.
- А что такое?
- Попал ты, парень. Что-то темное во всем этом есть. Именно на  твоем местоположении.
- Я вроде бы не девка, чтобы в «положении…».
- Ты, погоди. Объясню. Ты, как человек грамотный должен разобраться. Моих данных здесь недостаточно. Так что изложу пока одни факты. Где и как накопал – мое дело…  - сигарету еще одну закурил, прищурился и начал.
- …Я на этом доме с самого начала. Полтора года уже. Странные вещи твориться стали с год назад. Может раньше, но тогда дом наполовину только был заселен, может, и незаметно это было. Ты в курсе, что седьмой этаж пустует?
- Что с того? Пока не продали.
- И не продадут. Там, наверху что-то знают и молчок. Не будут продавать эти две квартиры.
- Ну, и…
- Теперь смотри. Что-то творится только в твою смену. Не каждый раз… месяца через три-четыре. До тебя трое работали. Значит… первый был Михайлыч, потом Сашка и Леонид. Этот до  тебя за неделю уволился.
- Ну, мало ли?
- Не перебивай. Правил запретительных поначалу не было. Так мне Михалыч… мужик был, года на два меня старше, что-то рассказывал. Будто живет там кто, в квартирах этих.
- Так если…
- Я же просил не перебивать. Сам запутаюсь.  Я поднимался в свою смену, все закрыто, и жизни никакой не наблюдалось. Открывал, смотрел – пусто.  А вот вызовы из этих квартир были. А после этих вызовов, все трое, через несколько дней увольнялись. Понятно?
- Пока да. Либо их там озолотили под завязку так, что больше работать не надо, либо…
- Ну, молодежь пошла… не дадут до конца ничего…  
- Да, слушаю я, слушаю… извини.
- С полгода назад я позвонил Михайловичу, а старуха его мне и говорит, что, мол, повесился он. Словно обушком по голове. А так, нормальный, серьезный мужик был, без закидонов. Пил умеренно.
- Ну…
- Что, ну?  Старики вешаются очень редко. Почти никогда, понял? Это напасть либо по юности ранней, незрелой, либо в среднепереходном…
- Вон ты куда? 37-43 – опасный возраст. Старая байка.
- Байка. Статистика такая. Тебе вот сколько?
- Тридцать пять… будет.
- Рано еще.
- Спасибо, надо же, утешил.
- Да, я не к тому. Сашка сопляк еще был – 25 лет, недавно из армии.
- Что он, тоже повесился?
- Пропал куда-то. Уехал, исчез одним словом. Может, уже и на свете нет его. Я пробовал искать… ни хрена, никаких концов.
- А этот? Ну, как его? Леонид?
- Стороной узнавал, - в запое диком. Ему… сколь же… около сорока пяти, наверно.
- Значит, проскочил? И присутствует…
- Я понимаю, что тебе все это…  но я носом чую, что что-то не так. Что-то мрачное там, на седьмом творится. В журнал загляни. Там одна страничка выдрана, как раз на тот день.
- А до того?
- Так то еще в прошлом году было. Теперь новый журнал. Не помню, может тоже…
- Думаешь, Графиныч?
- Конечно… или догадывается. Думаю, знает.
- А если прижать?
- Мне внуков кормить еще надо…
- Ясно. Что предлагаешь?
- Что я могу?.. Тебе надо самому думать. Я предупредил. Могу Леньку потрясти, по старым каналам про дом узнать – кто, когда и… в общем, тихо все документы собрать по строительству и фирме-застройщику. На самый край, ствол могу достать, но это, сам понимаешь.
- Иваныч… что-то ты меня зарядил… я еще, пожалуй, приму. Ты как?
- А… плескай.
- Вроде ничего такого и не сообщил, а вот…
- Напряженку чуешь?
- Точно. Не люблю я всякую чертовщину.
- А кто ж ее?..
- Ладно. Приму к сведению твою информацию. Будь здоров.
- И ты тоже… мда… будь.
- Ё… Иваныч, не нагнетай.
Дальше мы «сорвали якоря». И второй графинчик опустошили. А потом третий, для размерности. Все же успели договориться о том, что он мне подкатит в условное место все о «домике» и адресок этого Леньки. Я  же решил сам этому Леньке визит сделать, надо же узнать из первых источников, что тебя может ждать.
«Конспирация», кажется, полностью закончилась, потому что Иваныча я буксировал до дома достаточно открыто. Поймали частника и за штуку доехали. Только у его дверей, я сообразил, что ему завтра заступать на «пост», а он в разобранном состоянии. Сам я был тоже на грани вменяемости, но в метро как-то влез.
Пока от метро до дома дорогу «штурмовал»,  на разные лады бубнил – Жаннет, ты читала Ремарка «Жизнь взаймы»?

5.
Когда ищешь «странное», то оно тебе на каждом шагу, «следы» свои оставляет, «знаки»    пригоршнями в глаза сыплет. А стоит хоть на секунду усомниться – исчезает, стирается. И  все, что только что казалось тебе таким многозначительным, таинственным, становится  обыденным и тусклым. Зато уж, полностью реальным в своей вещности.
Мне-то как раз в это утро все казалось «знаковым».  Даже зубная щетка, казалось, что-то хотела мне сказать, предупредить о чем-то важном, а потому не в том режиме работала, как обычно. Чашку грохнул, и пятно от пролитого кофе на полу тоже приняло вид наскальной живописи, понятной лишь  его создателю. Дальше больше и на каждом, буквально, шагу. Кто-то на тебя посмотрел, ты на кого-то, пустая пивная банка под ногами перекатывается и побрякивает как-то…  чья-то рука на поручне в транспорте рядом с твоей, мизинец подрагивает, а обладателя ее за спиной не видно… и так далее, во всей своей жизненной тайнописи.
Только уже поднимаясь по эскалатору на «Китай-городе», казалось удалось снять с себя это наваждение. Подумал, что ничего необычного сегодня не может произойти, неоткуда этому взяться. Мне бы только Леонида разыскать, потолковать по душам, выяснить, что его побудило уйти с «хлебного» места, да и рвануть куда-нибудь на пленер. Благо погода без всяких «знаков» благоволит, тепло, солнечно. Чего еще нужно?
На Маросейку вышел, закурил. Полез в карман за запиской с адресом этого… Леонида Чудинова.  Вот, опять… за фамилию споткнулся, и снова на секунду показалось, что - и светофор как-то не так висит…
Два раза мимо дома прошел, пока нашел номер. Дальше - больше. С улицы один вход, дверь нараспашку, каким-то чудом на одной петле висит, про подъезд вообще говорить не надо. Особый мир подъездов может стать отдельной, по-моему, неисчерпаемой темой. Лифта, конечно же, нет. Четыре этажа обследовал – нет  десятой квартиры  и все тут. Есть девятая, и сразу четырнадцатая.  Попробовал позвонить в девятую. Крадущаяся тишина за ней с подглядыванием в «глазок» и все…
Уже спустившись вниз, вдруг обнаружил еще одну дверь под лестницей. Прямо во двор. Решил проверить.
Потрясающая картинка. Дворик примерно на сто квадратных метров с трех сторон глухие кирпичные стены других домов. И прямо посреди двора одинокий куст сирени,  готовой вот-вот зацвести в этой мрачноватой каменной «тюрьме» двора.
Оглядевшись, увидел слева лестницу наверх. Поднялся  и попал на открытую галерею, по правую сторону которой обнаружились «пропавшие» квартиры. Странная для Москвы архитектура, надо сказать. Похожее где-то… на юге встечал. Была последняя надежда, что на этом «странности» и закончатся. Оказалось, что это было только начало.
У квартиры под №10 нет звонка. Мало того, сама дверь была полуоткрыта. Я постучал, и, не дождавшись ответа, вошел. Я ожидал увидеть запущенную холостяцкую квартиру, запойного мужика с трясущимися руками и батарею пустых посудин.
В прихожей темно, но, вероятно услышав мои шаги, дверь одной из комнат открылась, впустив с собой неожиданно яркий солнечный свет, от которого я на секунду ослеп.

- Вам кого? - и через мгновенье – Женя!?   Как ты меня нашел?
Не отдавая себе отчета, сделал шаг назад, словно делая попытку сбежать. Еле пересилил себя
- Мне… мне нужен Леонид Чудинов, – кажется, это я произнес шепотом.
- Проходи. Извини,  светильник перегорел, и я как раз хотела спуститься в магазин за лампочкой.
Вот оно «знаковое» слово - «лампочка». Я вдруг вспомнил.
Я выкручиваю лампочку в подъезде, чтобы на площадке полумрак. И медленно приближаются к моему лицу огоньки от уличного фонаря в глазах серовато-зеленых. Я стою… и  в окно морозных узорах… и никак, ну никак не могу понять, что потеряно что-то безвозвратно…  а фонарь во дворе от ветра мотается и узоры морозные двоиться начинают…
И еще дверь подъездная внизу  пружиной ржавой  прямо в…
- Светка! Как же?..

Нет, я не рванулся навстречу, не бросился – меня просто на какое-то мгновение не стало. Я, вдруг,  неожиданно для самого себя оказался посредине  гостиной, пустой и гулкой. Совершенно пустой.  Никого! Только летящие от сквозняка  белые шторы, сквозь которые солнце бьет, отражаясь от зеркального окна дома через улицу…
И в голове сквозняк полный, ни одной мысли не за что уцепиться.
- Входя в помещение, двери нужно прикрывать – сдует…
От неожиданности вздрогнул и обернулся на голос. Прямо возле двери справа, большая ниша, потому сразу и не видно. В нише за журнальным столиком, на котором комп, сидит мужик с клавиатурой на коленях. Смотрит внимательно поверх узких очков темными, не узнать сразу какого цвета глазами. Сильно небритый, но совершенно трезвый.
- …Консьерж, я так понимаю? Четвертый. Ждал я тебя.
- А вы?..
- Леонид Чудинов, собственной персоной. Ты меня искал? Вот, стало быть, и нашел.  Неизвестно только, кто кому  теперь больше нужен. Подожди минутку, я из «сети» вылезу. Потрындим.
- Можно пока вопрос?
- Дави.
- Почему здесь так?..
- Пустовато, ты хотел спросить?  В корень зришь... только пока не видишь.  Здесь не пусто – здесь просторно. Это площадка для макетирования. Пока только я вижу, что на ней размещено. Вот, скажем, где ты сейчас стоишь – ноги возле камина, а голова так из крыши вылезла. Это дом, что я когда-то не построил. Только макет и остался. Да и тот не сразу появился, а только когда моя бывшая теперь жена ушла, да всю обстановку с собой прихватила… ну, вот и все, выключил комп. Пойдем на кухню, там кое-что из мебели осталось. Там разговаривать будем. Ведь тебя, верно, Графыч прислал?
- Нет, я сам, по своим соображениям.
- Верю, Женя, верю что сам…
- Откуда вы?..
- Да, это не важно, откуда. Это самое простое и даже обыденное. Один телефонный звонок – «Консьерж Евгений Ковалев слушает». Проходи.
На кухне было тоже «просторно». Кухонный стол и две табуретки. Но откуда-то из-под мойки появилась бутылка «Русский размер», два чудных хрустальных пузатых стаканчика и банка маринованных огурцов.
- Вот специально к твоему приходу. Тебе видно успели наболтать, что я тут спиваюсь, и все прочее… успели, успели, вижу. Да я сам же эту «дезу» и вбросил, чтоб лишний раз никто не совался.
- Что так?
- Давай, за знакомство. А потом поговорим. Сейчас только за сигаретами схожу. Разливай пока. Ну, огурцы мы будем прямо из банки, по-походному, пальцами.  Нет возражения?
- Как же вы вот так живете?
- Тебя ждал, а потому меня устраивало это временное пристанище. Не будет меня здесь скоро.
- И куда?
- Извини, я из спальни не слышал вопрос. Куда, спрашиваешь? Да неужели, еще не знаешь? Был там?
- Где там?
- Тэк-с… понятно. Значит, длинный разговор будет у нас. В таком случае только по соточке, символически и все. Иначе клинить начнет. За знакомство.
- За ваше…
Ну, и выпили, даже не присев. По огурчику из банки выловили.
- А теперь, садись, кури, а я буду туда–сюда двигаться и бакланить. Все вопросы потом, договорились?  
И опять, где-то в голове Светкин голос.
- Женя!?   Как ты меня нашел?  - Даже попытался головой помотать из стороны в сторону…
- И это… ты, как в порядке? Будто не в себе? Ты все же это…  хотя, ладно, проехали. Ну, слушай.
Леонид закурил и, подойдя к окну, разом открыл обе створки его. Ворвалась музыка Маросейки – шуршание машин, сигналы, звонки, голоса прохожих. Я про себя машинально отметил, что в гостиной при открытом окне, не было слышно их…
- Вот так будет лучше, -  Леонид сел на высокий и широкий подоконник -  все же, какая никакая жизнь… правда…
И замолк надолго. А я отставил табурет ближе к стене, сел, прислонившись плечом к ней, и зачем-то стал водить пальцем по «растительному» рисунку выгоревших обоев. И снова, чем-то неуловимым, до боли знакомым из прошлого потянуло.
- Ладно. Если, Женя, ты сам ко мне пришел… привело тебя ко мне, то… - медленно и тихо начал Леонид, - то ты должен уже знать, что в жизни бывают… случаются, понимаешь, моменты, когда вдруг начинаешь задавать себе вопросы. Вопросы, на первый взгляд простые. Тут же, как говорится, «не отходя от кассы», отвечаешь на них заученными штампованными фразами и… и понимаешь, что, либо вопрос не тот, либо ответ не верен. И начинаешь искать. И чем дольше ищешь, тем все дальше и дальше отодвигается от тебя ответ. Ускользает. Вопрос может звучать по-разному, кто как владеет своим языком, но суть его остается одна –  на хрена? Вековечный вопрос человека – и с сотворения мира единственный. На хрена я живу? Ни одни философии, религиозные системы и прочие словесные надуманности человечества, не могут придти к единому, - всяк отвечают по-своему.  А тебя, скажем, эти ответы не устраивают. Меня не устраивают, тебя. Юрку, вот… Михайлыча. Правда, с Михалычем сложнее – опоздал… или не сумел, не знаю. Он теперь не доложит. А с Юркой, мы об этом говорили. Вот так же, как ты, я сидел и слушал этого пацана, который мне в сыновья… и, кажется… мне так кажется, понял. Вдруг, однажды понял. Уже после того, как Юрик ушел туда совсем…
И снова у меня вдруг, будто заложило уши, и я перестал слышать. Просто отключился на какое-то время. И только живой дымок моей сигареты как-то еще привязывал меня к реальности.

- Сколько стоит вон то колечко? Оно серебряное?
- Вы же, молодой человек, сами видите… да, это  серебро. Вы про это колечко?
- Да-да. Оно.
- Восемьдесят рублей
- Что так дорого?
-  Индивидуальная работа мастера, в единственном экземпляре.  Потому и дорого. На нем есть надпись, но очень мелкая, мне не разобрать, нужна лупа. Будете брать?
- Я хотел бы… для подружки своей, на день рождения. Но у меня всего тридцать.
- Тогда вам лучше пойти в «галантерею», в бижутерии что-нибудь посмотреть.
- Наверное… спасибо.
- Молодой человек, подождите. Я могу оставить вам, подержать несколько дней…
- Спасибо. Я что-нибудь придумаю. Оставьте, пожалуйста…  
…а фонарь во дворе от ветра мотает,  и узоры морозные на стекле двоит…

Сигарета догорела и стала уже обжигать пальцы.
-… но вот какая штука получается. В первый раз у каждого там свое. Это мне еще Графыч рассказал. А потом…  потом, каждый должен сделать для себя выбор.
- Выбор? Извини, что прервал.
- Ничего. Собственно я уже все сказал. Юра сделал свой выбор. Теперь моя очередь, а потом уж… ты как?
- Ни черта не понял.
- Я тоже… вначале. Только скоро теперь поймешь. Думаю даже на этой неделе. Ну, а потом мне поможешь, а дальше… сам для себя  решай дальше,  что и как.
- А мне это надо? А если я вообще на это плюну?
- Потом всю жизнь жалеть будешь, только и всего.
- И чем я могу тебе-то помочь?
- Прикрыть уход. В нужный момент сигнализацию отключить. Элементарно – щелк-щелк. Только и всего.
- Да… что-то тут…  нальем?
- Мне не надо.
- Ну и я тогда не буду. Ты мне только скажи… «Порфирий», то есть, Графыч здесь при чем?
- Думаю, что скоро сам скажет. Я так понял, что был он там, был… потом… вот тут непонятно -  вернулся.
- А что?..  Оттуда можно и не вернуться?
- Запросто. Юрка не вернулся. Я тоже не собираюсь. А ты сам гляди. У всех там, я так думаю, по-разному складывается…
          
Домой я шел через всю Москву пешком. Часа три или четыре. Все пытался «уложить» информацию в голове. Только она постоянно сопротивлялась, «ежилась» своими противоречивостями.
Я по природе своей во всякие коперфильдовские штучки не верю, и изотериками  не страдаю. И воспоминания прошлого меня никогда «не доставали». В общем, капитально «завис», как та «дохлая муха на одной лапке»…  
Мне это надо? Мне бы… а, правда, чтобы мне теперь еще надо? Бабло есть, работа не пыльная, Наташка тут всегда под боком в случае чего…  чего еще-то не хватает?  Колечко вот еще привязалось. Ну, да, я его тогда  не купил… и что? Ну, мог бабки достать, мог, чего уж.   Вроде и тогда не жадным был. Отделался… не помню, что тогда Светке подарил. Правда, не помню. Ну, не купил. И при чем тут Светка? Было и прошло. Потом сколько еще таких «Светок» было, я тебя умоляю…
А с квартирой-то этой полная хренотень получается. Аномальность какая-то. Меня еще можно было бы подловить россказнями о каком-нибудь древнем строении типа замка. Но чтобы в современном, бетонном угробище, чертовщина, это слишком. Надо попробовать «к теме» подойти с научной точки. Кого бы подключить?  Вадиму звякнуть, что ли? Физик он дельный, может, объяснит, что к чему… если сможет.  А до этого,  собрать все, что возможно по этому строению… включая геодезию и  космическую съемку.

Так… а что это делаю в этом магазине? Каким ветром меня…  что-то было нужно. Интересно-то как! Какого хрена мне нужно в этом магазине? Ладно, пройдемся по витринам гордым взором, глядишь…  оба-на! Есть!
- Красавица, вы не уделите мне минутку вашего драгоценнейшего времени?
- Слушаю вас.
- Радость моя, сколько может стоить вот та штуковина?
- Увы, я не ваша радость.
- Жаль. Так сколько?
- Какая? За ваши деньги, я вам что угодно продам…
- Так я же и поверить могу.
Интересно, на кой мне понадобилась десятикратная лупа? Потом разберемся.
- Сто шестьдесят. Ценник есть.
- Я, пожалуй, возьму. Раз большего не предлагают.
- Вот и платите в кассу…

И только придя, домой, я понял, зачем она мне была нужна -  колечко поближе рассмотреть захотелось! Просто и лаконично.
Возле телефона, где еще утром я точно видел это серебряное «изделие», было пусто.

6.
Но прошло еще почти две недели, прежде чем состоялся мой «визит». За это время Алексей Иванович  успел познакомить меня  с документацией по «домишку». Ничего особенного, никаких неожиданностей. Разве что очень длинный список гастрабайтеров из дальнего и ближнего зарубежья, принимавших участие в строительстве. Но это, так сказать, веяние времени, не более того. Еще о Михайлыче накопал прелюбопытнейшую информашку.
Вадима я не нашел, Леонид не звонил, а у меня не возникало никакого желания снова его видеть. «Порфирий» постоянно дрейфовал поблизости, не идя на контакт, и с каждым новым моим дежурством становясь, все более  озабоченным.
«Гуси» моего «консьержного ведомства», почти полностью разлетелись по дачам и загранкам, «пасти и щипать» стало некого, работы немного. Наташка тоже слиняла на юга в отпуск. А на Москву плывущим асфальтом и тополиным пухом,   накинулась жара.
Целыми днями, когда не было дежурства, я бессмысленно  валялся дома, изучая «иероглифы» потолка, уже лет пять требующего ремонта. И только ближе к вечеру, когда жара спадала, выползал из дома, сидел в ближайшем шалмане, накачиваясь пивом. Когда начинало темнеть, меня посещало какое-то беспокойство. И тогда я вздрагивал и начинал крутить башкой по сторонам, словно ища кого-то.
Я действительно ждал. Чего? Кого? Пожалуй, на эти вопросы я не смог бы дать ответ самому себе. Я просто ждал.  
И дождался.
Я почему-то знал, что это должно было произойти перед… или во время грозы.  Предчувствие такое было. И непременно до полуночи, хотя Леонид говорил, что в первый раз у него «визит» был ранним утром. И потом, какая же может быть гроза зимой.
Уже к девяти вечера, мне показалось, что весь дом словно вымер. Никаких движений на этажах, лифты замерли. Я  вышел из вестибюля. Было очень душно, и рубашка мгновенно прилипла к телу. Я закурил и медленно прошел до угла дома.
Потрясающая картина – заходящее солнце последними своими лучами подсвечивает многослойную  темно-фиолетовую тучу, заходящую на Москву с востока. И в этой туче, в разных ее концах и «этажах» перекатываются всполохи далеких молний. И еще… такой тишины в городе я еще не слышал. Словно я сам оглох. Впрочем, может быть, так и было на самом деле.  Я понял, что именно сейчас все и произойдет. Нужно только дойти до пульта, чтобы убедиться в наличии сигнала вызова. У меня даже ключ от двадцатой квартиры почему-то уже лежал в кармане. Причем, с самого утра.
И все же я не удержался – медленно отошел к соседнему корпусу, бросил в урну догоревшую сигарету, повернулся и поднял глаза на окна седьмого этажа.
Может быть, мне показалось, может, в стеклах отразилась молния  надвигающейся грозы, но…  черт, в стеклах шестого и восьмого этажей ничего же не отразилось, я точно видел. Так что, никакого сомнения – там есть кто-то, и этот кто-то меня вызывает! Сказать, что я испытал страх перед неизвестностью? Не помню. Скорее всего, нет. Так, легкий мандраж, но и только.
И я пошел. Перед тем как зайти в вестибюль, в последнее мгновенье в отражении стеклянной двери успел заметить стоящую у проходной машину «Порфирия». Но я толкнул дверь,  отражение метнулось влево и пропало.
На пульте мигал вызов из двадцатой квартиры…

«Я была холодна, скованная холодом. Была во мне сила, но не было ее. Но пришел Он и дал мне тепло. Я напиталась Светом, и спали оковы холода, потому что Он пришел.
Я был один, и пламя снедало меня. И не было никого, кто бы принял меня таким. Но открылась Она, и открыла мне, что в пламени моем Свет и Тепло. Ей благодарен я, что спасла меня.
Была я сухой землей, а стала пустыней. Была во мне сила, но не было ее. Но пришел Он проливным дождем и дал мне влагу. И напиталась я Духом, и расцвела пустыня, потому что Он пришел.
Я был небом, и душили меня грозовые тучи. И не было никого, кто бы нуждался во мне. Но сказала Она, что алчет влаги, и тогда Ей я отдал всего себя. Благодаря Ей, я нашел себя.
Чтобы быть чутким, ты должен довериться своей любви. Чтобы быть нежным, ты должен раствориться в своей любви. Чтобы быть сильным, ты должен принадлежать своей любви. Чтобы быть, нужно любить.
Быть и любить – одно и то же. А потому, тех, что не любят, просто нет.  Есть только те, кто любит»…

Мне кажется, я запомнил эти строки именно так.
Я набрал их на «клаве», как мне кажется, давно.  Подозреваю, что еще до… но смысл их был скрыт от меня, как если бы они были выбиты на камне на неизвестном мне языке. Но может быть, я их «создал» только что, не отдавая себе отчета, не понимая, что делаю…
За окном, в густой кроне старого тополя шумно «выясняют отношения» вороны. Я знаю, там гнездо. Оно было там всегда, каждой весной пополняясь новыми веточками. Теперь гнезда за листвой не видно. Зато крики вороней семейной пары хорошо слышны. Они режут слух и возвращают меня к реальности.
Так же реально, рядом с «мышкой» лежит серебряное колечко…
Мне непременно нужно вспомнить… восстановить события прошлой ночи. Иначе я просто не смогу дальше жить. Я не смогу жить дальше так, как жил до сих пор. Мне необходимо это сделать, пока я не забыл.  Уже и теперь детали начинают тихо исчезать, стираться из памяти. И если я не запишу то, что еще осталось…  я даже не хочу думать о том, что может быть дальше.
Я знаю одно – я не смогу жить дальше, как прежде! Что-то изменилось – во мне или вокруг меня, в мире, в этом солнечном свежем после ночной грозы утре, в вороньих криках и в шарканье метлы дворника по тротуару, в будоражащем запахе начинающей уже отцветать сирени. Мне надо все записать, чтобы потом думать, что с этим… с самим собой делать…

На пульте мигал вызов из двадцатой квартиры. Я это хорошо помню, как помню и то, уже подходя к лифту, увидел, «Порфирия» вышедшего из машины и смотрящего в мою сторону. И даже, как мне показалось, подающего мне какой-то знак…
Почему-то совсем не помню, как я поднялся на этаж и как открыл дверь этой квартиры – вероятно, это и не нужно, не имеет никакого значения.  Как не имеет значения и то, что я совершенно не помню, как я оказался у себя дома после…
Огромная квартира. Из документов по дому, выходило, что все квартиры этого дома до продажи не имели внутренних перегородок и представляли единую площадь. Но не это меня поразило. Становилось темно, а я никак не мог найти ни одного выключателя. Все это «футбольное поле» в полной тишине освещалось лишь вспышками молний. И только звуки моих шагов, множились отражениями стен и потолка…
Я еще старался как-то успокоить себя, признавая, что нервы мои начали закручиваться в спирали. Кто может меня вызывать в пустой квартире? То, что она пуста, сомнению не подлежит, я в достаточной мере, прагматичен, чтобы не верить  во всякого рода аномальные явления. Всему должно быть свое объяснение, и я его, чего бы то ни стало, найду.
Как опытный криминалист, я присел на корточки посреди зала и провел пальцем по паркету. Если здесь никого нет, то непременно на полу должен быть слой пыли. Такая у пыли «установка», появляться в нежилых помещениях, отмечая своим присутствием неподвижность времени. Я поднес палец к лицу и даже понюхал его. Пыли не было, словно помещение только что перед моим приходом тщательно пропылесосили…
Гроза, наконец, перевалила через МКАД и заполыхала молниями над городом. Но вслед за молниями должен был громыхать гром, но я не слышал его - только звуки собственных шагов и учащенное биение сердца отдавались в ушах. Я постарался объяснить это «явление» звуконепроницаемостью оконных стеклопакетов. Объяснение было слабым утешением для взвинченных нервов, но все же…
Я поднялся и подошел к центральному очень широкому окну. Редкое зрелище - «сухая» гроза, только одна за другой молнии, в полном безмолвии бьющие, во что попало и освещающие сгустившуюся мглу.
- Вас не пугает гроза, Родион Романович?..
Пожалуй, от неожиданного раската грома я вздрогнул бы меньше, хотя вопрос прозвучал довольно тихо и спокойно.  
- …Ну, вот…  сразу так и вздрагивать. Извините, что напугал.
Я резко оглянулся, надеясь в следующую же секунду разрешить разом все свои вопросы. Главное, что это был голос человека, а это уже само по себе наполняло обнадеживающей уверенностью в  контакте с реальностью.
Посреди комнаты, в том же самом месте, где я еще с минуту назад проверял «чистоту» пола, стоял «Порфирий»!  Но при очередной вспышке молнии, я рассмотрел, что это  совсем не тот «Порфирий», которого я еще недавно видел выходящим из машины. Это был  другой «Порфирий», очень похожий на первого, но в то же самое время и совсем не похожий…
- Евгений Павлович, вы удивлены? Можете не отвечать – вопрос этот скорее риторический, а потому сам и отвечу. Вы не только удивлены, но и жаждете объяснить всю эту, как вы выражаетесь, чертовщину каким-нибудь для себя понятным манером. А между тем, ничего сверхъестественного, то есть, не поддающегося объяснению, во всем этом  нет. Правда, не для всех, разумеется. Но для вас-то, с вашим-то умом…    
Я немного пришел в себя и решил выслушать все, что будет сказано, по возможности не задавая вопросов, хотя ох как хотелось «закидать» этого «дубль-Порфирия». Слушая,  я медленно пошел вдоль стены с окнами, всматриваясь в буйство молний, полощущих темноту, потом вдоль другой стены, и, наконец, дойдя до очередного поворота, также медленно сел на пол, прислонившись к стене. И только теперь я поднял глаза на него. Любопытное надо сказать зрелище оказалось. Этот «Порфирий» так и остался стоять посреди зала, даже не пытаясь поворачиваться следом за моим передвижением. Он так же продолжал смотреть в окно и говорить спокойным голосом, в котором я уловил кроме легкой иронии некоторые нотки сочувствия.
-…то есть я хотел сказать, что сюда… в это место без особой нужды никто и попасть-то не может. Не подумайте чего… в любое другое время, так запросто - просто пустая квартира и все. Но в жизни некоторых людишек, ну, вот хоть вроде вас, скажем, бывают моменты… именно моменты, когда они непременно попадают именно в такое место, и в именно в нужный момент. Ничего экстраординарного в этом нет, не  мной придумано, не мне и…
Тут я не удержался и, как мне казалось, достаточно громко спросил
- А кем? Кем придумано?
- Ну, вот мы, наконец, и разговорились. А то уж я подумал, что вы меня, Евгений Павлович, и не слышите вовсе. Что вы хотите от меня услышать? Кем придумано?.. Как там, у классика вами любимого – «Не знаю, голубчик, ей Богу, не знаю! Вот великое слово сказал!»… Я ничего не путаю, давненько-с не перечитывал? Да и не из того места, поди. Вы ведь сами себя Родионом Романовичем окрестили, а с чертями как будто Иван Карамазов  дело имел?..
- Ну, и все вам равно. Я здесь при чем?
- Как при чем? Да, как же? Очень даже причем получается. Если вы на себя Раскольникова приняли, то уж думаю, что совсем не случайно.
- Это стеб был… и только.
- Ну, не скажите, Евгений Павлович, в каждой шутке есть нечто… мне ли вам об этом говорить?
- Но я никого в жизни…
- Не убивали что ли? Ой, ли! Но вот как к этому подходить только. Вот и в вашей «отсебятине»… признаюсь, заглядывал, хотя хакером никогда  не был… больше по службе.
- Мало ли что я мог написать.
- Я понимаю… понимаю, что написать-то можно всякое, да и забыть потом. Так сказать, выплеснуть наружу, чтобы голову не забивать. Очень даже понимаю. Да только разговор-то наш с вами пойдет не о романическом детективном убийстве, планчик коего у вас имеется в компьютере, а о вас самих-с…
- Кто вы! – это я уже громко крикнул, пытаясь вывести этого типа из себя.
- Да какая вам разница, Евгений Павлович?  Вот ведь назвали меня Порфирием, так пусть уж так и останется. Мне так это даже и льстит такое прозвание. Тоже какая-то причастность к бессмертному творению…  Я же на правах…  вами же данных мне правах следователя, хочу и продолжить. Разговор у нас пойдет именно об убийстве. Причем самом, что ни на есть натуральном. Об убийстве самого себя. Вот, видите, я, даже не повертываясь к вам лицом, вижу, что губки ваши кривятся в злобной ухмылке. Мол, совсем не по адресу я к вам…  Да-с, с другими мне было полегче, а вы… трудный случай. Трудный, но не безнадежный. Потому доказать могу, что давно уже вас, Евгений Павлович, как бы и не существует. Так, вроде бы есть, и делишками земными маетесь, и что-то даже пытаетесь творить, а не живете при этом. Вот это я  и хочу вам доказать. Запамятовал, кто сказал, но уж очень верно - «Убийство чувства любви является той почвой, на которой произрастают многие преступления и несчастья». Многие… Несчастья особенно… вроде одиночества, никчемности и…
- При чем здесь я?..  Я вполне доволен своей жизнью…
- Ну, зачем этакие-то слова мне-то бросать? Нынче нужно говорить правду, мне же так и без слов известную – пора самому себе  правду сказать. Правду о  том, почему все так вышло и пошло, что было… случилось однажды.  Что как-то прежде, теперь-то уж слишком давно, удавили-с в себе Любовь. Самую первую, самую яркую-то. Удавили да и стали дальше существовать по инерции без нее, любви, стало быть. И теперь, пожалуй, и вспомнить не сможете, любили ли кого после? Так я вам скажу – не было после ничего… и быть не могло по определению. Вот такая беда. Так, были одни «хотелки» разные, да и то…  без любви, больше по необходимости да по резвости молодости…  да и до теперешнего времени, почитай.
- Ну, и все вам равно…  что с того, что больше не было? Может еще случится, чего вперед загадывать?
- Вот! Вот, стало быть, и признались, что… как бы это помягче-то вам…  что «покуражились» над собой тогда… чуть до натуральной удавочки дело не дошло…
- Так не дошло же!
- Так и я о том же, Евгений Павлович. Не дошло… а все-таки состоялось. Невнятно изъясняюсь?  Убили-с в себе чувство, да и перестали жить.
- Ну, да? Мне теперь уж  тридцать пять.
- Из которых почти что двадцать и не живете-с… так, одно существование. Вот потому теперь вы и здесь.
- Что ж, я один такой?
- Ну, почему же один? Многие вот так… существуют, да  только немногим шанс выпадает… шанс поправить, исправить свои деяния в прошлом. Этого еще и заслужить нужно…
- Насчет исправления в прошлом, это, положим…
- Бред? Переубеждать не буду. А шанс дам.
- И чем же я этот ваш «шанс» заслужил?
- Ироничный вы мой, голубчик… могу сказать, что подробностей не знаю, но… да вот хотя бы строчкой одной, вами же рожденной… напомню, если хотите:
«Утро в ре-миноре, пересыпанное табачным пеплом.
Долгая, в ватном тумане, тянется река.
Дохлая муха виснет на одной лапке.
Знаю тайну звука – за окном, о борт шлепает вода.
Мост, под ним черная  дыра утекающей Сены. Туман белесый»...
Насколько я знаю, у французского автора, коего вы имели смелость переводить, этих строк не было в тексте… а может еще за что - не будем гадать. Да мы теперь здесь и не для того, чтобы упражняться в изящной  словесности. А затем лишь, чтобы исполнить…
- Я не собираюсь ничего исполнять! Ничего менять не собираюсь!
- Зачем же так категорично, Евгений Павлович? Я же не сказал, что прямо теперь же вы должны что-то менять. Походите, пожалуй, еще некоторое время, пораскиньте умом, к сердцу не помешает прислушаться, а потом уж… так сказать, благословясь…
- Не будет ничего этого! Не будет!
- Если не будет, так чего же вы теперь-то так горячитесь?..  Помнится, как там у… Родион Романович-то… тоже вот так… а потом все же на перекресток подался. И не возражайте мне, не требуется. Пустое это. Сами решайте. А, теперь, если нет больше ко мне вопросов, разрешите откланяться.  Дела-с еще имеются…  Напоследок же позволю себе еще одну цитатку… коли за Порфирия Петровича до сих пор меня держите - «Воздуху, вам теперь надобно, Родион Романович, воздуху»!..
На этих словах «Порфирий» в два шага вдруг оказался возле окна, одним движением распахнул его настежь и тут же исчез.
А в залу вместе с порывами ветра, первыми крупными каплями дождя, при очередной вспышке молнии, ворвался такой оглушительный раскат грома, что казалось, мои барабанные перепонки не выдержат. То ли от боли в ушах,  то ли  от нервного напряжения или еще от чего - только меня «заштормило». Будто все накопленные за всю жизнь боли разом выхлестнулись из меня  лающими рыданиями,  конвульсивными катаниями по полу,  бессмысленными ругательствами и стенаниями.
И где-то у самой последней грани сознания, увидел вдруг, на том самом месте, где прежде стоял…  колечко серебряное. Потянулся вдруг к нему всем своим существом, все также катаясь по  полу, как по палубе корабля в ураганом море…  
Все же дотянулся.

- Молодой человек, подождите. Я могу оставить вам, подержать несколько дней…
- Спасибо. Я что-нибудь придумаю. Оставьте, пожалуйста…  
не сможешь
7.
Нервы стали ни к черту, вздрагиваю от любого шороха. А тут,  одновременно два звонка – позвонили в дверь, и мобильник  заверещал. Только секунд, наверное, через десять я все же оторвался от монитора, взял телефон, встал и пошел открывать дверь.
- Слушаю… - это я по мобиле.
- Женя, ты как?
- Алексей Иванович? Как?  Нормально.
- Можешь говорить?
- Спрашивайте.
Дверь отрыл. То, что там стоял Леонид, меня ничуть не удивило, но и не обрадовало. Продолжая разговаривать по телефону, жестом пригласил войти его. Леонид молча прошел сразу на кухню.
- Было? Что там такое было?
- Алексей Иванович…  - несколько секунд я решал, говорить ли - …так, ерунда сплошная. Ничего особенного. Думаю, что просто система сигнализации сбоит, другого объяснения не нахожу.
- Темнишь, Женя, темнишь. Ты же там вырубился.
- Не помню. Ни черта не помню. Гроза была сильная. Я перед этим двое суток почти не спал…
- И как  Графиныч тебя оттуда вытащил?..
- Блин, не помню! Заснул, верно.
- И как Борька тебя домой доставил, тоже не помнишь?  Меня он, кстати, тоже в пять утра поднял. Наряд вне очереди вышел. Потом уж Геннадий прибыл. А с трех до шести, на посту сам Графиныч был, пока я не подъехал. Вот такая катавасия вышла…
- Иваныч, не грузи. Я же говорю, что ни черта не помню. Если что вспомню, то тут же расскажу. Ты сейчас на посту?
- Завтра заступаю, как положено.
- Сделай заявку, пусть проверят сигнализацию, я в темноте там шарахался,  не нашел где зажечь свет… может, присел отдохнуть и заснул…
- Черт… во сне-то  хоть что-нибудь снилось?
- Снилось, наверное, только не запомнил. Так, ерунда всякая. Да, еще… сходи сам, проверь чистоту… наличие пыли и всего такого…
- Сходил уже.
- И как?
- И откуда это только пыль берется? При закрытых плотно окнах? Только твои следы… наследил ты там по квартире… пока не «успокоился».
- Вот и выходит, что ничего там этакого и нет, если только мои следы. Не бери в голову, Иваныч… все нормально
- Ладно…  все понятно. До встречи.
- У-гу…
Отключил телефон и подумал, что не поверил Александр Иванович ни одному моему слову, а стало быть, будет еще «доставать». А мне после разговора с ним, стало самому казаться, что никакого этого ночного бреда и не было. А потом, почему именно ночного? Если я зашел в эту квартиру около девяти вечера? Что я там, действительно заснул почти до утра? Надо же…
Пока я трепался по телефону, Леонид успел похозяйничать на кухне, приготовить нехитрый завтрак. Когда я вошел, он с большим аппетитом уминал бутерброды с ветчиной. Я тоже почувствовал зверский голод и в полном молчании начал ему «помогать». Кофе было сварен отменно, сигарета послужила дополнением к последнему глотку, а потому очень скоро я окончательно пришел в себя. Леонид тоже чуть не мурлыкал от удовольствия. Наконец, он потянулся до хруста в костях и встал из-за стола.
- Спасибо за завтрак. Ну, я пошел…
- М-да…   хороший у нас с тобой разговор получился. Содержательный.
- Я бы сказал, жевательный разговор.
- Ты только за этим приходил?
- Хотел посмотреть на тебя. Мне Графыч звонил…
- Что поведал?
- А что он может? Он же так… шестерка сбоку. Даже не проводник.
Я с недоумением посмотрел не него
- А как же тогда… ну, там… он?
- Жень, что Графыч, и там тебя достал? Вот это действительно любопытно.
- А тебя нет? Тогда кто у тебя там был?..
- Неважно это, Женя. Неважно. Совсем неважно. Да и не хочу во всем этом разбираться, и тебе не советую. Главное, что я поверил, что есть шанс… шанс что-то сделать, что-то изменить. И я это сделаю, понял? Вот это главное, все остальное – мусор.
- А если все эти… «выкрутасы», всего лишь иллюзия… гипноз, зомбирование или еще что-нибудь в таком роде?
- Пусть будут «выкрутасы» воздействия на сознание. Пусть! Главное, что я решил! Только это и имеет значение. Свобода выбора. Решение! Понял?
- И что же ты решил?
- А вот это уже мое дело.
- Ты в прошлый раз что-то про дом говорил.
- Да, и про дом, который мне нужно построить собственными вот этими граблями… я его непременно построю, точно. И это будет… что надо.
- Как говорится, Бог в помощь.
- Я тебя не спрашиваю ничего, по твоей морде скептической  вижу, что еще не пришло твое время решения. У меня оно тоже не сразу появилось. Вот Юрка… тот сразу. Сказал, как отрезал и точка. Я даже ему сначала позавидовал, а потом понял, что решение должно быть не с бухты-барахты, а…  в общем… должно быть.
- Доходчиво излагаешь
- Женя, мне наплевать на весь твой теперешний сарказм. Я, кажется, догадываюсь, чем он вызван…
- Ну, и чем же?
- Если мне… может быть Юрке тоже, предложено было изменить… как бы это… ну, что-то в материальном плане, то тебе… Михайлычу… кстати, вот, только сейчас допер, вам что-то в себе самих менять предложено. Угадал? Молчи, не отвечай, угадал ведь. Это же, как я понимаю, гораздо сложнее.
Вот, настала пора мне свою информашку «слить».
- Михайлыч, между прочим, в прошлом, одно время в «расстрельной» команде состоял.
«Граната рванула». После  этих слов, Леонид как-то вдруг неожиданно снова сел на стул и закурил новую сигарету.  
- Откуда?..
- Не важно, узнал…
- Тогда понятно с ним все.
- Да, ни черта не понятно! Что тут понятного?!
- Не ори. Понятно… по крайней мере, мне. Если «приводил к исполнению», а тут предложено было изменить…
- Хочешь сказать - то, что изменить в его время, было бы равносильно самому себе объявить приговор?
- Не совсем ты еще… надо же, догнал. Вот он и изменил. Он сам себе приговор и вынес… только теперь, а не тогда. – Леонид, вдруг, как-то даже сочувственно посмотрел на меня. – И ты, Женя, тоже?..
- Еще один… да, не переживай, никого я не убивал, разве что… не важно это, чушь все это…
- Не хочешь говорить – твое дело. Тебе самому все решать. А мне пора своим делом заняться.
- Когда?
- Да, в твое же очередное дежурство.
- То есть, послезавтра.
- Выходит.
- Вопрос последний можно?
- У-гу.
- Как думаешь, ну, а если, скажем, решу… туда что-нибудь можно с собой захватить?
- Хрен его знает. Я же тебе…   у всех там по-разному. Почти по «Сталкеру».
Он загасил сигарету, решительно встал и неожиданно широко улыбнулся, какой-то вдруг накатившей своей мысли.
- Все, Женя. Давай теперь попрощаемся. Послезавтра на это дело времени не будет. В пять минут, нужно будет все свернуть. Давай обнимемся. И считай, что нам крупно повезло в этой жизни. Да, вот еще… чуть не забыл.
Он достал из кармана свернутые в четверо несколько мелко исписанных листочков
-  Это подробный инструктаж. Как и что и зачем нужно будет сделать. Ну, и твой «маневр», когда сам надумаешь.
Мы как-то неловко обнялись на прощание.
- Удачи тебе, Леня.
- И тебе того же. Пока.
- Пока, пока…

  Послезавтра наступило как-то уж неожиданно быстро. Или это только мне так показалось. Ничего такого я не собирался решать, отложил на неопределенное время. Сразу же после ухода Леонида, я вдруг почувствовал дикую усталость, грохнулся на кровать и проспал до вечера. Помню только, что было очень душно. Потом, уже вечером, когда стало прохладно, почти до самого утра ни с того ни с сего принялся «чистить» компьютер. Перечитал все свои записи, заготовки, даже целые главы из непонятно каких, так и ненаписанных «нетленок» и… разом вдруг «делетнул»  всю папку «Отсебятина». Немного поколебался, и «вычистил» корзину, никакого сожаления при этом не испытал.  
Все, я слишком долго готовился к подвигу. Надо быть честным перед самим собой – профукал «подвиг». Значит, так тому и быть. Не вышло. Ну, и… все.
Весь следующий день, то есть вчера, я просто, без цели бродил по городу. Изнурительная жара, наконец, отцепилась от Москвы и сменилась серостью, временами окропляющей водяной пылью. Эта перемена должна была быть приятной, но я как-то и этого не почувствовал…
Вот, кажется, я нащупал это слово – мне в эти два дня все вдруг стало без-раз-лич-но. И никаких мыслей… имея в виду, связных между собой. Так «обрывки» без концов и начал. Ни о чем. Пару раз, помню, пытался с кем-то даже заговаривать, но как только мне шли навстречу, шли на контакт со мной, тут же терял интерес и уходил. Что-то за всей этой «безразличностью», происходило внутри меня, чему я никак не мог найти определения. Впрочем, и даже это мне было все равно. Несколько раз звонил мобильник, но скоро аккумулятор «сел», и он сам собой отключился. И еще… я совершенно не помню, ел ли я эти два дня.

Но сегодня утром я проснулся с совершенно свежей головой. Я бодро вскочил, даже попытался изобразить что-то такое, отдаленно напоминающее утреннюю гимнастику. Одним словом, я снова вскочил в свою привычную колею, энергия жизни снова поперла из меня тоннами. Ко всему этому, утро было свежее, солнечное, приятно прохладное.
По дороге на работу, в тесноте метро, успел пару раз приколоться к симпатичным девчонкам. Удивил Иваныча, вероятно ждущего от меня «страшилок» парочкой анекдотов из жизни вампиров.  На своем «боевом посту» был весел, приветлив со всеми… почти до самого вечера.
Уже вечером, я вспомнил о листочках. В своей «каморке», достал и внимательно изучил первую страничку.  Все было гениально просто. Все эти охранные «навороты» преодолевались элементарно. Достаточно было открыть люк коллектора во дворе одного строения, не входящего в территорию «ведомства», пройти по нему около ста метров, и ты оказывался на втором гаражном уровне моего корпуса. Дальше лифт, «коза», отключающая наблюдение в положенное время всего на десять секунд и все… «процесс пошел», «клиент» на месте. Никем не замечен, дальше действует, сообразуясь своими решениями и побуждениями. Эта часть меня пока не трогает. Мне же, всего-навсего нужно ровно  в 22.35 на десять секунд просто отключить седьмой этаж. И все.
Обычно, когда открывается входная стеклянная дверь в корпус, мне слышно, но тут я «зевнул». «Порфирий» застукал меня как раз за чтением инструкции. Я не стал суетиться, просто спокойно свернул листочек и сунул в карман.
В комнатке  только один стул, а потому «Порфирий» несколько секунд осмотрелся и предложил
- Пойдем, подымим на воздухе. Разговор у меня… - и вышел.
Я ждал этого разговора, а потому  не заставил себя ждать. Подхватил со столика пачку сигарет и пошел за ним.
Если вспомнить описание внешности Порфирия Петровича в романе, то никакой похожести с этим персонажем у Пантелеймона Евграфовича не наблюдалось. И даже напротив, являло почти полную противоположность. Высокий худой старикан, под семьдесят лет, с «орлиным клювом» и с копной седых волос.  Всегда до  синевы выбрит и причесан. В любую погоду неизменно в темно-сером костюме и черной водолазке, под высоким воротом которой на длинной шее, постоянно двигающийся кадык. Так что я уж больше по ощущению от первого телефонного знакомства,  называю его «Порфирием», а так…
- Ну, и когда? – «Порфирий» аккуратно гасит сигарету и задает вопрос таким тоном, будто перед этим у нас уже состоялся разговор, а вопрос этот только подводит ему итог.
- Что когда? О чем вы Пантелеймон Евграфыч? Если о…
- О том, что сегодня Леонида провожаем,  я и без тебя знаю. Я спрашиваю, когда? Когда консьерж Евгений Павлович будет заявление на увольнение подавать?
- Вы хотите меня уволить?
- Что ж вы, передо мной-то так малодушничаете? После всего, что два дня только тому назад случилось? Нехорошо-с.
- Ах, вы об этом?.. Не знаю, Пантелемон Евграфыч. Не знаю… может, и никогда. Разве что надоест мне эта работа, душа иной попросит. Так такое у меня случается обычно поздней осенью… или даже среди зимы. Но если вам необходимо на мое место нового «кандидата» пристроить, то я могу в любой день освободить место.
Я, кажется, в первый раз за все время нашего знакомства увидел, что «Порфирий» так умеет… ехидно улыбаться.
- Очень трудный случай, скажу я вам откровенно. Сложный случай. Гораздо более сложный, чем с Михайлычем. Тот вот так же все упрямился, упрямился, а потом, вдруг сам разрешил проблему свою. Не умно разрешил. Пожалуй, так и очень даже глупо. Нафантазировал себе, бог знает чего. Ужасов всяких напридумывал, ждущих его там,  между тем…
- Где там? Там-то где? Я знать хочу!
- Да, неужто, при всем вашем несомненном уме, вы так до сего дня и не поняли, Евгений Павлович?
- Что я понял, это мое дело, я от вас хочу узнать.
- Подробности? Так насчет подробностей  я и сам не силен. Я здесь не более чем, как бы это поточнее определить, «связной». И даже, как совершенно справедливо заметил Леонид, не «проводник».  Мое дело, найти и отправить, а уж как там…
- Я не верю вам.
- Да и не надобно, чтобы вы мне поверили. Главное, чтобы вы самому себе поверили и решили все в себе самом.  А что решили и во что поверили… это, я так себе представляю, вам уже было сказано. Что ж, вы так себя изводите, Фома неверующий?
- И все-таки, Пантелеймон Еграфыч, скажите вы мне, где находится это «там»?
- Настойчивый вы мой. Знаете ведь, а не веруете. Доказательств ищите. Я не могу служить доказательством, но предположение мое таково, что «там», это всего-навсего, все же «здесь», только на другом временном отрезке и, так сказать, направлении. Устаивает вас такая моя гипотеза?
- Фантастикой с детства не увлекаюсь, а уж насчет мистики…
- Да никто вас, Евгений Павлович, в фантастику и мистику и не вовлекает. Я же сказал вам, что это только вопрос вашей веры и решения. А уж как там дальше все складывается, то это вопрос малозначительный, пустяшный вопрос, не стоящий даже внимания вопрос. Так что вам все равно разбираться с вопросами собственной веры и душевных дел ваших. Кстати, по поводу доказательств разных… можно устроить и доказательства. Да, вот хотя бы  даже и сегодня.
- Это каким же Макаром?
- Хотите глянуть одним глазком, как это все происходит?
- Это возможно?
- С моей помощью будет возможно. По вашей инструкции, необходимо короткое замыкание сделать? Ну, так не нужно его будет делать совсем. Я буду в это время на пункте наблюдения и уж на десять-пятнадцать секунд наверняка смогу отвлечь внимание наблюдающего за мониторами, своей фигурой, если придется, прикрою. Больше скажу, я… как бы зная о сегодняшнем нашем разговоре, «закрыл глаза» на действия еще одного неугомонного гражданина с профессиональной хваткой, установившего в той самой квартире свое устройство. Только я его камеру «вычислил». Находится оно на  мониторе телевизора в консьержной комнатке, стоит на записи постоянно. Потом-то, я эту его запись… Так что, собственными глазами сможете наблюдать. Им-то верите, надеюсь?
- Пока, да.
- Ну, вот и славно. Так что, договорились – я прикрываю, а вы наблюдайте. Мне теперь пора, труба зовет. А к разговору нашему, я надеюсь, что мы вскорости вернемся,  Евгений Павлович, я вас не тороплю, конечно. У каждого свои сроки. Только все должно совершаться вовремя, как и совершается повседневно и постоянно. Сегодняшним вечером, я не стану вас более беспокоить своим присутствием, да и вам пора заняться своими рабочими обязанностями. Вон, кажется, очередную партию мебели привезли. И как это людишки имеют желание постоянно менять интерьеры? Непостижимы  мне людские потребности…
- Пантелеймон Евграфыч, и все же, кто вы?
- Ах, Евгений Павлович… как бы вам хотелось услышать из уст моих – «я тот, кто призван творить зло, а творит добро…» - так, кажется. Не скажу я вам этого, потому лгать до старости так и не научился. Пусть уж, останусь я для вас Порфирием Петровичем, любезный вы мой, Родион Романович. До следующей встречи. А сегодня, обещаю, не подведу я вас, да и себя самого, в конечном итоге. Работа моя такая… служение.

Если бы я снимал кино, то этот «трюк» исполнил бы с применением компьютерной графики.
В положенное время я включил телевизор.
Полная луна бросала в окна косые голубые прямоугольники на паркет залы. Точно посредине чуть ярче голубел небольшой круг… бумаги или ткани. Леонид появился в этом интерьере хотя и вовремя, но все равно неожиданно. Долго стоял, прислонившись спиной к стене почти у самой входной двери. Все-таки было темно, а потому невозможно увидеть выражение его лица, но мне казалось, что ему было страшно. Через несколько минут, он все же оторвался от стены и по какой-то широкой кривой подошел к кругу. Еще минуту постоял, а потом, видимо решившись, широко перекрестился и уверенно вступил в этот небольшой круг.
Дальше была чистая компьютерная графика – изображение его тела будто несколько раз мигнуло, потом начало рассыпаться на, все более и более мелкие  части, наконец, частички эти становясь совсем крохотными, вспыхивали искорками и пропадали. Все. Леонид просто исчез с экрана, вместе с кругом. И только  полная луна реально и зримо продолжала бросать в окна косые голубые прямоугольники на паркет залы.
Вот такое «кино»…

8.

- На пять минут бы раньше воротиться. Всего лишь на пять минут.  А тут эта толпа в нашем дворе. Они там все кричали, а тут разом замолчали и расступаются… и она лежит. Когда я подошел, она была еще теплая.  В тот день… в тот день очень холодно было, а она лишь в одном халатике, а я все пытаюсь ее укрыть, согреть…
Я вздрагиваю, стряхивая с себя тупое оцепенение, и зачем-то начинаю оглядываться по сторонам. У меня хорошая память на литературу, это почти моя беда. Только что услышанные слова, кажутся мне невероятно знакомыми. И я даже вспоминаю, откуда они. Но там все же иначе, и совсем не том. А может, как раз о том самом.
- …Не знаю, зачем я теперь это вам говорю. Вероятно, это нужно. И как мне кажется, это теперь больше нужно вам, потому что…  я-то уже в который раз все это прокручиваю в мозгу своем, все пытаюсь понять этот ужас. Понять,  зачем умерла эта женщина, для чего умерла? Вопрос этот постоянно стучит во мне, в моей голове стучит. Быть может, я все это только придумываю, а на самом деле все было  просто. Просто несчастный случай и ничего более… и ничего более.  Да, наверно, все так было. Я даже почти уверен в том, что так все.  Но… зачем она умерла? Я ищу в себе… и нет у меня ответа…
Я пытаюсь в который раз разглядеть, узнать на фото, в керамическом овале мраморной небольшой плитки, старательно мной забытые черты той, пятнадцатилетней давности… и не узнаю. Не могу поверить в то, что это она. Не верю в эту совершенно очевидную нелепость.
- …Любил я ее до самозабвения. Да и теперь еще наверно…  А она?..  Нет, я ничего не могу сказать, она была очень хорошей женой. Доброй, заботливой. Даже чересчур заботливой. Вот именно, заботливой. Чересчур. Вы понимаете, что такое чересчур? Как бы это вам…  понимаете, разница в возрасте у нас была почти в тринадцать лет. Так что она мне во все двенадцать лет, постоянно казалась маленькой девочкой… или… как бы это… птицей в клетке. Получается, что так. Непонятно?..  Нежна была… порой даже до страсти, но как-то  все вдруг, все порывами… из жалости, как мне казалось. Мне так казалось, что будто бы даже и не со мной…  с другим, ею же самой придуманным. Извините за подробности. Мне нужно выговориться, извините меня… впервые за полгода я вот так... не с кем было. А вы…  помянем…
Мы сидим на скамейке Кунцевского кладбища, в крохотном скверике у колумбария. Небо над нами выстелено низколетящими тучами. Прохладно, ветрено, но дождь вряд ли будет.

Еще сегодня утром у меня и в мыслях ничего не было связанного с подобным «приключением». Я пришел утром со смены, зачем-то включил компьютер и впервые за две недели пожалел, что ликвидировал «отсебятину», что-то такое в башке крутилось, а создавать новую папку почему-то не захотел. Перегорел. И какая-то тоска волнами… из ничего, так.
Потом позвонила Наталья.
- Жека, привет. Я появилась.
- Ну, наконец-то. Я тут, понимаешь, гормонами страдаю, а она шляется…
- Жек… эта… короче, я замуж выхожу.
- Иди ты? Я вроде бы ничего такого не предлагал…
- За Костю.
- Ни… и что теперь?
- Ничего. Решила я так, дружочек мой. Годы-то как питички, порх-порх-порх и фьють… вот. Робенка хочу. Ясно?
- Куда уж яснее. Приезжай, соорудим.
- Так я уже того… стартанула, от Кости.
- Час от часу… совсем ошалела. А как же теперь?..
- Вот… позвонила проститься. Не совсем же я такая подлая.
- М-да… ну, что я могу? Счастья вам три короба. Что еще?
- Спасибо. Ты бы тоже… ну, это…
- Не-а…
- Ну, смотри сам. Все, пока-прощай. Может, еще свидимся.
- На шарике-то. Запросто. Пока…
Потом… потом… что было? Зачем, зачем я полез в старые записные книжки? С чего бы? Подумал ведь еще, «одна телка отпала, найдем другую. Делов-то… и разве в этом одном дело?».  Так нет же. Проявил невероятное упрямство, изобретательность, и через два часа с небольшим, уже стоял у дверей, на десятом этаже дома на Плющихе. И только нажав звонок, еще раз подумал, «зачем, прошло столько лет?».
- Вам кого?
Мужик солидный, может, чуть за полтинник. В черном костюме, который ему тесноват, несвежей рубашке и при галстуке, явно давно из моды вышедшем.
- Мне бы Светлану.
- А вы?..
- Одноклассник… бывший.
- Евгений?
- Да. Вы меня откуда?..
Странно он на меня посмотрел, очень странно. Потом сразу вдруг засуетился.
- Светлана. Так она теперь не здесь. Я как раз собирался…  вот, мы к ней сейчас и поедем. Извините, что не приглашаю войти, страшный беспорядок. Я только сумку прихвачу…

- …Зимой этой случилось. В самые холода…  Потом уже, весной, школьные ее фото я нашел. И вы на них с ней постоянно рядом. Вот поэтому я и узнал… почти не изменились. Я еще подумал, что… неважно это. Единственно, что я понял, что была она… сама по себе. И потом, все эти двенадцать лет, все ждала чего-то, или кого-то. А я так… я просто рядом живу. И если бы меня не было, то она этого бы и не заметила…  наверно. Нет, я готов был принять любое… я же понимаю,  пусть бы, с кем хотела, с тем бы и была, вот только была бы живой. Лишь бы она была жива. А она вот ведь как…
Скорее всего, машинально, я вдруг набулькал себе полный стакан водки и выпил до дна, ничего не почувствовав. Не знаю, отчего вдруг - не случалось такого со мной прежде, но, выпив, уже совсем неожиданно для самого себя, заплакал. Может, от жалости к самому себе, от накатившей вдруг звериной тоски, или оттого, что тучи совсем низко ползли… бог… или кто его там знает, почему.

Домой я притащился поздно вечером, уже окончательно протрезвевший. Я не могу сказать, где я ходил после того, как покинул кладбище. Как не могу вспомнить, куда девался мужик. Я даже имя его долго вспоминал, казалось, Николай Борисович, или Борис Николаевич…  нет, не помню.  Помню только, что все же пошел дождь, и я основательно промок.
Я очень хорошо знаю это состояние. Оно посещало меня раньше несколько раз. Обычно после этого в «отсебятине» появлялось несколько новых страниц текста, за которые мне не было стыдно. Даже если я их открывал спустя, скажем, неделю.
Как был в промокшей одежде, я сел в кресло и включил компьютер, в надежде, что вот-вот и «выльется» на «клаву» вся эта тоска, не оставлявшая меня ни на минуту, казавшаяся мне чем-то новым, до сих пор не посещавшим состоянием души.
Но в голове моей было гениально пусто. Хотя нет, не прав,  где-то с самого края барахталась фраза  
Дохлая муха виснет на одной лапке.
И ничего более. То есть решительно ничего… оцепенение какое-то. Только, наверное, через полчаса, я попытался вырваться из этого оцепенения и, ни с того, ни с чего, вдруг, набрал единственную фразу  
На хрена я живу?
И будто ожидая этого вопроса, зазвонил телефон. Я даже почувствовал некое облегчение, оттого, что не надо немедленно отвечать на этот проклятый и, по всей видимости, совершенно дурацкий вопрос.  Прежде чем взять трубку,  «снес» эту фразу, но… сам-то этот вопрос остался сидеть в голове…
Странным образом я знал, кто мне может звонить… именно теперь
- Да.
- Евгений Павлович?
- Да.
- Простите за позднее вторжение, но обстоятельства, сами понимаете…
- Да.
- То есть… я хотел сказать, обстоятельства мои таковы, что вынужден был…
- Да.
- Иначе бы ни за что и не решился.
- Да.
- Да, что же вы?..  Что с вами? Здоровы ли?
- Да.
- Сырость, я понимаю, влияет. Так я с одним вопросом только, если позволите.
- Да.
- Это даже и не вопрос вовсе, а осмелюсь спросить только…
- Да.
- Дело в том, что срок мой… ну, вы меня понимаете, надеюсь, истекает. Можно сказать, командировка моя заканчивается. Так вот я и тороплю вас немного с решением. А иначе бы и не заикнулся, ни-ни…
- Да.
- Как понимать, позволите? Решились, наконец?
- Да. – Я сказал это «да» так спокойно и уверенно, как будто решено все было кем-то за меня давно. Окончательно и бесповоротно. Мне же оставалось только констатировать результат.
- Так это просто замечательно! А то я уже за вас и волноваться начал. Думаю себе, как же он после жить-то будет. Жить-то с чем будет? Чего ради?  Неужто посмеет на себя руки-то?..  Как же я рад за вас, вы даже себе не представляете. Я со своей стороны так и готов вам в вашем решении все, что от меня зависит исполнить со  всем моим старанием.
- Когда?
- Да послезавтра все  и устроится в лучшем виде. Можете даже не сомневаться.
- Да…
- Будто спросить хотите о чем-то? Так я сразу и отвечаю – можно, обо всем можно спросить.
- Кто вы?
- Ну, вот. Опять вы за старое. Через пару дней я буду уже никто и ничто – покоя хочу, стар я. Этого довольно. Да и во мне ли дело? Хотели вы, Евгений Павлович, совершенно другой вопрос задать.
- Возможно, что и так.
- И на него у меня готов ответ. Уже давно лежит на языке. Так я сразу и отвечу - можно с собой захватить совсем немного. Так, сущую безделицу, что, например, рядом с вашим телефонным аппаратом лежит. Это не возбраняется.
- Спасибо.
- Не за что и спасибо, если не возбраняется. Скажу даже больше - знаю, что с некоторых пор, дорога вам эта вещица. И это обстоятельство меня чрезмерно радует и ободряет. Значит, не потерянный для жизни вы человек. И выбор мой был крайне верен, чему я, повторяюсь, бесконечно рад. Спасибо, что не ошибся в вас. Не смею далее надоедать вам и прощаюсь до послезавтра. Спокойной ночи.
- Спокойной…
Я положил трубку и некоторое время пытался определить – откуда взялась эта странная уверенность в Решение? Когда оно во мне возникло?  То ли несколько минут назад, во время телефонного разговора с Порфирием, то ли тогда, той ночью, в той самой квартире? А может быть тогда, когда обнаружил у себя это колечко? И если тогда я всячески старался спрятаться от самого себя, то теперь это Решение настолько окрепло, что смогло прорвать все, нагороженные пятнадцатью годами, как мне теперь кажется, бессмысленной жизнью, баррикады…  
И остается только один вопрос. Ну, а если бы… скажем, десять часов назад,  увидел бы ее живой,  мужней, с детьми? Будь честен с самым собой – было бы теперь Решение? Нет, Решения верно бы не было. Это факт… почти. Но, теперь это неважно.
И еще. Я совершенно не помню, когда я взял в руки это колечко. Скорее всего, еще во время  телефонного разговора с «Порфирием».
Во все время, пока оно у меня, я так и не попробовал прочитать, что на нем написано. Помнится, что именно для этого и линзу покупал. Куда же, я ее закинул?  Ах, да, вот же она, на самом виду и лежит. Только я не замечал ее – нужды не было. А теперь, что же теперь? Нужда? Или все же любопытство?
Впервые за несколько месяцев… точнее, с начала весны, я включил люстру.  Десятикратная линза изрядно успела запылиться и я долго искал, чем ее протереть. Наконец, догадался достать из шкафа чистый носовой платок…
Буквы на внутренней стороне колечка действительно были крохотными, но, в конце концов, мне все же удалось прочесть четыре слова:
«ХРАНИ ТЕБЯ МОЯ ЛЮБОВЬ».

Утром последнего моего выхода на работу в качестве консьержа, я все же не удержался, залез в компьютер и сделал новую «заставку» в виде бегущей строки, набранной крупным шрифтом -
УШЕЛ В ЖИЗНЬ.


9
- М-мммм….
- Т-ссссс…
- М… что?..
- Спи-спи-спи… рано еще.
- Ты чего?
- Ничего, спи, Ежик.  Закрой глаза.
- Ты…
- Ну, не мешай… я просто смотрю на тебя, не мешай.
- Господи, за столько лет не насмотрелась.
- Не ворчи.
- Кстати, какое сегодня число?
- Седьмое сентября… и это значит…
- Думаешь, я забыл? Я помню…
- У тебя сегодня презентация твоего «Консьержа». Я забыла сказать, вчера звонил твой Порфирий, машина будет через… четыре часа.
- Я не о том…
- Сказал, что «Кадиллак» подгонит.
- Выпендреж. Я могу и на своей…
- Не нарушай традиций издательства. Прошлый раз не очень красиво вышло.
- Прошлый, прошлый…  может, мы и сегодня рванем на дачу?
- Вот, опять, не успел проснуться, как ворчишь. Нет, мы поедем на презентацию, не ворчи… и не трусь.
- Я не ворчу… у нас еще есть время заняться…
- Ребятня уже проснулась. Уже за компом возятся.
- Спорим, что Сашка Леньке опять не дает его «стрелялку»? Свет, может дверь на ключ и…
- Неугомонный… я уже закрыла. Ой, медведь, аккуратней, я же не резиновая кукла.
- Прости. Девочка моя, так какой сегодня день?
- Помнишь ведь.
- Я хочу услышать…
- Ой, и вправду, пятнадцать лет уже…
- Как один день.
- Надо же…  ты мне скажи, зачем тебе эти книги по ювелирному  искусству? Ты что, затеваешь новый роман?
- А не затеять ли нам с тобой совместный проект? Ты знаешь, для того, чтобы сделать дочку, нужна ювелирная работа. Так как?