— µµµ —
Пойду, постреляю —
куда попадет.
На тапках пумпончики красные.
Глаза образцово-прекрасные.
И женщина в белом идет.
А сзади за ней идиот
с расшаренным взглядом нудиста.
Читая про жен декабристов,
мне хочется прыгнуть туда,
где в бальных одеждах
скользят по паркету
одетые в белое дамы.
Пойду, постреляю.
Не дай вам, не дай
упасть в оркестровую яму,
когда дирижер скрипача своей палкой
пытается ткнуть прямо в нос.
И зреет, и зреет вопрос, как кокос:
что делать в Италии, если
тепло и уютно мне в кресле?!
— µµµ —
Я сегодня до зари лягу.
У меня на теле есть крестик.
Голова болит. Попил брагу.
Жду хорошие теперь вести.
По мобильнику звонит кто-то,
то ли женщина, а то ль баба.
Мне бы надо топать на работу,
я пошел бы, не болезнь кабы.
У меня любовный зуд в сердце,
в голове же тараканы мучат.
Обо мне еще писал Герцен,
о былом и думах, о получке.
Без гроша сижу, пропит напрочь,
в морозилке кроме льда — пусто.
Мне бы девушку с едой на ночь,
и бутылочку, а то — грустно.
— µµµ —
Выстрела два прозвучало
из гладкоствольной форсАчи.
Ищет комдив кирпича
для недостроенной дачи.
Кавалерист из седла
выпал, опившись дурмана.
Родина нас позвала —
юных, безмозглых и пьяных.
Мы защитим, если что, —
будьте покойны, уж точно,
свой бээмвешный мотор,
каждую встречную кочку.
Сдохнет десант от паров,
что выдыхаем мы утром.
Скоро не будет врагов,
кажется нам почему-то.
