Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"Последнее время"
© Славицкий Илья (Oldboy)

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 65
Авторов: 2 (посмотреть всех)
Гостей: 63
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

Для печати Добавить в избранное

Мерцающая мгла, продолжение, часть 2 (Проза)

Часть 2

Только ты выучи, не забывай
И повторяй, как заклинанье —
Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй.

В. Высоцкий

Михаил летел над страной аюров и наслаждался. Одновременно полетом, открывающимся видом и вообще – жизнью.
Летел он на маленьком полупрозрачном самолетике из твердой пленки, управлять которым проще, чем земной автомашиной, автоматика исправляет любые ошибки. В то же время, летательный аппарат слушается любого движения джойстиков управления, даже, кажется, желания. Фигуры высшего пилотажа недоступны, самолетик слишком задумчиво реагирует на резкие рывки джойстиков. Но все равно – хорошо.
Под крылом – пестрая картина смешанного леса. Листья хвойных и лиственных деревьев – разного оттенка, летом с высоты полета получается хаотичная смесь темно-зеленых и светло-зеленых пятен, очень похоже на камуфляж. Но сейчас – осень, листья пожелтели или покраснели, а хвоя осталась зеленой. Камуфляж получился тропический. Да еще примешиваются голубые, фиолетовые пятна, блестящие как мятая фольга участки – это всякая там искусственно выведенная растительность. И правильные круги с прямоугольниками мелькают – построенные людьми здания. Уже абстрактная картина, а не камуфляж.
Что касается жизни Михаила, то она, судя по всему, удалась. Всего Михаилу хватает: любви, свободы, денег.
После общения со служителями раховака Михаил так и не понял, как те относятся к нему и Виктору: уважают, побаиваются, доверяют? Но интересовала их в первую очередь информация о Планете Земля. Всякая-разная, начиная с научных достижений, заканчивая кулинарными рецептами, от военного дела до музыки. Взамен землянам повышали статус.
Первым делом Михаил протащил в мир Каменное Дерево земной компьютер, заодно –диски с энциклопедиями, все, что смог найти. Чтобы согласовать земную и каменнодеревскую электронику потребовался месяц, и это еще надо ихним техникам памятник при жизни поставить. До тех пор служителям раховака, за неимением человеческого тела, приходилось смотреть на дисплей с помощью внешнего объектива, нажимать на клавиши и гонять мышь внешними манипуляторами.
Но энциклопедии служителей не удовлетворили, пришлось Михаилу и Виктору тратить свое время на Земле, чтобы рыться в Интернете, библиотеках, заказывать копии по почте. С работы Михаил уволился, а Виктору совесть не позволяла оставить свой завод. Выбил пока что у начальства должность помощника, который со временем займет его место.
В результате получилось у них разделение труда, Михаил больше лазит в мир Каменное Дерево, носит туда-сюда информацию (пролазники тоже задавали все больше вопросов служителям раховака), Виктор – выискивает ответы на вопросы. В Интернете в основном.
Не совсем справедливое разделение, Виктор тоже предпочел бы работать курьером между мирами, а не ответы искать. В мире Каменное Дерево с этим проблем не было, служители отвечали сразу. Точнее – предоставляли компакт с ответами.
Приходилось носить не только информацию, еще – образцы. Например, табачные изделия и семена никотинианы, служителей заинтересовала идея табакокурения. Подумывали насчет у себя такую же моду завести, чтобы отвлечь рядовых граждан от виртуальности. Вред для здоровья оценивали трезво, с одной стороны – оно, конечно, да. С другой стороны, можно вывести безопасный для здоровья сорт табака. А заболеют – вылечатся, каменнодеревская медицина и не такое лечит.
А еще Михаил служил гидом для Теверда и Мирики на Планете Земля. Каменнодеревские пролазники пока что только набирались впечатлений, потому работа получалась легкая, водить гостей по разным экскурсиям.
Значительная часть жизни, одна-две недели каждый месяц, уходили на долгосрочные свидания с Никой. Самое лучшее время. Михаил и Ника идеально подходят друг другу, какая бы сила не организовывала чувственную связь для пролазников, она знает свое дело. Все у них хорошо, и секс роскошный, и общих интересов куча. Ника учит Михаила играть на своей «дудочке», Михаил Нику – рисовать в Автокаде. Слушают музыку, смотрят фильмы, болтают целыми часами, экспериментируют с разными кулинарными рецептами.
Служители раховака, когда узнали, куда это их источник информации об ином мире пропадает так надолго, проявили понимание. Даже, кажется, стали относиться более дружелюбно, без прежней нейтральности.
А потом Михаил накормил Нику снотворным и пронес ее на руках с Планеты Земля на Каменное Дерево. Ника пообщалась со служителями раховака, рассказала им о математике своего родного мира, а также еще кое о чем, и статус Михаила подняли выше сотни, Нике сразу предоставили статус пятдесят. Отношение служителей стало не только дружеским, но и уважительным.
Финансовые проблемы вообще решились сами собой. Когда Михаил прошел впервые на Планету Земля с яасеном, инопланетный артефакт превратился в техническое устройство, включающее в себе компьютер, мобильный телефон, спутниковый навигатор, телевизор и что-то еще. С выходом в беспроводный Интернет. На жестком диске – только системные файлы, и несколько текстовых, с номерами банковских счетов и кодами доступа. Очень солидные суммы, на всю жизнь хватит.
Мало того, служители раховака решили кроме высокого статуса подарить Михаилу еще что-нибудь, ценное в родном мире пролазника. Подарили голубые бриллианты чистой воды с отличной огранкой и двести сорок два грамма с небольшим паучьего яда. Чтобы все это продать, пришлось просить помощи на сайте пролазников, Михаилу порекомендовали надежного ювелира и фармацевтическую фирму, с которой пришлось связываться по электронной почте. Покупатели вопросов не задавали, ювелир давно уже имел дело с пролазниками, не одну партию изумрудов из мира лаптежников купил. Фармацевты, судя по некоторым признакам, были уверены, что паучий яд – краденый.
Михаил уже проходил лазом между мирами достаточно, чтобы его начало пропускать не только на Каменное Дерево. И пропускает, значит – надо обязательно время от времени в другие миры выбираться, это для стабильности лазов полезно, и не только, есть и другие причины. Пока что Михаил сходил только в мир лаптежников за изумрудами. Пришлось проехать три сотни километров, лаз оказался в подвале частного дома, хозяин дома – пролазник. Повесил на плечо моток алюминиевой проволоки, прочел мантру и пошел потихоньку.
В мире лаптежников торговля с иными мирами (точнее – обмен драгоценных камней на алюминий) налажена уже давно, прямо на выходе из лаза построено здание с торговым залом. Здание – без единого гвоздя, естественно. Михаила ждали, целая торговая делегация из трех человек, все не местные– чернокожие из жарких стран, долгий путь преодолели, чтобы кило алюминия получить, лаз ведь открывался в приполярной области планеты. Но английский в необходимом для торговли объеме знали. Изумрудов у них не было, отведя глаза, расплатились за проволоку цветным жемчугом, уже отполированным. От пирушки по поводу завершения обоюдовыгодной сделки пришлось отказаться, Михаил был за рулем. Зато увидел плетенный из ремней самолет, действительно похоже на лапоть.
А когда ювелир расплачивался за жемчуг, у него дрожали руки от жадности. Но расплатился честно, Михаил потом проверял цены в Интернете.
Безусловно, в плане туризма мир Каменное Дерево даст миру лаптежников большую фору. Одни аттракционы при пониженной и повышенной гравитации чего стоят. Или каменнодеревская кухня, когда вкус и температура блюда меняется прямо во рту, земным гурманам подобные гастрономические удовольствия только снится. А их искусственные коралловые рифы, а полеты на парашютиках, которые бесхитростно называются летающими медузами. Всякие там хищные растения, другие генетически выведенные существа, вроде так поразившего воображения дракончика – на все это трудно смотреть без отвисшей от удивления челюсти. Города под водой, плавучие города, летающие города, города на деревьях, везде есть чему удивиться.
А еще Михаил недавно посетил Луну. Всего лишь очень большая промзона, но даже каменнодеревцам любопытно попрыгать при одной шестой силы тяжести, посмотреть строительство и старты космических кораблей, работу катапульт, которые отправляют продукцию лунных заводов и ферм на Землю. Полюбоваться лунным рассветом: из-за всех этих заводов, которые немного газят, на ранее безвоздушном спутнике возникла атмосфера, слабенькая, но, тем не менее, делает восход солнца очень красочным. И на Землю из космоса поглазеть еще как любопытно. А устроенные в глубине Луны парк с озером, населенные специально выведенными существами… впечатлений – на десяток жизней.
В общем – все хорошо, как не раз повторяет Виктор – слишком хорошо. И это не тот случай, когда все настолько хорошо, что любые изменения к худшему. Потому что вполне может быть еще лучше, есть куда улучшаться.
К примеру, есть возможность не просто встречаться с Никой раз в месяц, а завести нормальную семью с детьми. Для этого придется пройти лазами в мир Трескучий Снег. Так себе мирок, почти безлюдный, а люди все еще в каменном веке, и цивилизоваться не желают. Зато – всего один лаз, стабильность которого почти невозможно нарушить. Это привлекает парочки пролазников, тех, кого свело чутье, та самая чувственная связь, что у Михаила с Никой. Образовалась целая колония таких парочек, просто живут и растят детей. Конечно, приходится самим себя обеспечивать, выращивать на огородах овощи, добывать мясо охотой, ловить рыбу. Но хватает принесенной из разных миров техники, это здорово облегчает жизнь. Остается время и на детей, и на всякие развлечения в местном клубе, и на путешествия в другие миры. Есть еще преимущество: благодаря разному течению времени в разных мирах за земной год в мире Трескучий Снег проходит одиннадцать лет. Можно за два земных года детей воспитать. И не просто воспитать, а вырастить их пролазниками.
Отправится с Никой в мир Трескучий Снег – шаг серьезный, придется как-то объяснять родителям свое долгое отсутствие. Да и не только в этом дело, Михаил слишком привязан к родному миру, Планете Земля. Но – времени у него полно, к услугам Михаила медицинские достижения множества миров, которые позволяют продлять жизнь чуть ли не до бесконечности. Родители еще и удивятся, как это их сын вместо того, чтобы постареть – помолодел. Кстати, надо будет и маму с папой куда-нибудь на Косую Стрелу отправить, чего им стареть и умирать, если можно этого не делать.
Что еще немаловажно, всякие там аварии, нападения хулиганов, отравления грибами – все это грозит пролазнику гораздо меньше, чем обычным людям, чутье предупреждает об опасности. Есть, конечно, опасности, о которых чутье не предупреждает. Связанные с самими по себе лазами, к примеру с их стабильностью. Да, здесь приходится быть осторожным, внимательно следить, чтобы какой-то симпатичный случайный попутчик не оказался пролазником. И при свиданиях с Никой приходится следить за временем, таймер выставлять, чтобы не затягивать расставание, а то вся стабильность лазов рухнет.
Есть и другие опасности, связанные с лазами непосредственно. К примеру, можно застрять между мирами, как это уже случилось с Виктором.
А есть еще такое редкостное, но, тем не менее, пакостное явление, как спонтанная активация блуждающего лаза. Оно опасно для пролазников, которые давно не открывали лазов, или слишком часто ходят одним и тем же лазом. Лаз для таких недобросовестных личностей может открыться в любом месте, что – не беда, но ведет этот лаз тоже в любое место, вот это уже проблема. Потому что любое место – это любой мир вообще, скорее всего сообществу пролазников неизвестный. Да, так оно и есть, далеко не все миры обнаружены и внесены в список. Существуют даже такие понятия, как Пограничье и Заграничье. Пограничье, это недавно открытые миры, в которых еще не все лазы разведаны. Но неразведанные лазы есть, и очень часто они ведут в другие миры, которые еще тоже не разведаны, вот эти неведомые миры и являются Заграничьем. Сколько этих неизвестных миров – никто не знает, но предположение, что их меньше, чем разведанных, никто не поддерживает. Гораздо больше пролазников убеждены, что неразведанных миров бесконечное количество.
Зафиксировано несколько сотен случаев спонтанной активации, в большинстве случаев пролазник, с которым случилась эта неприятность, воздерживается от того, чтобы вступить во мглу. Потом что это «шаг в пропасть», те, кто вступил в блуждающий лаз, очень редко возвращаются. Есть даже предположение, что блуждающий лаз выводит не в безопасное место, как лазы стационарные, а вообще о безопасности пролазника не заботится, может вывести в такой мир, где условия соответствуют планете Меркурий. Или Юпитеру, или Марсу, не важно, потому что – быстрая смерть.
Тем не менее, некоторые в спонтанно активированные блуждающие лазы вступают. Одни – сознательно, это пролазники психологического типа «бродяга», которым известные миры успели приесться. Они, как правило, информируют сообщество пролазников о своем намерении пройти в спонтанный лаз, потому о сознательном решении сделать подобную глупость можно говорить уверенно. Другие могут попасть в блуждающий лаз нечаянно, с разгону или сослепу. Тут уже сложнее сказать, хотел пролазник попасть в Заграничье, или не хотел, можно только предполагать, что все же не хотел.
Но попасть в Заграничье нехотя – опасность вполне реальная, потому что в известные миры время от времени заносит пролазников из Заграничья через те самые блуждающие лазы. И среди них есть как такие, кто полез в приключения нарочно, так и те, кто нечаянно блуждающий лаз открыл и в него вступил. Эти заграничные пролазники рассказывают весьма интересные вещи о сетях лазов, в которых путешествовали, и сообществах пролазников, в которых состояли.
А некоторые из этих пришельцев из Заграничья – даже не люди. Иногда – вообще бестелесные. Одного из них приняли за демона и уничтожили, даже чутье пролазника не помогло, так что блуждающие лазы не всегда выносят в абсолютно безопасное место. Хотя пролазники не люди могли существовать в человеческих мирах без особых неудобств, это снимает опасения попасть через спонтанный лаз на Меркурий.
А Михаил, между прочим, в «группе риска», он тоже может нечаянно спонтанный лаз открыть, потому что лазит главным образом из мира Планета Земля в мир Каменное Дерево, хотя его и в другие миры пускает. Причем блудающий лаз можно открыть совершенно случайно, не читая мантры, всего лишь достигнув соответственного умиротворенного настроения. Вероятность небольшая, Михаил все-таки сходил разок в мир лаптежников, да и случайно это настроение заполучить мало кому удавалось. Это надо от какой-то серьезной проблемы избавиться, а у Михаила в данный момент серьезных проблем нет.
Нет, Михаилу, чтобы открыть блуждающий лаз, нужно читать мантру. Или другой способ попробовать, типа счета от миллиона с одновременными мыслями о чем-то для тебя важном. Ну, о Нике Михаил много думает, но считать при этом от миллиона…
Есть еще один способ, обдумывать фразу «корни ветра не коснутся взгляда снежной черепахи».
Едва Михаил произнес про себя эту фразу, перед его внутренним взглядом возникла даже не картинка – виденье целого мира. Четкое и красочное.
Огромная равнина, покрытая невообразимо толстым слоем рыхлого снега. Над равниной живут стремительные изменчивые существа, которых за скорость и бесформенность называют ветрами. Вообще-то они растения, перемалывают своими корнями верхний слой снега, выискивая что-то. А в толще снега живут снежные черепахи, маленькие зверьки с пористым панцирем. Иногда им требуется осмотреться, чтобы сориентироваться, для этого они выставляют из снега длинную конечность с глазом на конце. Эту конечность принято называть «взгляд». Но выставлять над снегом взгляд – опасно, если рядом окажется летающее растение, ветер, оно молниеносно схватит черепаху за взгляд своими корнями, выдернет из снега и унесет неизвестно куда, откуда еще ни одна снежная черепаха не возвращалась.
И черепахи придумали защиту, они построили на поверхности снега небольшие купола из прозрачного материала, внутри этого купола можно выставлять взгляд, не опасаясь ветров. Поднимая свое щупальце с глазом внутри купола, снежная черепаха испытывает особый покой, умиротворение… которое моментально передалось Михаилу. Он сразу понял, что происходит, испугался, умиротворение исчезло. Но было уже поздно, прямо по курсу самолетика возникла такая знакомая мерцающая мгла… которой на высоте трехсот метров делать нечего, лазы всегда открываются на поверхности. Если это не блуждающие лазы.
Расстояние до мглы было приличное, еще оставалась возможность свернуть. Михаил рванул джойстики. Но безопасный в управлении самолетик отказался совершать резкий маневр, отозвался на команду свернуть непоправимо медленно. Идиотский летательный аппарат еще только накренялся перед маневром, а было уже поздно, мгла приближалась. Быстро, как нож гильотины к шее осужденного. Очень длинные получились полсекунды, Михаил прочувствовал их в полной мере. И вспотеть успел, и дыхание перехватило от нарастающей волны ужаса. Осознал, что это – конец, кончилось его благополучие. А может и жизнь.
Самолетик влетел в спонтанно активированный блуждающий лаз.

Мгла рассеялась быстро, всего лишь «занавесь». Которая сразу исчезла, а была надежда, что спонтанный лаз останется активированным еще несколько секунд, чтобы успеть развернуться. Самолетик дрогнул, выровнялся. В первый момент Михаил даже обрадовался, расслабился, увидев впереди синее небо. По крайней мере, не в открытый космос выбросило, и не в глубины какой-то звезды. Значит – поживем, хоть какое-то время.
Но потом Михаил осознал, что уже не чувствует Нику. Только что уютное ощущение Никиного присутствия было четким и ясным, Михаил даже воспринимал настроение своей девушки, спокойное. Но сразу по прошествии лаза Ника… исчезла.
Тут-то Михаил прочувствовал в полной мере, что случилось: его занесло в Заграничье, откуда не возвращаются. Он больше не увидит, даже не почувствует Нику. Не увидит родителей, Виктора, Теверда с Мирикой. Не побывает ни на Планете Земля, ни в мире Каменное Дерево… не задаст самые главные вопросы мудрецам на Планете Ториел. Но самое страшное – разлука с Никой.
Михаил грязно выругался – немного помогло, потом начал считать до десяти и обратно, потом до двадцати и обратно. Отчаяние не отпускало, но, по крайней мере, появились какие-то силы, чтобы осмотреться.
Оглушенный случившимся, Михаил не сразу обратил внимание, куда же его занесло, что это за мир. А потом оказалось, что не на что обращать внимание, вокруг – сплошная синева, одно только небо и сверху и снизу.
Впрочем, верх и низ – присутствуют, то есть имеет место гравитация, и вроде бы она не очень отличается от стандарта. Кстати говоря, пространство внизу явно темнее, чем вверху, и другого оттенка, с прозеленью.
Для самого себя Михаил назвал то, что сверху – небом, а то, что снизу – морем. А еще не было солнца, никакого светила не наблюдалось. Ни сверху ни снизу. Откуда же тогда свет? Присмотревшись, Михаил понял, что это небо светится. Может потому и кажется, что небо светлее? В другое время подобное наблюдение показалось бы Михаилу интересным, даже опасным, потому что разница в цвете верха и низа может объясняться всего лишь свечением верха, а не наличием какой-то поверхности внизу, падать придется бесконечно. Но сейчас и без того хватало переживаний.
Если внизу и есть поверхность, то сколько до нее – непонятно. Бортовой лазерный высотомер самолетика работает также, как дальномеры, которыми каменнодеревцы могут измерить расстояние до луны. Может он и сейчас работает, но данные измерений высоты высвечивались прямо на блистере самолетика, а там ничего не светилось. Это не высотомер барахлит, это бортовой компьютер накрылся, иначе на блистере высветилась бы надпись насчет неисправности высотомера. А может и компьютер и высотомер – того. Михаил все еще выворачивал джойстики, чтобы повернуть, однако самолетик летел ровно, на джойстики не реагировал. Холп – тоже не работает, надевание очков и прикосновение к браслету не вызвали положенного эффекта. Значит, перестала работать каменнодеревская электроника, при переходах между мирами отказ сложной техники – обычное дело. Холп еще может выздороветь, холпы – они живучие. Но может и не выздороветь.
Хорошо, хоть двигатель не отказал. На каком принципе работает движок самолетика, Михаил даже не задумывался, просто себе бочоночек, из которого бьет струя воздуха. Ручное управление у самолетика предусмотрено, скорее – по традиции, потому что в мире Каменное Дерево тамошняя электроника не отказывает уже очень давно. И это ручное управление – тоже с «защитой от чайника», управлять даже проще, чем джойстиками, но самолетик двигается еще неповоротливей. Бабочка с грацией авиалайнера.
Михаил выдвинул рычаг ручного управления, попробовал направить самолетик вниз (рычаг от себя), вверх (рычаг на себя) поворачивать – самолетик отвечал на команды совсем задумчиво.
Михаил толкнул рычаг вперед, чтобы снижаться с максимально возможной скоростью, самолетик обошелся дифферентом на нос всего в пару градусов. И в пике не сорвешься, чтобы разом со всем покончить. Разве что в гору врезаться, если найдется в этом мире гора, да и то в самолетике наверняка предусмотрены какие-нибудь подушки безопасности, не убьешься, максимум – покалечишься. Еще можно попробовать выбраться из самолетика и прыгнуть вниз, и даже это – не гарантия верной смерти.
Мысль о самоубийстве, как ни странно, испугала. С чего бы это? Что ему еще остается, ведь – самый большой неудачник на свете, все у него было, и все он потерял из-за одной непокорной мыслишки. Ах вот в чем дело, это чутье пролазника опять пытается за Михаила решать. Сразу захотелось открыть кабину самолетика и выпрыгнуть, в знак протеста. А потом вспомнилось, что самоубийцы, которые бросались с большой высоты и выживали, рассказывали, как во время падения успевали пожалеть о своем прыжке. И еще вспомнилось, что дверь кабины не открывалась, пока самолетик не остановится – еще одна защита от дурака. Значит, самоубийство временно переносится.
Больше делать было нечего, потому снова навалились переживания.
В основном Михаил вспоминал Нику, ее лицо, глаза, голос, атласную кожу. Ее манеру краснеть, улыбаться, хмуриться. Тот самый первый раз, когда Михаил увидел Нику на «развратной» фотографии, их первый разговор по телефону. Первую встречу с первым поцелуем. Второй поцелуй, в кустах у Виктора на даче, когда никто не видит. Первый, жаркий и страстный секс в лесу, по дороге с дачи к автобусной остановке. И – масса других воспоминаний.
После каждой всплывшей в памяти картины накатывала тоска, перерастающая в отчаяние. Добавляли капель в море всякие мысли не о Нике, вроде того, что Михаил так и не пробовал утку по пекински или не видел полярного сияния.
И промелькнула мысль, что не надо было заводить разговор о повороте на Смоляч в тот самый первый раз, когда Виктор подобрал Михаила не дороге. Что зря Михаил связался с другими мирами и стал пролазником.
Однако внутренний голос, который обычно хранил презрительное молчание, в этот раз, картинно сплюнув, процедил: «Если бы ты не стал пролазником, то не встретил бы Нику. Устраивает такой вариант?»
Такой вариант не устраивал. Хотя то, что есть на данный момент – тоже не особо.
«По крайней мере, у тебя остались воспоминания», – произнес внутренний голос таким тоном, что захотелось его убить. Но какая-то правота у внутреннего голоса была.
«А тоска со временем пройдет, все проходит вместе с временем, – продолжал издеваться внутренний голос. – Кроме того, ты еще жив, а значит, твоя надежда тоже еще не умерла. Были же случаи, когда пролазник возвращался домой после спонтанного перехода? Были. Целых три. Хотя этим пролазинкам пришлось проходить через сотни лазов, они вернулись. Вот, у тебя есть реальный шанс стать четвертым таким счастливчиком».
Да уж, надежда. Чтобы пройти десятки лазов, потребуются десятки лет, уже не только тоска – сама жизнь пройдет. Кроме того, тем троим пролазникам очень крупно повезло, их спонтанные лазы выносили относительно недалеко от Пограничья.
А Михаил совершенно растерялся. Безграничная, бесконечная синева во всех направлениях, не за что глазу зацепиться.
Что это может быть? Все лазы ведут на планеты, типа Земли. С разной географией, однако везде – азотно-кислородная атмосфера, океаны, материки. Здесь же, судя по всему – только воздух. Или же слишком толстый слой воздуха, земная атмосфера весьма плотная, однако достаточно прозрачная, раз можно из космоса за земной поверхностью шпионить. Впрочем, земная атмосфера плотная только внизу.
А вдруг здесь – так же? Вдруг поверхность имеется, однако давление воздуха там такое, что Михаила раздавит? Ай, раздавит, так раздавит, не велика потеря такая жизнь. Вряд ли раздавит, уши при спуске не закладывает.
Сколько продолжался спуск – неизвестно, нечем померить время. Наконец-то внизу, там где море, что-то появилось, сначала «море» стало более зеленым (и все равно оно было синим), потом проявились неоднородности, которые становились все четче. Наконец, стала видна поверхность, типичный вид с высоты. Все таки не море, суша. Пока что – серовато-голубого цвета, но уже проявлялись светлые и темные участки, при дальнейшем спуске ландшафт становился все более зеленым.
А скоро уже можно было любоваться пейзажами нового мира. Горизонта нет, потому видно очень далеко, пока хватает прозрачности воздуха. Но на большом расстоянии очень трудно разглядеть подробности. Преобладает все тот же сине-зеленый цвет, разных оттенков, но встречается сиреневая «ржавчина», ярко-оранжевая «чешуя», желтые участки «ваты». Поверхность неровная, то холмы, то бугры, то – вообще скалы. Встречаются гладкие участки, в низинах, но велика вероятность, что они хоть и ровные, но не твердые, что это поверхность озер или болот. А самолетику требуется посадочная полоса хотя бы пару десятков метров длиной. Работай компьютер, самолетик мог бы и вертикально сесть, но придется по земному, с пробежечкой. Потом внизу оказался лес, после леса – довольно ровная поверхность, однако на ней росли кусты и еще какие-то прутья с набалдашниками, самолетик за эту растительность может зацепиться при посадке и кувыркнуться.
Далеко слева стали четко видны четыре горы с плоскими, как будто срезанными, верхушками, очень похоже на столовые горы Земли. Михаил повернул самолетик, столовые горы постепенно приблизились. Не такие уж большие, метров сто-двести высотой. Это даже не горы, так, сопки. Расположены ромбом, все разной высоты.
Михаил снизился над ближайшей горой, поверхность ее обширной вершины выглядела ровной, даже чистой. Ничего не растет, лишних неровностей не наблюдается – можно садиться.
Но садиться почему-то не хотелось, казалось опасным. Чутье пролазника? Да пошло оно. Надо было про блуждающий раз предупреждать, а сейчас то уж чего? К тому же за время спуска Михаил так много и часто жалел себя, что у саможалелки сгорели предохранители и себя было уже не жалко, опасность не пугала.
В общем, снизился, сел, дождался, пока самолетик остановится. Выбрался из кабины. Направился к краю плоской вершины, сам не зная зачем. Под ногами – не то камень, не то пластмасса, не то кость. Неинтересно.
Подошел к краю, осмотрелся. Слева, там откуда прилетел, виднеются явные леса, какие-то озера, вдалеке – настоящие горы, наверняка очень высокие. Справа – однообразная, чуть взволнованная равнина. Теперь это мир Михаила, здесь ему жить. Или поискать безболезненный способ самоубийства? Чего зря мучиться?
Склон столового бугра не очень крутой, можно спуститься. Даже нужно, чтобы проверить, насколько твердая эта зеленая поверхность, годится ли для посадки самолетика.
Михаил оглянулся на самолетик… и успел разглядеть, как все произошло: откуда-то из-за поля зрения метнулась яркая искра, и на месте самолетика полыхнул ослепительный огненный шар. Оглушительный хлопок – и какая-то сила опрокинула Михаила на спину. Может даже оглушило на несколько секунд.
Перед глазами – калейдоскоп цветных пятен, в ушах – звон, в голове – муть. Надо полежать еще немного, пока мир придет в норму.
Но спокойно вылеживаться не дали, кто-то цепко ухватил Михаила за запястье и крутанул так, что пролазник перевернулся на живот (сверху навалились), а рука оказалась вывернута. Грубо вывернута, болезненно, Михаил застонал. И получил по голове чем-то мягким, но тяжелым. Опять – искры из глаз. Руку приотпустили, уже не так больно.
Михаил повернул голову, увидел двух солдат. А как еще назвать одинаково одетых людей с оружием и в масках, похожих на противогазные? Правда, форма не совсем солдатская: ярко красная, демаскирующая. Может это полицейские, а не солдаты? Все может быть. Оружие – явно огнестрельное, вероятно – автоматическое: стволы трубочками и массивные магазины «кирпичиком». Направлено оружие прямо Михаилу в голову – ощущение не из приятных. Можно было бы испугаться, если бы не было настолько все до лампочки.
Михаила быстро обыскали, что-то вынули из кармана на голени штанов. Странно, ничего туда не ложил, вообще не мог понять, для чего этот длинный узкий карман нужен. Похоже – просто так, никто из каменнодеревцев ничего в этом кармане не носит.
А может – яасен? Вполне возможно, этот артефакт при переходе между мирами вполне может в другой карман переместиться. Яасен даже потерять проблематично, как только в другой мир пролезешь, сразу же снова окажется у пролазника в кармане или в руках.
Раздались реплики на непонятном языке, Михаил повернул голову в другую сторону. Еще трое в красной форме и с оружием, один, вроде бы, старший. Одет и вооружен так же, как остальные «солдаты», однако свое оружие повесил на груди, а не держит в руках. В руках держит и разглядывает продолговатый предмет черного цвета с маслянистым блеском. Яасен, он любит такую расцветку поверхности, и первоначальный холп был черно-глянцевым, и миникомьютер, в который яасен превратился после перехода на Планету Земля. «Офицер» тянет его за концы, но ничего не происходит.
Потом главарь красных солдат что-то быстро заговорил, не обращаясь ни к кому из подчиненных, видимо – с начальством по радио. В разговоре явственно промелькнуло слово яасен. Неужели? И что же дальше будет? По-русски заговорят? На смолячанском?
«Офицер» что-то быстро скомандовал, и Михаила отпустили, солдат, который выворачивал ему руку, судя по звуку шагов, отступил метров на пять. Остальные тоже вышли за пятиметровый периметр.
Михаил перевернулся, осторожно сел. Солдаты слаженно рассредоточились вокруг, по углам правильного пятиугольника. А ведь в офицерском приказе было не более двух слогов.
Потом «офицер» отдал еще одну короткую команду, четверо солдат по очереди отстегнули от пояса какие-то сумки и опустили их на землю. Пятый солдат вынул из своей сумки какие-то непонятные предметы, и обошел остальных солдат, перекладывая из их сумок в свою белые свертки. Отдал сумку офицеру, вернулся на свое место в углу пятиугольника, навел оружие на голову Михаила.
Офицер, немного поколебался, а потом… вынул из кобуры у себя на спине предмет, который мог быть только пистолетом, и тоже в сумку положил.
Михаил уже понял чутьем пролазника, что сумку собирают для него, его отпускают. Потому, когда офицер опустил сумку на землю и указал Михаилу сначала на нее, а потом в сторону волнистой равнины, пролазник спокойно встал и ушел, подхватив сумку. На краю верхушки столового бугра Михаил глянул на темное пятно, оставшееся от самолетика, философски цикнул зубом, и начал спуск насвистывая. Несмотря на провал в блуждающий лаз и потерю самолетика, причина весело насвистывать была: Михаил почувствовал Нику. Слабенько, не голос, а отголосок, но чувство было явственное. Почему до сих пор Михаил Нику не чувствовал? Мало ли, может это удар по голове чувствительность обострил, или вспышка белого пламени. Или может их чувственная связь оборвалась в момент прохода через блуждающий лаз, а потом – снова наладилась. А может дело в том, что время в этом странном мире движется в несколько тысяч раз быстрее, чем на Ненависти, где сейчас Ника. Ведь и раньше бывало, что при проходе через лаз связь рвалась на секунду, а потом – восстанавливалась. Ну а здесь из-за разности в скорости времени потребовалось пару часов.
Особенно приятно, что после восстановления чувственной связи с Никой чутье пролазника подсказывает, куда идти, чтобы свою любовь встретить. Вся недавняя тоска и отчаяние даже не вспоминаются.
Михаил оглянулся. Вояки стояли на краю верхушки столового бугра в расслабленных позах, уже в Михаила не целились. Что это были за люди, почему напали, почему потом отпустили – Михаил так и не узнал.

Путешествие затягивалось. Неизвестно, насколько затягивалось, никакого средства измерения времени не было. Очки холпа остались в самолетике и погибли, а с одним браслетом даже неизвестно, работает холп, или нет. Дня и ночи здесь не было, свечение неба оставалось неизменным. В таких условиях суточный цикл человека нарушается, может составлять не двадцать четыре часа, а сорок восемь. Поначалу Михаил принял цикл своего сна-бодрствования за один день, но уже давно сбился со счета этим «дням», хотя сначала пытался их считать, решив принять за утро момент своего пробуждения. И убедил себя, что в этом подсчете нет никакого смысла, все равно поход не закончится, пока не достигнет лаза.
Направление, в котором находится лаз, Михаилу подсказывало чутье. Потянуло его к лазу, пролазников всегда к лазам тянет. К тем, которые пролазник способен открыть. Ощущались какие-то лазы и в других направлениях, но этот, к которому Михаил пытается добраться уже неизвестно сколько, ведет к Нике, так чутье утверждает. А чутью можно верить, оно иногда замалчивает ценную информацию, но никогда не врет, не умеет. Потому Михаил, спустившись со столового бугра, отправился в сторону открытой равнины, а не к горам, лесам и озерам. Он здесь не чтобы пейзажами любоваться, а чтобы отсюда уйти.
У подножья столового бугра похожий на пластмассу камень под ногами сменился голубовато-зеленой, слегка упругой поверхностью. Больше похоже на ковер, чем на почву. Появилась растительность, довольно незатейливая: из почвы торчали в одном-двух метрах друг от друга гибкие прутья с плодами на кончиках. Прутья разные, от гладких серых, до цветных и покрытых рельефным узором, плоды – еще разнообразнее, всевозможных форм и расцветок. Но длина (точнее – высота) прутьев одинаковая, до пояса. Хорошо бы плоды оказались съедобными, но пока что Михаил не стал их трогать, успеет разобраться. Пока что важнее всего уйти подальше от столового бугра, где ему не рады.
Потом стали попадаться высокие кусты, точнее – пучки тех же прутьев с плодами. Прутья кустов изгибались так, что плоды висели прямо над головой, только руку протяни. Еще виднелись островки широколистой растительности.
Отдалившись на приличное расстояние от столовых бугров, Михаил решил проверить, что там у него в сумке. Первое, за что ухватился – яасен. Черный стержень, в который превратился артефакт, напоминал нож в ножнах, даже можно разглядеть линию, где ножны примыкают к рукояти. Потянул – так и оказалось, финка, только цвет необычно черный. А вот «офицеру» вытащить нож из ножен не удалось, яасеном может пользоваться только хозяин. Когда Михаил пробовал лезвие пальцем и на ногте, оно показалось очень тупым, но ближайший стебель порезало с опасной легкостью, никогда таких острых ножей в руках не держал. На Михаила вещичка настроена.
Однако – всего лишь нож?! Не лазерный пистолет, не генератор питательного бульона и не карманный надувной дом, как у других пролазников, которые выходили из мглы в дикой местности. Может, в этом мире вообще невозможна сложная техника? У «офицера» было радио, оружие солдат выглядело сложным. И нож далеко не прост, раз вытащить его из ножен может только хозяин, а режет он все, кроме хозяина.
Яасен превращается в тот предмет, который в данном конкретном мире окажется пролазнику особенно полезен. Здесь яасен уже принес пользу: было подозрение, что благодаря наличию в кармане яасена, вояки в красном отпустили Михаила. Тогда – от добра добра не ищут.
Кроме того, в сумке лежали круглая коробочка, пистолет, прозрачная пустая фляга и белые свертки. В свертках из рыхлого материала (что-то среднее между войлоком и ватой) оказались сухофрукты. Михаил как раз проголодался, съел парочку, оказалось вкусно. Один фрукт сладкий, похож на дыню, второй – во дела! – соленый, со вкусом копченостей. Хотелось попробовать еще, однако сдержался – продукты надо экономить, он же не знает, где новых сухофруктов добыть. В крайнем случае – вернется к столовым буграм, хоть и не хочется больше иметь дело с вояками в красном.
Назначение коробочки стало понятным, как только Михаил ее открыл – компас. Вместо обычной красно-синей стрелки – восьмиконечная звезда, все лучи разной формы и размера, не совсем понятно, на чем эта звезда держится, кажется, что просто висит в пространстве. Но дело свое знает, поворачивается в одно и то же положение.
Пистолет удалось разобрать и собрать. На самом деле это был револьвер с двумя барабанами на одной оси, стрелял он не пулями, а толстенькими дисками. Чем диски из барабанов выталкивает – непонятно, хотя и любопытно. Отверстие ствола не круглое, а прорезь под диски, и с одной стороны есть в стволе канавка, чтобы придавать диску вращение. А у солдатского оружия зрачки стволов круглые были.
Михаил быстро обнаружил, что подаренные ему сухофрукты, это те же плоды, которые на концах прутьев растут, только обезвоженные. Каких только плодов не встречалось: круглые, длинные, бугристые, с талиями, в форме пирамидок, конусов, чечевицы, семечек подсолнуха, спиральные, бесформенные. И вкус радовал разнообразием, и всякие-разные фрукты, и мясо, и рыба, и грибы, и креветки, и такой вкус, которого не припомнишь. Плодов много, с голода не помрем. Некоторые плоды, например похожие на помидоры красные шары, пробовать не хочется, значит – не будем, это чутье может предупреждать о ядовитости. Или (даже скорее всего) – эти плоды содержат наркотики, лучше к ним не привыкать.
Если плод сорвать, на его место сразу начинает расти новый, быстро дорастает до нормального размера и с терпеливостью клеща дожидается, пока его сорвут, не гниет не отваливается – постоянно свежий. Несвежих плодов на прутьях Михаилу не встречалось, отвалившихся – тоже. Да и сорванный плод не гниет, ссыхается, пока не превратится в сухофрукт, Михаил это установил, когда положил особо вкусный плод в сумку, и вспомнил про него только через пару «дней». А растущий плод незрелым не является, по крайней мере, вкус у него такой же, как у выросшего, Михаил проверял.
Широколистые деревья Михаил про себя назвал приютниками, они росли вокруг небольших, но достаточно глубоких водоемчиков с прозрачной водой. Михаил не выдержал, чтобы не искупаться, а то уже начинал чувствовать себя грязным. Воду в «бассейны» поставляли те же приютники: из их верхушек спускались к воде прозрачные трубочки вроде полых корней, по которым эта вода текла. Хорошая вода, без запаха, прохладная и вкусная. От жажды тоже не помрешь.
А почва под широкими листьями приютников покрыта не то мхом, не то кошмой, чтобы мягче спалось. Исследуя это покрытие, Михаил обнаружил, что оно расслаивается, можно легко получить одеяло желаемой толщины. И листья создают полумрак, чтобы свечение неба спать не мешало.
Местную «почву», упругий, как резина, пористый материал, Михаил поковырял ножом, вырезал полуметровой глубины дыру, и бросил дурью маяться.
Температура воздуха в этом мире всегда в меру теплая, иногда появлялся легкий ветерок. Ни дождей, ни туманов, даже росы нет. По крайней мере, за все время, что Михаил идет по этому миру, погода и не собиралась меняться.
Была и живность, скакунцы и осьминожки, так Михаил их назвал. У скакунцов – продолговатое серое тело без шерсти, всего один черный глаз и всего одна нога, на которой они довольно неуклюже скакали прочь от Михаила. Осьминожки живут в ветках приютников, с морскими осьминогами их роднит щупальце, правда всего одно, и глаз – тоже всего один. Чем осьминожки и скакунцы питаются – неизвестно, Михаил даже ртов у них так и не разглядел.
Были еще существа, похожие на змей, только ползали явно быстрее, в бассейнах под приютниками тоже кто-то плескался. Ни совсем мелких, ни более-менее крупных животных не было.
Отсутствие насекомых и хищников утвердило в подозрениях: этот мир искусственный, созданный для людей, чтобы им жить, и ничего не делать. Чье-то представление о рае. Только людей долго не встречалось, с самих столовых бугров. Наверное, грешат много, количество постояльцев рая оказалось гораздо меньше вместимости.
А еще было слишком чистенько, никакого мусора под ногами. На одной из первых стоянок, окончательно поверив, что голод не грозит, Михаил выбросил перед сном весь запас сухофруктов, только упаковку от них оставил, хоть она и похожа на «кошму», но цвет белый. Выброшенные сухофрукты пока Михаил спал – исчезли. В другой раз отрезал ножом кусок прута, на котором зрел фрукт, и успел заметить, как местная «почва» поглощает обрезок. Эдак надо поосторожнее, а то присядешь отдохнуть, засидишься и без штанов останешься. Или самого «почва» засосет.
Чутье подсказало, что эти страхи перед поглощением «почвой» – беспочвенны, почва поглощает исключительно то, что действительно является мусором. Как она одно от другого отличает, умная? Не обязательно, термос сохраняет горячее горячим, холодное холодным и при этом отличает одно от другого. А ядерная бомба всегда попадает в эпицентр.
В диких условиях приходится серьезно опасаться за свое здоровье, приступ аппендицита означает смертный приговор, даже пустяковая царапина может оказаться смертельной. Но – не в этом раю, как убедился Михаил. Один раз он прикусил себе щеку изнутри рта, когда ел плод, болеть перестало по субъективному ощущению через полчаса. В другой раз ушиб палец на ноге об ствол приютника, когда выбирался из бассейна после купания. Больно было, и даже кровь выступила, однако все прошло за те же полчаса. Это быстрое заживление ран с самого начала проявилось начисто зажил порезанный еще на Планете Земля палец, на три дня раньше срока. Пожалуй, еще во время снижения на самолетике следов от пореза не осталось. Но Михаил тогда не заметил.
Но – не все так безоблачно, психологическая обстановка несколько напрягала. Однообразие, предельно примитивная растительность, ненормально далекий горизонт (вернее – отсутствие горизонта), рассеянный свет, отчего тени если и были, то слишком нечеткие – все это делало пейзаж похожим на мультик, внушало ощущение нереальности происходящего. Начали одолевать мечты о ночной темноте и рассветах с закатами, о дожде, лучше – грозе с градом, о грязи под ногами вместо этой резины. Хотелось пива, водки и закурить. Но от поедания красных плодов Михаил удерживался, что к земным томатам эти «помидоры» отношения не имеют. Кефира хотелось.
Дважды попадались следы людей. В первый раз это были поломанные прутья, человек был один, двигался с Михаилом примерно в одном направлении. Скорее всего, прутья он ломал не нарочно: недоросшие плоды по следу этого человека были главным образом красными «помидорами», от употребления которых Михаила удерживало чутье. По-видимому, эти «помидоры» действительно содержат наркотик: человек двигался явно не слишком уверенно, кривыми зигзагами. Конечно, срывать плоды не только люди умеют, для этого даже разумным существом быть не обязательно, но, пройдя по следу, Михаил обнаружил приютник, в котором пожиратель помидоров спал, кошма была отслоена так, что получился спальный мешок, и отпечаток в «кошме» соответствовал человеческой фигуре. След свежий, если учесть, что фрукт вырастает примерно за один цикл сна-бодрствования: Михаил заметил, что на прутьях, с которых он срывал плоды перед сном, плоды вырастали примерно на треть нормального размера за время, пока он спал. Да и «кошма», после того как на ней выспишься, проявляет устойчивую тенденцию к разравниванию и восстановлению, оставленная «постель» уже немного разравнялась. Любителя наркотических томатов можно было догнать, однако чутье удержало Михаила от знакомства с этим человеком. Нечего с наркоманами связываться.
В другом случае встретился след целой кочевой группы, человек двадцать. Заметен след был по недоросшим плодам, Михаил прошел и по этому следу тоже, нашел место стоянки в двух расположенных рядом приютниках. Постели из кошмы они сооружали с подушками, ели все плоды, кроме тех, которые не хотелось есть и Михаилу. Чутье не возражало против встречи с этой группой, можно были за ними и погнаться. Но пришлось бы отклониться от пути, причем значительно. И не было никакой гарантии, что удастся этих людей догнать, даже неизвестно пока что, в какую сторону за ними гнаться, налево или направо. И там и там виднеются прутья с недоросшими плодами, но какие из них ели раньше Михаил определить не мог. Можно пройтись в одну или другую сторону наугад, посмотреть, если плоды уже большие, значит, Михаил группу не догоняет, а наоборот, увеличивает расстояние с местными жителями. Но – нет времени за местными гоняться, Михаил домой опаздывает.
Благодаря отсутствию у поверхности этого мира такой кривизны, как у планет, видно далеко. И видно, что впереди не сплошное однообразие, есть какие-то неровности. За спиной – столовые бугры виднеются, уже как точка, справа – далекие горы, все время в одном и том же ракурсе. Но не заметно, чтобы те «объекты», что впереди, приближались или удалялись. Может это и не объекты никакие, может – миражи, на воздухе нарисовано.
Но бог с ними, с местными достопримечательностями. Интересно посмотреть, но не это сейчас главное, до лаза добраться бы. А расстояние до лаза тоже заметно не сокращается, неужели он так далеко?! Когда Михаил приближался к лазам на Каменное Дерево или в мир лаптежников, он чувствовал приближение лазов ясно и четко, даже с трехсот километров. По идее и с тысячи километров должно приближение чувствоваться, а здесь кажется, что лаз ближе не стал. Сколько же до него?! Десять тысяч? Сто тысяч?! При скорости пять километров в час можно за пару-тройку лет и сотню тысяч километров пройти, но вдруг до лаза миллион, десять миллионов? Пока дойдешь – состаришься, а если в этом раю старение организма не предусмотрено – забудешь, зачем идешь.
Воспаленное воображение нарисовало неприглядное будущее: Михаил изо дня в день топает по волнистой равнине, срывает плоды, спит под приютниками, купается в бассейнах и из последних сил пытается понять: ближе стал лаз, или нет. Как, потеряв надежду, топится в бассейне, но оказывается, что смерть в этом раю тоже не предусмотрена, приходится воскресать. Как снова идет вперед, потому что делать больше нечего. Как пытается идти в других направлениях, и ничего в сущности не меняется. Как снова пытается покончить с собой, то на рукаве куртки вешается, то голодом себя морит. А то начинает прорезать ножом яму в «почве», но возникает впечатление, что слой почвы – тоже бесконечной толщины.
Сизифу позавидуешь, он хотя бы знал, сколько ему камень вверх толкать. И точно знал, что впереди – бесконечность, знал, за что ему это все. А вдруг Михаил умер, попал в ад, и в качестве наказания получил бесконечное путешествие за призрачной надеждой? За какие такие грехи, интересно знать? Почему грешнику не сообщили, какое преступление он совершил? Или неизвестность – тоже часть наказание? Тогда возникает сомнение в справедливости судей. Впрочем, справедливости вообще не существует, фикция она.
Тут внутренний голос снова нарушил свое презрительное молчание: «В природе нет такой штуки, как справедливость. Справедливость, ее люди придумали. Но в природе много чего нет, вертолетов тоже нет в природе, их тоже люди придумали. Зато теперь вертолеты есть, приходится как-то с ними жить, как-то их существование учитывать. Вот и со справедливостью тоже самое…» – «И при чем тут я?!» – оборвал Михаил свой внутренний голос. «А что ты сделал, чтобы справедливости больше стало?» – ехидно спросил внутренний голос. «А что я мог?» – «Как это, что мог? По мирам лазить! Вот ты собирался своих родителей на Косую Стрелу отвести, а почему только их? Почему не какого-нибудь больного раком?» – «Я не могу помочь всем!» – «Ну, не можешь, но можешь помочь некоторым. У других пролазников – та же проблема, приходится сортировать. И они мучаются выбором, кому помогать, кому нет. А ты так никому помочь и не собрался», – «Я собирался помочь миру Семь Камней», – «Да, собирался. Но не потому что тебе жалко тамошних жителей, а из-за Ники, потому что Семь Камней – ее родной мир. Ты нехороший человек, нехороших людей не жалко, соответственно хватит себя жалеть».
После этого разговора с внутренним голосом, Михаил действительно перестал мучаться вопросами морально-психологического плана.
А потом одна из неровностей на «горизонте» стала увеличиваться в размерах, у нее появилась форма – купол. Располагался купол не совсем по курсу движения Михаила, но он рискнул свернуть, крюк небольшой. Чтобы достигнуть купола потребовалось несколько дней. Но с каждым днем приближение купола становилось все явственней. Вот уже видно, что купол не круглый, а параболический, или, может, гиперболический. Вот уже проявился цвет купола, за воздушной дымкой он казался голубоватым, но реальный цвет – гораздо темнее, скорее всего – черный.
Время от времени Михаил срывался на бег, так хотелось быстрее купола достигнуть. Быстро выдыхался. Потом стал делать пробежки сознательно, чтобы к марафонским нагрузкам привыкнуть, выносливость ему пригодится, если учесть масштабы этого мира. Выносливость росла подозрительно быстро, расстояние, которое Михаил пробегал не задыхаясь, увеличивалось в полтора-два раза после каждой пробежки. Зато просыпался очень здоровый аппетит, только успевай плоды срывать и пережевывать.
Наконец-то Михаил приблизился к основанию купола. Действительно черный, сплошной, гладкий и блестящий. Оббежал вокруг, так ничего особенного и не разглядел, взобраться на купол не удалось – уклон слишком крутой. Ковырять материал купола ножом показалось опасным, плохие предчувствия появились. Ну что ж, пролазник должен своим предчувствиям доверять.
И не у кого спросить, что это за хрень, зачем она нужна. Стремился к куполу, даже бежал, и что? И ничего!
Но сама возможность хоть до чего-то добраться в этом мире внушила оптимизм и боевой настрой, путь Михаил продолжил насвистывая. Передвигался бегом, и не чувствовал усталости, только голод. Если так легко заработанная выносливость сохранится после возвращения на Землю, можно будет взять олимпийское золото в марафоне.
Михаилу показалась хорошей мысль подкачать и другие мускулы, он взялся подтягиваться на толстых ветках приютников перед сном и после пробуждения, качал пресс вначале лежа, потом – повиснув на ногах. Скоро оказалось, что подтягиваться сто раз подряд – слишком долго и скучно, и Михаил прекратил тренировки, только проверял время от времени, может сто раз подтянуться или нет. А мускулы на руках заметно не выросли, только стали рельефнее. Зато на животе обозначились красивые квадратики.
Местность стала меняться. Одиночные прутья с плодами почти все исчезли, зато стало гораздо больше кустов. Появились новые растения, похожие на грибы, новые животные, тоже всего с одной ногой и всего одним глазом. Одни из них похожи на летучих змеев с толчковой ногой и когтем в передней части тела, неуклюже вылезают на кусты, отталкиваются и парят. Другие передвигаются по поверхности ползком на брюхе, неуклюже отталкиваясь единственной конечностью, они живут в норах, вполне возможно, что имеется у них целая система ходов в глубине почвы. Этих норных жителей Михаил обозвал олухами, потому что они не прятались в свои норы при приближении Михаила, а наоборот, высовывались.
Стали встречаться объекты, которые могли с одинаковым успехом оказаться живыми растениями, геологическими образованиями или техническими устройствами. Например, цистерны на тонких ножках. Вообще-то по форме эти штуковины больше напоминали сардельки, но уж очень большие, таких больших сарделек не бывает. Цистерны – бывают. И держатся они на довольно тонких стойках, по четыре на каждую. Михаилу не удалось порезать стойку, только царапина осталась, да и та затянулась прямо на глазах.
Встретились висящие прямо в воздухе правильные многогранники, граней много, однако все еще не шары. Как будто заказали нарисовать в Автокаде новогоднюю елку, изобразил само дерево, игрушки на нем, а потом елку нечаянно стер, а игрушки остались висеть. Вот только все игрушки одинаковые и белого цвета, что для елочных украшений не характерно.
Михаил попробовал надавить на один многогранник, тот поддался легко, а потом вообще упал, словно с тонкой нити сорвался. Остальные многогранники резко колыхнулись и осыпались, после этого колыхание распространилось на соседние «елки», которые тоже разрушились. Те «елки», что подальше – колыхнулись, но уцелели, между «елок» образовалась засыпанная многогранниками поляна. Михаил поспешил «ельник» покинуть. «Пока лесник не догнал». Отойдя на приличное расстояние, оглянулся и увидел, что целостность «ельника» восстанавливается, многогранники взлетают и занимают свои места в структуре.
Местность снова изменилась, кусты пропали совсем, появились прутья, но росли слишком неравномерно, то на расстоянии десяти шагов один от другого, то непролазными зарослями. Приютники пошли какие-то слишком бесформенные, и тоже слишком неравномерно располагались, то в полусотне метров друг от друга, то – в пяти километрах. Из живности остались только осьминожки на приютниках.
А потом пролазник забрел в лабиринт. Видел издалека, что над зарослями плодовых прутьев торчит что-то серое, с глянцевым блеском, волнистое, как облака, но опасным это что-то не казалось. Вот и пошел Вначале попадались одинокие преграды, торчали из «почвы» вроде как лепестки, поверхностью похожие на стенку морской раковины рапана с внутренней стороны. Только серые. Лепестки становились все выше, толще, сливались между собой. Приходилось их перешагивать, потом перелезать. Потом – искать между ними проход. И находить эти проходы становилось все труднее, приходилось возвращаться. Михаил на всякий случай стал вырезать метки на лепестках, потому что лабиринт был настоящий, в котором плутать положено. Резалось достаточно легко, в крайнем случае можно будет прорубиться. Проходы между лепестками становились все уже, скоро уже приходилось протискиваться, а высота лепестков достигала человеческого роста. Возникла ассоциация с цветком, розой, у которой периферийные лепестки расположены далеко друг от друга, а внутренние – достаточно плотно. Поверхность лепестков скользкая, лезть по ней непросто, но Михаил вырезал на одном лепестке ступеньки, залез наверх, осмотрелся. Лепестки впереди действительно располагались так близко друг к другу, что не протиснешься. Но и пройти поверху (мелькнула такая идея) – нереально, верхние края лепестков острые и неровные, можно порезаться да и не удержищься.
Пришлось возвращаться по своим меткам и обходить лабиринт по широкому кругу. Не дай бог, если подобные преграды будут часто встречаться.
Местность снова стала меняться, плодовые прутья и приютники располагались все более упорядоченно, появились кусты, кустов становилось все больше, а одинокие прутья сошли на нет. Появилась еще одна разновидность животных, которую Михаил назвал диадами, когда трое вместе – это триада, а зверушки держались парами, значит – диады. Одинокая зверушка передвигалась прыжками. Но не как скакунцы, которые прыгали похоже на тушканчиков или кенгуру, диада скручивала свою единственную ногу в спираль, и прыгала очень далеко. А парочка диад переплеталась основаниями конечностей и бежала, как на двух ногах. Потому и диады. Диады были пока что самыми быстрыми из встреченных в этом мире животных.
Появились новые плоды, наполненные жидкостью, наподобие кокосовых орехов, только в кокосах пробка не предусмотрена, в отличие от местных. Жидкость разная, не только молоко, но и сладкие соки, соленые бульоны, еще всякие другие вкусы.
Попалось «портновское дерево», на нем росли рулоны ткани, мотки ниток, а также иголки – с остриями на обоих концах и отверстием посередине. Материал иголок похож на кость и металл одновременно, сломать самую тонкую иголку не удалось. Хотя ножом разрезать – получилось.
Совсем недалеко росло дерево инструментов. Именно так, вместо листьев – всякий инструмент. Множество ножей самых разнообразных форм, шила, буравы, стамески, напильники, похожие на вытянутый серп пилы, еще что-то, непонятно для чего нужное. Один «плод» разнялся на две части, которые, соединенные по-другому, превратились в ножницы. Из другого «плода» похожим способом удалось сделать плоскогубцы.
Михаил не выдержал, набросал в сумку всяких приспособлений. Особенно порадовала одна очень необычной формы штучка, на которую Михаил обратил внимание благодаря чутью – это оказалась бритва. Ножом удавалось подрезать волосы, но с бритьем получалось не очень, то нож резал щетину, то не резал. Как будто сам не был уверен, считать бороду и усы частью хозяина, или не считать. Михаил из жадности захватил аж четыре бритвы.
Создавалось впечатление, что Михаил приближается к некому центру, как будто выбирается из глухомани к мегаполису. В мегаполисах жизнь комфортней, больше всяких «сервисов», глухомань – всего лишь пространство, заполненное плодовыми прутьями и приютниками, чтобы и здесь можно было жить.
И действительно, через несколько километров Михаил выбежал к городу. Разных форм четырех-пятиэтажные дома, построенные из зеленого волокнистого материала, спиральные пандусы вокруг каждого дома, чтобы добраться до «жилищ». В некоторые «жилища» Михаил заглянул – комната, в ней есть «кровать» из «кошмы», бассейн, в который течет вода по трубочке с потолка, немаленький стол, пара – тройка «пуфиков» из той же «кошмы», за ширмочкой – глубокая раковина с водоворотом внутри, явный унитаз. Были еще шкафчики, ящички, разные непонятные штуковины на стенах, трубка, из которой можно «надоить» солоноватой воды, «мишень» на полу. Некогда было с этим всем разбираться.
В общем, как говорится, город ничей, живите, кто хотите. Только – некому, нет в городе людей, по крайней мере Михаилу не встречались. Другая живность есть, людей – не видно.
Между домами есть свободные от кустов полосы, вроде как дороги. И все ведут в одно место, ориентировочно – к центру города. Михаил все же сделал крюк, прошел, куда дорога вела, и обнаружил там мастерскую. Или даже фабрику. Или – целый завод.
Большинство устройств непонятно, но Михаил идентифицировал токарный, точильный, сверлильный и фрезерный станки, даже сумел их запустить с помощью рычагов. И еще нашел печь, одним рычагом печь включается, вторым устанавливается температура (символы на шкале непонятны, но цвет их меняется от черного до голубовато-белого). Ставишь то, что хочется обжечь или отжечь на поддон, движением еще одного рычага поддон оказывается в печи. А обратно само выедет через пару минут. Рядом с печью находилось углубление с чем-то розовато-белым, похожим на глину или пластилин, сырье? Из чистого любопытства Михаил вылепил из этой массы тонкую колбаску, положил на поддон и загнал в разогретую печь. Опасался, что колбаска взорвется или растрескается, мокрая ведь. Но нет, изделие уцелело, только стало очень твердым, причем – не хрупким, жестким. Экспериментальным путем Михаил установил, что чем больше температура в печи, тем прочнее получается материал. Чего бы такого себе смастерить?
Михаил стал искать склад форм для этого сырья, нашел. Кроме форм там оказалось огромное количество самых разнообразных деталей, а найденные колеса на осях пробудили в Михаиле трудовой энтузиазм – захотелось сделать себе велосипед.
И сделал, хотя не сразу, попытка соорудить нечто, похожее на земную раму – провалилось. Потому, как истинный каменнодеревец, сконструировал велосипед сам. В качестве рамы – «доска» со скругленными краями, к ней приделал мощную пружину под сиденье, впереди – нечто вроде дверной петли, только массивной, крепостным воротам подойдет, и на ней – рулевая штанга. Для скрепления деталей велосипеда вместе использовал либо найденный на складе суперклей (нечаянно палец к стене приклеил, так пришлось стену ножом ковырять, чтобы освободиться), либо «болты». Ничего похожего не привычную землянам резьбу в этой мастерской не нашлось, «болты» работали так: вставляешь в отверстие, крутишь плоскогубцами выступающий из шляпки стерженек, и кончик болта раскрывается, как цветок. Соединяет намертво. Заднее колесо прицепил прямо на раме, посередине «доски» просверлил отверстие под ось педалей, нашлась подходящая ось, уже с подшипником. Ничего похожего на велосипедную цепь не обнаружилось, решил сделать ременную передачу. Шкивы, и даже храповик для заднего колеса нашлись, только с ремнем возникли проблемы. Но решились: вырезал из ткани длинную ленту, и намотал на шкивы, промазывая клеем. Кое-что: сиденье, педали – пришлось изготавливать обжигом «пластилина».
Корявый получился велосипед. Но ездил. Иногда ремень по шкивам проскальзывал, вынужден был давить на педали аккуратнее, резкие повороты оказались невозможны, сиденье жестковато, пришлось подложить на него кусок «кошмы», однако – грех жаловаться, скорость передвижения здорово выросла.
Михаил довольно долго ехал по безлюдному городу. Встретилось ему и дерево готовой одежды, на нем росли комбинезоны любого размера, даже с капюшонами. И обувь здесь на деревьях росла, всего-навсего тапочки, но в этом мире другая обувь и не нужна.
Михаилу не было смысла переодеваться, он был одет в аюрскую «пижаму»: не рвется, не мнется, почти не пачкается, легко отстирывается. И переобуваться тоже смысла не было, каменнодеревские прозрачные «посолы» – почти вечная обувка. Но все-таки комбинезон примерил, ничего, носить можно.
Значит, есть в этом мире скучные открытые пространства с одними только плодовыми прутьями и приютниками, есть объекты для людей бесполезные, а есть готовые к заселению города.
Наличие свободного пространства понятно, оно – чтобы было, куда расти, плодовые прутья и приютники на нем, чтобы совсем не пустовало. Города – тоже понятно, зачем нужны, чтобы люди вместе жили, а то размножаться перестанут. А купол, цистерны, лабиринт, «ельник»? Вероятно – побочные эффекты работы механизмов, обеспечивающих функционирование этого мира. Или выступающие части этих машин. Или даже пульты управления. А может быть – признаки разрушения, «потертости по краям».
Хотя цистерны и в городе встречались, они тоже могут оказаться для людей.
Кроме того, что накачались мышцы, у Михаила от постоянного наблюдения за дальними объектами обострилось зрение. Он даже опасался дальнозоркости, но пока что вроде бы все в порядке. Стало легче оценивать расстояние до ориентиров, проявилось не только то, что возвышается, но и то, что вровень с поверхностью. Михаил заметил, что почти параллельно его пути по поверхности проходит темная полоса, углубление. Почти, но не совсем, далеко впереди придется эту полосу пересекать. Это почему-то раздражало, не хотелось видеть слишком постепенное сближение с этой… лентой. И Михаил повернул налево, чтобы быстрее пересечь это, что бы оно из себя не представляло.
Добрался довольно быстро, в течение одного «дня» местность пошла слегка под уклон и путь преградила стена из того же материала, что лепестки «лабиринта». Михаил продолбил в ней ямку глубиной в десяток сантиметров, прикинул наклон поверхности стены и понял, что, если противоположная сторона наклонена навстречу Михаилу под тем же углом, на прорезание калитки в стене уйдет недопустимо много времени, потому что толщина стены у основания – не меньше двух метров. Высота стены была метра три – четыре, Михаил забрался наверх испытанным способом – вырезал ступени ножом. За стеной виднелся лес, не сразу, а примерно в километре. Пространство между лесом и стеной покрыто не «почвой», а как будто красноватым мхом, и привычных плодовых прутьев на этом пространстве не растет, даже странно, даже настораживает. Подрезал верхний край стены, чтобы не был таким острым, уложил кусок «почвы», чтобы сидеть удобно было, перенес велосипед через стену с помощью очень предусмотрительно захваченной в городе веревки. Вырезать ступеньки для спуска – проблематично, это же придется вниз головой спускаться. Прорезал кромкой стены сквозное отверстие, пропустил через него веревку так, чтобы оба конца в нужную сторону со стены свешивались. И спустился по сложенной вдвое веревке, потом ее вниз стянул, сквозь отверстие.
Мох оказался неожиданно мягким, нога ушла в него почти до колена. Нашлись твердые кочки, но приходилось тащить на себе велосипед, потому опушки достигал долго. К счастью, под деревьями оказалась все же «почва» а не мох, только местами островки мха встречались. И плодовые кусты росли.
Деревья – весьма странные, листьев нет, зато ветки – широкие и плоские. С острыми кончиками, на мечи похоже. И живности много, есть все зверушки, которых встречал до сих пор, и новые тоже. К примеру, разновидность осьминожек с присосками на кончиках хвостов и на брюшках – к плоским ветвям удобно этими присосками цепляться. Или древесные диады, тоже на пару работают, переплетаются основаниям конечностей, чтобы сподручнее было по ветвям скакать.
Виднелись среди леса и приютники, встречались аккуратные, как будто декоративные ручейки.
Велосипед пришлось вести руками. Местами можно бы прокатиться, но в других местах либо лес слишком густой, либо подлесок мешает, либо мох.
Добрел до места, где подлесок стал почти непролазным, а внизу – мох. Кое-как, с руганью продирался, а потом – едва не упал в обморок, когда увидел реку.
Ширина – километров эдак несколько, если лес на противоположном берегу той же высоты, что на этом. Очень тихая и спокойная река, только рябь на поверхности. Вода – обыкновенная, прозрачная, без оттенка. И берег прямой, как натянутая струна, возникло бунтарское побуждение вырезать из «почвы» заливчик, только чтобы прямизну нарушить.
С переправой проблем не было, возле берега плавали лодки. Не рукотворные лодки, а «листья» водяных растений, их удерживали на месте уходящие в воду стебли, как у листьев кувшинки. Плавсредства прочные, добротные, материал бортов похож на тот, из которого инструменты с деревьев. Можно плыть.
Все правильно, в мире, где готовые к употреблению тапочки на деревьях растут, подобные «лодочные деревья» просто обязаны присутствовать. Вон, даже стебли крепятся к лодкам над водой, чтобы, значит, нырять не пришлось. Наоборот, было бы воистину странным, если бы никаких удобных средств переправы через реку не нашлось. И почему всего лишь лодки, а не мост? Опять в глухомань занесло?
Прямо на берегу очень кстати растут инструментальные деревья, чтобы было чем весло или мачту выстрогать и стебель лодки обрезать. А некоторые деревья увешаны прочными и гибкими лианами, веревка для лодочника – вещь не последняя. Есть портновские деревья, на которых растет довольно грубая ткань и довольно толстые нити – для парусов? Ветерок здесь слабенький, но, может быть, если сделать большой парус, грести не придется? Возьмем на заметку.
Михаил выстрогал из подходящей ветки байдарочное весло, выбрал похожую на «таймень» лодку, подтянул ее веслом к берегу, привязал. Уложил в лодке велосипед, принайтовал лианами к отверстиям в бортах. Переправиться на другую сторону, или продолжить путешествие по реке? На велосипеде, вроде бы, быстрее, и река течет не совсем туда, где расположен лаз. Но чутье подсказало, что лучше плыть.
Михаил постелил в лодке кошму, нагрузил фруктов – все окрестные кусты обобрал. Положил несколько веток потолще, может, смастерит из них что-нибудь, для лодки нужное.
И отчалил. Байдарочным веслом он немного владел, пришлось разок отдыхать на каяке, потому приноровился быстро.
Течение у реки присутствовало. Возле берега совсем слабое, но чем от берега дальше, тем быстрее. Скорость течения посередине оценить довольно трудно, слишком далеко оба берега, но, понаблюдав немного за берегами, Михаил пришел к выводу, что движется быстрее, чем на велосипеде. И комфортнее, с минимумом физических усилий. Не останавливаясь, чтобы поспать, течение несет.
Михаил поглазел на окружающую воду, пока не наскучило, и завалился спать. А когда проснулся, впервые в этом мире явственно почувствовал, что лаз приблизился! Приблизился совсем немного, может быть на одну сотую расстояния, но приближение чувствовалось явственно, не то, что при пешем ходе и даже велосипедной езде. Таким образом, за три месяца можно лаза достичь. Долговато, но приемлемо.
Или это не Михаил к лазу подплыл, а лаз сам по себе переместился? Нет, лучше эту мысль прогнать, если лазы здесь прыгают с места на место, как кузнечики, то может лаз прямо у пролазника из-под носа ускакать. Гоняйся потом за ним.

Приближение лаза обрадовало, вызвало азартное возбуждение. Однако и напугало, слегка. Почему? Что это такое, чутье? Похоже на то. Похоже, что впереди ждет опасность, причем – уже по ту сторону лаза. Однако если не идти к этому лазу, то что делать?
Потянулся «круиз», как Михаил назвал свое путешествие по реке. Скучно было.
Ради борьбы со скукой Михаил греб часами, купался в реке, уплывая на опасное расстояние от лодки. Громко с выражением пел все песни, которые мог припомнить, вплоть до колыбельных. Потом взялся вырезать из дерева фигурки животных. Произведений скульптурного искусства не получалось, но хотя бы руки заняты.
Прислушивался к Нике. Он и раньше это делал перед сном в приютниках, здорово успокаивало. Сейчас появилось достаточно времени, однако слабость Никиного «голоса», осознание, насколько они далеко друг от друга, нагоняло депрессию. Вдобавок, с тех пор, как провалился в блуждающий лаз, совершенно нет возможности с Никой пообщаться, и «сигнал» слабый, и разница в течении времени мешает. Время здесь явно в тысячи раз быстрее, чем в известных сообществу пролазников мирах, отсутствуют резкие изменения «голоса» Ники, а раньше, до блуждающего лаза, они были. В этой ситуации невозможно было ничего друг другу передать, хотя бы успокоить. Как тут не свалиться в депрессию? Приходилось переключаться на что-то другое.
Но голову занять было нечем, рассуждал о чем попало, и каждый раз находил повод, чтобы расстроиться. К примеру, раздумывал над прямизной реки, и появлялось опасение, что река рано или поздно повернет. Радовался, что такая удачная река подвернулась, и сразу вспоминал, что течет река все же мимо лаза, рано или поздно лаз окажется на траверзе, придется причаливать и двигаться пешком. И еще неизвестно, насколько проходимой окажется местность. Рассуждал о размерах этого мира, и начинал бояться, что, когда пройдет лаз, попадет в мир не менее масштабный. И что опять придется преодолевать огромное расстояние до следующего лаза, и не подвернется попутной быстротекущей реки. Зато мир будет менее комфортный, в этом Михаил почти не сомневался, с приближением к лазу усиливалось ощущение опасности.
Пытался отвлечься, думая на посторонние темы. К примеру в этом мире есть существа неуклюжие, которых легко поймать. Можно не сомневаться, что они очень вкусные, объекты охоты. Да и вообще, анатомия местной живности слишком ненадежна, малоэффективна, что это такое – один глаз, одна нога и все.
Но есть и диады – зверушки резвые, особенно когда сцепятся, их так просто голыми руками не поймаешь. Возможно, так задумано с самого начала, но может и нет, может диады уже потом появились. Развились из скакунцов или осьминожек в результате эволюционного отбора, или каким иным путем развития. А если местная жизнь способна развиваться, приходится опасаться существ, приспособленных по-другому, которые научились не убегать от людей, а отбиваться. С помощью когтей и зубов, да еще и ядовитых… ну вот, опять страхи.
Береговые линии по течению реки выглядели однообразно. Тем не менее, когда Михаил приставал к одному или другому берегу набрать фруктов, обнаруживал изменения, менялась форма и расцветка ветвей, плодовые прутья становились все толще, плоды – крупнее, мох сначала исчез совсем, потом появился, но рос не на «почве», а на стволах деревьев. Лодки тоже были в наличии, только с какого-то места уже на плавали в воде, а росли на деревьях над землей. А потом появились лодки, которые росли вверх дном на берегу.
И живность менялась, в частности – расцветка и форма тел скакунцов и осьминожек. Появились летающие диады, наподобие все тех же летучих змеев. В одиночку могут только неуклюже парить, но, сцепившись, помогают друг другу размахивать крыльями, и получается активный полет, хотя тоже неуклюжий.
Если мир задуман как рай для людей, зачем нужно разнообразие? Только чтобы не совсем скучно было, чтобы стимулировать путешествия? Или разнообразие потом само возникло, путь развития разветвился?
Река в этом мире течет в углублении, как и положено реке, потому с середины реки видно недалеко. Возвышается иногда что-то над лесом, не разберешь – что. Однако от скуки Михаил всматривался в каждый такой объект.
И однажды разглядел дым. Слабенькая прозрачная струйка, в условиях Земли с ее облачностью мало кто обратит на нее внимание. Но на фоне здешнего однотонно-синего неба дым был заметен, как свет в темноте. И сразу к этому дыму потянуло, да еще как. К сверкающему полированным серебром шпилю, который до сих пор виднеется слева за кормой – не тянуло, видимая далеко впереди полоска над рекой (вполне возможно – мост) вызывала всего лишь любопытство, а этот дымок манит, как запах шашлыка на морозном воздухе. Несмотря на то, что дым – на правом берегу, а лаз – слева. Это чутье ведет, или очень хочется встретить людей? Понятное дело, что дыма без огня не бывает, но что здесь может гореть? «Почва» – маловероятно, иначе мировой пожар будет всем на горе. Наверное, могут гореть «кошма» и стебли плодовых прутьев, однако к самовозгоранию, вроде, не склонны, поджечь их надо. А поджигать умеют только разумные существа, здесь из разумных существ Михаил не встречал никого, кроме людей. Стало быть – из-за людей дым, скакунцов на вертеле жарят или сиденья из «пластилина» для своих велосипедов в печи обжигают.
Хорошо бы нашлись возле дыма люди, а то Михаил уже с трудом сдерживался, чтобы не начать разговаривать с самим собой. Собственно говоря, только слабый отголосок Никиного присутствия мешал начать «диалог с умным и понимающим человеком».
А может быть и чутье к дыму ведет. Может там и не люди, может – что-то другое, дым и на Земле не обязательно с людьми связан, однако если это окажется вход в местное метро, которое еще быстрее реки к лазу доставит, то нельзя проплывать мимо. Или сам по себе дым ничего Михаилу не даст, может это вообще мираж, зато попадется дерево, на котором растут самолеты. Надо причаливать.
Михаил засек направление на дым по компасу и вытащил лодку на берег. Можно было оставить в воде болтаться, или вообще бросить, пусть дальше плывет, новую срежем с дерева. Но слишком к ней привык.
Повел между деревьями велосипед. Опять заметны отличия, плоские стволы и ветки проявляют тенденцию к скручиванию в шуруп. Можно поспорить, что ниже по реке будет лес из одних спиралей.
Живности почему-то не видно. Высунулся из норы одинокий олух, проводил черным глазом, спрятался обратно, а больше - никого. Отсутствие зверья можно было расценить, как признаки присутствия человека, однако Михаилу захотелось отсюда убраться, во всяком случае – не задерживаться.
Сверившись с компасом, Михаил отправился дальше в лес. Вскоре живность снова появилась, это успокоило. Плодовые прутья здесь были низкие, толстые, росли плотными пучками, которые действительно заслуживали названия кустов, потому что на одном кусте все плоды - одинаковые. И сами плоды раза в два крупнее первых плодов, которые Михаил в этом мире увидел. А вскоре попался плод недоросший, потом – еще один, потом – куст, где все плоды маленькие. Все-таки, здесь есть люди.
Лес не кончался, прокатиться на велосипеде возможности не представлялось. Михаил боялся сбиться с направления на дым, постоянно брал азимуты по компасу, и все равно грызла неуверенность. По всей вероятности, неуверенность была не простая, а вызванная чутьем пролазника. Но недоросшие плоды встречались все чаще, то есть Михаил все же приближался к людям, или кто там фрукты объедает.
А потом встретилась широкая прямая тропа. У «почвы» местного мира такое свойство, что следов на ней не остается, а любой мусор она жрет, до сих пор казалось невозможным протоптать целую тропу. Но на тропе «почва» была темнее, шероховатей и другого оттенка. Недоросших плодов вдоль тропы очень много – верный признак, что по ней часто ходят. Вела тропа примерно туда, где дым, но с последним азимутом по компасу все же не совпадала, забирала влево.
Михаил залез на дерево, чтобы осмотреться. Наступать на тонковатые плоские ветки было страшновато, но ничего, выдержали. На самую верхушку залезать не пришлось, разглядел столбик дыма где-то с двух третей высоты дерева – действительно, тропа ведет к дыму, а Михаил отклонился. Плохо, значит, пеленговался.
Наконец-то можно оседлать велосипед и разогнаться, а то уже появилось мысль бросить в лесу бесполезное транспортное средство.
Михаил разогнался, увлекся скоростью. И потому въехал в человеческое селение совершенно неожиданно.
Это было так: ехал-ехал, проехал между двумя приютниками и увидел людей. Люди сидели, стояли, ходили. Двое – шли по дороге навстречу.
Михаил крутанул педали назад, чтобы затормозить, но ремень проскользнул, и велосипед катился дальше, встречным пешеходам пришлось отскочить.
Все же кое-как остановился, спрыгнул с велосипеда, огляделся. И, совершенно растерявшись, громко произнес:
– Good morning!
Потом сообразил, что первым делом следует широко, обезоруживающе улыбнуться.
С бурным появлением землянина в селении наступила немая сцена, Михаил рассмотрел местных жителей подробно. Люди как люди. Коренастые, невысокие, круглолицые, глаза навыкате, смуглая кожа и черные вьющиеся волосы, так обычно описывают древних шумеров. Все – молодые, худые, с виду здоровые. Детей не видно.
Одеты в комбинезоны, правда, другого покроя, чем первые Михаилом увиденные. И без капюшонов – а зачем в этом мире капюшон? У женских комбинезонов укорочены рукава и штанины, иногда – до продела, от комбинезона купальник остался. Впрочем, ноги у местных женщин кривоваты.
На лицах – удивление, но ни страха, ни агрессии не наблюдается. И за оружие никто не хватается. Даже наоборот: по окончании немой сцены один из местных, который сидел на «почве» с ножом в руках, что-то строгал, отложил нож и взялся вытирать руки кошмой.
Ну а само селение представляло собой компактные, аккуратные приютники, между ними расположены всякие разности: стоят на «почве» столики, пуфики, этажерки, корзины, нечто, похожее на очень большие пузатые бутылки с широкими горлами. Во всем чувствуется порядок.
К Михаилу подошли, обступили со всех сторон. Заметив его смущение, мужчина, подошедший первым, доброжелательно улыбнулся и произнес:
– Чей тшо.
И действительно, чей же это тшо?
Может это он спрашивает: «Чей ты еще?» Да нет, не может быть.
Михаил решил, что «чей тшо» это приветствие и повторил услышанное, как мог. Местные переглянулись, принялись что-то обсуждать короткими, отрывистыми репликами. Сдержанно засмеялись. Вполне возможно, что «чей тшо» означает не «здравствуйте», а «добро пожаловать».
Сказали еще что-то обращаясь к Михаилу. Естественно, он ничего не понял и только развел руками. С виноватой улыбкой. Реплики местных стали оживленней.
Одна из женщин рискнула потрогать велосипед, что-то произнесла, и вся компания быстро закивала. Поняли что-то.
Теперь Михаил знал, что чувствовала лингвистка Инна, когда ее обступили со всех сторон велосипедистки в мире Каменное Дерево.
Потом один из местных, видимо – главный, высказал пару солидных реплик (мол, чего на гостя насели? Никогда гостей не видели?) и сделал широкий приглашающий жест. Местные расступились, Михаил прошел за видимо главным. Приткнул велосипед у дерева, сел на предложенный «пуфик». Видимо-главный устроился напротив.
Остальные люди собрались в пределах слышимости, кто-то нашел себе занятие, кто-то просто глазел.
Главный оглянулся на соплеменников, неодобрительно поджал губы. Но разгонять толпу не стал. Что с них возьмешь?
Еще раз по-быстрому оглядел Михаила сверху вниз, ткнул себя в грудь растопыренными пальцами и представился:
– Лэд.
Что в переводе с английского означает «свинец». Сдержав улыбку, Михаил повторил жест и тоже представился:
– Михаил.
Он уже несколько лет никому не представлялся Мишей.
Лэд повторил имя гостя. Правильно произнес, без акцента. Остальные тоже загомонили, повторяя «Михаил» раз за разом.
Лед снова показал на себя, потом по очереди на других соплеменников (как будто горсть песка в них бросал), сделал обобщающий жест и сказал:
– Ирч.
Михаил повторил.
Лэд снова указал на себя обеими руками, повторил, что он ирч, а потом сделал вопросительный жест в сторону Михаила.
– Э-э… – протянул пролазник, соображая, что ему назвать, национальность, или гражданство.
Окружающие опять загомонили, в репликах время от времени проскакивало это самое «э-э» с той самой интонацией. Михаил рассмеялся, и объявил себя землянином.
В этот раз обсуждение велось озадачено. Местные интенсивно переспрашивали друг друга, не слышал ли кто-нибудь что-нибудь о племени землян, так Михаилу подумалось.
Лэд тоже принял активное участие в дискуссии. Потом повернулся к гостю, сделал жест, который трудно понять иначе, чем «все вокруг», объявил что все это называется Ир Лив, и вопросительно махнул Михаилу. Мол, наша местность Ир Лив называется, а ты откуда будешь?
Михаил, пожав плечами, сказал, что с Земли.
Эту информацию обсуждали приглушенно, никто ничего понять не мог.
Обсуждение вдруг несколько оживилось, одна из женщин быстрым шагом скрылась среди приютников. Остальные молча ждали ее возвращения.
А женщина принесла книгу. Очень большая книга, на мягкой обложке изображена явно вручную восьмиконечная звезда с лучами разной формы и размера. Очень похоже на «стрелку» компаса Михаила, красноречивый символ.
Книгу положили на стол перед Михаилом, раскрыли. Это оказался атлас, карты разного масштаба. Материал страниц – нечто вроде накрахмаленной ткани, чем писали – непонятно. Карты нарисованы тоже вручную, однако работа качественная.

Раскрыта была карта, где было изображено в мелком масштабе окружающее пространство. Местность Ир Лив – в том числе, относительно небольшое пятно.
Карта напоминает туристическую, объекты обозначены лаконичными точками, крестиками, галочками и т.д., но к некоторым объектам добавлены выноски: от точки или галочки ведет линия и приводит к кругу, в котором этот объект нарисован, как его с земли видно. К примеру, встреченный недавно блестящий шпиль оказался, если верить карте, верхушкой гигантского дерева. И, кстати, можно приблизительно оценить масштаб по расстоянию от шпиля до селения. Выходит, что масштаб карты довольно крупный.
Михаил выяснил, какой значок на карте соответствует селению ирчей, нашел рядом реку и дал понять, что приплыл по реке сверху.
Раскрыли самую мелкомасштабную карту, она, как и положено, располагалась в начале атласа. И выяснилось, что Михаил приплыл из-за ее пределов, то есть из-за пределов известного ирчам мира. Местные пораженно замотали головами, а Лэд отдал команду одному из мужчин, и тот убежал, видимо – к местному шаману за советом. Предварительно гонец съел черный бугристый плод, против употребления которого Михаила предупреждало чутье. Может это что-то вроде допинга?
Михаил, надеясь выяснить хотя бы что-то, сообщил жестами, что хочет рисовать. Принесли белую доску и рисовальную принадлежность, похожую на кисточку с внутренним дозатором туши, такими китайцы свои иероглифы пишут. Но «тушь» с доски легко стиралась «кошмой».
Михаил изобразил столовые бугры – никто этого элемента пейзажа не узнал. Также, как купол, лабиринт, «ельник». Узнали только «цистерны», насколько понял Михаил, здесь тоже такое есть, они для чего-то используются.
Лэд и еще трое местных, двое мужчин и одна женщина, заинтересовались велосипедом. Долго рассматривали, поднимали, вертели в руках.
Больше всего местных смущала ременная передача, Михаилу втолковали, что она ненадежна, рано или поздно ремень растянется. Михаил догадывался об этом недостатке, поэтому еще на «фабрике» в городе соорудил себе запасной ремень.
Женщина предложила добавить валики, которые будут прижимать ремень к поверхности шкива, Лэд нарисовал схему, где вместо ремня – веревка с узлами, а вместо шкивов – колеса с прорезями, чтобы узлы за прорези цеплялись. Михаил нарисовал, как мог, схему земных велосипедов с цепью и «звездочками». Схему бурно обсудили и одобрили.
Остальные местные держались в пределах слышимости. Занимались кто чем: строгали деревяшки, плели корзины из прутьев или лиан, шили. Одна женщина принесла новенький комбинезон, и принялась совершенствовать: разрезала штанины ленточками, чтобы было похоже на бахрому, и подметывала края. Кроме того, многие играли в настольные игры, стучали фигурками по прямоугольным доскам.
Тем временем в поселок пришли из леса еще люди, и мужчины и женщины. Принесли чем-то наполненные тяжелые с виду мешки.
Вначале люди с мешками узнали все новости относительно появления загадочного гостя с Земли. Разговор велся приглушенно, взгляды бросались исподтишка, но о чем идет речь – сомнений не было. Нечасто к ним гости заходят.
В мешках оказались тушки местных зверьков – скакунцов, осьминожек, олухов, «змей». Кроме того – разные плоды и комки мха.
Тушки сразу принялись разделывать. Внутренностей у местной живности немного, костей не видно совсем, крови тоже мало выступает (кровь – красная). Зато много мяса, которое нарезали аккуратными кубиками. Кубики натыкали на вертела из обожженного «пластилина», чередуя со сладкими плодами. Мох сминали так, что получалось нечто, очень похожее на тесто, лепили из него аккуратные шары и натыкали на те же шампуры, где мясо с фруктами.
Выяснилось, откуда дым: Лэд выложил на поддон из обожженного «пластилина» плоский кус «кошмы», потер над ней друг о друга куски коры приютника – посыпались искры. Растирая кору, Лэд водил руками над всей «кошмой», при попадании искр «кошма» начинала тлеть красным жаром. Но – без пламени, отличный мангал.
Вскоре мясо и фрукты зашипели и зашкварчали от жара, комки мха раздулись и зарумянились. Потрошение зверушек вызвало некоторую брезгливость, и сперва Михаил раздумывал, как бы ему отказаться от мяса, чтобы гостеприимных хозяев не обидеть, но запах жареного отвлек от раздумий. Истосковался землянин по жареному мясу, плоды, хоть и вкусные, и разнообразные – надоели.
Мясо осьминожки было похоже на раз в жизни пробованную Михаилом сайгачатину, мясо остальных зверушек – непонятно, на чье похоже, никогда такого вкусного не ел. А жареный мох оказался хлебом. Серым, зато пышным и очень вкусным. И жареные плоды тоже хороши.
Михаил откусывал по очереди мясо, фрукты и хлеб, как это делали местные, запивал кисловатой жидкостью из «кокоса», попутно обсуждал с помощью рисунков конструкции велосипедов. И откровенно наслаждался. Шашлыком, человеческим обществом, общением, безопасностью…
Безопасностью?! С чего это вдруг, он давно уже себя в опасности не чувствовал. Не в этом игрушечном мире. На Земле чутье постоянно о разных опасностях предупреждало, здесь – гораздо реже: чтобы в воде не утонул, с дерева во время гимнастики не свалился и плоды не все ел.
Прислушался к себе. Так и есть, в селении ирчей он в безопасности, за пределами селения – нет. Что это может быть, ирчи просто так гостей не отпускают, погонятся, если уйдет? Этого только не хватало.
Однако, прислушавшись к чутью (то есть – представив себе разные ситуации), Михаил убедился, что со стороны местных ему ничего не грозит. Можно прямо сейчас встать и уйти, удивятся, могут даже обидеться, но преследовать не станут.
Опасность грозила от чего-то другого. И с определенного направления: оттуда, откуда Михаил пришел в селение, со стороны реки.
Мелькнула бредовая мысль: это его лодка обиделась, что бросил ее одну, и ползет по суше, чтобы отомстить. Да уж, бредовей некуда.
Вдруг опасность превратилось в угрозу, и та вызвала настоящий страх. Землянин совершенно непроизвольно вскочил с пуфика и ухватился за нож.
Что это? Может не чутье, может Михаил сам себя завел? Бывали такие случаи, что пролазники пугались собственного страха, приняв его за подсказки чутья. Это обычные люди убеждают себя, что страхи беспочвенны, а пролазники с их чутьем легко могут создать себе проблему на ровном месте. Читал на сайте: возникают смутные опасения, пролазник сам себя накручивает, пугается сильнее. Возникает ощущение, что грозит что-то, какое-то опасное для здоровья событие. Вот это событие приближается, приближается, страх становится все сильнее… а когда тот самый страшный момент наступает – ничего не происходит. Почти ничего, удар по нервам таки имеет последствия.
Но подобные неприятности происходят исключительно с пролазниками начинающими, которые еще не научились со своим чутьем обращаться. Нет, здесь опасность реальная, Лэд это подтвердил. Не словами, слов Михаил все равно не понял, выражением лица: когда Михаил поднялся с ножом в руке, Лэд сперва посмотрел на него озадачено, потом проследил за взглядом землянина, быстро глянул на велосипед. Озадаченность сменилась пониманием с ноткой паники, понимание – решительностью. Лэд громко крикнул:
– Ригсис! – и принялся отдавать команды.
Местные среагировали быстро: побросали свои шампура, засуетились. В руках у многих появилось оружие: длинные пики, двузубцы, нечто вроде алебард. Все – из «инструментального» материала, здесь что, есть деревья, на которых копья с алебардами растут? А ядерное оружие на деревьях не растет?
Михаил вспомнил, что у него есть пистолет, переложил нож в левую руку, вытащил стрелялку из сумки.
Что такое «ригсис»? Судя по поведению ирчей – какой-то монстр. Да и само слово почему-то ассоциируется с античными мифическими чудовищами.
А чувство приближения угрозы – нарастает.
Ирчи начали строиться на дороге, занимали места между приютниками на окраине селения. Но закончить организацию обороны – не успели.
Михаил раньше всех понял, что опасность (ригсис) придет не по дороге, а чуть в сторонке, даже выскочил опасности навстречу, чтобы предупредить ирчей. Даже рот открыл, чтобы крикнуть, но в этот момент ригсис появился.
Вытянутое гладкое тело глянцево-серого цвета, из четырех мест пучками растут гибкие конечности, каждая из которых разветвляется не два-три пальца. В передней части тела (на голове?) – несколько черных глаз. А Михаил всерьез рассчитывал, что монстр будет одноногим и одноглазым, даже уже решил стрелять сначала в ногу, потом – в глаз. Тварь перемещалась с мягкой стремительностью, земные тигры – отдыхают. А размером – с лошадь.
Ригсис атаковал одинокого человека с копьем, который только спешил ко всем остальным, занимать свое место в строю. Человек закричал, попытался отскочить, выставляя оружие. Но споткнулся, потерял равновесие, и монстр, молниеносно сократив расстояние, ухватил человека за ноги своими передними конечностями. И рванул на себя. Прямо под глазами ригсиса открылась темная щель – пасть?
К счастью, схваченный ирч успел ткнуть монстра своим копьем – не ударил, просто уперся. Но наконечник воткнулся в «лоб» твари на пару пальцев, теперь ригсис, притягивая жертву к себе, сам насаживался на копье.
Надо стрелять, но можно попасть в схваченного монстром человека. Михаил бросился вперед, крича что-то невразумительное – рассчитывал стрелять в упор.
Землянина опередили: к ригсису подскочил еще один ирч, схватил с ближайшего мангала тлеющую «кошму» и хлестнул ей монстра. Вреда не нанес: резвая тварь увернулась, однако для этого ригсису пришлось отпустить пойманного человека.
Из-за приютников выскочили еще люди с копьями, и ригсис проворно скрылся куда-то вбок. Люди побежали туда же, на месте остался только тот, кто отогнал монстра горящей кошмой – этот человек немного обжег руки, сейчас тряс их и шипел.
Михаил побежал, куда все, но заплутал в незнакомом селении, проходы между приютниками были иногда загромождены. Пошел на шум прямо под приютниками, увязая в «кошме» и переходя вброд бассейны, выскочил к месту основных событий.
Ирчи, и мужчины и женщины, выстроились полукольцом, ощетинились занесенным для удара оружием. Лэд – в центре событий, перед самой головой монстра.
Судя по всему, они старались не убить ригсиса, а отогнать. А может, у них был план максимум – убить, и план минимум – прогнать.
Действовали так: по команде Лэда совершали слаженный выпад в сторону монстра, вынуждая того отступать. Ригсис отступать не хотел, он предпочитал отбивать направленные в него удары конечностями, пригибался, уворачиваясь. Иногда монстру удавалось схватить конечностью чье-то копье, но в эту его конечность тут же направляли колющий или рубящий удар, приходилось ее одергивать. Одергивал вовремя.
Михаил отказался от мысли приблизиться к монстру вплотную, люди в полукольце стояли слишком близко друг к другу, и у них за спиной образовался еще один ряд вооруженных людей – видимо, на смену или на подхвате. Землянин влез на стол, может сверху стрелять получится.
Монстр то пятился, отражая атаки, то вдруг сам пытался добраться до людей, протискивал конечности между остриями и лезвиями, отводил человеческое оружие в сторону, шел вперед. В таком случае приходилось отступать людям. Отступали, снова ощетинивались, снова начинали отгонять монстра выпадами. Борьба велась с переменным успехом.
А Михаил все не мог выбрать момент для выстрела, монстр слишком быстро двигался. Люди тоже мельтешили, если стрелять наудачу, то неизбежно кого-то из своих подстрелишь.
Вдруг, когда люди в очередной раз сделали выпад, ригсис резко подался назад, одновременно ухватил несколько копий, дернул на себя, так, что те, кто копья держали, вынуждены были свое оружие отпустить, чтобы не потерять равновесие. Монстр при этом встал на дыбы, удерживаясь на двух конечностях (обе росли в одном пучке, левом заднем).
И в этот момент Михаил, не осознавая, что делает, независимо от собственных решений, бросил в монстра свой нож-яасен. Даже не бросил – метнул, задействовал в движении все тело, вложившись в левую руку. Попал: ригсис изогнулся, рухнул, размахивая конечностями, несколько раз дернулся и затих.
Снова случилась немая сцена, люди застыли с разинутыми ртами. И самым красочным персонажем был землянин: стоял на столе мокрый до пояса. И поза очень картинная: устремленная вперед с протянутой рукой. Так спортсмены после броска застывают, пока смотрят, попал или не попал. Но у спортсменов при этом совсем не такие испуганно-растерянные выражения лиц, какое наверняка было у Михаила. Испуганную растерянность можно с натяжкой принять за вдохновение, а рот раззявлен, к примеру, для боевого клича, но Михаил еще и пистолет уронил себе на ногу. Хорошо, что хоть без выстрела обошлось.
Первым очухался Лэд – ему по должности положено. Склонился к мертвому монстру, стал рассматривать.
Михаил наконец сообразил, что стоит на столе, как памятник вождю на пьедестале. И даже с протянутой рукой, правда путь указывает не только вперед, но и немного вниз. Опустил руку, спрыгнул, подобрал стрелялку.
Лэд с усилием выдернул нож (воткнувшийся аж до двух третей рукоятки), уставился на Михаила. У местного вождя глаза и так были на выкате, а сейчас он вообще стал похож на японского мультяшку.
Остальные ирчи тоже уставились на землянина, некоторые уронили оружие. Зародился восторженно-уважительный гомон, стал нарастать. Лэд направился к Михаилу, остальные – за вождем. По дороге Лэд тщательно вытер нож непонятно где добытым куском «кошмы». Протянул пролазнику его яасен. Михаил подумал, что Лэд спрашивает, его ли это нож, согласно кивнул, продемонстрировал ножны, показал, как клинок в ножны входит. И только после этого сообразил, что Лед не может сомневаться в том, чей нож, он только что видел Михаила с этим самым колюще-режущим инструментом в руках. А в последние несколько минут статус ножа поднялся от инструмента до оружия. Охотничьего.
У Михаила вообще другим была голова занята. Дело в том, что он не умел метать ножи. Когда-то пробовал, но попасть с хороших двадцати метров ригсису под ротовое отверстие (именно туда нож воткнулся) мог только эдак с тысячной попытки. Или при очень большом везении.
То есть, это некто руками Михаила ножи мечет. Не спросясь. Кто бы это мог быть? Может быть тот, кто при чтении мантр лазы открывает? Или, может, это яасен своевольничает? Кажется, писали на сайте пролазников, что в некоторых мирах яасены умеют хозяина подчинять, когда необходимо.
Михаил почувствовал себя изнасилованным. В подобной ситуации самым умным будет расслабиться и получать удовольствие, ведь своеволие яасена пролазнику несомненную пользу принесло. Но все равно – страшновато теперь свой собственный яасен в руках держать.
Оправившись от стресса и насмотревшись восторженными глазами на землянина, ирчи принялись разделывать убитого яасеном монстра. Вспороли, содрали шкуру. Внутренностей тоже вроде не много, хотя побольше органов, чем у других местных зверей, которые одноногие-одноглазые.
Зато есть кости, внутри каждой конечности – цепочки из мелких костей наподобие позвоночника. И внутри туловища таких «позвоночников» целых три. Еще есть какие-то пластины, которые «позвоночники» между собой соединяют.
А конечности растут совсем несимметрично: в правом переднем и левом заднем пучке по четыре конечности, в левом переднем – пять, в правом заднем – три. Конечно, в таком расположении тоже можно разглядеть закономерности: слева конечностей больше, чем справа, спереди больше, чем сзади. То есть, слева впереди больше, чем справа сзади, так получается.
Глаз у монстра семь, расположены не только несимметрично, но и неравномерно, слева их четыре, справа – два и один посередине.
Странная тварь. И очень для этого мира нехарактерная. Конечностей много, глаз много, рот имеется. И на людей монстрик нападает. Откуда оно взялось? Разве что люди сами вывели. А зачем? А затем, что всякие могут быть у людей цели: для развлечения, как домашних любимцев, в качестве транспортного средства, но вернее всего – тварь была бойцовая. И хорошо, если всего лишь сторож, как цепной пес.
Все кости аккуратно очистили от мяса, куда-то унесли, Лэд ушел туда же.
Ригсиса стали жарить изнутри: после разделки получился один большой плоский кусок мяса, в который завернули тлеющую кошму. Куски мяса с конечностей жарились над мангалом.
Пока большинство занималось ригсисом, Михаила тоже не забыли: выдали ему сухой комбинезон и шлепанцы, мокрую «пижаму» просушили над мангалом.
Ирчи принялись метать ножи в ригсиса, оценивали точность попадания и глубину втыкания. Загнать нож так глубоко, как Михаил, никому не удавалось, а ведь на живом ригсисе еще и шкура была, толстая. Призывно поглядывали на Михаила, но землянин предпочел сделать вид, что не понимает. Даже хотел потереть плечо, как будто его потянул, когда ригсиса убивал. Но воздержался, а то еще возьмутся лечить, и никакого растяжения не обнаружится, что тогда? Как он будет отбрехиваться, не зная языка?
К счастью, ирчи так и не решились попросить Михаила, чтобы показал, как ножи метать. Вероятно решили, что пусть герой отдыхает после боя с чудовищем, заслужил.
Подсел ирч, который в начале нападения ригсиса отгонял монстра тлеющей «кошмой», назвался Куком. Обожженные руки нового знакомого уже заживали. На Кука тоже смотрели, как на героя, вот он и решил, что героям нужно держаться вместе.
Михаил отыскал доску для письма, принялся «обсуждать» с Куком тактику борьбы с ригсисами. Кук сокращал название монстра до «сис». Ну что ж, его язык, имеет право.
Михаил, схематично рисуя расстановку сил, поинтересовался, зачем ригсиса брали в полукольцо, окружить со всех сторон казалось Михаилу лучшим решением. Кук стал изображать возможное развитие событий, рисуя и стирая то ригсиса, то людей. Насколько понял Михаил, пока ригсису есть куда отступать, он в рискованную атаку не кинется, но если окружить – пойдет напролом. И пройдет, копьем его не остановишь, потому что в уязвимое место попасть очень не просто, а даже глубоко засевшее в мясе копье монстра не свалит. Михаил спросил, почему для отпугивания монстра не использовали тлеющую кошму, Кук красноречиво пожал плечами.
Вернулся Лэд и остальные, кто с костями уходил. Кости принесли на подносе – чистые, поблескивающие.
Лэд принялся выкрикивать имена, вызванные подходили, выстраивались в шеренгу. Предпоследним вызвали Кука, последним – Михаила. Землянин занял место в шеренге – крайним справа. Настроение у ирчей было радостно-торжественное, очевидно предстояло награждение отличившихся в защите селения от ригсиса.
Так и есть, Лэд подошел к крайнему левому в шеренге, произнес коротенькую речь, протянул руку к подносу с костями ригсиса. Кости оказались не просто очищены, «позвонки» набраны в виде бус на бечевках, к пластинам тоже приделаны веревочки, чтобы на шее носить.
Лэд выбрал самые тонкие бусы, протянул награждаемому обеими руками. Тот принял награду, размашисто кивнул и отступил из шеренги спиной вперед. Лэд перешел к следующему в шеренге, начал речь.
По мере продвижения по шеренге слева направо, речи становились все длиннее, а подарки – все массивнее. И торжественных ноток в голосе Лэда прибавлялось.
Когда награждали Кука, речь тянулась минут десять, прерывалась одобрительными возгласами других ирчей. В качестве награды Кук получил целых две пластины.
На подносе оставалось два подарка – самая большая костяная пластина и одинокий «позвонок». И то и другое – на веревочках. Лэд взял позвонок, что-то произнес, от чего ирчи тихо засмеялись, и надел веревочку себе на шею. Видимо сказал он нечто типа: «Поскольку я руководил обороной, мне тоже полагается медаль. За то, что не мешал».
Наконец вождь повернулся к землянину. Речь была длинной, очень длинной. С прибаутками, над которыми ирчи смеялись. «Хотя у нашего гостя есть недостатки, в частности, от него воняет сильно, однако…» – вероятно, что-то в этом роде.
Наконец, после особенно торжественного высказывания (ирчи в этом месте одобрительно загудели), пластина была вручена. Михаил мотнул головой и отступил спиной вперед, как все.
Потом ригсис прожарился и началось празденство. Мясо у ригсиса оказалось жестковатым, но вкус более насыщенный, чем у мяса местных существ поменьше. Несмотря на отсутствие соли и специй – очень вкусно.
Для запивания приготовили коктейль из разных кокосовых жидкостей, добавили туда немного сока «помидоров».
Коктейль действительно веселила, обострял восприятие. Если учесть, что «помидорного» сока было мизерное количество, на целые «помидоры» лучше даже не смотреть, не зря против них чутье предупреждало.
Появились музыкальные инструменты, в основном – духовые, хотя были и ударные, ирчи принялись танцевать, землянин, который уже был под мухой от коктейля, присоединился.
Появился посланник, который убежал, еще когда выяснилось, что Михаил пришел из-за пределов известной ирчам вселенной. Очень удивился, застав все племя пьяным. Потом увидел развешенную на ветках шкуру ригсиса, полусъеденную тушу ригсиса и сел, где стоял. Но быстро пришел в себя: пошептался о чем-то с Лэдом и принялся есть, пить и танцевать.

Проснулся Михаил в отдельном приютнике, со свежей головой – никакого похмелья, хотя вчера «хороший» был. Еще одно преимущество местных «помидоров» перед земной выпивкой.
И помнил все, что было вчера, достаточно четко и ясно. Даже то, что происходило после десятой порции коктейля, когда язык уже заплетался, а ноги не ходили – не выпало из памяти. Ничего особенного, Михаил просто сидел в расслабленном состоянии и слушал музыку.
Остальные ирчи уже проснулись, большинство куда-то ушли. На охоту, должно быть.
Михаил быстренько освежился в бассейне, выбрался наружу. Его встретил Лэд лично, произнес что-то похожее на «лик-ул». Михаил повторил приветствие, ирчи засмеялись. Может быть, вождь спросил, что снилось.
Землянина усадили за стол, принесли завтрак: свежий хлеб из мха, нечто белое и сочное в упругом и жестком панцире (как крабья клешня) и горячий напиток со вкусом… кофе! Только прозрачный. Также фрукты, какие-то особенные, с мятным вкусом.
Михаил поинтересовался с помощью рисунков на доске, откуда «клешня». Из реки.
Лэд снова раскрыл атлас, карту Ир Лив. И показал извилистую линию, которая вела от селения ирчей, по прямой пересекала реку и змеилась дальше, пока не упиралась в край карты. По всей вероятности – дорога, а реку пересекает по мосту, который Михаил видел, когда плыл по реке. От селения еще две линии отходят, одна – вверх по реке, по этой дороге Михаил сюда приехал, вторая – в сторону от реки, упирается в еще одну жирную точку, обозначающую другое селение. Вождь провел по линии от селения до середины моста, дал понять жестами, что Михаила там будут ждать. Значит нам туда дорога, как в песне поется, в гостях у ирчей хорошо, но надо и честь знать. Не зря же гонец бегал, наверняка встречу с полезным человеком организовал.
Михаил сообщил, что согласен отправляться прямо сейчас. Ирчей это не особо обрадовало, гостеприимные они. Однако то же самое гостеприимство не позволяет гостей удерживать. Угостили на дорожку какими-то деликатесами (один оказался жгуче-острым, Михаилу стоило усилий не поморщиться), подарили ромбик из ткани с вышивкой и «сопилку» из обожженного «пластилина». Зачем ромбик – непонятно, а игру на сопилке Михаил уже вчера продемонстрировал (не пропали музыкальные уроки Ники), ирчи решили, что сопилка – хороший подарок.
Когда Михаил оседлал велосипед и поехал – провожало все племя, красноречиво помахивали руками. А двое вообще увязались за землянином, у них явно тоже были дела к тому, кто встретит Михаила на середине моста.
Попутчики передвигались пешком, точнее – бегом. И не отставали, бежали со скоростью велосипеда, даже с горы, когда движение велосипеда ускорялось. Наелись черных плодов, и бегут теперь марафонскую дистанцию со спринтерской скоростью и с мешками в руках, действительно – допинг. Да еще и между собой болтают.
Михаил не мог принять участие в разговоре, потому думал о своем: зачем ирчи взяли с собой кусок мяса ригсиса в небольшом мешке – будут есть в дороге? Вряд ли, постоянно плодовые кусты встречаются, ирчи обрывают с них фрукты, жуют. Может быть, хотели этого встречающего мясом ригсиса угостить. Потом стал думать, почему чутье не предупредило его о ригсисе еще когда он к берегу приставал? Ведь жизнь Михаила, как никак, вчера была в опасности.
Поразмыслив, Михаил понял, что чутье его о чем-то предупреждало: когда повернул лодку в сторону дыма, почему-то хотелось причалить ниже по реке на пару километров. Вероятно, это ригсис, а не кто-нибудь всю живность не берегу распугал. Но Михаил был слишком взбудоражен, слишком боялся потерять направление на дым, потому не прислушался к предчувствиям.
Ну а потом он оказался в селении ирчей, где ригсисов можно было не бояться, ирчи защитят. Редкий, должно быть, зверь, раз у ирчей украшений из ригсисовых костей до вчерашнего дня не наблюдалось, зато сегодня все награжденные такими костями постоянно поворачиваются к собеседникам, чтобы их награды видели. Однако – не слишком редкий, раз разработана тактика борьбы с ригсисами.
Выбрались к реке, увидели мост. Впечатляющее сооружение. А если его никто не сооружал, если сам вырос (могло быть и такое, есть в плавности линий моста что-то растительное) – тем более. Мост – из «инструментального» материала, ширина – как у восьмирядной автотрассы. Держится, понятное дело, на опорах, но река то ведь очень глубокая, Михаил пробовал промерять глубину во время «круиза», используя в качестве лота связанные лианы с грузом из инструментов, но до дна не достал, натяжение лиан так и не ослабло. Перила по обеим сторонам моста сплошные и как будто для великанов, обычному человеку по шею.
А вот и встречающий, действительно на самой середине моста. Сидит на ящике из обожженного «пластилина». Похож лицом на ирча, но в кости потоньше, одет не в комбинезон, а в одни только короткие штаны, босой. Мускулы не особо накачанные, тем не менее, человек кажется ловким, тренированным. И возраста – самого неопределенного, на первый взгляд больше тридцати не дашь, но потом почему-то кажется, что человек намного старше. Может быть, в этом мире климат такой, что никто не стареет? Привлекательно.
Встречающий произнес:
– Чей тшо.
Ирчи ответили:
– Та кин.
Интересная манера здороваться, приветствие с отзывом на приветствие не совпадает. Впрочем – логично.
Потом ирчи и встречающий перекинулись несколькими фразами, встречающий встал, открыл свой ящик, достал маленькую черную пластинку, показал Михаилу.
Происходило что-то важное, слишком серьезны лица ирчей. Да и чутье подсказывает, что сейчас важный момент.
Пластинка начала светиться, мигать. Мигание завораживало, как только Михаил это понял, то едва не отвернулся. Но удержался, чутье удержало.
Показалось, что прошла секунда… но ирчей рядом не было, их вообще не было на мосту. И встречающий стоит по-другому, отставив одну ногу, как будто устал стоять. А у самого Михаила ноги тоже уже ноют.
Так, украли кусок жизни. Не меньше получаса, раз ноги ноют. Зачем?
– Ги цефан? – с сильным сомнением в голосе спросил встречающий.
А Михаил с огромным удивлением осознал, что понимает эти слова. Они означают: «Вы выучили язык цефан»?
Да, выучил, точно знает, чего как на этом цефане называется.
Михаил хотел было не признаваться, что язык выучил. Из вредности, чтобы как-то отомстить за украденное время жизни. Но встречающий и без слов все понял по реакции землянина. Произнес на цефане:
– Хорошо. У вас это заняло очень много времени, я даже начал думать, что обучающий камень не работает. Ирчи не смогли так долго ждать, ушли.
Михаил не ответил. Теперь уже не из вредности, он проникался новым знанием.
Мощный язык этот цефан. Очень емкий, компактный. Большинство слов – односложные, их значение меняется в зависимости от позиции. И еще – от контекста. Если речь идет о животных, «сис» означает «большой опасный хищник», если о воде – «течение». Контекст задается в начале разговора одним-двумя словами, потом может меняться. Чтобы говорить о животных, первое слово должно быть «риг», чтобы о воде – «до». Система кажется слишком сложной, а на самом деле она даже сложнее, чем кажется. Зато язык становится емким, и открывает очень много возможностей.
У каждого предмета, явления или понятия – по несколько названий, разной длины. Чем длиннее, тем информативнее, слово «рука» может содержать два десятка слогов. Зато из этого слова становится понятно, как приблизительно рука выглядит, как примерно устроена, зачем нужна (не пропущено даже такое предназначение, как чесаться), что рука – конечность человека, что рук у человека две.
Еще Михаил по длинному названию обучающего камня узнал, как он примерно действует: устанавливает связь с мозгом через глаза, и «загружает» информацию прямиком в речевые центры. Какими-то лучами действует, уж не лазером ли.
Ну и, много всяких других полезных подробностей стали известны. Узнал о «помидорах», что в небольших количествах они веселят, а при передозировке всякий эффект пропадает, как будто и не ел ничего наркотического. А если одними только помидорами питаться, можно достигнуть какого-то особого, просветленного состояния, но пока достигнешь – будут какие-то проблемы с психикой.
Черные ягоды – действительно «допинг», от них повышается выносливость. Но потом приходится очень долго отдыхать, по этой причине ирчи не стали ждать, когда наконец-то Михаил выучит цефан, иначе им бы пришлось устроить вынужденный длительный привал посреди моста.
Встречающему надоело любоваться Михаилом (точнее – тем, как землянина восхищает цефан), он достал из своего ящика два складных стульчика оригинальной конструкции, поставил по разные стороны ящика. Представился:
– Меня зовут Инс.
– А меня – Михаил.
Инс покивал, мол – знаю уже. Спросил:
– Хотите есть?
Своевременный вопрос. Сели на стульчики, Инс достал из ящика кривобокую деревянную бутылку, две изящных прозрачных пиалы и круглую коробку, как для торта. Внутри оказался не то чтобы торт, потому что соленый. Как если бы вместо бисквита использовали чесночный или луковый хлеб, вместо крема – плавленый сыр и мясной паштет, и еще копченостей добавили. А Михаил уже тосковал по сыру, чувствовал себя Беном Ганом. Неужели Инс знал откуда-то про эту тоску землянина? Нет, скорее всего, он решил удивить гостя редким угощением.
Михаил пытался сообразить, как это блюдо называется на цефане, чтобы коротко, но ничего короче, чем «соленый торт» в голову не приходило. Или это он плохо выучил язык? Спросил Инса, тот ответил, пожав плечами:
– Соленый торт.
А в бутылке – бесцветная жидкость с явным вкусом красного вина. Хорошего полусухого. Рассказал о красном вине Инсу, тот поднял брови и сообщил:
– Теперь понятно, почему этот напиток у нас принято подкрашивать красным.

Михаил наконец-то присмотрелся к собеседнику. Выглядит обычно, вполне располагающая внешность. И смотрит по-доброму.
Но что-то настораживало. То ли отсутствие «добрых» морщинок на лице, то ли руки – пальцы, которыми изящно Инс держит пиалу, длинные и тонкие, но не как у музыканта, а как у шулера. Или, может быть, чутье предупреждает, что нельзя доверять каждому встречному. Этому конкретному встречному точно нельзя раскрывать свои секреты.
– Так откуда взялись обучающие камни? Много у вас подобного? – спросил Михаил. Для поддержания разговора, не более.
– Это очень сложно, – ответил Инс, прожевав очередной кусок торта. – Если упрощенно, то обучающие камни мы принесли из другого мира. Мне достался камень, который обучает языку цефан, но можно выучить и многое другое. Вам очень повезло, что мы с вами встретились.
Вот оно, тонкий, аж прозрачный намек, что неплохо бы отблагодарить. Путем добровольной передачи материальных благ.
А что там насчет другого мира, откуда камни принесли? Инс что, пролазник?! Да нет, чутье бы сообщило. Иногда бывает трудно понять, почему чутье тянет к конкретному человеку – пролазник он или может оказаться полезным, или это не чутье вовсе, а, скажем, половое влечение к женщине тянет. Но к Инсу – не тянет совсем.
Михаил понимающе кивнул, делая вид, что не понимает намека относительно благодарности за обучение.
– Собственно говоря, одно из основных занятий нашей общины – обучение с помощью камней всех желающих, – продолжал Инс.
– А есть и другие занятия? – спросил Михаил. Эта информация явно была важной.
– Да, – подтвердил Инс. – Мы занимаемся разнообразными исследованиями. А материал для исследований – образцы и информацию – нам предоставляют ученики… те, кто приходит к нам получать знания с помощью камней.
Дальше строить непонимающего нет никакой возможности, за идиота примут. Значит, предстоит торговаться. Причем – с человеком опытным, старым. Вон как ловко подводит собеседника к мысли относительно заплатить. Наверняка уже не первое столетие материальные ценности выдуривает. И наверняка очень уверен в себе, полагает, что из мертвой хватки еще никто не вырывался.
Но не знает хитрый торгаш, что есть у землянина одно преимущество, которое делает Михаила гораздо сильнее в искусстве торговаться, чем Инс: чутье пролазника. Если сравнивать, скажем, с гонками, то Инс – чемпион всей безграничной вселенной по бегу, а у Михаила – мотоцикл. Гоночный.
Прикинув варианты, Михаил решил продолжать линию простака. Сказал:
– То есть, я должен рассчитаться. А чем?
Инс чуть расслабился. Чуть, но заметно. Видимо, решил, что рыба на крючке. Произнес, благожелательно усмехнувшись:
– Вы можете подарить что-нибудь.
Небось, уже порылся в сумке и карманах Михаила, присмотрел себе подарок. У землянина есть интересные вещички: велосипед, пистолет, браслет, компас, нож-яасен, одежда, обувь. Может быть даже подумывал взять без спросу и свалить, но решил сначала побольше вызнать у Михаила про его вещи – разумно, особенно что касается пистолета, с оружием нужно уметь обращаться. Да и назначение того же браслета лучше сначала выведать, мало ли, вдруг браслет в чужих руках самоликвидируется взрывом.
Значит, именно эти вещи пока что не следует дарить. Самому нужны.
Михаил раскрыл сумку, принялся доставать свое барахло. Выложил на ящик пистолет, сопилку, достал ножницы, показал Инсу, сказал:
– Вот.
– Ножницы? – произнес встречающий странным, не то вопросительным, не то разочарованным тоном. Добавил:
– У нас есть ножницы.
– Так ведь они у вас не точно такие же, они другой формы, – рассудительно объяснил землянин. – Эти ножницы я очень издалека принес. Они могут и по материалу немного отличаться от тех, что здесь у вас на деревьях растут. В общем, раз вы исследователи, тогда вам будет интересно.
В глазах Инса промелькнуло странное выражение. Вроде как отношение Инса к Михаилу изменилось: раньше пролазник был для него плодом, который ждет, чтобы его сорвали, сейчас стал хитрым жадиной, которого грех не ограбить. Михаил опять запустил обе руки в сумку, нашел свое произведение искусства – вырезанную из местного фигурку скакунца. Между прочим, очень даже неплохо получилась, хотя и не с первого раза.
Выставил фигурку на ящик, выдержал небольшую паузу, чтобы растерянность Инса начала перетекать в возмущение, сказал:
– Это вам, наверное, неинтересно. У меня другие есть, – и достал по одной другие фигурки: медведь, бобер, тюлень и рыба. Рыба еще не отшлифована, не успел.
По Инсу не поймешь, заинтересовали его статуэтки, или нет. Он спросил:
– Вы полагаете, что эти… изделия могут быть соответствующей платой за обучение цефану?
Михаил изобразил некоторую растерянность:
– Может это и много… вы-то просто камень мне показали, а я так долго с этими зверями возился… и камень-то у вас останется, а я зверей совсем отдаю, – после этих слов Инс в очередной раз потерял контроль над своим лицом, кажется – подавил истерический смех. – Ну а как я могу отплатить, чтобы соответствовало? – продолжал землянин. – Своему языку обучить? Могу, конечно, только такого камня, как у вас, у меня нет, поэтому очень много времени потребуется. И работы больше, чем чтобы зверя вырезать.
– Вы считаете, что ваш язык может меня заинтересовать? – очень нейтрально произнес Инс.
– А вы разве исследованиями языков не занимаетесь?! – «удивился» землянин.
Инс не стал отрицать, можно сделать вывод, что община Инса все-таки языками занимается, однако самому Инсу интересно что-то другое.
– Обучения языку без обучающего камня действительно займет слишком много времени, – задумчиво заговорил встречающий. – А эти звери… безусловно, они сделаны хорошо, и сделать их было непросто… однако… это всего лишь игрушки.
Ага, подольстился, но и поставил жадного хитреца на место.
– Не всего лишь, – убежденно заявил Михаил. – Это же не просто фигурка, это же зверь из совсем другого мира.
Удивление торгаша было не самым сильным. Похоже, он уже догадался, что его собеседник – иномирянин, во всяком случае, пришел очень издалека, можно считать из другого мира. Но фигурки реальных зверей, похоже, все-таки, впечатлили, слишком долго Инс их рассматривал.
– А это что? – спросил Инс, кивнув в сторону пистолета.
– Это оружие, – спокойно и буднично ответил Михаил. – Это мне самому надо.
– Зачем?
– В ушах ковыряться! – с насмешкой сообщил землянин.
– Да, – согласился Инс. – Вы же воин.
Тут уже и сам Михаил не смог скрыть удивления. Он даже в армии не служил, даже от военных сборов отмазался.
– Ирчи потому и не захотели принять вас в свое племя, они охотники, но не воины, – пояснил Инс.
– А как они догадались, что я воин? Может, я тоже охотник?
Инс усмехнулся, покачал головой.
– Вы слишком неосторожно вели себя, привели ригсиса в селение ирчей.
– Я привел?! – искренне удивился Михаил. Как он мог ригсиса привести? Или это тут суеверие такое, что чужак может накликать беду несоблюдением обычаев?
– Вы оставили очень странный след, – неторопливо объяснил Инс. – А ригсисы очень любопытны.
Не знаешь, на чем проколешься в чужом мире. И ведь предупреждало чутье, страшно было вчера приставать к берегу. Но убедил сам себя, что это он боится мимо дыма проплыть.
– И в то же время, вы сумели убить ригсиса броском тупого ножа, – продолжал Инс. – Значит, вы воин. Вы уверены, что вам необходимо оружие в Обитаемом Пространстве?
Проболтался, теперь Михаил знает, как называется этот мир. И гораздо больше, потому что произнесено было полное название на цефане – как мир устроен, откуда взялся. В общих чертах, понятное дело.
Знание поражает, потому что мир бесконечный. В какую сторону не иди по местной поверхности – никогда не достигнешь никакого предела, и в исходную точку не вернешься. Если рыть вниз, то рано или поздно обнаружишь, что уже роешь вверх, если рыть дальше, выкопаешься недалеко от того места, с которого начинал. Ну а вверх можно лететь на астрономическую высоту, воздух постепенно исчезнет, и начнется пустое бесконечное пространство – это еще как-то воспринимается. А вот с бесконечностью в стороны смириться трудно. Михаил, конечно, видел местные масштабы, но убедил себя, что мир просто очень большой. Планета-гигант, сфера Дайсона, кольцо Нивейна – однако бесконечность…
Что еще поразительнее – этот мир искусственный, предназначенный специально, чтобы здесь жили люди. Только не люди его построили, а какие-то… цефы. Собственно, язык цефан, за обучение которому идет такая отчаянная торговля, был создан для общения цефов с людьми, а потом оказалось, что и люди между собой на цефане отлично общаются, лучше, чем на обычных человеческих языках.
Михаил даже тряхнул головой, чтобы сосредоточиться на продолжении разговора.
– В Обитаемом Пространстве, может быть, оружие и не нужно… может быть. Но я из другого мира, и я хочу домой. В дороге мне оружие пригодится.
Это заявление поразило уже Инса. То ли он до сих пор не верил, что Михаил иномирянин, то ли представить себе не мог, что найдутся идиоты, которым захочется из этого райского мира сбежать. Потом Инс задумался, поглядел на фигурки. Заговорил:
– Покинуть обитаемое пространство вы можете, фактически, только через лаз. Перевалы – слишком далеко.
На самом деле он употребил немного другое слово, не «лаз», а нечто среднее между «лазейка» (как в законах) и «подкоп». По-разному лазы в разных мирах называются, но всегда незвучно и не гордо, не «врата», не «портал», не «перевал», а «лаз», «нора», «щель». Но вот на цефане слово употребляется такое, что подразумевается наличие и «перевалов», которые гораздо больше, чем просто одиноких пролазников пропускают. Все желающие могут пройти, и не в один мир – в разные, по желанию. Мало того, даже сквозь лаз не только пролазники ходить могут, есть какие-то «ключи» – способы (технические устройства, что ли), которые могут лаз для простого человека, не пролазника открыть. И еще кое-чего есть: чи-ту-ав, это такая хреновина, вроде корабля, которая прямо в межмирье спокойно существует и способна вообще в любой мир проникнуть.
Все это Михаил «вспомнил», просто подумал на цефане – и картинка вырисовалась.
Ну и, естественно, обнадежило, что местное население про лазы знает, легче будет объяснить, что конкретно требуется.
Михаил согласился, что только через лаз домой добраться может. Перевалы, если верить Инсу – слишком далеко, межмирового корабля чи-ту-ав у Михаила нет. И даже махнул рукой в сторону нужного ему лаза, после чего Инс даже слегка вздрогнул. Задумчиво пробормотал:
– Тогда понятно, почему вам необходимо оружие.
Это он не отказывался от мысли заполучить пистолет, наоборот, намеревался уговорить землянина не покидать Обитаемое Пространство, и пистолет будет не нужен, логично его отдать.
Но раз в мире, куда ведет лаз, необходимо оружие… ну что ж, это полезная информация.
– Хорошо, – неожиданно согласился Инс. – Я возьму зверей.
– Какого из них? – сразу спросил Михаил.
В этот раз Инс растерялся по-настоящему, промямлил:
– Трудно сказать…
– Ну, какой вам больше нравится? – помог в выборе пролазник.
Взгляд Инса заметался между бобром и тюленем.
– Берите этих двоих, – проявил великодушие землянин. И спрятал остальное свое добро в сумку. Инс аж вспотел. Вино было допито, Инс уложил стульчики в ящик, сказал:
– Пойдемте в наше селение.
Но торг был все еще не окончен. Едва тронулись, стало понятно, почему Инс согласился на зверей. Из разговора:
– Если вы все же решитесь уйти из Обитаемого Пространства, то вам придется каким-то образом добраться до лаза. А это очень далеко, конечно, вы преодолели значительную часть пути по реке, но через несколько сотен переходов река поворачивает направо. А пешком добираться…
– А можно быстрее? – живо поинтересовался Михаил.
– Да, – нейтрально подтвердил Инс. – Можно добраться на летающем корабле до ближайшего узла Системы Прямых Путей, а поскольку возле каждого лаза есть узел Системы, ваше желание покинуть наш мир будет исполнено.
Последние слова прозвучали с осуждением, недоумением и издевкой одновременно.
Вот еще одна местная хреновина – Система Прямых Путей. В бесконечном мире вопрос связи и транспорта – сами понимаете, так эта система частично решила проблему ненормальности местных масштабов. На каком принципе она работает из одного только названия не совсем понятно, однако очевидно, что между узлами системы можно передвигаться чуть ли не мгновенно. Очень быстро, во всяком случае. Правда, узлы расположены на расстоянии в сотни тысяч километров друг от друга, то есть это еще до узла нужно добраться. И хорошо, если место отбытия и место назначения хотя бы в относительной близости от узлов находятся. В данном случае место назначения – лаз – прямо рядом с узлом, но от теперешнего положения Михаила до ближайшего узла – все таки сотни тысяч километров.
– Однако с хозяевами воздушного корабля, смотрителями Системы, хранителями ключа от лаза между мирами придется договариваться, – рассказывал Инс. – И не бесплатно, боюсь, что ваши деревянные звери их не устроят.
Не дает ему покоя чужой пистолет.
– Но я могу обо всем договориться, специально для вас, – это было произнесено очень доброжелательным тоном.
– С кем? С хранителями ключа? Они же далеко!
Инс иронично взглянул на Михаила, вкрадчиво спросил:
– Вы мне не верите?
Практически любой простой гражданин после подобных слов, произнесенных с подобным выражением, забормочет: «Что вы, что вы». Дабы не конфликтовать. Но Михаил уставился на Инса с подозрением. Пусть Инс сам догадывается, откуда такая реакция: не то землянину только сейчас в голову пришло, что Инс с ним не совсем искренен, не то землянин знает, что слова: «Вы мне не верите?» – чаще всех на свете используют лжецы.
– Хозяева воздушных кораблей, тоже пользуются нашими обучающими камнями, – стал с уверенностью в голосе объяснять Инс. – Соответственно, у них есть перед нами обязательства. А у смотрителей Системы Прямых Путей есть обязательства перед хозяевами воздушных кораблей. То же самое – с хранителями ключа. Я смогу договориться, чтобы они вам… помогли. Хозяева воздушных кораблей не только доставят вас к узлу Системы прямых путей, но и договорятся со смотрителями. Чтобы те тоже не только помогли вам добраться до лаза, но и с хранителями ключа относительно вас договорились.
Утверждение относительно хранителей ключа было ложью, не может Инс устроить Михаилу доступ к ключу, ни через третьи, ни через какие руки.
– Хорошо, – сказал Михаил. Он снял с шеи до сих пор скрытый одеждой «приз» – костяную пластину ригсиса, показал Инсу, разъяснил:
– Это кость ригсиса. Самая большая.
Инс аж побледнел от жадности. Михаил дал ему возможность налюбоваться, а потом выдвинул предложение:
– Если вы действительно договоритесь относительно моего путешествия к лазу и через лаз, я отдам эту кость вам. Я же знаю, что вас ригсисы интересуют, ирчи вам мясо ригсиса несли.
Вот так-то. Теперь в Инсовом небе парят уже два журавля. И пистолет, и кость ригсиса – пока что недоступны. Может даже рискнул бы силой отобрать, однако Михаил – не просто так себе, он ригсиса броском ножа убил.
– Ну что ж… это разумно, – спокойно согласился Инс. Подозрительно спокойно, должно быть, что-то задумал. Аферу какую-то? Если верить чутью – нет, он разработал комбинацию, которая позволит завершить дело ко взаимному удовольствию. Но чужой пистолет все еще Инса беспокоит, надо эту шероховатость выровнять.
Михаил взялся проявлять добрую волю:
– Я вот что думаю… про свой пистолет, так вас же интересует не сам по себе пистолет, а как он устроен, да? Вы его исследовать хотите? Тогда я могу вам свой пистолет на время дать, а потом вернете, когда во всем разберетесь. Или можете навсегда забрать, только дайте мне взамен что-нибудь… равноценное. Ну и обучите меня еще чему-то полезному за то, что я вам новые знания принес.
Инс хотел было еще поторговаться, но вовремя остановился. Понял уже, с кем имеет дело.
В общем, отношения наладились. Дальнейшая дорога к Школе, как называлось поселение исследователей, прошла в мирной болтовне. Михаил рассказал о мире Планета Земля, о своем путешествии по миру Обитаемое Пространство. Масштабы Земли вызвали у Инса высокомерное хмыканье. Он, между прочим, удивился, что есть еще люди в обычных мирах. Чего им там делать, почему в Обитаемое Пространство не переселяются? Не знают?! Надо же.
Когда Инс спросил, как Михаила занесло в Обитаемое Пространство, землянин ответил, что провалился в блуждающий лаз, Инс сразу поскучнел. Он-то надеялся, что есть недалеко лаз стационарный.
О том, что для открытия лаза необязательно нужен ключ, Михаил предпочел умолчать.
Кроме того, обсудили земные технические достижения, живность, которая на Земле водится. О мире Каменное Дерево Михаил рассказывать не стал, а то вопросами завалят. Предпочитал сам расспрашивать о мире Обитаемое Пространство.
Инс знал о столовых буграх, это оказались подземные химические заводы, созданные вместе с Обитаемым Пространством. Правда, о «солдатах» в красной форме, которые так негостеприимно встретили Михаила на столовом бугре, Инс ничего вразумительного рассказать не смог, сказал только, что это, видимо, закрытая община. Купол – брошенный летающий город, частично поглощенный «почвой». По поводу «ельника», лабиринта и стены вдоль реки даже Инс то ли ничего не знал, то ли не желал рассказывать.
Михаил узнал, кто такие цефы: одно из человечеств в одном из миров освоило межзвездные полеты. И встретили в глубинах Галактики цефов, крошечных существ с невероятно развитой технологией. Не самих цефов встретили, понятно, сперва сигналы уловили, потом обнаружили гигантские сооружения. Цефы представляют из себя чрезвычайно сложно устроенные кристаллы, размер самого крупного – с маковое зернышко, вне своей родной планеты живут почти исключительно в космических кораблях, размерами от баскетбольного мяча до гигантских. Без своих технологий цефы беспомощны, однако для одного цефа на относительно небольшом цефовском космическом корабле превратить земную Луну в звездолет или гигантский компьютер – полчаса работы. Впрочем, компьютеры цефы строили вообще из чистого пространства, без всякой материи. И, несмотря на всю эту мощь, были у цефов какие-то проблемы.
О лазах между мирами цефы тоже знали, и вовсю ими пользовались.
А потом человечество оказало цефам услугу. Даже не человечество, один человек. И ему даже было нетрудно, открыл тайну синтеза чего-то там очень для цефов важного, благодаря чему они все свои проблемы решили. Люди в том мире тоже были будь здоров, планеты двигали, звезды гасили-зажигали.
Ну и цефы, чтобы не оставаться в долгу, создали и подарили людям это самое Обитаемое Пространство. По другой теории они таким сложным способом зачем-то хотели от человечества избавиться, убрать с дороги. В таком случае план не сработал, раз не только в Обитаемом Пространстве люди встречаются.
Той человеческой цивилизации, которая первой цефов встретила, Обитаемое Пространство оказалось без надобности. Переселились сюда только некоторые, да и те, скорее, из любопытства. Но в Обитаемом Пространстве неожиданно даже для цефов открылись лазы и порталы в другие (параллельные) миры, где человечество еще до звезд не добралось. Вот из этих миров народ в Обитаемое Пространство и попер, в немерянных количествах.
Ригсисов действительно люди разводят. Кормят чем-то не тем местных зверьков, которые очень далеко отсюда вниз по реке живут в больших озерах, и зверьки вырастают в крупных сухопутных хищников. Используют ригсисов как транспортное средство, при здешних масштабах главное – скорость, а ригсисы твари резвые. Но некоторые безответственные люди, добравшись на ригсисе до узла Системы Прямых Путей, бросают своего скакуна. И ригсис отправляется бродить по Обитаемому пространству, стремится в горы, потому движется вверх по реке. Брошенный ригсис – зверь достаточно редкий, людей не любит, часто на них нападает. В общем – люди в очередной раз создали себе проблему. Вернее одни люди другим людям из-за своего равнодушия.
Ирчи – племя охотников, живут в местности Ир Лив очень и очень давно, раньше исследователей поселились. Охотятся они не только и не столько на скакунцов, олухов и осьминожек, есть в местных лесах дичь посерьезнее: речные панцырники, скользящие шестиноги, бескрылые летуны, паутинники какие-то. Много есть всякой живности, которой Михаил не встречал, это еще раз подтверждает, что он – не охотник.
Больше ни о чем поговорить не успели, потому что добрались до Школы. Между прочим, на картах в атласе ирчей это селение обозначено не было, видимо атлас старше селения.
Здесь были не только приютники, и не только строения из волокнистого материала. Часто встречались прозрачные купола, внутри – нечто очень похожее на оборудование научных лабораторий, даже химическая посуда виднеется. И люди работают в белоснежных комбинезонах. Были большие, но невзрачные прямоугольные ангары, были башни, похожие на торчащие из земли иглы.
И все – посреди леса.
Вопрос с пистолетом решился быстро: подошли к одному из прозрачных куполов, изнутри вышел человек в белом комбинезоне, узнал, в чем дело, и вынес другой пистолет на замену. Совсем не такой, как у Михаила, поменьше размером, стрелял, если верить объяснениям, сложными пулями со встроенным гироскопом. И зарядов подбросили – десяток запасных обойм.
Осталось выбрать, чему бы обучиться с помощью камней. Инс хотел было предложить «меню», однако Михаил уже выбрал:
– Я хочу научиться драться.
Тут исследователи растерялись, не могли даже вспомнить, есть у них такие обучающие камни или нету. В конце концов припомнили, что есть такая Гри, которая наверняка знает про камни, обучающие боевым искусствам.
Вопроса, зачем учиться драться воину, который ригсисов чуть ли не голыми руками рвет, почему-то не возникло.
– Только я не знаю, что она попросит за обучение, – пробормотал Инс. – Одного пистолета может оказаться недостаточно.
Объяснили дорогу, Инс с Михаилом идти не стал, надо было ему что-то обсудить с тем исследователем, который револьверами занимался.
Михаил прошелся по Школе, внимания, как ни странно, не привлекал. Хотя казалось бы – внешность, одежда, велосипед. С интересом оглядывался, однако понимал мало.
Нашел жилище Гри – обыкновенный, даже маленький приютник. И сама Гри уже ждала Михаила, ей как-то сообщили. Раз у них есть эти самые обучающие камни, то и телефоны должны быть.
Поздоровались, посмотрели друг на друга, уселись на пуфики. Гри – статная, крепкая, обманчиво молодая. Относится скорее к ирчам, тоже коренастая. Оглядев Михаила, она удовлетворенно кивнула.
– Ну так как, есть у вас камни, которые драться учат? – заговорил первым Михаил.
– Этому невозможно научиться с помощью камней, – ответила Гри. – Умение драться – это не только знания. Для простого запоминания разных приемов можно использовать камни, однако, так или иначе, тренировки необходимы, чтобы применять знания не раздумывая, быстро. И особый боевой дух тоже обучающими камнями не внушишь, тоже время требуется. Но воздушный корабль все равно навестит Школу еще нескоро… думаю, я успею научить вас многому.
О том, что воздушные корабли ходят редко, Михаил уже знал. Ну что ж, не будет маяться скукой, пока корабль прилетит.
– И что вы попросите взамен? – поинтересовался Михаил. Он очень надеялся, что достаточно будет отданного исследователем револьвера. В конце концов, если эта Гри – спец насчет подраться, оружие должно быть для нее интересно.
– А кто вам сказал, что я потребую плату?! – искренне удивилась женщина.
– Инс.
Гри смешливо хмыкнула:
– Инс – глуп. Мы знакомы очень давно, вместе пришли в Обитаемое Пространство, но Инс совсем меня не знает. Нет, я не возьму оплаты с ученика.
А женщина симпатичная.
– Так где вы собираетесь драться? – расспрашивала Гри. – В спортивных состязаниях, в призовых боях? Или вы хотите участвовать в настоящих сражениях?
– Я хочу безопасно путешествовать по разным мирам, – объяснил Михаил.
Гри оживилась, сказала:
– В таком случае, вам идеально подойдет борьба посланников.
Михаил пожал плечами, соглашаясь, что Гри виднее.
– Сегодня можете отдохнуть, – сказала Гри. – Начнем обучение завтра. Первым делом вам нужно будет научиться быстро бегать.

Михаил смотрел на приближение узла Системы Коротких Путей, вспоминал прошедшее… время. Он совершенно потерялся, не знал, сколько уже прохлаждается в Обитаемом Пространстве. Зато драться научился. И не только драться.
После первого разговора с Гри Михаил опасался, что половина обучения будет состоять из пробежек. Но учиться бегать не пришлось, Гри только убедилась, что Михаил бегает достаточно быстро, а умение правильно уходить от погони, по ее словам, само должно было придти, в процессе обучения этой самой борьбе посланников.
В начале учебы Гри оценила физическую форму Михаила, в основном осталась довольна, но кое-какие группы мышц стоило подкачать. Это делалось быстро, Гри налепляла на кожу ученика тонкие проволочки, которые заставляли мускулы вздрагивать – на Земле тоже давно практикуют электростимуляторы, чтобы качаться. Хотя не такие совершенные, и результат достигается гораздо медленнее.
К примеру, Михаил надел сетчатые перчатки, лег спать, а, когда проснулся, обнаружил, что легко удерживает стойку на трех пальцах.
Гри поила ученика снадобьями – бесцветными и безвкусными жидкостями – от них убыстрялись реакция, рефлексы, снижался болевой порог, улучшалось чувство равновесия, еще какие-то изменения происходили. Михаил поинтересовался насчет побочных эффектов, Гри одобрительно кивнула и уверила, что в Обитаемом Пространстве можно этих неприятностей не бояться, организм сам ничего плохого не допустит.
Также Гри втирала разные мази в кожу Михаила на костяшках пальцев и кулаков, в ладони (особенно края), локти, колени. Кожа от этого становилась грубой и нечувствительной, хотя выглядела почти нормально, только бледновата. Еще пришлось особую маску носить почти целый день, от нее укрепился нос, теперь уже так просто его не расквасят.
И обучение собственно драке велось постепенно. Знания о приемах Гри действительно «загружала» с помощью обучающих камней, начала с простого. Очень любопытные знания, новые. И приемы – простые, но удивительно эффективные. Человек оказался до странного уязвимым существом. К примеру, повалить человека можно просто потянув назад за плечо, или толкнув в бок, или можно перевернуть и бросить – даже силы особой не требуется. А сколько есть способов вывернуть руку.
Но одних только знаний оказалось действительно недостаточно, практика требовалась. В принципе, необходимые рефлексы тоже можно «загрузить», однако лучше, чтобы они сами выработались, надежнее. Да и уверенность в применении знаний учебными камнями не загружалась.
Для тренировок сначала использовался грубый манекен, а потом Гри привела двух спарринг-партнеров, своих бывших учеников. Один, по имени Нети – двухметрового роста атлет, рядом стоять страшно. Второго звали Ог – похожий на поросенка толстячок, однако двигался он с такой быстротой и ловкостью, худые обзавидуюся. Впрочем, не все худые, Нети, к примеру, Ог и сам должен завидовать.
Для тренировок и Михаил, и его спарринг-партнеры одевали особые костюмы в обтяжку, даже с масками на лицах, костюмы не давали друг друга травмировать. Руку вывернуть можно, сломать – нельзя, можно бить в полную силу – костюм вовремя отвердеет и даже синяков не останется.
Поначалу Михаил просто отрабатывал приемы, медленно, потом – быстрее. Первым делом защита – учился блокировать удары и выворачиваться, если вцепятся. Потом – бить сам, освоил простые захваты и подсечки.
Дошло дело до поединков, как-то очень быстро перестал проигрывать. Впрочем, Нети и Ог не все свое умение драться демонстрировали, нарочно сдерживались, чтобы быть на уровне Михаила. Это выяснилось, когда Гри в Михаила следующую порцию знаний «загрузила» – борьба, наподобие самбо или дзюдо. Приемы посложнее и поизощреннее, чем при первой «загрузке», чувствовалась общая основа, а не просто набор хитростей, как при первой загрузке. Тоже пришлось сначала приемы отрабатывать, а потом бороться с Огом, Нети и даже Гри. В этот раз дело пошло быстрее.
Третья «загрузка» – кулачный бой, как его назвала Гри. Хотя удары наносились не только кулаками, но и открытой ладонью, ребром ладони, локтями. Сложная техника – и удары непростые, и блоки самые разные, и уклонения, и все это комбинируется по всякому. Кулачный бой оказался похож одновременно на бокс и что-то восточное, вроде карате, только ударов ногами нет. Михаил про карате и ноги рассказал, Гри успокоила его, что до ног еще дело дойдет. И действительно дошло, в одной из следующих «загрузок», но Михаил на самом деле научился защищаться от ударов ногами, а не наносить их. А потом научился и наносить.
Так и тянулось, «загрузка» – отработка – спарринги. Михаил освоил не одну разновидность единоборств, а несколько по очереди, каждая – со своей системой. Но и общая основа прослеживалась.
Гри ни разу не ругала Михаила, только делала замечания нейтральным тоном. Зато хвалила часто. Не то у нее метод такой, не то у Михаила действительно талант к боевым искусствам пропадал. Или чутье учиться помогает.
График обучения был насыщенный, но находилось время и просто пообщаться. За едой или во время отдыха.
Михаил с удовольствием рассказывал о своем мире, иногда привирал. Слушали внимательно, переспрашивали, проводили параллели. Ог интересовался языками – он среди исследователей был «специалистом по общению», расстраивался, что из-за тренировок у Михаила нет времени надиктовать словарь. Нети оказался биологом, выжимал из землянина все до капли сведения о земных животных и растениях, Гри интересовалась оружием и войнами. Вообще, чувствовалась зацикленность на своих «специальностях», Нети сравнивает некоторые приемы с движениям незнакомых Михаилу животных (только диад землянин знал), Ог советует воспринимать кулачный поединок, как беседу.
Про мир Обитаемое Пространство местным было, что рассказать. А Михаилу – послушать. Этот мир был далеко не однороден, даже Михаил в своем путешествии замечал изменения в местной природе и ландшафтах, горы издалека видел. А в других, удаленных областях уже нет совсем ни плодовых прутьев, ни приютников, и под ногами – другая почва. Но везде можно жить сыто и безбедно, где-то почва съедобная, где-то ручьи текут не то суповые, не то бульонные.
В этом месте Михаил рассмеялся и спросил, нет ли здесь у них где-нибудь молочных рек с кисельными берегами. Причем молоко местные знали только женское а слово «кисель» пришлось передать как «сладкий, густой, тягучий напиток». Гри сказала, что мир Обитаемое Пространство большой, где-то наверняка есть такие реки с такими берегами.
Гри начала рассказывать Михаилу о происхождении борьбы посланников, но Михаил оказался настолько невежественным, что получилась очень длинная серия лекций об истории мира Обитаемое Пространство.
Казалось бы, жратвы навалом, всегда тепло и сухо, здоровье, считай, гарантировано, пространство, чтобы размножаться – бесконечное, чего еще надо? Большинству – ничего. Но нашлось и меньшинство, которому оказалось мало. Если кто занялся наукой или искусством, даже коллекционированием – ничего страшного, но нашлись и те, кому захотелось власти. И даже они оказались не самыми опасными, были идеалисты, которые полагали, что человек обязан трудиться, или что слишком много свободы и благополучия это плохо. Собирались в шайки, стаи, подпольные ячейки, вооружались. И наводили свои порядки, к примеру, здесь недалеко существовало целое государство, в котором каждому гражданину выделялся приютник и несколько плодовых прутьев – в аккурат, чтобы с голоду не умер. Кто убегал – догоняли, били и возвращали. А еще граждане обязаны были сдавать урожай «помидоров». Но, в конце концов, все равно все люди разбежались.
В других местах гоняли народ на бессмысленные работы, вроде строительства башен или рытья ненужных каналов, которые и водой наполнить не получалось. В третьих – практиковалось право сюзерена. А еще – воевали. Либо старые обиды в новый мир приносили, либо уже здесь находили повод для конфликта. Как ни дико, даже территориальные споры бывали, к примеру, одни живут в приютниках, другие – на берегах молочных рек, живущие в приютниках тоже молочные реки хотят, и начинается. Сначала слово за слово, потом кровь за кровь. А для войны нужны солдаты, а в солдаты проще всего загнать силой. Вот и множились неправда с несправедливостью, соответственно – обиды.
Но выход был – сбежать, благо есть куда. И сбегали. Большинство таких, с позволения сказать, государств, прекратили свое существование потому, потому что граждане разбежались. Некоторые протянули долго, некоторые существуют до сих пор.
А потом началась эпоха закрытых общин. Выглядело примерно так: живут себе люди живут, никого не трогают. Потом у них появляются соседи: либо приходят новые поселенцы из недосягаемо далеких далей, либо собственные дети отделяются. Потом – еще одни соседи откуда-то берутся, селятся с другой стороны. И, в конце концов, община обнаруживает, что со всех сторон окружена другими общинами.
Рано или поздно отношения с соседями портились, общины либо втягивались в войны, либо замыкались в себе – не допускали на свою территорию чужаков. В лучшем случае – просто не пускали на свою территорию, но могли и живьем съесть. Сбежать на безлюдные территории стало гораздо труднее, зачастую – невозможно. Некоторых, особенно начальство, ситуация обрадовала, граждане стали более управляемыми, потому что их стало легче пугать. Но других – обеспокоила. Даже начальство чувствовало себя неуютно, не имея возможности вовремя смыться. Пытались наладить контакты с соседями, договориться о свободных проходах на вольные земли, строили дороги по границам. Иногда получалось, иногда – нет. А даже если получалось, у соседей оказывались свои соседи, которые тоже путь перегораживали, и с которыми тоже приходилось договариваться. И тоже – не всегда удачно. Приходилось пробивать путь силой, хитростью, угрозами, интригами. Естественно, подобными вещами лучше заниматься сообща, но как договориться с единомышленниками, если путь перегорожен вражеской территорией? Хорошо, если у обоих союзников есть радио, а если нет? Или – враги глушат?
Тут-то и появились посланники, специалисты по прохождению через чужую территорию. Занимались они разными делами, например, передавали сообщения далеким союзникам, кроме того – разведка (она же – шпионаж), диверсии, провокации. Те еще были людишки, Гри упомянула такой способ проникнуть: потихоньку придушить местного жителя, переодеться в его одежду, если необходимо – загримироваться. И пройти через враждебную страну, считай, в открытую. Нередко прорывались с боем, заваливали путь трупами. Посланники стали очень хорошими бойцами, потому что набирались боевых приемов в разных странах и общинах, выбирали самое лучшее. Даже свое собственное единоборство образовалось, к целям посланников приспособленное. Так и называется – борьба посланников.
Закончилась эпоха закрытых общин так, как заканчиваются все плохие эпохи в Обитаемом Пространстве: народ разбежался. Не очень-то спокойно и сытно жилось во всех этих закрытых общинах, то перенаселенность имела место, то начальство зажралось, то про молочные реки слух дошел. А в основном – все сразу.
Перенаселенность – отдельная тема. В мире Обитаемое Пространство люди не стареют и не умирают от болезней, теоретически могут жить вечно. Потому практической необходимости часто рожать вроде бы нет. Со средствами контрацепции все нормально, растут здесь плоды, достаточно женщине съесть один – и нежелательной беременности можно не бояться. Если потом забеременеть все же захочется – съесть другой плод. Однако детей заводили, и даже помногу. Тут и материнский инстинкт женщин срабатывал, и традиции с идеологиями, которые заставляют как можно больше рожать, и желание начальства заполучить побольше подданных: рабочих или солдат, и страх перед более многочисленными соседями. Вот и получалось, в конце концов, что территория общины не может обеспечить всех граждан элементарным пропитанием.
В некоторых общинах начальство для борьбы с перенаселенностью казнило лишних – по разнарядке. Причем под разнарядку попадали молодые, чтобы меньше размножались. Такое было у начальства понятие о гуманизме: чем меньше будут размножаться, тем реже придется разнарядки устраивать.
Боролись с перенаселенностью и по-другому, к примеру, гражданские войны устраивали: как только граждане начинают жаловаться на перебои с пропитанием, их делят на две половины, которые обязаны воевать друг с другом. На уничтожение. Зато потом перебоев с пропитанием не было некоторое время. Вариантом была система, когда за право жить в отдельном приютнике гражданин должен был убить на дуэли другого гражданина.
Популярным решением были войны против ближайших соседей – либо новые территории с новыми ресурсами завоюются, либо едоков поубавится, убьют их. А еще лучше – если и то и другое.
А кое-где – не боролись совсем, начальству не было дела, что гражданам жевать нечего. В результате граждане пухли с голоду и жевали друг друга.
То, чего много, быстро падает в цене. В данном случае в цене упали люди.
В такой обстановке слухов о свободных территориях даже много, чтобы народ все бросил и ушел. Одного осознания, что свобода где-то есть – достаточно.
Исход был самым массовым за всю историю мира Обитаемое Пространство, рекордным, миллиарды в движение пришли. И не последняя роль была сыграна посланниками, это они всех подзуживали, рассказывали, что на безлюдных пространствах лучше. Естественно, без жертв не обошлось, особенно не повезло тем, кто никуда уходить не собирался – сметали, уничтожали, как идейных врагов.
Когда Гри рассказывала о шпионаже и диверсиях, Михаил упомянул ниндзя, и Ог перевел это слово как «терпеливый». Михаил сразу навоображал, что Ог в состоянии любое слово из любого языка перевести, что метод у них есть такой. И даже начал прикидывать, что бы такого предложить Огу, чтобы тот этому методу научил и Михаила, желательно – с помощью учебного камня. Может, еще фигурок навырезать? Компас отдать? Яасен? Правую руку? Прлазнику подобное умение нужнее правой руки.
Но все оказалось проще, Ог был полиглотом, знал много языков, в том числе несколько похожих на японский – на них говорили в разных других мирах. Ничего удивительного, аюры тоже на славянском языке говорят. Ну а японских слов Ог из Михаила выудил не так, чтобы мало: карате, дзюдо, айкидо, джиу-джитсу, бусидо, нунчаки, катана, сюрикен, цунами, аригато, сайонара, вакаримасан. Вот и распознал язык.
И для обычных разговоров «за жизнь» находилось время. Однажды вечером сидели за пиалой красного вина, и Гри спросила:
– Михаил, почему вы несчастливы?
Разглядела как-то, разгадала, хотя Михаил был уверен, что никто не догадается о его чувствах и проблемах. И что можно ответить?
– А кто в этом мире счастлив?
Гри отпила глоток вина, пояснила:
– Человек, который изучает борьбу посланников… если у него получается, то он счастлив. Это не только к борьбе посланников относится, много к чему… обычно человек счастлив, но бывают исключения – если у него есть причина, чтобы… рсстраиваться. Серьезная причина.
Михаил вздохнул.
– Да, у меня есть причина, я со своей женщиной расстался.
– И все?! – удивилась Гри. – Но на свете миллиарды женщин! Найдите себе другую…
– Да она меня не бросила, – перебил Михаил. – Мы просто оказались в разных мирах.
– И вы хотите покинуть Обитаемое Пространство? Из-за женщины? – все равно не понимала Гри.
– Не только. Хотя… в основном из-за нее. У нас с ней все очень серьезно.
Объяснение удовлетворило Гри.
В тот раз вина выпили прилично, Михаил дошел до опьянения средней тяжести. А потом пришел Нети и Гри скомандовала надевать тренировочный костюм.
– Но я же пьяный!
– Да.
Хотя Нети был трезвый и применял самые костоломные приемы, как ни странно, Михаил выиграл учебный поединок, чем очень удивил не только Нети, но и себя. А Гри только удовлетворенно щелкнула языком.
Отношение к Михаилу изменилось, теперь его учили не только драться, свободное от тренировок время уходило на изучение разных полезностей. Например – оказание первой помощи: искусственное дыхание, наложение жгутов и повязок, точки, на которые надо нажимать, чтобы привести в сознание или снять боль. Или изготовление обуви из подручных материалов, начиная от кожи, заканчивая травой.
Да и боевые тренировки стали другими, если раньше спарринги проходили на равных условиях, то теперь землянину приходилось вступать в учебные бои усталым после длительной пробежки, с обездвиженной рукой или ногой (рукав или штанина были твердыми), несколько раз – пьяным. Стрелять учился, фехтовать, ножи метать. Гри явно намеревалась подготовить Михаила к любым неприятностям, как будто была заинтересована, чтобы он все-таки дошел, встретил Нику.
Несомненной пользой тренировок была также занятость, Михаилу почти некогда было отвлекаться на всякие посторонние размышления. И все равно иногда он после насыщенного делами дня не мог заснуть, думал. Как там Ника? Как там Виктор, Инна, родители?
Скорее всего – все также. Неизвестно, сколько времени прошло, с тех пор, как Михаил провалился в блуждающий лаз, пожалуй – около года. А может и больше, Михаил уже сбился со счета, сколько раз подстригал себе волосы. Да и рост волос – сомнительный ориентир, они с разной скоростью расти могут. Но «голос» Ники почти не изменился. Долгое время оставался умиротворенным, спокойным, только недавно стала проявляться растерянность и тревога, Ника только начала осознавать, что Михаил исчез. То есть, для Ники всего пару секунд прошло, настолько течение времени отличается. Но все равно Михаил иногда чувствовал себя виноватым, что до сих пор не добрался домой, что заставляет Нику беспокоиться. Хотелось быстрее что-то делать, бежать бегом к лазу, который выпустит из Обитаемого Пространства, приблизит к любимой. Слишком хорошо понимал, насколько это глупо, но все равно приходилось себя сдерживать.
А ведь Ника тоже должна воспринимать Михаила, что она чувствует? Ведь на нее должно обрушиваться все, что чувствовал Михаил за это время – в дико ускоренном темпе! Оно кажется Нике «белым шумом»? Или же она воспринимает все эмоции Михаила сразу, одновременно? И так и так – плохо, даже несмотря на то, что их связь ослаблена в тысячи раз.
А потом прибыл воздушный корабль. Они летали по расписанию, этот появился даже немного раньше, чем ожидали.
Вначале это была точка на небе, но она подозрительно быстро увеличилась в размерах, и вскоре можно было воздушным аппаратом любоваться.

Михаил не знал, на что будет корабль похож, и нарочно не расспрашивал – решил сам себе организовать сюрприз. Знал только, что корабль прилетит по какой-то Реке Ветров. Ожидал чего угодно: воздушного шара, гигантского вертолета, даже не особо удивился бы, окажись летающий корабль живым существом.
Но это оказался всего лишь планер: сигарообразная гондола, подвешенная к большому крылу, похожему на веер или на птичье. И несколько плоскостей поменьше, в их числе – две вертикальных, на хвосте и ближе к середине. Хотя не ожидал такой конструкции – сюрприз не удался, потому что несколько разочаровывает. И гондола, и плоскости – грязновато-серого цвета, а на парусе-веере претенциозная надпись: «Я никогда не вернусь».
Корабль выпустил из днища треугольный киль, очень мягко приводнился на реке, близко к берегу, где течения почти нет. Крыло-веер резко собралось, уменьшившись раз в пять, встало вертикально и превратилось в парус – был воздушный корабль, стал речной. Как будто экипаж понизили в звании с авиаторов до речников.
Слабого ветерка оказалось достаточно, чтобы пригнать корабль к берегу. Швартоваться никто не помогал, авиаторам пришлось самостоятельно.
Вблизи корабль оказался не очень большим. Скорее не корабль, а бот, или вообще большая лодка.
Собралась небольшая толпа встречающих, к ним вышла женщина, начала переговоры., или вообще большая лодка. Высокая, стройная, гибкая, светловолосая, светлокожая – совсем не «шумерского» типа, таких Михаил еще не видел в этом мире. Кто она, шкипер? Или кто-то вроде суперкарго? Михаил быстро выяснил, что женщина – капитан, главная на корабле. Кроме нее сошло с летающего корабля человек десять, из разговоров Михаил узнал, что четверо сошедших – пассажиры.
Авиаторы – того же этнического типа, что капитан, все жилистые, ловкие, одеты в серое: штаны с карманами и нечто вроде тонких свитеров в обтяжку. На ногах – сандалии с пуговицами. Четверо мужчин и две женщины плюс их капитанша.
Трое пассажиров летели именно в Школу, чтобы добывать знания с помощью обучающих камней, двое из них, обучившись чему надо, летели дальше, один – оставался в Школе, потом он отправится куда-то по реке. Четвертый пассажир ничему в Школе учиться не хотел, тем не менее, исследователи уговорили его заплатить за какие-то знания. Хотя было у Михаила подозрение, что это пассажир схитрил, чтобы скидку выторговать.
Наконец очередь дошла до Инса, он довольно долго разговаривал с капитаном, показывал какие-то свитки. Инс горячился, размахивал руками, капитан сохраняла хладнокровие. В конце концов, составили еще какой-то документ. Даже два, Инс долго писал на свитке, который потом разрезали пополам, одна половинка осталась у Инса, вторую забрала капитан.
Инс позвал Михаила, представил их с капитаном друг другу. Капитана звали Иван, даже с ударением на втором слоге. Михаил сказал, что там, откуда он пришел Иван – мужское имя, это никого не удивило, вообще впечатления не произвело.
– Вот, я обо всем договорился, – хрипловато сообщил Инс. Дорого ему эта договоренность обошлась, вон как глаза блестят. – Даже хозяева ключей от лаза… даже они согласятся вам… вас пропустить. Иван написала для вас соответствующую записку.
Иван подтвердила, что записку она написала, и что записка чего-то стоит для хозяев ключей. Вроде не врет.
Ну что ж, уговор есть уговор, Михаил отдал Инсу кость ригсиса, как договаривались. Инс хотел еще о чем-то поговорить, но Михаил сбежал – собирать вещи и прощаться.
С собой он взял мешок сухофруктов, потому что хозяева воздушных кораблей в дороге не кормят, небольшую сумку с личными вещами, которые еще оставались, и охапку гибких прутьев – из них Михаил собирался плести корзины, а то ему рассказывали, что в полете скучно.
Прощание с Гри вышло сдержанным, она за свою долгую жизнь успела попрощаться с множеством учеников. С большинством – навсегда.
Михаил ожидал напутственной речи, в стиле: «Используй мою науку для добрых дел». Но Гри сказала только:
– Надеюсь, вам повезет.
Ог куда-то запропастился, Нети повторил прощальные слова Гри. Они смотрели, как Михаил залез в воздушный корабль, руками помахивали.
Корпус воздушного корабля оказался сделан из материала, похожего на просмоленную ткань, имелись широкие окна, не из стекла, а из плотной прозрачной пленки, внутреннее пространство разделено палубой, значит, и трюм у корабля есть. В «салоне» над палубой было тесновато, потому что лежали принайтованные мешки и коробки, столи лебедки и еще какие-то непонятные приспособления.
Один из авиаторов показал Михаилу место, где тот не будет никому мешать, рассказал, где здесь туалет, и разъяснил порядки на борту. Основная идея – не путаться под ногами у экипажа, если идешь по проходу, а навстречу – кто-то из авиаторов, нужно немедленно убраться с дороги. И вообще, пассажир обязан все приказы выполнять и лишних вопросов не задавать.
Есть ли у пассажиров какие-то права – непонятно.
А место удачное, впереди, можно смотреть из окна, куда летишь. И внизу кое-что видать.
Тем не менее, Михаил пошел смотреть, как корабль взлетает, на нос – там окна побольше. Устроился в уголке, чтобы никому не мешать.
Взлетал корабль как воздушный змей. Для этого авиаторы соорудили плавсредство – тримаран из одной большой лодки и двух маленьких по бокам, большую лодку тяжело нагрузили кусками «почвы», еще и с бортов в воду на лианах грузы свесили. Потом воздушный (пока что – речной) корабль взял тримаран на буксир. Иван отдала несколько команд, авиаторы организованно завертели рукояти лебедок. Корабль раскрыл парус (к этому вееру совсем не подходит слово «поднял»), и потащился к середине реки, один из авиаторов оставался на тримаране. Корабль шел медленно, подрагивал, вилял – конечно, с таким тяжелым «прицепом».
Когда достигли стрежня, корабль сманеврировал так, что оказался выше тримарана, сложил парус. Авиаторы, пробежавшись по корпусу снаружи, ловко перенесли буксирный конец с кормы на нос и прицепили к концу каната, намотанного на колесо установленной внутри корабля лебедки. Корабль по течению двигался медленнее, потому что осадка у него была меньше, чем у тримарана, так что теперь уже корабль оказался у тримарана на буксире.
Корабль снова распустил свой веер, теперь уже – как крыло, а не как парус.
Течение реки в стрежне очень быстрое, встречный ветер приличный, площадь крыла тоже была немаленькая, и корабль мягко, с хлюпающим звуком оторвался от воды, шумнули дождем стекающие с днища обратно в реку капли – как будто на прощанье, или как будто вода передумала улетать в последний момент и спрыгнула.
Корабль взлетел действительно как воздушный змей. Или как планер на буксире у автомашины.
Подъем корабля остановился, когда буксировочный канат уходил в низ под углом уже в две трети прямого, буксирный конец стали вытравливать, разматывая с лебедки.
Когда взлетели на приличную высоту, внезапно качнуло, вроде как боковым ветром, и немного снесло. Иван начала отдавать команды одну за другой, авиаторы засуетились. Корабль перевалился, полетел вровень с тримараном.
Буксировочный канат провис, человек на тримаране отвязал его, и канат с этим человеком на конце начали втягивать в корабль. Смелый парень… впрочем, он не просто за канат держался, а был упакован в настоящую «сбрую», вроде подвесной системы парашюта. И канат не оборвется, раз буксировку тримарана выдержал.
Корабль тем временем повернул, стал набирать высоту.
Брошенный тримаран больше никого не интересовал, поплыл себе. Расточительно? Не расточительнее, чем нефть сжигать. Лодок и «почвы» в этом мире полно, новые вырастают вместо потраченных.
Чтобы окончательно принять на борт авиатора с тримарана, нос корабля раскрылся, получился как бы мостик, ведущий в пустоту. Ветер внутрь не ворвался – это удивило Михаила. Но потом он понял, что корабль летит медленнее ветра. Ветер нес корабль, как сухой листок, только что не кувыркал. Впрочем, полет был далеко не ровный, корабль подрагивал, поскрипывал, переваливался. Необычный метод полета, кажется, на Земле такого не практикуют. Разве что в Обитаемом Пространстве законы аэродинамики от земных отличаются.
Странное это ощущение, улетать навсегда. Пусть чужой был Михаил в Школе, но все же обжился, бытом оброс, приятели завелись. Сразу косяком пошли воспоминания. Не о тренировках, о разных мелочах, например, как Нети, Ог и Гри катались на Михаиловом велосипеде. Нети в первый раз едва не упал, по его словам – забыл давно, как на двухколесном транспорте кататься. Ог и Гри катались хорошо, Гри даже какие-то трюки из репертуара экстремалов показала.
Или как Гри готовила. Поначалу Михаил заподозрил Гри в предельной сдержанности и аскетизме, потому что питалась она в основном плодами с ближайших кустов. Но два раза Гри бралась кухарить, один раз приготовила что-то очень сложное, многослойное, вроде пирога или запеканки: и мясо там было, и плоды самые разные, и хлеб. Второй раз развела хлебный мох каким-то соком и напекла блинчиков, которые ели потом с начинкой из плодов. Гри не была аскетом, просто полагала, что если уж тратишь время на готовку, должны получаться кулинарные шедевры. И еще не видела смысла кухарить для себя одной – каждый раз приглашала десяток гостей.
А теперь Михаил никогда больше Гри не увидит, вряд ли что-то про нее узнает. На Земле человек, который меняет место жительства, все-таки имеет возможность вернуться, переписываться с теми, кто остался, вести узнавать. Но сейчас Михаил действительно навсегда покидает Школу. Да еще не просто покидает, его ветром уносит, в самом прямом смысле.
И предчувствия относительно полета – не самые веселые, будут с воздушным кораблем неприятности. Пока не ясно какие, но будут, причем – с опасностью для жизни Михаила.

Чтобы зря не нервничать из-за предчувствий, Михаил побольше глазел в окно. Или плел корзины, пока прутья не кончились. Три штуки сплел, две больших и одну маленькую.
Полет проходил неравномерно. То корабль подолгу летел тихо, плавно покачиваясь, авиаторы стояли возле своих лебедок и рычагов расслабленные. Иван или ее помощник здоровяк Диз изредка лениво отдавали команды, на которые экипаж неторопливо реагировал. То начинались резкие маневры, команды звучали часто и четко, авиаторы действовали быстро. Но без нервов, сноровисто – подобные авралы были привычными.
Еще можно было разделить полет на подъемы и спуски, спускался корабль явно быстрее, при этом сильнее потряхивало.
А скорость приличная, пожалуй, как у винтового самолета. Порой – даже как у реактивного лайнера, так кажется. Надо же, у поверхности ветерок еле-еле дует, а на высоте – стабильно функционирующий ураган. Да еще и узконаправленный, раз называется рекой. Такое себе воздушное течение.
Общаться было не с кем: с экипажем нельзя, а другие пассажиры подобрались все какие-то угрюмые, не хотят разговаривать. Даже если рядом сидят, предпочитают молчать. Михаил попытался заговорить с ближайшим, тот даже взглядом не удостоил.
Тем не менее, завязался контакт с одним из авиаторов.
Михаил глазел себе в окно, разглядывал, что там внизу проплывает. Корабль то поднимался так высоко, что ничего кроме синевы за окном не было (неприятно напоминало первый день Михаила в Обитаемом Пространстве, потерянный самолетик), то спускался до пары десятков метров над поверхностью. Поначалу ландшафт заметно не менялся, все тот же лес, в котором видны пятна приютников, постоянно встречаются крупные водоемы – озера или пруды в виде правильных овалов.
Но, глядя вперед, Михаил видел приближение чего-то, менялся цвет местности. Оказалось – вода, корабль пересек линию побережья. То есть слово линия не очень подходит, «материковый» берег очень сильно изрезан длинными заливами вроде фьордов, между «материком» и открытыми водами – огромное количество мелких островков, такие архипелаги шхерами называют. Ну а дальше – сплошная водная гладь, при удалении от берега цвет меняется с зеленовато-голубого до темно-синего, видимо, глубина растет.
– О, море, – пробормотал про себя Михаил.
А проходящий мимо авиатор солидно поправил:
– Океан!
Михаил, который уже отчаялся хоть с кем-то на этом корабле заговорить, удивленно посмотрел на авиатора, тот добавил:
– Это очень большой… водоем. Гораздо больше любого моря, значит – океан.
Так и познакомились. Авиатора звали Мард, он разрешил спрашивать, если что непонятно.
Первый вопрос Михаил задал почти сразу после знакомства, увидел внизу вроде как большой парусный катамаран, у которого обширные паруса держались без мачт, просто опираясь на палубу, как будто твердые, и расположены были как-то хаотично, даже не симметрично. Спросил, что это, Мард ответил:
– Это плавучий остров… почему-то безлюдный.
Действительно, если присмотреться, то становится понятно, что «парусник» никто не строил, он вырос сам. Интересная, должно быть, жизнь на таких плавучих островах, Мард сказал, что многие к ним стремятся, но не смог толком объяснить, почему. Вроде бы, плавучий остров заботится о живущих на нем людях, как о своих детях далеко не все заботятся, но в чем это конкретно выражается, Мард не знал.
Впоследствии Мард выбирал такие «спокойные» вахты, чтобы нести их рядом с Михаилом. А когда был свободен от вахты, они вместе пили мутный горячий напиток, похожий на кофе и чай одновременно. Мард даже позволял Михаилу смотреть в телескоп – был такой на борту корабля.
Михаил, естественно, не сразу, поинтересовался, чем это Мард его выделил среди других пассажиров, Мард ответил:
– Вы или очень молодой, или очень неспокойный человек. Вы летите с какой-то целью, это я знаю, но вас интересует не только эта ваша цель. А вы действительно не из нашего… не из Обитаемого Пространства?
Михаил подтвердил, Мард впечатленно поднял брови. Рассказал:
– В Обитаемом Пространстве нужна очень важная причина, чтобы отправиться куда-то на воздушном корабле, люди обычно очень привязаны к тем местам, где живут. Путешествуют, но недалеко… сравнительно недалеко. Обычно хватает нескольких соседних стран, чтобы… успокоиться. На воздушных кораблях летают либо беглецы, либо если выполняют какое-то важное задание для своей общины… чаще всего – такие люди летают, хотя и другие причины могут быть. Может быть, кто-то захочет поселиться в стране, о которой слышал… иногда такое случается, если человек услышит о какой-то такой стране и поймет, что всю жизнь мечтал… или подумает, что это его мечта. У нас есть пассажир, который летит в страну съедобных кустов, чтобы там жить. Но наслаждаются самим путешествием либо очень молодые, либо… неспокойные. Вы не похожи на неспокойного, значит вы совсем молодой. Остальные пассажиры – старые, им уже мало что интересно. Кроме этих нескольких интересов ничего в их жизни нет, потому они даже не хотят ни с кем разговаривать.
Михаил никак не мог привыкнуть к ситуациям, когда человек, которому не дашь и двадцати, на самом деле уже сбился со счета, сколько прожил тысячелетий. Сколько лет Марду Михаил так и не спросил, чутье подсказало, что лучше не надо. Во многих общинах вопрос о возрасте считается некорректным, неприличным. По иной причине, чем не задают подобных вопросов женщинам на Земле: в мире Обитаемое Пространство немодно быть молодыми.
Впрочем, Мард все же старый: болтали они о многом, но чувствовалась все та же зацикленность долгожителей на своей профессии – Марда интересовало в первую очередь все, что связанно с полетами, авиацией. Но о чем Михаил ни рассказывал – от земных дельтапланов, до каменнодеревских сверхлайнеров – всему находились аналоги. Даже в Обитаемом Пространстве.
Выяснилось, почему на парусе-веере такая надпись: воздушные корабли действительно летают в один конец, не возвращаются. Построит община авиаторов корабль, сядет на него экипаж, наберут грузов и пассажиров для первого участка, и летят по Реке Ветров. Долетают до узла Системы Коротких Путей, потом – до следующего, и – еще дальше. Потом воздушная река замедляется, полет прекращается. А поскольку воздушные корабли летают по ветру, обратно по Реке Ветров вернуться на корабле уже нельзя. То есть можно, существуют какие-то способы летать против ветра, галсами, что ли. Но пешком будет быстрее.
Можно и в сторонке от Реки Ветров лететь, ловить восходящие потоки и случайные порывы, но это тоже долго, к тому же – ненадежно.
Корабль бросают, экипаж возвращается домой уже другим путем: сначала до узла Системы на машинах под названием «длинный бегун», потом через Систему до ближайшего к своему дому узла. Оттуда последовательно: верхом на каких-то животных (уж не ригсисы ли); по течению реки на лодках; короткий пеший переход; по большому озеру на лодках, запряженных водяными животными; и последний отрезок – на еще одной разновидности лодок, воздушных. А дома их уже ждет – не дождется следующий воздушный корабль, чтобы опять по Реке Ветров лететь в такую даль, что даже не видно.
– Недоработали цефы, – с иронией сказал Михаил. – Туда ветер дует, обратно – не дует. Корабли бросать приходится, пешком возвращаться…
– Река ветров не для кораблей создана, – возразил Мард.
– А для чего?
– Не знаю. Говорят, что цефы рассказали людям про это, но что они рассказали – неизвестно. То есть, кто-то знает, но я не знаю, кто.
– А в Школе?
– Нет, исследователи не знают. Они только предполагать могут, почти уверены, что Река Ветров устроена… вроде как для проветривания, чтобы воздух не застаивался и перемешивался. Но не для полетов уж точно. И еще говорят, что она – побочное действие гораздо более важных сил… вот мы крыло раскрываем, чтобы лететь, а его ветер с шорохом обтекает, так шорох ветра – побочное действие, вы понимаете?
Чего тут непонятного.
– Раз вы все равно по ветру летите, – спросил в следующий раз Михаил, – то почему бы не использовать шары с легким газом? Ведь наш воздушный корабль летит медленнее ветра, а шары будут точно со скоростью ветра лететь… ну, почти.
Мард объяснил:
– Чтобы лететь быстро, нужно держаться в середине Реки Ветров, в самом быстром потоке, для этого нужно управлять полетом… мешок с легким газом может только поднимать или опускать, в сторону не свернешь, так что его обязательно вынесет из серединного потока в сторону, где ветер медленный. Чтобы обратно в серединный поток вернуться, нужно опуститься, перенести мешок по поверхности, а потом – снова подняться. И так придется много раз делать, потому мешки с легким газом не подходят. Еще можно летать на шарах с двигателями… вернее, они не шары, а вытянутые, как рыбы… вы такие штуки называете дирижаблями. Некоторые общины их используют, чтобы на небольшие расстояния летать, правда, они потом долго возвращаются. Они все равно слишком неповоротливы, двигатель постоянно работает, чтобы в срединном течении удержаться. И они только на спокойных отрезках Реки летают.
– А есть и неспокойные?
– Да, в Реке Ветров есть… неоднородности. Вихри встречаются: вертикальные, горизонтальные, наклонные. Бывают, которые постоянно на одном месте держатся, – эти легко обойти, а бывает, на некоторых участках, что они могут в любом месте вдруг возникнуть. Такие вихри даже для нашего корабля опасны, если капитан неопытный или впередсмотрящие невнимательные, а для этих дирижаблей… А еще, бывает, Река между горами проходит, так там – сплошные вихри, на дирижабле пришлось бы через верх… выше гор лететь. А над горами лететь тоже опасно.
– Тогда можно использовать летающие шары иногда… на спокойных участках, – не сдавался Михаил.
– Мы их на самом деле часто используем, – сообщил Мард. – Но не чтобы сам корабль летел, мы на них спускаем пассажиров или грузы, чтобы не сажать корабль слишком часто. Взлететь то нам непросто и не отовсюду возможно.
Над океаном летели долго. Несколько раз встречались плавучие острова, большинство из них – в сопровождении множества парусных суденышек, обычных, с мачтами. Кроме того, на некоторых островах видны были ритмичные вспышки, вроде светомузыки, над некоторыми курился дымок. Все это – суденышки, вспышки, дым – признаки заселенности островов людьми.
Показался берег, опять с шхерами и фьордами. А дальше – поверхность как будто завалена комьями желтой ваты.
– Это съедобные кусты, – объяснил Мард. – Здесь живет очень много людей.
– И что они тут делают?
– В основном – едят. Почти все время, когда не спят.
Во жизнь.
– И что, вкусно? – поинтересовался Михаил.
Мард степенно подтвердил, добавил:
– Съедобные кусты не просто вкусные, когда ветку куста ешь, она становится того самого вкуса, который тебе хочется прямо сейчас. Даже если ты сам не до конца понимаешь, чего тебе хочется. Потому сюда и стремятся многие.
Михаилу представилась картинка: стадо людей на четвереньках объедает кусты. Пасутся. Потом другая картинка: возлежат толстяки с лицами философов, рядом с каждым – кучка веток, протягивают руку, берут веточки по одной и самозабвенно смакуют.
– А вы сами пробовали эти кусты?
– Да. А Дит вообще жил здесь несколько десятков тысяч переходов.
Авиаторы измеряли в шагах и переходах не только расстояние, но и время. То есть, скажем, период в сто шагов – это время, которое требуется, чтобы эти сто шагов пройти, логичная система. А переход – десять тысяч шагов, значит, один из авиаторов, Дит, провел в съедобных кустах несколько лет.
– А почему Дит оттуда… ушел? – спросил Михаил.
Мард, пожав плечами, ответил:
– Говорит – наелся.
В стране съедобных кустов приземляться не стали, однако высадили одного пассажира – спустили на воздушном шаре.
Для этого корабль вышел из быстрого потока Реки Ветров и полетел медленнее ветра на предельно малой скорости, только чтобы высоту удержать. Раскрыли нос корабля, развернули и спустили с мостика пока что сдутый шар, посадили его на привязь, чтобы не улетел раньше времени, а к самому шару – пристегнули на лямках пассажира, который хотел остаться в съедобных кустах ради гастрономических наслаждений. Стали наполнять шар легким газом (Михаил так и не выяснил, гелий это или водород). Шар начал подниматься, взлетел, под действием ветра забился на привязи – корабль даже слегка потряхивало. Раздулся шар до немаленьких размеров – метров пять в диаметре – и подвешенного на лямках человека чуть оторвало от мостика. Часть газа из шара выпустили – с таким расчетом, чтобы человек медленно на шаре спускался. Потом отцепили шар от корабля, пассажир спокойно сошел с мостика, и плавно улетел вперед и вниз. А корабль начал подъем и вскоре снова оказался в быстром потоке Реки Ветров.
Пересекли на большой высоте горную гряду, внизу оказалась другая местность – поверхность похожа не то на чешую, не то на барханы. Мард рассказал, что это – страна спящих. Если в стране съедобных кустов только и делают, что едят, здесь – дрыхнут в каких-то коконах, хоть бы и тысячелетиями. Ну что ж, в том, что эти две страны расположены рядом, есть определенная логика.
Но когда Михаил рассказал об этой логичности Марду, тот не согласился:
– Слишком по разными причинам люди добираются до страны съедобных кустов и страны спящих. К съедобным кустам стремятся те, кто хочет как можно больше удовольствий получить. А в страну спящих – чтобы… ну, чтобы время сократить для себя. К примеру, беглецы-преступники, хотят дождаться, пока срок давности их преступления выйдет… хотя им, конечно, не обязательно во сне ждать. Или кто-то ждет, пока у него в стране плохие времена пройдут… или пока построят что-нибудь. Чтобы интерес не пропал, а то если просто так очень долго ждать, то уже потом не радует.
В стране спящих совершили посадку, корабль опять приводнился на озере. Точнее, оно было больше похоже на кратер, потому что располагалось на вершине горы. Встретили авиаторов несколько человек в лодках. Люди были разных рас – и европейской внешности, и смуглокожие, и даже какие-то серые.
Местные жители по-быстрому провели переговоры с капитаном, сгрузили с корабля какие-то ящики. Сошел один пассажир, зашли двое.
В этот раз корабль взлетел как настоящий планер, со склона. Для этого было предусмотрено специальное сооружение, трамплин из упругих катков в виде желоба, подходящего по форме ко дну воздушного корабля. Местным пришлось потрудиться, чтобы отбуксировать корабль к берегу и вытащить его лебедками на верхушку трамплина – имелся для этой цели уходящий в воду пандус с катками. Однако взлетели без проблем, быстро поймали восходящий поток, который вынес корабль аккурат к Реке Ветров.
После «барханов» начался лес, причем граница между ними была резкой. Что это за лес, живут ли там люди – никто из авиаторов не знал. Пассажиры, может, и знали, особенно те, кто улетал их страны спящих, но не говорили.

А у Михаила усилилось нехорошее предчувствие. Что-то скоро произойдет, неприятность какая-то опасная. Стал мысленно перебирать варианты, вычислять, какие мысли сильнее всего тревожат, откуда опасность. Метод тыка получается, а что делать?
С самим кораблем вроде все в порядке, с авиаторами – тоже. И с поверхности ничего не грозит. Груз? Пассажиры? Точно, опасность будет исходить от пассажиров. И что это будет, воздушный терроризм? Да нет, что-то другое… а что?
Пытаясь вычислить опасность с помощью своего чутья пролазника Михаил перенапряг воображение. И нервы. Он уже сам не понимал, пугает его воображаемая ситуация, или нет, потому что устал воображать, испытывал в основном злость на чутье пролазников, которое не дотягивает до дара предвиденья.
Но неприятности приближались. Неумолимо.
– Вон, – показал Мард вперед по курсу корабля. – Там еще двух пассажиров высадим.
Впереди невооруженным глазом ничего особенного видно не было, а глаз, вооруженный телескопом, разглядел на поверхности кучку прямоугольников и дымок.
– Это селение целителей, – объяснил Мард.
– Целителей?! – удивился Михаил. – Здесь же и так любые болячки сами проходят! Или не любые?
– Любые, – развеял сомнения Мард. – Даже отрубленное вырастает… если не голова. А так – вырастает, у меня пальцы на ноге отросли. А у Диза – глаз.
– Тогда чем занимаются целители? Что они лечат?
– А это если кто своим телом недоволен… К примеру, ростом хочется выше быть, или чтобы лицо красивее было. Правда, лица менять целители не очень берутся, а то всякие преступники будут таким способом прятаться. Еще некоторые хотят себе рисунки на теле делать… не знаю, зачем это надо.
Предстоящие неприятности явно были связаны с высадкой пассажиров в селении целителей. Михаил выяснил, что посадки не будет, пассажиров действительно «сбросят» – на шарах с газом.
Что делать, попробовать предупредить капитана? И что капитану сказать, если Михаил и сам не знает, откуда опасность грозит? Перенапряг воображение, теперь вообще какая-то муть в голове, но так до конца и не разобрался, что будет.
Пошел смотреть, как пассажиры будут прыгать с корабля. Встал, как обычно в сторонке, чтобы никому не мешать. Чутье вообще-то подсказывало, что здесь, на носу – самая опасность и будет, но и понятно было, что Михаил может опасность ликвидировать, если вовремя вмешается.
Первой «сошла с корабля» чернокожая женщина, спокойно и буднично, как будто каждый день на аэростатах катается.
Второй пассажир – плотного сложения мужик – тоже вел себя спокойно, проводил долгим взглядом улетевшую женщину, поднимал руки и поворачивался, когда лямки пристегивали.
Но опасность исходила именно от него. Михаил держал руку на пистолете и мучался сомнениями: сможет, если что, выстрелить, или не сможет. Скорее всего – нет, Гри о таком предупреждала во время тренировок по стрельбе. Говорила, что, если много стрелять по мишеням, то потом и по людям – проще, но, оценив душевный склад Михаила, пришла к выводу: ему понадобится буря в душе, чтобы кого-то убить.
А плотный пассажир вдруг начал потеть. Только что не потел, хоть и бледноват был, и – на тебе, выступил у него на лбу пот крупными каплями. Испугался прыгать? Или что-то другое?
Пассажир посмотрел на шар, на поверхность с высоты, развернулся, и спокойно произнес:
– Я не пойду.
Вот оно. Начинается.
– Что? – не понял авиатор, который готовил плотного к спуску на шаре.
– Я не буду прыгать, – ответил плотный так же спокойно, даже расслаблено.
– Но вы оплатили полет только до селения целителей! – возмутился авиатор.
– Я не думал, что мне придется прыгать, – с некоторым нажимом сказал плотный пассажир. – Я думал, что ваш корабль сядет.
– Но мы не можем садиться, у целителей ничего не готово! – подключился другой авиатор. – Их пруд не заполнен водой, катапульта не собрана…
– Вы можете сесть, – все так же хладнокровно произнес плотный пассажир.
– Да, но взлететь потом… мы потеряем время! – не соглашался авиатор.
Плотный принялся молча отстегивать лямки.
К нему подступила Иван, видимо, у авиаторов был заготовлен и отработан на практике план, как спихнуть трусливого пассажира, если тот прыгать передумает. В общем, не сложно – отстегнуть шар и спихнуть пассажира вниз. Но плотный – мужик здоровый. Наверное, потому Иван и влезла, по некоторым ее ухваткам можно было заподозрить, что она знакома с рукопашным боем.
Иван на ходу говорила:
– Мы не собираемся садиться. Если вы не хотите прыгать, то придется лететь с нами дальше. Конечно, мы рано или поздно сядем, но ведь вы пожалеете, что не прыгнули.
Неправильно она говорит, неоднозначно. Имеет ввиду, что следующая посадка – очень далеко от селения целителей, плотному придется долго и некомфортно возвращаться. Но понять можно и так, что если плотный не прыгнет сейчас, авиаторы устроят ему захватывающие приключения. Плотный снова потянулся к лямкам, уже нервно.
В этот момент другой авиатор спустил с привязи шар, тут и должна была Иван вступить, даже быстрый шаг сделала. Но плотный услышал щелчок карабина и не растерялся – ударил близко стоящую Иван, пока шар не понесло ветром, стропы не натянулись и не дернули плотного. Умело ударил: замахнулся правой, врезал левой. Правый кулак занес далеко за голову, от такого удара можно десять раз увернуться да еще успеть перекусить. То есть замахивался он для отвлечения внимания Иван. А удар левой был короткий, жесткий. Прямо в нос, Михаил явственно расслышал тошнотворный хруст хряща под кулаком.
«Он владеет кулачным боем. Но я быстрее его», – мелькнуло в голове у Михаила.
Иван упала на стоящего рядом авиатора, который только что плотного в лямки затягивал. А сам плотный выхватил странного вида прямоугольный пистолет, и направил его не на Иван, и не куда-нибудь, а на баллон, из которого только что шар газом наполняли. Холодно произнес:
– Сейчас вы посадите корабль.
Судя по реакции авиаторов, выстрел в баллон – что-то страшное. Все-таки, в баллоне водород.
Иван, из носа которой хлестала кровь, попыталась встать, но плотный заорал:
– Лежи, убью!!!
На шум уже прибежали почти все авиаторы, одна – с луком и стрелой. Натянула тетиву, целясь в плотного. Плотный лучницу проигнорировал.
Диз быстро встал между плотным и баллоном – своим телом прикрыл. Хорошее решение, если учесть, что в мире Обитаемое Пространство пулевые ранения не слишком опасны.
– Пробьет насквозь, – презрительно ухмыльнулся плотный. Спокойно приказал:
– Спускайтесь.
Авиаторы не прореагировали. Диз мягко заговорил:
– Послушайте, но вы же сами понимаете, что…
– Спускайтесь! – зло перебил плотный. Он пытался одной рукой отстегнуть лямку, получалось не очень.
А Михаил чего, так и будет сидеть с пистолетом в руках? Надо действовать, но что делать? Стрелять? Нет, стрелять не хочется. И дело тут не только в том, что духу не хватает убить, похоже, чутье удерживает от выстрела: пуля может пробить навылет плотного и попасть в шар, если там действительно водород, то может быть взрыв, а тут еще и баллоны рядом.
Метнуть нож-яасен? Не то чтобы Михаил так уж овладел искусством метания ножей, но ригсиса он свалил, еще не начав учиться этому мастерству, может и сейчас получится, включится та посторонняя сила, которая управляла Михаилом в селении ирчей. Если попасть в солнечное сплетение или в левый глаз, плотный не выстрелит… Тут Михаил представил, как нож втыкается в глаз, причем – самому Михаилу. Раз – и нет тебя.
Руки ослабели, подкатила тошнота. Метание ножей отпадает.
Значит – в рукопашную. У пистолета плотного спусковой крючок под стволом, как и у земных, это хорошо, легче будет вывернуть, чтобы не выстрелил. А то есть здесь пистолеты, у которых спуск сделан сбоку, под большой палец – с такими сложнее.
Только плотный слишком далеко стоит, как бы подкрасться?
Михаил поднялся, выставил руки вперед, прохрипел:
– Нет, нет… я не хочу… Не надо! – и пошел вперед, бормоча что-то невразумительное и покачиваясь. Не на плотного – мимо него, как будто собирался прыгать с корабля без газового шара или парашюта.
Плотный сначала смотрел на землянина непонимающе. Потом непонимание сменилось подозрением и решимостью, плотный начал движение, чтобы перевести прицел пистолета на Михаила. Может припугнуть хотел, может на всякий случай целился. А может – решил пристрелить непонятного пассажира. Чтобы остальные испугались, поверили в серьезность происходящего.
Но Михаил был уже достаточно близко: рывком сократил дистанцию и отработанным круговым движением вывернул пистолет из руки плотного. А потом – врезал снизу вверх локтем в подбородок. Вообще-то первоначально Михаил планировал, обезоружив плотного, отскочить, чтобы потом уже из двух пистолетов в него целиться. Но вот, как-то само получилось. Почувствовал, что плотный, утратив оружие, не растерялся, успевал что-то сделать – ударить Михаила или схватить – и ударил на опережение. Вся схватка заняла не больше трети секунды.
Плотного слегка подбросило, и он повис мешком на стропах, медленно оседая. Михаил толкнул нокаутированного врага ладонью вперед, тот свалился с края мостика и, повиснув на стропах освобожденного шара, медленно полетел. Вперед и вниз.
Чистая победа. Но откуда у Михаила, простого, мирного человека такая отвага? А все дело в том, что плотный встал на пути между Михаилом и Никой. Также наука Гри помогла отнестись к ситуации без эмоций, по-деловому. Холодок внутри присутствовал, но страх был отдельно, схватка – отдельно. Гри не раз повторяла, что борьба посланников – не только техника, но и восприятие драки, такое особенное, холодно-рассудочное. И предупреждала, чтобы отношение к драке не превратилось в отношение к жизни, потому что это может привести к пассивному равнодушию, или к бесчеловечной жестокости в достижении целей.
Тем временем лучница подбежала к краю мостика, натянула тетиву.
– Не стреляй, – прогундосила Иван. – Если его труп найдут, потом не оправдаемся.
Она уже сидела, привалившись к борту, зажимала пальцами нос.
Лучница опустила оружие.
Михаил отдал трофейный пистолет подошедшему Дизу, тот ловко разобрал оружие на запчасти.
Тем временем лучница наблюдала за сброшенным плотным через телескоп. Сообщила:
– Очнулся! – и через некоторое время:
– Все, он уже на поверхности, отстегнул мешок.
Иван осмотрел один из авиаторов, что-то тихо сказал, Михаил не расслышал. Иван набила себе в ноздри мягкой «кошмы», взяла в зубы валик из ткани и вцепилась пальцами в штанины. Сейчас ей сломанный нос будут вправлять, а это больно. Но нужно, причем – немедленно, иначе может неправильно срастись. Учитывая, насколько быстро здесь все заживает, срочность понятна.
– Подождите! – сказал Михаил, подошел, нажал Иван пальцами на особые точки за ушами – это должно снять боль.
Иван издала сквозь валик удивленно-удовлетворенный звук. Авиатор неуверенно глянул на Михаила, вдохнул и сильно дернул своего капитана за нос. Иван только слегка вздрогнула, а боль должна была быть – завоешь. Действует акупунктура Гри.
Михаил убрал пальцы не сразу, ждал, пока у Иван пройдет остаточная боль. Когда убрал, женщина все же слегка ойкнула. Но не закричала.
Вытащив изо рта валик Иван прогундосила:
– А тот исследователь… Инс, он говорил, что вы воин.
– А разве я на самом деле не воин? – немного обиделся Михаил.
– Вы умеете сражаться, умеете хитрить, вы отважны, – засыпала Михаила комплиментами Иван. – Но вы для воина слишком… мягкий. Вы не стали убивать этого… пассажира. И мне сейчас помогли не просто так… вы мне сочувствовали по-настоящему. Воины жестоки, они относятся к чужой боли равнодушно… или с презрением.
– Раскусили вы меня, – ухмыльнулся Михаил. – А этот, плотный… этот пассажир с пистолетом, его действительно надо было убить?
Иван пожала плечами, мол, может и стоило. И прогундосила команды закрывать нос корабля и набирать высоту. Инцидент исчерпан, летим дальше.
А Михаил никак не мог успокоиться.
– Так что это было? – спросил он через некоторое время Марда. – Почему он пистолет выхватил и вообще?
– Испугался, я думаю, – ответил авиатор. – Может быть что-то другое, может быть он хотел, чтобы мы сели, потому что нас там ждали внизу… что-то из нашего товара кто-то хотел присвоить, дружки этого угонщика. Но вряд ли, он бы тогда до самого последнего момента не тянул, я думаю. Можно корабль и по-другому заставить сесть, руль повредить…
Тут Мард остановился, глянул искоса на Михаила. Дружба дружбой, но лучше эту информацию попридержать. Мало ли кому Михаил потом разболтает, как заставлять корабли садиться.
Действительно, если у плотного с самого начала была цель посадить корабль, непонятно, почему он ждал до последнего момента? С другой стороны…
– Он слишком спокойно действовал, – сказал Михаил. – Слишком хладнокровно. Потел, конечно, но… да он, если разобраться, даже смело себя вел.
– Это был другой страх, – объяснил Мард. – Не паника и не ужас перед высотой, это был страх… осознанный. Он просто, я думаю, давно уже шел к селению целителей. Может быть даже всю жизнь. И он побоялся, что погибнет, уже когда добрался. Сам не верил, что добрался, не мог поверить в свою удачу, понимаете?
– Все равно, – не соглашался Михаил. – Неужели он не понимал, что, наставляя на вас оружие, рискует больше?
– Да это все Зэн виноват, – зло отозвалась Син, та самая лучница, которая хотела в уже сброшенного с корабля плотного стрелять. Объяснила для Михаила:
– Зэн – это капитан другого корабля, у него тоже пассажир прыгать испугался, так того силой спихнули. Но поздно спихнули, уже когда пролетели безопасное место. И пассажир попал в восходящий вихрь, а потом его в самый быстрый поток Реки Ветров занесло. Так он ничего другого не придумал, как мешок продырявить, чтобы спускаться быстрее.
– Разбился? – переспросил Михаил.
– В том то и дело, что нет, только кости поломал. И начал всем рассказывать, что мы на дырявых мешках пассажиров сбрасываем. Мы-то не признаем, так а что толку?
– И этот… пассажир, выходит, слухов испугался?
– Выходит так, – подтвердил Мард. – К тому же, он, я думаю, не первый раз оружие наставляет. И получалось у него, я думаю, оружием своего добиться. Дело привычное, вот и не страшно ему было оружие наставлять. И все равно хорошо, что вы его победили, спасли нас, я думаю.
– Спас?
– Ну да. Он же не хотел бы, чтобы мы про его… про то, что он сделал, оружие наставлял, всем рассказывали. Особенно целителям, они из-за этого могут и отказать. Вот и пришлось бы ему всех нас убить после посадки и корабль уничтожить. Нам то пришлось бы далеко от селения целителей садиться, на какое-нибудь озеро, раз пруд у целителей не готов. Вот он бы и уничтожил свидетелей… без свидетелей.
У Михаила похолодело внутри. Запоздалая реакция.

Полет продолжался. Внизу проплывали еще какие-то страны, например – с жилищами внутри деревьев, которые не деревья совсем, больше похожи на грибы. Хотя и не грибы тоже.
Отношение экипажа к Михаилу изменилось (ну еще бы). С ним здоровались, отвечали на вопросы, приглашали на совместные обеды. Пытались обучить премудростям полетов на воздушных кораблях, но наука оказалась непростая. Михаил пока только сумел запомнить, по какой команде что делать, какие лебедки крутить, а динамику полета понимал плохо. Впрочем, авиаторы сказали, что за один полет всем премудростям не выучишься.
К тому же Михаила опять изводили предчувствия. Опасность приближалась, да еще какая – смертельная.
Стал расспрашивать, что там впереди, чего бояться. Понятно, что бояться надо людей, но чего конкретно от них ожидать? Стало быть, надо расспрашивать, что за люди живут.
– Дальше страны будут почти безлюдные, – рассказывала Син. – До самых стальных джунглей… это община такая.
– Закрытая? – переспросил Михаил. Было у него предчувствие, что предстоящие неприятности с этими самыми закрытыми общинами связаны.
– Нет, – усмехнулась Син. – Они во времена закрытых общин отгородились от соседей стальными джунглями… но над закрытой общиной мы тоже будем пролетать.
– Над какой?
– Мы даже не знаем, как она называется. Кажется, там поклонники какого-то божества, которому нужно как можно больше… поклонников.
Син задумчиво помолчала. Рассказала:
– Ер прислал весть с узла Системы Прямых Путей, что над этой общиной за ним гонялись… Ер – капитан другого воздушного корабля, он летит по Реке Ветров впереди нас.
– Гонялись прямо в воздухе? – напряженно переспросил Михаил.
– Да, на воздушной лодке. Устроена она была очень похоже на наши воздушные лодки, но из другого материала.
– А почему гонялись-то? Хоть это выяснили?
– Да. Закрытые общины никого не допускают на свою территорию, а эти… поклонники – даже над своей территорией никого терпеть не хотят. То есть, полеты над их общиной запрещены. Предупреждали наши воздушные корабли, что над ними летать нельзя. Ну, мы и поворачивали.
– Каким образом предупреждали?
– Они знают семафорный язык.
Семафорным языком авиаторы пользовались для общения на расстоянии, это нечто вроде азбуки Морзе.
– Как выучили – неизвестно, но знают, – продолжала Син. – Хотя семафорный язык – никакой не секрет, его еще во времена закрытых общин использовали, чтобы передавать сообщения, не пересекая границ.
– И давно там эта закрытая община обосновалась? Которая у нас на пути?
Син пожала плечами:
– Четыреста тысяч переходов назад там никто не жил.
Один переход – десять тысяч шагов, шаг – около полсекунды, значит около ста лет назад эта закрытая община образовалась.
– Там места слишком… скучные, – добавил Мард. – Также, как вокруг Школы, но исследователи специально там поселились, чтобы их меньше беспокоили, хотя и не отгородились от остального Обитаемого Пространства, на пересечении трех путей живут… Река Ветров, просто река и дорога. А эти… общинники, мы не знаем, откуда они пришли. Не мы их привезли, это точно.
– Может, на воздушных лодках? Ведь не зря же эта община на Реке Ветров находится… под Рекой, – предположил Михаил.
Син опять пожала плечами, сказала:
– Воздушная лодка у них есть, значит, умеют их строить.
– Так что там было с Ером? – спросил Михаил, почесав голову.
Син искоса взглянула на Михаила, решила:
– Надо поговорить с Иван. Это она сообщение от Ера получила, нам не все рассказывала.
Иван ничего скрывать не стала, рассказала все, что было в сообщении:
– Ер сбился с курса, и оказался над этой закрытой общиной. Сбиться с курса – это часто случается, если нет хорошего ориентира, а там его нет, возле той закрытой общины. Так ему даже семафорить не стали, просто взлетели несколько лодок…
– Несколько?! – встревожился Михаил.
– Да, несколько. И попытались приблизиться. Но Ер знает, зачем лодки над закрытыми общинами к случайным кораблям приближаются – чтобы сбить. Приблизиться к кораблю не дал, увернулся, а потом – сбежал на медленном взрыве.
Медленный взрыв – так авиаторы называли реактивные ускорители, которые имелись у корабля на всякий случай. Их использовали, чтобы взлететь, если корабль сядет в неподходящем месте, где никакого другого способа взлета нельзя организовать. Кроме того, на реактивных ускорителях можно быстро смыться, уйти от воздушной погони, как это сделал Ер.
– У одной из лодок тоже было устройство медленного взрыва, – задумчиво добавила Иван. – И эта лодка продолжала погоню… даже летела быстрее, чем корабль Ера. Но у нее закончилось горючее, она отстала.
– И что они собирались делать, когда догонят корабль? – допытывался Михаил. – Таранить? Или у них есть пулеметы?
– Пулеметов у них быть не может, – качнула головой Иван. – Для изготовления пуль требуется… тяжелый материал, а в той стране, где расположена община, нет ничего такого… подходящего. И в соседних странах тоже нет. Ближайшее место – дальний берег Малого океана, слишком далеко от той закрытой общины
– Так у них не могло быть пулеметов, потому что не из чего делать пули. А может им кто-то привез эти тяжелые материалы?
– Кроме нас – некому… а мы не привозили.
Под «мы» имелась ввиду община авиаторов.
– Ну а если все-таки сделали пулеметы с легкими пулями? – настаивал Михаил. – Они, конечно, не дальнобойные, но в воздушном бою все равно приходится в упор стрелять. В нашем мире так и было.
– Ер не разглядел пулеметов, – нахмурившись, сказала Иван. – Это есть в его сообщении. Кроме того, пулемет – очень сложное устройство, наша община не умеет их делать, а мы многое умеем.
– Значит, пулеметов нет. А что у них есть? Ведь не таранить же они, в самом деле, надеялись.
– У них были ракеты, – медленно сказала Иван. – Ер сообщил, что та лодка, которая на медленном взрыве за его кораблем гналась, напоследок, когда уже у нее кончилось топливо, выпустила две ракеты издалека. Но они даже не долетели до корабля… а если бы и долетели, то – прошли бы мимо. Хотя они взорвались… Но с близкого расстояния они могут попасть ракетой.
– Взорвались? – встрепенулся Михаил. – То есть, на осколки разлетелись?
– Да, – задумчиво, с тенью испуга пробормотала Иван. – Осколки могут нас… даже легкие. Придется внимательно курс прокладывать, чтобы случайно над той общиной не пролететь, как Ер.
– А Ер точно сбился с курса? – резко спросил Михаил.
– Точно сказать трудно… а что?
– Может, это та их община разрослась. Они же, Син говорила, считают, что их божеству нужно как можно больше поклонников, вот и… размножились.
– Да, в закрытых общинах так нередко и поступают, – сказала Иван медленно. – Женщины рожают одного ребенка за другим. Но… но тогда они уже широко расселились, под всей Рекой Ветров! Если над их общиной полеты запрещены… они нам путь перегородили!
– Только сейчас? – спросил Михаил. – Ведь они должны были постепенно… расселяться.
– Может, у них лодок не было, может идеология изменилась. Или как раз следующее поколение подросло, которому новую землю выделили. Или только сейчас стали внимательно наблюдать за воздухом.
Иван нервно похлопала себя по колену. Подумав, сказала спокойнее:
– Но Ера догоняли всего пять лодок… и всего одна с устройством медленного взрыва. Этого хватит, чтобы перегородить быстрый поток, но не всю Реку.
– Они могли построить еще, – вставил Михаил. – Раз Ера им не удалось перехватить, то они могли решить, что им нужно больше лодок. Сколько нужно времени, чтобы построить лодку?
Иван несколько секунд помолчала, Михаил даже думал, что она не станет отвечать. Тем не менее, капитанша рассказала:
– Это зависит от того, что есть для строительства лодки: какие материалы, инструменты. Если у них нет готовой ткани на плоскости, нет шаблонов… тогда они больше не построили ни одной лодки.
– А если все есть?
– Тогда могли построить тысячу. Но это вряд ли. Это наша община может, но мы строим лодки уже очень давно, накопили много приспособлений… Если у них есть один шаблон, то… могли еще две лодки построить… даже три.
– Того – восемь, – подсчитал землянин. – Это много или мало, чтобы перехватить нас в быстром потоке?
– Достаточно.
Иван была явно встревожена. Держалась хорошо: не делала лишних движений, голос не срывался. Не паниковала, однако понимала опасность.
– А если мы их общину по очень большому кругу облетим? – подал идею землянин. – Взлетим повыше и спланируем вдалеке от Реки Ветров? Запаса высоты хватит?
– Нет, там Река снизу вверх идет. Перед самой общиной – довольно низко, мы не сможем подняться очень высоко. И даже если запаса высоты хватит, мы окажемся слишком низко под Рекой: когда облетим общину, уже не получится в Реку подняться. Даже если мы используем медленный взрыв… И мы не знаем, насколько большой круг надо делать.
Иван потерла виски, встала со своего места, прошлась. Приняла решение:
– Все-таки попробуем облететь. Пойдем по самому краю Реки Ветров, в медленном потоке и на большой высоте, чтобы не заметили… это целый переход займет… а надо быстрее!
– Зачем быстрее? – переспросил Михаил, изобразив сильное удивление. Чутье подсказывало ему, что спешить нельзя ни в коем случае.
– Чтобы поменьше над этой общиной маячить. Меньше вероятность, что заметят.
– Поспешишь – беду догонишь, – сказал Михаил. – А разве могут заметить? Ведь мы можем подняться до такой высоты, что даже поверхности не видно, неужели могут увидеть корабль с поверхности?
– Могут, если в телескоп с фильтром. А у них наверняка есть специальные телескопы с широким обзором, которые позволяют увидеть воздушный корабль… есть такие фильтры, которые выделяют ореолом даже очень далекий корабль в небе… если на землю через телескоп с таким фильтром смотреть, то вообще… сплошной ореол.
Чутье подсказывало: решение Иван было, что называется, оптимальным. Могли заметить, могли и не заметить. А даже если заметят – не успеют организовать правильный перехват. Разве что неправильный, тогда – полно шансов удрать.
Иван собрала всех, кто был на борту – экипаж и трое пассажиров – рассказала про ситуацию. Все занервничали, а двое пассажиров захотели сойти с корабля до полета над закрытой общиной. Одного даже пришлось уговаривать, чтобы не прыгал с корабля прямо сейчас, дождался хоть какого-то человеческого селения. Когда они спрыгнули, Михаил остался единственным пассажиром на борту.
Против плана Иван никто не возразил. То ли потому, что она капитан, то ли ничего лучшего действительно нельзя было придумать.
Авиаторы начали готовиться, что-то в своем корабле укрепляли и регулировали, установили снаружи на бортах устройства медленного взрыва – длинные такие цилиндры. Так себе двигатели, в них нужно что-то залить, чтобы запустились, катализатор какой-то, а если не используешь потом в течение нескольких часов – придется выбросить, а то могут взорваться. К тому же запущенный медленный взрыв невозможно остановить, так и будет гореть, пока все топливо не выгорит.
Иван углубилась в навигацию: высматривала в телескоп ориентиры, прокладывала курс на картах, несколько раз брала у Михаила компас – проверяла свои выкладки.
Экипаж то был занят, а пассажиру ничего не оставалось, кроме нервничать. Михаил занялся дыхательными упражнениями, которым Гри обучила его, чтобы успокаивался перед поединком. Теперь он точно знал, что чувствуют новобранцы перед боем.
И вот час настал. Иван объявила набор высоты, корабль поднялся в самые высокие потоки Реки Ветров. Невооруженным глазом ничего вокруг не видно, кроме синевы. А оба телескопа заняты, авиаторы высматривают что-то внизу.
Михаил напряженно прислушивался к их редким репликам. Пока что ничего особенного: рассказывают про реки, озера, большие растения, холмы какие-то.
– Люди в надире! – сдавленным голосом объявил один из наблюдателей.
– Врагу мою судьбу, – отстраненно произнесла Иван. Это у них тут ругательства такие.
Правильно капитан ругается: наличие людей внизу означает, что корабль уже над территорией закрытой общины. Уже пересек границу, нарушил закон, наказание – смерть.
– Теперь – воздух, – спокойно скомандовала Иван наблюдателям. Те уже и сами перевели свои телескопы, чтобы наблюдать за окружающим пространством, высматривать вражеские воздушные лодки. Фильтры соответственные вставили.
Михаил не мог просто сидеть и ждать, стал тоже смотреть в окно, в ту сторону, куда никто не смотрит. Конечно, авиаторам лучше знать, с какой стороны может грозить опасность, но мало ли…
Нет, не «мало ли», это чутье пролазника подсказало, что делать. Едва только начал присматриваться – увидел далекие точки, крупинки. Плотная такая стайка. Как будто тусклые голубенькие звездочки на ярком зеленовато-голубом небе. Почти невозможно поверить, что эти точки, за которые и взглядом не зацепишься, несут смерть.
Но поверить пришлось, когда Михаил подбежал к ближайшему наблюдателю и сказал про точки, тот перевел телескоп и отчаянной скороговоркой доложил капитану:
– Право семь, низ три, лодки! –наблюдатель выдернул из телескопа фильтр, продолжил доклад:
– Семь лодок! Расстояние – одиннадцать тысяч шагов!
Иван отдала несколько команд. Четко, быстро, но все равно как-то лениво, кажется, она успокоилась. Почему? Потому что самое страшное уже произошло? Очень часто люди успокаиваются, как только узнают новость, которой особенно боялись. Или дело в том, что произошло не самое страшное?
Авиаторы закрутили рукояти, корабль начал подниматься, уходил все дальше в сторону от быстрого потока Реки Ветров.
Иван потребовала у наблюдателей доклад о действиях врагов.
– Прямо на нас идут, – ответил тот спокойно и даже с ленцой.
– Не перехватят, – уверенно заявил Мард. – Увернемся, что бы они не делали.
– А если они… на медленном взрыве? – осторожно поинтересовался Михаил.
– Все равно увернемся, они очень далеко.
Воздушные корабли Обитаемого Пространства на медленном взрыве летают быстро, но сильно теряют в маневренности. Они гораздо менее прочны, чем сделанные из металла земные истребители, попытка резкого поворота в любую сторону в лучшем случае не удастся, а может и корабль развалиться на части. Потому, как только запускается медленный взрыв, корабль или лодка летят фактически по прямой, могут повернуть всего лишь на пару градусов, по очень широкой дуге. Если лодки-преследователи попытаются настигнуть на медленном взрыве, корабль успеет увернуться даже в медленных потоках, например – сорвется в пике.
Иван сама перешла к телескопу, стала наблюдать за стайкой преследователей, время от времени отдавая команды. Корабль поднимался все выше, немного рыскал из стороны в сторону. Ветер был уже совсем слабый, корабль летел медленно как никогда – это Михаилу другой наблюдатель сообщил.
– Старые у них лодки, – комментировала Иван. – Сделаны недавно, но устройство – старое. Неуклюжие совсем, плоскости тугие… даже если бы они попробовали нас обложить по всем правилам, мы бы все равно ушли. А так – они все кучей держатся… никто их перехвату не учил.
Преследователи действительно держались кучей и, кажется, сами не знали, что делать. То пытались пристроиться в хвост кораблю, то уходили вниз и ближе к быстрому потоку Реки Ветров. Потом опять возвращались кораблю в кильватер.
Мард объяснял Михаилу, что пилоты лодок стремятся приблизиться к кораблю, чтобы выпустить ракеты, а может – взять на таран. Но при выбранной Иван тактике это почти невозможно: что бы не предприняли общинники, авиаторы успеют сманеврировать и разорвать дистанцию. Даже если враги разделятся: часть лодок уйдет в быстрый поток Реки Ветров и попытается опередить корабль, часть – останется за кормой, – это все равно, что ловить пылинку в воздухе длинными прутьями.
А Михаила что-то всерьез беспокоило. Он изо всех сил пытался понять, что, и ему удалось: почему не залит катализатор в устройства медленного взрыва? Михаил так и спросил у Иван.
– Что бы они не делали, мы уйдем от них без медленного взрыва, – нейтрально ответила капитанша.
Михаил почувствовал, что мешает человеку, от которого зависит жизнь, и не чья-нибудь, а Михаила. Но Иван смотрела на пассажира как-то вопросительно, ожидала аргументов.
– Это могут быть… не все лодки, они могли послать еще лодки вперед… – забормотал землянин. – По быстрому потоку, и они нас там ждут… если мы уйдем в быстрый поток, то тогда эти лодки… которые здесь, они будут гнаться за нами сзади, а те будут ждать впереди… в общем, это может оказаться ловушка… то, что они здесь себя ведут так, что мы можем от них легко уйти…
Михаил сам прекрасно понимал, насколько скомкано и неубедительно говорит. Но Иван ему поверила, отдала приказ:
– Залить медленный взрыв. Диз – впередсмотрящий.
Диз побежал к переднему телескопу, авиаторы быстро залили катализатор в устройства медленного взрыва с помощью больших непрозрачных шприцов.
Михаилу стало спокойнее. Значит – все правильно, значит, надо было добиться, чтобы катализатор залили. Значит – реактивные ускорители пригодятся.
– Если впереди нас ждут, то это плохо, – рассуждал Мард для Михаила вслух. – Это сейчас, когда мы в медленном потоке идем, то можем легко увернуться, уйдя в быстрые потоки, а там… там придется из быстрого потока выходить, а они будут оставаться в быстром потоке. Они смогут к нам… приблизиться. Да, правильно, нужно быть готовыми уходить на медленном взрыве.
– Если у них ничего не заготовлено на этот случай, – вставил другой авиатор.
– Обманем, – уверенно проговорил Мард.
Михаил плохо понимал, почему их не могут перехватить в медленном потоке, но могут в быстром. Но авиаторам виднее.
Вся эта непонятная гонка в медленном потоке продолжалась не меньше получаса, Михаил даже решил, что так и долетят до границы территории этой закрытой общины.
Но Иван улучила момент, когда лодки общинников-поклонников были в самом невыгодном для врагов положении, отдала команду, и воздушный корабль, вильнув и завалившись набок, резво вошел в быстрый поток Реки Ветров. Лодки общинников тоже предприняли торопливые маневры, но – отстали. Две из них запустили медленный взрыв, однако Иван это вовремя заметила, корабль еще раз сманеврировал – и реактивные лодки, оставляя слабый дымный след, прошли мимо, одна – в хорошем полукилометре от корабля, другая – еще дальше. Эти двое врагов проскочили всю Реку Ветров насквозь, вышли из нее, пока смогли повернуть, чтобы лететь хотя бы параллельным с кораблем курсом. Корабль к тому времени уже летел в быстрейшем потоке, да еще и снижался, его скорость была больше, чем у этих двух лодок. А остальные лодки отстали вообще безнадежно.
Неужто – прорвались?

Но тут Диз отчаянно выкрикнул с носа корабля:
– Лодка впереди! Только что взлетела!
Иван замерла. Растерялась? Нет, она быстро отдала несколько приказов, и корабль уменьшил скорость, чтобы с этой передней лодкой пока что не сближаться. Лодка может сама полететь им навстречу, но, все же, время выиграно.
– Медленный взрыв? – предложил кто-то из авиаторов.
– Они ждут, что мы это сделаем, – быстро вставил Михаил.
– А что они могут сделать? – возразила Син. – Лодка впереди только одна, если возьмем курс подальше от нее и запустим медленный взрыв, то она попросту не успеет нас перехватить.
– Разве что погонится за нами на медленном взрыве, – поддержал Михаила другой авиатор, которого звали Кон.
– Или взорвет ракеты у нас на пути, – добавила Иван.
– Да, так он и сделает! – быстро согласился Михаил. Это ему чутье подсказало.
– А если погонится, то тоже может выпустить ракету так, чтобы она взорвалась у нас на пути, – твердо продолжала Иван. – Попасть ракетой прямо в корабль с большого расстояния он не сможет… разве что нам очень не повезет. Но если ракета взорвется впереди, то мы влетим прямо в осколки.
– Но мы не можем здесь висеть, нас остальные лодки настигнут! – занервничал еще один авиатор, Дит.
– Может, за товаром укроемся и лебедки прикроем? – неуверенно предложил Кон.
Иван досадливо отмахнулась от предложения, но Кон горячо продолжил:
– Осколки у них легкие, они даже мешок ткани не пробьют, а если корпус продырявят, или окна, или даже если тяги перережут…
– Если хоть один осколок попадет в крыло, оно развалится, – резко перебила Иван. И решила:
– Мы его обманем. Дымовым нырком.
Мард при этих словах облегченно вздохнул, полез в какой-то ящик. Иван засыпала приказами, остальные авиаторы были немного напуганы предстоящим маневром, но прекословить не стали.
Михаил плохо понимал, что происходит, из приказов составил лишь примерное представление о плане Иван: если воздушный корабль складывает крыло, и если возле него появляется дым, то это верный признак того, что корабль переходит на тягу медленного взрыва, превращается в реактивный самолет. Но геометрию крыла их корабля можно изменить таким образом, что его площадь не уменьшится, хотя, если смотреть спереди – покажется, что крыло сложили перед переходом на реактивную тягу. Можно даже так сориентировать другие плоскости, что корабль начнет набирать скорость, а если еще дым добавить, то пилот вражеской лодки наверняка подумает, что медленный взрыв запущен, только топливо еще не разгорелось. И выпустит свои ракеты, если такой был у него план, потому что корабль на медленном взрыве набирает скорость резко, маневрировать при разгоне не может, иначе – сорвется в штопор. И, если ракета взорвется точно по курсу, корабль неизбежно влетит в осколки.
Но, допустим, вражеский пилот купится, и выпустит ракеты, дальше что? Или авиаторы рассчитывают, что на этом ракеты у врага кончатся? К тому же враг не станет выпускать свои ракеты, пока не увидит, что корабль уже разогнался, тогда легче будет стрелять так, чтобы взрывы произошли прямо по курсу корабля.
Когда Мард поджег дымовую шашку, то пошло неожиданно много дыма. И ветром дым вынесло вперед, хорошая маскировка, теперь враг не увидит первоначального маневра корабля. А Мард зажег еще одну шашку, на носу.
Корабль после очередного приказа Иван клюнул носом и сорвался в пике. Падал буквально камнем, невесомость наступила.
– Он опоздал! – удовлетворенно констатировала Иван, которая наблюдала за врагом в телескоп. Это означало, насколько понял Михаил, что враг не разгадал маневра Иван, не успел вовремя пойти на перехват.
Михаил, предчувствуя перегрузку, вцепился в какое-то крепление, однако выход из пике прошел достаточно плавно. Через несколько секунд Иван отдала команду поворота влево, а потом следующую:
– Поджигай! – и авиаторы с помощью особых приспособлений запустили устройства медленного взрыва.
Раздалось оглушительное шипение, корабль рванул вперед так, что Михаил едва не упал. Общаться теперь придется на языке жестов, хорошо, что Михаил его выучил и в звуковой, и в «немой» варианты цефана.
Кон, который был ближе всех к Михаилу, весело улыбаясь, сообщил: «Он не выдержал. Он перешел на медленный взрыв раньше нас. Мы от него оторвемся».
Михаил и сам видел в окно, что вражеская лодка рванула с места, оставляя белый след, до команды Иван запускать медленный взрыв, и что летит враг расходящимся с кораблем курсом.
Но Иван, которая перешла на кормовой телескоп, быстро развеяла радость, просигналив: «Он очень маневренный. Он очень резко повернул. Он заходит нам в хвост».
И самое пугающее: «Он быстрее нас».
«Очень маневренный» – сильно сказано, вражеская лодка поворачивала плавно. Но все же – поворачивала, и все же зашла в хвост воздушному кораблю. Не то общинники-поклонники изобрели особо прочную лодку, не то пилот попался особо рисковый, обычная лодка даже при таких плавных поворотах могла потерять плоскость.
И теперь враг догоняет, хотя очень медленно.
И что дальше? Враг приблизится и выпустит свои ракеты, чтобы те взорвались прямо по курсу корабля. И корабль влетит в облако осколков. Возможности этих ракет авиаторы и Михаил уже обсуждали, пришли к выводу, что менять время взрыва на ракетах нельзя, они тупо взрываются, когда пролетят семьсот шагов, как те, которыми стреляли по кораблю Ера.
Значит, врагу нужно сократить расстояние до семисот шагов, чтобы наверняка сбить воздушный корабль.
Пока что до вражеской лодки тысяча шагов… нет, уже девятьсот семьдесят, как сообщила жестами Иван – в ее телескопе имелся дальномер.
Иван отдала приказ: готовиться к тому, чтобы покинуть корабль. Раскрыли корму, как до того раскрывали нос, чтобы высадить пассажиров (сейчас не ветер обгонял корабль, а наоборот), притащили сдутые шары и баллоны с водородом.
Чутье подсказало Михаилу, что сейчас – далеко не лучший момент, чтобы высаживаться. Предчувствия подтвердил Диз, который посмотрел вниз через телескоп и сообщил, что видит внизу людей, то есть корабль все еще над этой проклятой закрытой общиной летит, ведь могли же общинники расселяться вдоль Реки Ветров. Скажем, на воздушных шарах перемещались, чтобы пешком не ходить. Кроме того, воздушный шар – слишком легкая добыча для врага на воздушной лодке.
Иван приказала повернуть, если общинники действительно только под Рекой селятся, то надо из Реки выходить, чтобы хотя бы высаживаться не над вражеской территорией. Все равно – плохо, их высадку наверняка заметит преследователь, сообщит своим, и те организуют встречу внизу. Пока что Иван больше ничего не могла предпринять, кроме как тянуть до последнего с высадкой, вдруг что-нибудь случится.
Плохо быть безоружным. Только и есть на борту, что два пистолета, лук Син и всякие там палки да ножи, а с пистолетом против ракет… Яасен, что ли, метнуть навстречу врагу? Нет, ничего не выйдет.
А может – попробовать из пистолета? У Михаила десять запасных обойм, по четырнадцать зарядов в каждой. Конструкция у пистолета и пуль такая, что вполне можно стрелять на тысячу шагов, если навесом. Во всяком случае, так говорили исследователи, которые дали Михаилу это оружие. Точности не будет, но, раз зарядов много, можно попытаться нашпиговать воздух перед вражеской лодкой пулями, авось хоть одна попадет.
Михаил метнулся за своей сумкой, потом – на корму, которую уже раскрыли. Сел на палубу, расставив ноги и опершись спиной о стойку, поднял пистолет обеими руками.
Палуба подрагивала, порой – крупно, а мишень выглядела точкой. Да еще и стрелять навесом, то есть наводить пистолет нужно не прямо во врага, а выше… нет, план нереален. Хотя бы потому, что Михаил даже примерно не представляет, насколько выше мишени надо целиться. Можно поварьировать углы между направлением на цель и стволом, но… почти никаких шансов, даже у настоящего снайпера, а уж Михаил… В таких условиях ему стрелять еще не приходилось. У него вообще не очень то получалось стрелять, упражнения по стрельбе на скорость он выполнял плохо. И по движущейся мишени тоже недостаточно часто попадал, редко, чтобы с первого выстрела. Когда соревновались, кто попадет в мишень первым, Михаилу так и не удалось ни разу выиграть ни у Гри, ни у Нети, ни у Ога. Единственное, что получалось хорошо, даже очень – обычная стрельба по неподвижной мишени, когда можно целиться сколько угодно. Он целился до тех пор, пока им не овладевала особая такая уверенность, что не промахнется. Можно заподозрить, что помогало чутье пролазника.
Наверное, имеет смысл и сейчас воспользоваться чутьем.
Михаил поднял оружие, вдохнул, выдохнул, вдохнул до половины. Нет, не выходит, прицел гуляет вовсю. Но не позволил себе разочароваться, очищал разум от мыслей. И таки достиг покоя, хотя чувствовал – этого мало, нужно еще. Хотя куда еще? Оказалось – есть куда, покой преобразовался в нечто большее, чем покой, – во внутреннюю пустоту. Пустота, уже как будто самостоятельно, разрослась, и Михаил сам стал пустотой, стал ничем, растворился в мире, исчез. Как будто умер. И время словно остановилось.
«Воскрес» быстро, но не моментально, сначала появилось восприятие окружающего мира, потом мир стал четче, разделился на детали, потом, наконец, Михаил осознал самого себя. И переходы между этими этапами были плавными.
Рука еще чувствовала отдачу, уши – прорвавшийся сквозь шипение медленного взрыва звук выстрела.
Окончательно вернул Михаила из его сверхотрешенного состояния визг Иван:
– Попал!!! – у капитана получилось громче, чем у реактивных ускорителей.
Попал?
Михаил отыскал в синеве неба точку вражеской лодки. Да, лодка летела неровно, вихляла. А потом и вовсе ушла вниз, штопором. Даже, кажется, от нее что-то отваливалось.
Иван тем временем облегченно просигналила жестами радостную новость для своего экипажа. Но продолжала следить за сбитой лодкой, опуская трубу телескопа все ниже. Наконец оторвалась от окуляра, продемонстрировала улыбку до ушей и просемафорила: «Пилот выпрыгнул».
«А ведь это хорошо, что пилот выпрыгнул, – подумалось Михаилу. – Это значит, что я никого не убил».
Михаил поставил пистолет на оба предохранителя, встал, пошел класть сумку на место. На лицах авиаторов прочно утвердилось радостное облегчение, а Маян, третья женщина на корабле, даже прослезилась, хотя все время погони с ее лица не сходила нахальная ухмылка.
Закрыли корму, убрали на место шары и баллоны. Диз, который по прежнему наблюдал за поверхностью, сообщил еще одну радостную новость: людей внизу не видно, территория закрытой общины кончилась.
Наконец медленный взрыв выгорел, ускорители перестали шипеть, корабль перевалился, и, после нескольких команд Иван, снова полетел медленнее ветра, набирая высоту.
Интересно, а что имел ввиду Инс, когда утверждал, что в мире Обитаемое Пространство Михаилу не пригодится оружие?
Покой нам только снится, Михаилу не дали насладиться долгожданной тишиной, стали шумно, искренне поздравлять. Диз вообще полез обниматься без предупреждения. Зря он так: когда Михаил увидел, что на него прет плечистый мужик с расставленными руками и горящими глазами, то бросил помощника капитана через плечо – включился отработанный на тренировках рефлекс. Хорошо, что Михаил Диза бросил, а не ударил, бросок был воспринят как шутка.
Впрочем, Диз сейчас простил бы Михаилу даже выбитый глаз – все равно новый вырастет.
Веселье весельем, а надо и кораблем управлять, Иван раздала авиаторам задания. Командовала вполголоса, тоже наслаждалась тишиной.
Михаил никакого воодушевления не чувствовал. Конечно, избежали смертельной опасности, можно и порадоваться, однако телом Михаила опять воспользовались, пусть и в его интересах. Он запретил себе думать о том, кто же это стрелял и сбил вражескую воздушную лодку. Во всяком случае – не Михаил, которого тогда не было. Вообще нигде не было.

Потом Иван официальным тоном пригласила пассажира на ужин. А как еще перевести название приема пищи перед сном?
Статус Михаила серьезно повысился. В русском есть вежливое «вы» и невежливое «ты», в цефане этих обращений целых восемь, разной степени вежливости. Раньше обращение авиаторов к Михаилу соответствовало «гражданин», или «молодой человек», сейчас – вроде как «ваше высокопревосходительство».
Обычно авиаторы употребляли в пищу нечто вроде соленого печенья со специями, полоски чего-то клейкого и соленого, как икра в вяленой рыбе, орехи и сухофрукты. Запивали все это чай-кофе, чтобы не совсем сухомятка. Не ели, даже не питались – заправлялись.
Но сегодня достали мешок муки (все тот же мох, только высушенный и растертый), затянутое в прозрачную пленку просоленное мясо и желтую мякоть со вкусом маслин в прозрачном контейнере. Дит и Маян приготовили лапшу с мясом и пирожки с маслинной мякотью. Иван выставила выпивку – бутылку красного вина.
Ужин прошел спокойно, за разговорами. Выпили, заели, похвалили лапшу и пирожки. Потом похвалили Михаила за отличный выстрел. А Иван поблагодарила за советы.
– И вы тоже… хорошо справились, – смущенно ответил комплиментом Михаил.
– Потому что следовала вашим советам, – гнула свое Иван. А ведь правда, следовала.
– Кстати… а почему вы мне поверили?
– Вы слишком часто оказывались правы. Начиная с того случая возле селения целителей, вы тогда пришли смотреть, как пассажиры спускаются, и у вас был пистолет. Вы ходили по кораблю с пистолетом только в тот раз, значит – предвидели неприятности.
– Но пистолет мне не пригодился…
– Я допускаю, что ваши… возможности ограничены, как и любые человеческие возможности. Тем не менее, вы способны предвидеть опасность, сейчас у меня в этом нет сомнений.
– А раньше были? – глуповато переспросил Михаил.
Иван усмехнулась.
– Человек, который живет на одном и том же месте, в безопасности и благополучии, может себе позволить не верить в чудеса, – рассуждала капитанша. – Потому что, если его представления о мире ошибочны, это ему ничем не грозит. Но тот, кто летает по Реке Ветров… или другим опасным делом занимается…
Все верно, и на Земле реалисты – как правило, люди от реальности далекие. Всякие там филологи и литературоведы. Ученые физики и другие естественники часто верят в бога. А технари – вообще чуть ли не язычники, полагают, что технику нужно любить, чтобы она работала.
– В мире Обитаемое Пространство легко поверить в чудеса, одно только светящееся небо чего стоит, – сказал Михаил. – Но люди с… необычными способностями – все же редкость… или – не редкость?
– Сетурские стрелки закрывают глаза за шаг до выстрела, – кивнула Иван. За шаг – это примерно за полсекунды.
Слово «сетур» никак не переводилось с цефана, Михаил, естественно, спросил, что это такое.
– Это мир вне Обитаемого Пространства, – объяснила Иван. – Оттуда приходили самые лучшие стрелки.
– А я разве закрыл глаза, когда стрелял?
– Нет, но ваши глаза были… невидящими. Мы не знаем никого, кроме сетурских стрелков, кто бы стрелял так же хорошо. А вы тоже не из Обитаемого Пространства, вот мы и подумали… С Сетура можно попасть в Обитаемое Пространство через перевал, правда он очень далеко.
– Нет, я из другого мира, он называется Планета Земля.
– Мы о таком мире ничего не знаем, – настороженно произнесла Син.
– А на Планете Земля ничего не знают про Обитаемое Пространство.
Эта информация поразила авиаторов, даже жевать перестали.
– И как же они стреляют с закрытыми глазами? – спросил Михаил, чтобы не создавать пауз.
– Они пользуются не только зрением, – попыталась объяснить Иван.
– А чем еще? Слухом? Или по запаху?
Авиаторы улыбнулись, Диз развил шутку:
– На ощупь!
– Сетурские стрелки не раскрывали своих секретов, – серьезно объяснила Иван. – Но можно предположить, что им было открыто будущее. И пользуясь этим своим предвиденьем они… целились.
– Нет, – качнул головой Михаил. – Я целюсь по-другому. Там… как будто бы и не я целюсь…
Михаил решил сменить тему. Не потому, что у него были секреты от авиаторов, просто ему неприятно было задумываться о своем удачном выстреле. Спросил:
– Так, значит, полеты по Реке Ветров опасны?
– Вы сами видели, – ухмыльнулся Кон.
– Да, видел. Уже два раза за то время, что я с вами лечу, мы все чуть не погибли. И что, каждый раз так? В каждом полете? Если только в этом полете, то можно заподозрить, что это я вам несчастья приношу… раз вы верите… в такие вещи.
– Вы нам наоборот удачу приносите, – уверенно заявила Син. – А если искать, что нам приносит неудачу, то можно что угодно заподозрить. Может это какой-нибудь груз волшебный… или это Дит неправильные мысли думает.
– У Дита вообще мыслей нет! – хохотнула Маян. Дит не стал обижаться, смеялся вместе со всеми, потом картинно пожал плечами, выдал:
– Я же не виноват, что мне думать нечем. Зато у Марда мыслей на троих, сам все время говорит: «Я думаю».
– Мало ли что я говорю! – деланно возмутился Мард. – Уже и соврать нельзя!
Посмеялись.
– Так все-таки, – мягко вернул разговор в серьезную колею Михаил, – насколько часто у вас случаются… опасные ситуации?
– По-разному, – задумчиво проговорил Мард. – Прошлый раз спокойно летели, позапрошлый – тоже спокойно, даже скучно. А до того мы корабль потеряли.
Михаил понял, что вспоминать об этой потере авиаторам неприятно. Однако Иван все же рассказала:
– Тот полет – что-то ужасное. Нас едва в жертву не принесли. Мы в каком-то другом полете, еще до того, случайно пролетели над святилищем Забытого Бога, а у его служителей такое правило, что всех, кто к святилищу случайно приходит, приносят в жертву. Вот и нам… повезло. Догнать корабль эти служители не могли, но знали, что мы постоянно по Реке Ветров летаем, добрались они до Города Раковин, мы там всегда садимся, дождались нас… Хорошо, что Син успела закричать, когда ее захватили, местные жители собрали отряд, нашли алтарь… Служители специально рядом с городом тайный алтарь устроили. А в жертву они не просто так приносят, человек должен сам о смерти попросить. Для этого его пытают, пока не попросит добить. Нам очень повезло, что нас быстро выручили. А потом, уже недалеко от узла Системы, у нас груз загорелся, и весь корабль занялся… Мы же не знаем, что везем, грузы у нас опечатанные. Чтобы нас не обвинили, что грузы воруем, и еще, если окажется, что какой-то груз в какой-то общине запрещен к ввозу, то мы ни в чем не виноваты. Мы едва сумели посадить корабль. Хорошо, что успели выбросить баллоны с легким газом. А потом жили посреди безлюдной страны, пока корабль Ера не прилетел, и хорошо, что заметили наши знаки. Им потом пришлось на медленном взрыве взлетать и воду экономить.
– А в полете перед тем нас кто-то обстрелял из метателя бликов, – продолжил Диз. – А потом, уже когда мы возвращались, перевозчики гнались за нами, потому что были недовольны оплатой, даже стреляли. И это не только мы такие невезучие, корабль Чена сбили недалеко от селения ныряльщиков, трое погибли. А ныряльщики не признаются, кто и зачем это сделал… или действительно не знают. Есть подозрение, что сбили корабль без причины. Только потому, что могли это сделать. А как Гирку не повезло, они сели, чтобы питьевой воды набрать в одном мирном селении, где можно легко взлететь… то есть это селение раньше мирным было, но тут наших взяли под стражу. Говорили, что они лазутчики каких-то врагов. И пытали, двое пыток не выдержали… Потом извинялись перед нашей общиной, так ведь – поздно. А еще два корабля исчезли уже на последнем участке Реки Ветров, за узлом Системы, и мы не знаем, что с ними случилось. А в Малых горах тамошние жители зачем-то сеть в ущелье натянули, Ер в эту сеть попал, кораблю крыло сорвало, еле-еле сели, потом двадцать переходов корабль ремонтировали. До сих пор непонятно, зачем была та сеть, местные попрятались, когда увидели…
Диз тяжело вздохнул.
– Опасная у вас работа, – пораженно прокомментировал Михаил. – И зачем оно вам надо? И опасно, и неудобно… одной сухомяткой питаетесь, трясет постоянно. Или… у вас выбора нет?
– Да нет, мы все здесь добровольцы, – ответил Мард. – Просто… летать любим. Я с детства хотел летать, но у моей группы даже ни одной воздушной лодки нет. Вот и пришлось соглашаться на Реку Ветров.
– У моей группы одних только больших кораблей двенадцать, а еще средние, малые, лодок много, – вступила Иван. – Но мне на них места не нашлось, видите, тоже по Реке Ветров летаю. Хотя управлять воздушными кораблями училась с детства. Конечно, гораздо лучше на большом корабле летать в Ровном Потоке, по кругу, а не на нашем, одноразовом, которому даже имя не принято давать, потому что все равно придется его бросить в конце пути. И полеты спокойные, удобства всякие, та же горячая пища. Да я и на малом корабле в Ровном Потоке летать не отказалась бы, они гораздо лучше сделаны, чем наш, потому что не одноразовые. Или возить почту на лодке по соседним странам, и безопасно, и удобно, и летать много, а не то, что здесь, полдороги по поверхности, полдороги без посадок. И рады тебе везде, где не сядешь. Но – не нашлось мне места. Все места заняли задолго до моего рождения. Я должна быть рада, что хотя бы так летаю… тем более – капитаном корабля.
Ничего не поделаешь, когда начальство бессмертно, возможностей для карьеры почти не остается.
– Даже если вы добровольцы… неужели ваша община совсем вас не ценит, раз так вами рискует?
– У нашей общины есть обязательства, которые надо выполнять… – заступилась за свое начальство Син. – И нам необходимы кое-какие товары, за которыми приходится летать… хотя раньше полеты по Реке Ветров были гораздо безопаснее
– Это, я думаю, потому что людей сейчас очень много живет по Реке, – вставил Мард. – В основном-то люди нам зла не желают, даже наоборот, но есть определенная доля… некоторые…
– Да уж, некоторые, – саркастично заметил Михаил. – Целая община, которая не знаю, на сколько переходов по Реке расселилась. Чего им здесь понадобилось… зачем обязательно под Рекой селиться? Пешком переселяться не хотят?
– Надеются избежать голодных колец, – ответила Иван. Сообразив, что Михаилу не знакомо понятие «голодные кольца», объяснила:
– Голодные кольца – настоящее проклятие всех быстрорастущих общин. Неизбежное зло. Община постоянно разрастается. Из-за того, что беспрерывно рождаются дети, в срединных участках уже не хватает пищи. Дети вырастают и начинают переселяться, занимая новые безлюдные земли за территорией общины. Потом и у них рождаются дети, которые, вырастая, испытывают недостаток пищи и начинают переселяться за пределы общины. Таким образом, на новые земли идут все: и с ближайших участков общины, и из середины. Чем ближе к окраине, тем больше встречается переселенцев. Проходя по территории общины, переселенцы едят то. что попадается на их пути. Но на этих территориях есть и постоянные жители, которые переселяться не собирались и рассчитывали на ту еду, которую съели переселенцы… И вот, из-за переселенцев коренным становится голодно, они тоже начинают переселяться через те же самые земли и тоже все, что можно, съедают. В конце концов вдоль границы общины сплошная полоса, в которой… голодно. Кольцом, вдоль границы общины. Это привело к распаду всех быстрорастущих общин, потому что голодное кольцо мешает потоку переселенцев… так или иначе. Либо просто потому, что есть нечего, либо местные жители не пропускают через свои участки переселенцев… либо переселенцев едят. Отток людей замедляется, уже в срединных участках не хватает пищи… Кольцо превращается в круг. Жуткие вещи там происходили.
Вот так то, даже в бесконечном мире с неисчерпаемыми ресурсами доктор Мальтус оказался прав.
– Так ограничили бы рождаемость, – предложил Михаил.
Авиаторы засмеялись. Невесело.
– Это противоречило их религиям, – сказала Иван. – Пытались бороться по другому, например, в общине поклонников Вождя Вождей строили специальные дороги для переселенцев, вдоль этих дорог никто не селился, чтобы переселенцам хватало пищи. Поклонники Небесного Властелина при поселении выделяли каждой семье гораздо больший участок, чем требовалось, чтобы не только себя, но и переселенцев кормить. Поклонники Поглощающего Свет ввозили пищу из-за пределов общины. Но все это помогало только временно. В других быстрорастущих общинах рождаемость все же ограничивали, они просуществовали дольше. У поклонников Матери Всего женщина обязана была родить сто детей, а потом могла не рожать, если не хочет. Но и у них в конце концов возникло голодное кольцо, община погибла. Поклонники Щедрейшего рожали детей только в приграничных областях общины, но их община распалась из-за внутренних противоречий… Религия у них странная была: в мире полно еды, которую никто не ест, это оскорбление для Щедрейшего. Он дает, а мы не берем, отвергаем подарок. Они просто не верили, что Обитаемое Пространство бесконечно. Но им предоставили доказательства, одни доказательствам поверили, другие не поверили… у них из-за этого случилась война внутри общины, погибло много людей.
– А эти общинники… кому они поклоняются? – спросил Михаил.
– Трудно сказать, – хмыкнула Иван. – Сами они не сообщали, а с высоты разглядеть непросто. У них на лодках были знаки, но я их не узнаю, хотя живу очень давно и знакома с символикой всех подобных общин. Скорее всего – осколок какой-то из уже известных общин поклонников, символы у них иногда меняются. Или они начинают использовать символы, которые раньше были секретными или просто редкими.
– А теперь эта община не пропускает корабли по Реке, – задумчиво пробормотал Диз.
– И что вы теперь будете делать? – несколько встревожено спросил Михаил.
– Пошлем сообщение в нашу общину и на первый узел Системы, – ответила Иван. – Мы же теперь знаем протяженность этой общины. Следующий за нами корабль возьмет в Школе дополнительные устройства медленного взрыва и облетит эту общину по большому кругу вне Реки Ветров, как вы предлагали с самого начала. Конечно, будет потеряно много времени…
Иван замолчала.
– Но эта община разрастается вдоль реки, скоро ее по еще большему кругу придется облетать, – сказал Михаил. – А почему у вас нет оружия? Ведь наступают опасные времена… уже наступили, раз ваши корабли сбивают. Даже над этой общиной… будь у вас пулемет…
– Они уже не вдоль Реки Ветров расселяются, – вставил Мард. – Я с высоты видел. Добрались до обычной реки, которая на поверхности, и теперь уже вдоль нее. По воде-то, я думаю, проще, чем по воздуху, плот легче сделать, чем воздушный корабль.
– Теперь придется с оружием летать, – вздохнул Диз. – Сейчас у нас нет оружия, потому что в Школе запрещено с ним садиться. Даже с простыми однозарядными самострелами, хотя сами исследователи пистолеты и ружья продают, а мы их иногда перевозим. Это очень старое правило. Но, раз у нас на пути эта быстрорастущая община, то придется с исследователями договориться, в конце концов, они сами заинтересованы, чтобы мы летали… В крайнем случае – не будем садиться в Школе. Вот только… вдруг действительно придется стрелять?
Все замерли, обдумывая перспективу. Син криво усмехнулась, но по глазам было видно, что ей самой стрелять по людям не хочется.
– Лучше облетать эту общину по кругу, пока есть возможность, – убежденно заявил Кон. – А то мы врагов получаем… слишком многочисленных.
Михаил, чтобы развеять грустное настроение, стал рассказывать анекдоты про китайцев, с упором на их количество. Кое над чем смеялись, другие анекдотические ситуации уже случались в Обитаемом Пространстве. Например «просачивание мелкими группами по миллиону человек».

Долетели до общины стальных джунглей. Немаленькое поселение, с земной мегаполис. Пролетели и над самими стальными джунглями, которые обрамляют территорию общины. С высоты трудно было понять, что они из себя представляют, на какие-то сплошные заросли похоже, только черные. Но джунгли уже давно не отгораживают общину от внешнего мира, видны несколько широких проходов.
Сама община сверху смотрелась построенной по плану, есть жилые кварталы с домами самых разных форм, участки растительности, правильных форм водоемы, дороги, по которым движутся разноцветные транспортные средства. Цивилизация.
Приводнились на длинном, широком и прямом канале, на берегах которого росли деревья с формой листьев как у приютников, только очень большие, раскидистые. За деревьями виднелись строения самых разных архитектурных стилей, впрочем – смотрелись гармонично.
К кораблю резво подплыл буксир черно-золотой расцветки, оттащил к специально устроенному для воздушных кораблей причалу. Двигатель у буксира был, судя по звуку, электрический.
Авиаторов встречала небольшая толпа, у местных было принято устраивать гуляния по поводу прибытия каждого воздушного корабля. Когда вышла Иван, раздались радостные крики.
Аборигены – смуглокожие и темноволосые, но различаются чертами лица, цветом глаз, да и оттенками кожи. Одеты все по-разному: отличаются и цвет одежды, и покрой, и стиль. Почему-то все худые.
– Они что, голодают? – тихо поинтересовался Михаил у Маян. Та вытаращила глаза. – Просто они худые.
– Я тоже худая! И вы тоже худой, разве вы голодаете?!
– Ну… разве что совсем чуть-чуть, – смутился Михаил.
Авиаторы и Михаил сошли на берег, приветственно помахали руками и направились в сторону, где виднелись накрытые столы и нечто вроде сцены, толпа – за ними. Между прочим, Михаил разглядел среди местных нескольких детей разного возраста и парочку беременных женщин – до сих пор он не встречал ничего подобного в мире Обитаемое Пространство. Впрочем, он до сих пор не встречал здесь так много людей.
Когда уже почти дошли, к Иван подошел сутуловатый человек с бородой, явно местное начальство. Отозвал в сторонку, Иван взглядом позвала Михаила с собой. Удобно иметь под рукой ясновидящего, или что там Иван про пассажира думает. А почему бы и не помочь женщине?
Капитанша сегодня выглядела не выспавшейся, что было необычно, авиаторы поспать не дураки. И времени на сон у Иван было достаточно, последний участок Реки Ветров был спокойным. В то же время, у нее был вид человека, принявшего важное решение.
В сторонке оказался отдельный столик рядом с жаровней, над которой медленно проворачивалась на вертеле подозрительно знакомая туша – уж не ригсис ли?
Быстро принесли дополнительный пуфик для Михаила. Подали большой кусок жареного мяса и желто-коричневый мутный напиток, который назывался вином древних. Оказалось – пиво, настоящее. А мясо по вкусу действительно похоже на ригсиса, только приготовлено лучше, чем у ирчей, со специями.
Иван первым делом поинтересовалась у местного начальника, которого звали Мик, как дела в общине. Тот ответил:
– Самая большая проблема нашей общины, это возврат долга.
Значит, сразу к делу.
– У вашей общины появилась возможность частично вернуть долг, – серьезно ответила Иван.
Так это местные должны авиаторам. И почему-то заинтересованы вернуть долг как можно скорее, что кажется странным. Впрочем, если у них есть возможность расплатиться, то надо ей воспользоваться, а то неизвестно, что будет в будущем. Видимо, проблема состояла в том, что местным нужны услуги авиаторов, но авиаторам от местных ничего не нужно из того, что могут предложить.
Мик явно заинтересовался и обрадовался. Но потом, нахмурившись, спросил:
– Что-то произошло?
– Это так заметно? – вздохнула Иван.
– Капитан Ер не сообщил нам ничего, что могло бы дать надежду на возвращение долга, даже частичное. И вдруг, с вашим прилетом, все меняется, значит, что-то произошло с вашим кораблем.
Иван кратко рассказала про воздушный бой над общиной поклонников.
– Это плохо, – сразу признал Мик.
– До вас они доберутся еще не скоро, – успокоила Иван. – Их распространение по Реке Ветров достигло обычной водной реки, теперь они распространяются вдоль нее. Это удобнее, чем по воздуху.
Мик покивал. Потом спросил:
– И чем мы можем помочь вам?
– Первым делом, нужно как можно быстрее отослать сообщение к узлу Системы Прямых Путей.
– Разумеется, отправим. Мы же обязаны это делать в любом случае. Так что относительно долга?
– То есть, отправка сообщения не будет учтена, как возврат долга? – подняла брови Иван.
– Нет, конечно. Это же не требует с нашей стороны никаких затрат.
По лицу Иван можно было понять, что она об этом не знала.
– Но если вы выполните мою следующую просьбу, то вернете часть долга, – продолжила Иван. – Нам потребуется оружие.
Мик опять задумчиво кивнул, спросил:
– Надеюсь, вы не собираетесь атаковать общину, лодки которой вас преследовали?
– Нам нужно что-то, чем мы сможем защититься в полете. И чтобы мы смогли доставить это оружие домой, в нашу общину, чтобы наши корабли были вооружены. Как насчет метателя бликов?
Метатель бликов – какое-то оружие, которое земные фантасты любят называть энергетическим. Как оно работает, авиаторы не знали, не разбирались. Хотя стрелять из него – дело нехитрое.
– К сожалению, наши метатели бликов слишком громоздкие, – признался Мик. – Вы сможете погрузить на корабль один из них, но в разобранном виде. Вам будет крайне трудно доставить его в общину авиаторов, и вы не сможете воспользоваться им в полете на вашем корабле. Если бы это был большой корабль…
– Жаль, – вздохнула Иван. – Что вы можете предложить для легкого воздушного корабля?
– Пулемет. На наших складах есть достаточно совершенных образцов. Например, «темный дармоед» с устройством самонаведения, он выпускает триста пуль за шаг. В то же время, достаточно легкий, чтобы его мог переносить один человек.
Когда Михаил услышал название пулемета, то едва удержал смешок. Видимо, название объясняется скорострельностью. Впечатляет, у земного оружия она где-то примерно тридцать пуль в секунду, хотя бывает и больше и меньше. Но никак не больше ста, а здесь – шестьсот, если шаг действительно соответствует половине секунды.
Иван, изображая задумчивость, глянула на Михаила, тот едва заметно кивнул, сообщая, что Мик действительно предлагает то, что надо. Особенно – устройство самонаведения, у авиаторов маловато практики в прицеливании.
– А что вы еще можете предложить? – спросила Иван.
Мик предложил легкие пушки, ракетные установки, какие-то звуковые ружья, еще несколько разновидностей пулеметов – и послабее, и помощнее «темного дармоеда». В конце концов, вернулись к тому, с чего начинали, Иван заказала четыре «дармоеда» – могла и больше, полномочий у нее хватило. Однако когда корабль долетит до последней остановки, тащить это оружие и запас патронов в общину авиаторов придется по поверхности, местами – на себе. Авиаторы летают по Реке Ветров практически на свой страх и риск, потому их капитаны обладают немалой самостоятельностью, имеют право представлять общину. Но и отвечать приходится, если что не так.
Иван и Мик пошли составлять документы, а Михаил по совету Марда отправился в душ, где всласть поплескался полчасика. На корабле была умывальня, в ней авиаторы и пассажиры протирали тело влажной «кошмой», но настоящий горячий душ это не заменит.
А потом – веселиться. Как раз успел к началу спортивных состязаний, и не удержался, принял участие в соревнованиях по борьбе. Борцы выходили на поединок в коротких обтягивающих трико и «сбруе» из прочных лент, за которые разрешалось хвататься, проигравший выбывал.
Михаил поборол троих, но четвертый оказался ему не по силам, хотя был ниже и легче землянина. Поединок у них затянулся, никто не мог провести прием, а потом местный подставился так, что Михаил смог захватить его за ногу. Это оказалась ловушка: соперник, извернувшись, сам захватил Михаила за ногу и опрокинул. Утешило то, что победитель Михаила победил и в соревнованиях вообще, взял первый приз – какой-то ножной браслет. Потом подошел к Михаилу, разговорились. И выяснилось, что бороться этот местный научился… в Школе у Гри. Может быть, мир Обитаемое Пространство и бесконечен, но все равно – тесен.
Авиаторы тоже приняли участие в разных состязаниях, только Иван удержалась. Маян – выступала в борцовских соревнованиях также, как Михаил, правда победить сумела только одну соперницу. Син стреляла из лука, чуть не заняла первое место. Лук Син – простая плоская ветка с тетивой из лианы, а у местных были сложные луки с кучей приспособлений и даже оптическими прицелами, но авиаторша шла ноздря в ноздрю с лучшим местным лучником. Чтобы выяснить, кто лучше стреляет, Син и местный лучник обменялись стрелами, и местный выиграл с незначительным преимуществом, он специально тренировался непривычными стрелами стрелять.
Мард состязался с местными в фехтовании на шестах, Диз – в поднятии тяжестей, долговязый Дит – в прыжках в высоту (точнее говоря, соревновались, кто выше воткнет нож в стену). А Кон выиграл соревнование по бросанию, в котором можно было бросать хоть песчинку, хоть наковальню, главное – далеко. Но бросательный снаряд должен быть сделан из жестких деталей жестко сцепленных между собой, потому не допускались грузила на веревочках и даже дротики с гибким оперением. Зато насчет аэродинамичности никаких правил не было, вот Кон и принес с корабля диск с отверстиями, который залетел дальше всех остальных метательных снарядов. Сказалось преимущество общины авиаторов в знании аэродинамики.
Гостеприимство общины стальных джунглей оказалось на высоте, одних угощений на столе столько, что можно лопнуть, если хотя бы перепробуешь все блюда. Выпивка тоже самая разнообразная, Михаил предпочел пиво, но и его нашлось штук сорок сортов. Со сцены выступали музыканты и певцы, микрофонов не видно, но звук разносится очень далеко. Похожая техника была в мире Каменное Дерево.
Потом показывали узоры на небе, не феерверк, а вроде как голограммы, и одновременно с этим – авиашоу на маленьких, необычной формы, самолетах. Ничего так, производит впечатление.
Катали гостей на местных самоходных транспортных средствах – быстро и весело. Михаил сам попросился за руль, ему вежливо, но непреклонно отказали, потому что он был выпивши.
Показывали достопримечательности: дома разных архитектурных стилей, огромные деревья, заводы с фабриками. Михаила поразили сами по себе стальные джунгли: настоящая путаница из проволоки, в глубине просвечивают металлические прутья потолще, виднеются даже колонны полуметрового диаметра. И все утыкано шипами с заусеницами, как у рыболовных крючков. А внизу – трясина, местные сотворили что-то с «почвой», от чего она начала всасывать все, что на ней лежит, гораздо быстрее, чем обычно. Да еще и липкой стала.
В былые времена враги по-всякому пытались прорваться сквозь эту роскошь. Резали проволоку – она оставалась висеть на пути. Поднимали проволоку подпорками – наползала с боков или подпорки тонули в трясине. Пытались пропихнуть сквозь джунгли трубу – либо упиралась во что-то, либо тонула. Штурмовали на специально приспособленных для езды по трясине броневых машинах – больше этих машин никто не видел. Пытались построить тоннель под джунглями – тоннель затопило. Больше всего было попыток перелететь стальные джунгли по воздуху, потому община создала совершенные средства ПВО, те же «дармоеды».
Вообще, техника в общине на высоте, есть даже компьютеры и личные коммуникаторы, аналогичные земным мобильным телефонам. Только в обращении техника сложная, без многолетнего обучения и не воспользуешься. Несколько рычажков без обозначений на пультах вместо простой, удобной и понятной клавиатуры, невразумительные иероглифы на экранах – местная техника только для местных. Но управляются с ней быстро, сноровисто.
Жаль было покидать гостеприимную общину, но важно чувствовать момент, когда хозяева устают от гостей. Да и график полета…
Толпа провожающих была даже больше, чем до того – встречающих. Длинные ящики с «дармоедами» уже погрузили.
А Михаил только сейчас узнал, что с ними улетает еще один пассажир, точнее – пассажирка. Молоденькая девушка по имени Ласи, лет двадцати, если Михаил правильно перевел местные единицы измерения времени в земные годы. По меркам Обитаемого Пространства – только что вылупилась, хотя Михаил и сам по этим меркам еще личинка. Куда это девочку несет? Оказалось – летит учиться. Пробирается к узлу Системы Прямых Путей, чтобы достигнуть через нее какого-то университета. Способности у нее, видите ли, открылись написала научную работу, молодая да ранняя, дошло до этого университета, вот теперь к себе и вызывают, чтобы талант не пропадал.
– А как она обратно домой попадет? – спросил Михаил у Иван. – Вдруг воздушные корабли по Реке летать перестанут? Времена то вон какие…
– Если наша община не погибнет, то полеты по Реке Ветров рано или поздно восстановятся. Даже если прекратятся… временно прекратятся.
Никак не мог Михаил привыкнуть к долгожительству людей в мире Обитаемое Пространство.
Местные напоследок хором спели не то молитву, не то заклинание, общий смысл такой: пожелание, чтобы ничего плохого не случилось с кораблем и экипажем. Ну и с пассажирами заодно.
Взлетел воздушный корабль опять как планер, на буксире у скоростного катера. Поймали ветер, покачали крылом на прощанье. И снова набрали такую высоту, что ничего, кроме неба не видно.

В этот раз у Михаила никаких тягостных предчувствий не было. Наоборот, была спокойная уверенность, что долетят благополучно. Он только потом понял, что внушали эту уверенность… «дармоеды».
А сейчас просто пошел себе на корму, просто посмотрел в телескоп. И раньше уже смотрел, даже насмотрелся. Но вот захотелось. Направил телескоп вниз поставил специальный желтый фильтр. Поверхность видно, но что на ней – непонятно. И как можно людей там рассмотреть?
Зачем-то вставил фильтр для обнаружения воздушных объектов, действительно, внизу – все как в радужном тумане, сплошной ореол. Направил телескоп горизонтально и увидел, что за ними летит еще один корабль. Или лодка. Точка с ореолом.
Конечно, он не был уверен до конца, что эта точка соответствует кораблю, а не пятнышку на линзе телескопа. Спросил у Диза. Тот посмотрел в телескоп и бросился будить Иван. Михаил с недоумением спросил Марда:
– Да что в этом такого, ну летит по Реке еще кто-то… – Михаил ничего страшного не предчувствовал, потому и успокаивал приятеля.
– Кто?! – жестко спросил авиатор. – Это могут оказаться те самые поклонники из закрытой общины, лодку которых вы сбили. До сих пор за нами гонятся… может даже из-за этой лодки.
– Но их община далеко! А вот община стальных джунглей рядом, и летающие машины у них есть, может это их… корабль?
– Может быть, – несколько успокоился Мард. – Но и те поклонники тоже могли… я дусаю, они могли знать, что мы сядем в общине стальных джунглей, в нашем маршруте секрета нет, наоборот. Если кто-то захочет к нам пассажиром, то должен же он знать, куда идти и сколько ждать. И что задержимся эти поклонники могли знать, мы там всегда задерживаемся. Добрались до стальных джунглей, затаились где-то рядом, дождались, пока мы взлетим, теперь гонятся.
Прибежала Иван, глянула в телескоп и приказала распаковывать «дармоед». Заметив вопросительные выражения лиц, объяснила:
– У него прицел мощнее, чем наши телескопы.
Однако, посмотрев на преследователя через прицел, Иван очень напряженным тоном приказала раскрыть проемы на корме, достать оставшиеся «дармоеды» и подсоединить к пулеметам магазины. Сообщила:
– На этом корабле тот самый символ, что был на лодках закрытой общины.
Михаил не стал отлынивать, подержал один пулемет, пока к нему цепляли «ногу». Оружие оказалось хоть и большим, но легким, килограмм пять. Материал похож на «иструментальный», только голубовато – серого цвета, от этого пулемет казался игрушечным.
Магазины у «дармоедов» – очень длинные, с полметра. Потому что патроны тоже длинные, в каждом – двадцать две пули, которые каким-то образом выстреливаются все сразу за один выстрел.
«Дармоеды» поставили на корме, возле уже раскрытых проемов (ветер в проемы почему-то не врывался). Особо никуда не нацеливали. Иван, которая в общине стальных джунглей не только веселилась, но и обращение с «дармоедом» осваивала, задвигала рычажками на панели управления одного пулемета, и три остальных шевельнули стволами, теперь все пулеметы целились в одном направлении, как будто счетверенка. В них были встроены компьютеры, которые могли устанавливать беспроводную связь друг с другом, соответственно, можно было управлять всеми пулеметами с одного пульта.
– Диз, дальний фонарь, – скомандовала Иван. – Надо попробовать выяснить, что они хотят. Может, стрелять не придется.
Иван видела вражеский корабль через прицел, Мард – через телескоп. Три пулеметных прицела были свободны, так что остальные авиаторы и пассажиры стали по очереди приставлять глаза к окулярам. Все таки за ними гнался еще один воздушный корабль, а не самолет или дирижабль, которые умеют строить в общине стальных джунглей.
Преследователь в прицеле уже был обозначен, как мишень: находился в центре вращающейся и мигающей семиконечной звезды. Кажется меньше, чем корабль авиаторов. По бокам на обтекаемых кронштейнах закреплены люльки, в них сидят люди с какими-то длинными предметами в руках.
– Он меньше нашего? – спросил Михаил, имея ввиду корабли.
– Да, – ответила Син. – Потому он быстрее и маневреннее.
– А что это за люди снаружи?..
– Ракетчики. Они ничего умнее не придумали, кроме как запускать ракеты с корабля вручную, но внутри корпуса это опасно… это вообще невозможно. Вот и посадили стрелков снаружи. А внутри у него есть еще ракеты. Полный груз.
– Откуда вы знаете?
– Через переднее окно видно, они даже не принайтованы.
Михаил не мог ничего разглядеть через переднее окно. Видимо, Син глазастее.
Диз принес дальний фонарь – мощный узконаправленный прожектор, его авиаторы использовали, чтобы общаться на семафорном языке – стал передавать световые сигналы преследователю. Михаил семафорного языка не знал, Ласи – тоже, потому Син и Мард переводили для пассажиров.
– Диз передал, кто мы такие, и спросил, кто они такие, – объяснял Мард. – У нас принято не так, у нас первым семафорит тот, кто с наветренной стороны… но они до сих пор не семафорили. Они отвечают!
Ярко-красные вспышки от сигнального фонаря преследователей было видно невооруженным глазом, если присматриваться. Мард не переводил.
– Что они передали?! – испуганно и нетерпеливо воскликнула Ласи.
Ответила Син:
– Они передали, что убьют нас.
– Спроси, за что, – скомандовала Иван Дизу, тот принялся сигналить.
Ласи тяжело задышала, сдавленно пролепетала:
– Они… могут это сделать?
– Если приблизятся и начнут выпускать ракеты одну за другой, то, я думаю, могут и попасть, – ответил Мард. – Ракет у них много. А они быстрее и маневреннее нас, догоняют… И мы не сможем их обмануть, как те лодки, что над их общиной, те лодки медленнее были… Если начнут стрелять, мы не сможем увернуться. Даже если сорвемся в пике, они зайдут на нас сверху и выпустят ракеты с упреждением по трем точкам… если они это могут.
При последних словах Михаил непроизвольно кивнул: чутье подсказывало, что враги это могут. А Иван в этот момент смотрела на Михаила, сделала выводы.
– Да не бойтесь вы, они даже приближаться к нам не рискнут, у нас же пулеметы, – успокоил Ласи Мард.
– Не отвечают, – констатировала через некоторое время Иван. Скомандовала Дизу:
– Спроси еще раз, за что нас хотят убить. И передай, что мы ни в чем… что мы не нанесли им никакого вреда.
В этот раз преследователь ответил сразу.
– Они передают, что мы не имеем права жить, – задумчиво перевел Мард.
– Мы уже можем их сбить, – неуверенно сказала Син.
Иван резко обернулась, отстранилась от пулемета, не сводя взгляда с Син. Мол, стреляй, если хватит духу. Син отвела глаза. А Михаилу чутье подсказало, что стрельба все же будет. Противное ощущение, надо сказать.
– Передай, что у нас есть пулеметы, и что мы можем сбить их уже сейчас, – распорядилась капитан.
– «Вы лжете», – с некоторым удивлением расшифровала Син ответ преследователей. – «Вы не стреляли по нашим лодкам».
– Но мы же стреляли! – возмутился Дит. – Михаил одного сбил!
– Тот мог не понять, что его подстрелили, – предположил Кон. – Подумал, что случайная неисправность.
– Передай, что мы взяли пулеметы в общине стальных джунглей, – командовала Иван. – И что они могут видеть в телескоп, пулеметы у нас.
Враг ответил: «Ложь. Никто не отдаст оружие чужой общине».
Диз просемафорил, что община стальных джунглей отдала оружие не просто так, а взамен на серьезные услуги. Ответ был язвительным: «Тогда почему вы до сих пор не стреляете?»
– Но они же видят пулеметы… – залепетала Ласи.
– Не верят, что настоящие, – жестко перебила Син.
Помнится, Виктор любил повторять, что приятно иметь дело с вдумчивыми людьми, потому что они сами себя обманут. Похоже, приятель ошибался. Обмануть то, они себя обманут, но от этого совсем не обязательно станет приятно иметь с ними дело.
Иван перешла к следующей стадии переговоров – угрозам:
– Передай, что если они собьют наш корабль, то наша община им отомстит. Передай, что наши корабли зальют всю их территорию мутными каплями.
Услышав про мутные капли, Диз пораженно уставился на капитана. Но все же передал.
– Они отвечают, что Мать Всего защитит их от оскорблений, – говорила Син, а у Иван тем временем выступили крупные капли пота на лице. Михаил впервые видел, чтобы капитанша так потела, значит – это у нее эмоциональный шок.
– Мать Всего, – произнесла Иван очень странным тоном.
Она медленно положила палец на рычажок панели управления пулеметом. Раздалась оглушительная короткая очередь, глухо зазвякали об палубу гильзы. По четыре из каждого пулемета, того навстречу врагу улетело три с половиной сотни пуль. За несколько секунд – долетят.
Михаил догадывался, чуял, что сейчас будет, и понимал, что лучше ему этого не видеть. Но все равно посмотрел в прицел. И увидел, как взорвался корабль поклонников Матери Всего: превратился в яркую вспышку, потом – в быстро остывающее огненное облачко. Потому что взорвались все ракеты сразу. Можно было ожидать ударной волны, по крайней мере – громкого звука, но дошел только легкий шелест.
Иван поднялась (перед «мародером» она стояла на одном колене), спотыкаясь, бросилась в туалет. И там, судя по звукам, ее рвало.
Диз подошел к двери туалета, хотел что-то спросить, но Иван, едва услышала первый звук вопроса, зло огрызнулась:
– Я занята!
Михаил и сам делал дыхательные упражнения, чтобы сдержать тошноту: когда корабль преследователей взорвался, среди посыпавшихся вниз обломков можно было разглядеть человеческое тело без головы и руки.
Остальные тоже не спешили праздновать избавление от опасности, наоборот, впали в угрюмость. Как-никак, Иван только что убила людей, которым еще жить и жить. Да еще и собратьев по профессии.
Ласи плакала. Судя по всему – от облегчения, она очень сильно испугалась и успела двести раз пожалеть, что решилась покинуть свою общину. Мир, в котором она живет, оказался гораздо сложнее и опаснее, чем до сих пор полагала. Бывает. Из-за этих своих слез Ласи вдруг стала Михаилу симпатичнее, потому что вела себя как нормальная слабая женщина, а то в последнее время сплошь какие-то бой-бабы попадаются: Гри, Иван, Син, Маян.
Иван наконец-то выбралась из туалета, рассказала, ни на кого не глядя:
– По законам поклонников Матери Всего, общинник не имеет права покидать территорию общины. Иногда они посылают своих людей за пределы своей общины с какими-то важными миссиями, как только общинник миссию выполнит, он обязан покончить с собой. Они были обречены, – и принялась отдавать приказы, которые касались управления кораблем.
Когда Михаил помогал Марду упаковывать «дармоеды», задал вопрос:
– Что такое мутные капли?
Но авиатор был не настроен на разговор, только буркнул:
– Оружие.
– И что оно делает? – не отставал Михаил.
– Убивает.
Вместо Марда объяснила Маян:
– От мутных капель пища становится ядовитой. Но отравляет не сразу, а за несколько десятков переходов. Потому убивает гораздо больше людей, чем быстрый яд.
Михаил что-то подобное предполагал. Спросил:
– А почему тогда он говорил про оскорбления? Ну, с того корабля передавали: «Мать Всего защитит нас от оскорблений»?
– Оскорбления – это так они людей называют, всех тех, кто не состоит в их общине, они оскорбляют Мать Всего лишь тем, что живут. Мы с вами тоже – оскорбления.
– Не имеем права жить, – кивнул Мард.

Авиаторы половину оставшегося пути сохраняли угрюмость. Почти все время отмалчивались, одна только Иван произносила какие-то слова, да и то – отдавала команды. Авиаторы нет-нет, да и косились на свою капитаншу. Потому что это она на спуск нажала, она – убийца.
Ласи сперва попыталась авиаторов растормошить, ничего не вышло. Опыта ей не хватало, что ли.
И у Михаила на душе было гаденько. И чувство вины непонятно за что, и страх, и картинка «Сразу после взрыва» перед глазами стоит. В отличие от авиаторов ему хотелось выговориться, да что там – выплакаться, но кто его здесь слушать будет? У всех своих психологических проблем хватает.
Тоска из-за разлуки с Никой воспользовалась состоянием Михаила и навалилась снова. Почти как в первый «день» Михаила в Обитаемом Пространстве. За все прошедшее с провала в блуждающий лаз время Михаил как-то приспособился, даже научился использовать эту тоску как стимул, чтобы не останавливаться и не отвлекаться. Но тут вдруг появилась уверенность, что на пути к Нике придется убивать. А у пролазников уверенность просто так не появляется, она на чутье основана. И – соответственные сомнения.
Но в слабом «голосе» Ники слышалось уже отчаяние. Или так только казалось, но подавить тоску и неуверенность – помогло.
Постепенно очухались, стали иногда шутить и даже смеяться шуткам. В конце концов, общинники со сбитого корабля и так были обречены. Кроме того, напали первыми. Да и вообще, способность убить врага необходима для долгосрочного выживания.
Однако остаточная угрюмость сохранялась, например Мард отвечал на вопросы Михаила коротко. А вопросы были, в том числе, важные: как себя вести, когда достигнут узла Системы, какие обычаи у тамошних жителей, что из себя Система Представляет. Или однажды корабль пролетал над целой страной, покрытой столовыми буграми, Михаил только и смог выяснить у Марда, что внутри этих бугров можно жить, и что их было удобно защищать в эпоху закрытых общин.
Удалось разговорить Дита, когда Михаил надавил на профессиональный интерес: спросил, всегда ли воздушные корабли садятся на воду.
– Нет, – ответил авиатор. – Другие корабли могут садиться на твердую поверхность, у них есть колеса. Они даже могут опускаться прямо вниз, а не по наклонной. Удар об поверхность получается довольно сильный, но у них для этого есть специальные упругие ноги.
– А у нашего почему нет?
– Потому что посадка на почву не предполагалась по плану полета, а потом все равно нам придется корабль бросить.
– Ну а если бы пришлось?
– Тогда можем по наклонной сесть на подошву… это значит, что корабль будет скользить дном по поверхности. Это довольно опасно, но, когда корабль загорелся, нам так и пришлось. Еще можно прицепить ко дну корабля мешки с газом или воздухом, это будет как посадка на упругие ноги, но баллоны с газом мы выбросили, а накачивать воздух мехами у нас тогда не было времени.
– Выходит, у нас совсем плохой корабль? Те корабли, которые… многоразовые, гораздо лучше?
– Конечно! – горячо согласился авиатор. – Они из хороших материалов сделаны, и весь корабельный инвентарь гораздо лучше нашего. У нас даже телескопы слабые, потому что маленькие, чтобы их можно было потом обратно в нашу общину принести… хотя нам то больше всех авиаторов нужны мощные телескопы… раз летать по Реке стало опасно. Да будь у нас хороший корабль, нам бы стрелять не пришлось… и вам тоже. Корабль у них был так себе…
Вспомнив про сбитый корабль общинников, Дит замолчал. Чтобы растормошить его, Михаил надавил на патриотизм:
– Все равно получается, что эти общинники сумели построить корабль лучше нашего. Наш – одноразовый, но ведь ваша община строит корабли очень давно, а эти… поклонники только начали…
– Тут дело не только в том, что корабль одноразовый, – угрюмо возразил Дит. – Наш корабль – грузовой. Он маневренный, иначе по Реке трудно будет летать, но медленный. А у них был боевой корабль…
– Боевой?!
– Да. Первые воздушные корабли были задуманы как боевые, а они явно строили и корабли, и лодки по очень древним описаниям. Я эти описания видел в музее.
– В каком музее?
– У нас в общине есть музей, там из истории общины много. А так… их корабль – тоже одноразовый. Он для полетов по Реке Ветров предназначен, а точнее – чтобы сбивать корабли… оскорблений. Но это означает, что его экипажу придется улететь за территорию общины и покончить с собой. Для перехватов гораздо больше подходят лодки, корабли – для погони на большие расстояния.
– А они действительно собирались себя убить?
Дит тяжело уставился не Михаила. Ну да, добить обреченного – одно, а порешить врага, которому еще жить и жить – другое. Наконец ответил:
– Поклонники Матери Всего никогда не поступали по-другому. Это одна из самых древних и неизменных традиций. А Мард видел, как они увеличивают территорию общины – катят впереди себя какой-то священный шар. Там, где шар прокатился, считается уже их община, на этой территории можно находиться. Тоже очень древняя традиция.
– Просто я представить себе не могу, насколько нужно быть… послушным, чтобы выполнить приказ убить себя, – попытался сгладить неловкость Михаил. – И кем нужно быть, чтобы отдать такой приказ.
– А они не могли себе представить, что можно передать оружие другой общине, – подключилась к разговору Син, которая отиралась рядом.
Мард тоже не выдержал, вставил свои соображения:
– Я не думаю, что они выполняли приказы. Я думаю, что они погнались за нами добровольно. И командовал кораблем кто-то из их вождей.
– Да, это возможно, – согласился Дит. – Все поклонники Матери Всего, которых поймали за пределами их общины, были добровольцами. Они выполняли какие-то важные задания, как сами говорили. Несколько раз эти миссии выполняли даже вожди общины, если миссии важные. Живыми их поймать не удалось, они успевали убить себя, но их опознали по знакам на телах… или их лица видели с воздушных кораблей через телескопы еще до того, как они взялись за свои важные миссии.
Религиозных фанатиков хватает и на Земле, но вожди этих фанатиков крайне редко приносят в жертву себя.
– Мне это кажется сумасшествием, – заявил Михаил.
– Их так воспитали, – не согласился Мард.
– Значит, им очень крупно не повезло с воспитателями!
Син усмехнулась:
– Не в той общине родились. Когда рождаешься на свет, важно правильно выбрать себе родителей.

Дальнейший полет проходил спокойно. Внизу тянулась однообразная равнина, Мард рассказал, что где-то здесь они сели «на подошву», когда корабль загорелся. В пищу тут шел растущий повсюду мох и какие-то клубни, которые надо выковыривать из почвы. Потом внизу появились маленькие озера, потом – большие, потом оказалось, что внизу как бы одно большое озеро с множеством причудливой формы островов.
Долетели до селения ныряльщиков. Самого селения не видно, однако на воде много лодок и небольших корабликов. Есть парусные, весельные, но большинство – явно с двигателями.
Забирать у ныряльщиков ничего не требовались, потому садиться не стали, только сбросили в воду груз, а ныряльщики подобрали его с катамаранов.
Пока корабль набирал высоту, из селения ныряльщиков семафорили добрые пожелания. Много всего пожелали, начиная с экзотичного: «Да не вспомнить вам забытого!» – заканчивая: «Чтоб ваши дети были здоровы!».
– А что, в Обитаемом Пространстве бывают больные дети? – спросил Михаила Диза.
– Не встречал. И больных взрослых тоже не встречал, только растения болеют, если с ними плохо обращаться.
– Тогда что это за пожелание такое?!
– Ядумаю, древнее, его придумали еще до того, как появилось Обитаемое Пространство.
Надо же, как долго ныряльщики сохраняют традиции.
– Так выяснили, кто корабль сбил? – этот вопрос Иван должна была обсудить с ныряльщиками еще при первом «сеансе связи», но Михаил проспал.
– Выяснили. Один из местных, которому веселого сока не давали… Мы сюда из Города Раковин веселящий сок возим, он вообще-то успокаивает, а этот местный наоборот, в драку лез, ему сок давать перестали. И он решил, что всех остальных без сока оставит. Нашел где-то дальний поджигатель и сбил воздушный корабль.
– И что ему теперь будет?
– У ныряльщиков законы суровые… Его приговорили к одиннадцати жизням слепоты. Будут выжигать глаза раз за разом, пока срок не выйдет… Одна жизнь у ныряльщиков, это примерно как наших пятьдесят тысяч переходов.
Ландшафт внизу снова поменялся, поверхность как бы покрыта сетью из невысоких пологих хребтов, ограничивающих долины. Видно, что по склонам стекают ручьи, на дне каждой долины – озеро. Также видны непривычно правильной формы растения, явно – аналоги приютников, даже вода бассейнов нередко просвечивает.
Узел Системы Прямых Путей представлял из себя колоссальное сооружение сложной концентрической формы. Причем выглядел он именно как искусственное строение, а не естественное образование. Издалека виден, в телескоп с фильтром можно было разглядеть уже скоро после общины стальных джунглей, а перед селением ныряльщиков уже и без фильтра можно любоваться. Стиль соответствовал, пожалуй, модерну, хотя попадались элементы чего-то старинного, может готика, может барокко, Михаил не разбирался.
Территория вокруг узла очень густо заселена на приличное расстояние: летели на относительно небольшой высоте, и можно было разглядеть людей, ограды вокруг приютников, дороги, до слез похожие на автомобили транспортные средства. А граница расселения – резкая. Вот здесь живут люди, а вот тут, в нескольких шагах, уже никто не живет.
– Стараются селиться поближе к узлу Системы, – объяснил такую манеру Мард.
Михаил испытывал сложные чувства. С одной стороны – долетел наконец-то до узла Системы, совсем немного осталось – и достигнет лаза. Достигнет без проблем, если верить чутью. Другое дело, что лаз ведет в не особо комфортный и безопасный мир, если верить предупреждениям Инса, Гри и, опять таки, чутью.
С другой стороны – он навсегда расстается с авиаторами. Если бы просто долетел без приключений, толком ни с кем из экипажа не пообщавшись, то и волноваться нечего, но успел с ними со всеми подружиться, хорошие оказались мужики и тетки. Жизнь им всем спасал, три раза.
Сами авиаторы относились к расставанию спокойно, им не впервой, за свою немаленькую практику полетов по Реке Ветров они распрощались навсегда с множеством пассажиров. Но даже им было грустно.
Михаил хотел сделать подарок на прощанье. Лучше всего было бы предупредить друзей об опасности, грех для такой цели не воспользоваться чутьем, потому Михаил вообразил себе, что не сойдет с корабля возле узла Системы, а отправится дальше, аж до общины авиаторов. Это решение показалось безопаснее, чем покидать Обитаемое Пространство через лаз, к которому Михаил так стремится. Мир, куда он из Обитаемого Пространство попадет – опасен, Михаил чуял это с самого начала, тем не менее, экипажу капитана Иван ничего не грозит.
Сели, как всегда на воду, не то длинное озеро, не то широкий канал. Довольно далеко от узла Системы, но грех жаловаться. Тем более, что ближе к узлу нет подходящих водоемов.
Вдоль берега – заборы, в основном глухие стены, хотя попадаются разные решетки и даже явные плетни. Сквозь решетки видны непривычно куполообразные приютники и другие растения. На ветках у многих – плоды, есть большие, есть маленькие. А людей не видно, что странно: если в этих приютниках кто-то живет, то должны были полюбопытствовать насчет прибытия воздушного корабля.
– Они живут здесь очень давно, – объяснил Кон. – Видели уже очень много воздушных кораблей. Им неинтересно.
Подошли на парусе к добротному, на тысячелетия построенному причалу, бросили якорь в десятке шагов от берега. И стали ждать. Авиаторы ждали активно: раскрыли люки в палубе и стали доставать из трюма мешки и ящики – готовились к разгрузке. Пассажиры изо всех сил старались не мешать экипажу, Михаил, как человек опытный, сразу вылез на крышу корабля, Ласи вскоре присоединилась к нему.
За все время совместного полета Михаил так и не поговорил с этой пассажиркой. Его оттолкнула жизнерадостность Ласи, не сочеталось это с настроением Михаила в последнее время. Но почему бы и не поговорить? Только непонятно, с чего начать разговор. Не о погоде же болтать, во-первых – банально, во-вторых – погода в мире Обитаемое Пространство не меняется.
– Значит – долетели, – произнес Михаил, как будто ни к кому не обращаясь.
– Да, – с явным облегчением произнесла девушка. – Я не ожидала, что полет по Реке Ветров окажется опасным.
– Почему? – само собой вырвалось у Михаила. Он то неприятности предчувствовал.
– Обычно мы летали… спокойно. У нас хорошие отношения с авиаторами, многие из наших путешествовали вместе с ними. И ни одного раза не возникало опасности для жизни… то есть, были случаи, давно. Но последние сорок жизней ничего такого не было.
– Вам везло, – усмехнулся Михаил. – В последнее время путешествия по Реке становятся все опаснее.
– Почему?
– Людей много стало.
– Ну и что?
Михаил сразу почувствовал себя старым и опытным. Принялся втолковывать Ласи, как устроен мир, и почему самую большую опасность для людей представляют другие люди.
Потом наконец-то появились местные, корабль встречать. Три группы, от которых отделились и стали треугольником лидеры (остальные встречающие сели в сторонке), два из лидеров – пузатые и бородатые, хотя выглядят, конечно же, молодыми. Третий – худой как палка, совершенно лысый. Несмотря на свою кажущуюся молодость, мог бы пробоваться на роль инквизитора в кино, голос и манеры соответствуют. Вот только одежда неподходящая: все встречающие вырядились в зеленые комбинезоны с короткими, почти как у шортов, штанинами и длинными рукавами.
Местное начальство затеяло между собой вялый спор. Причем Михаил поначалу не мог понять, то ли каждый хочет сам разгружать корабль, то ли наоборот, предпочитают спихнуть это дело на другого. Оказалось, что на самом деле встречающие ведут два спора, перескакивая с одного на другой: никто не хочет разгружать воздушный корабль, но разгруженный товар все хотят хранить у себя. Аргументы в споре были у всех одинаковые: каждый утверждал, что разгружал прибывшие корабли чаще, но хранил у себя товар реже двух других. Потом стали припоминать, кто у кого что одалживал, но не вернул, контраргументы применялись примерно следующие: «Во-первых, я этого у тебя не одалживал, во-вторых, оно и так было треснувшее, в-третьих, я его давно уже тебе вернул. А в-четвертых, ты сам не просил вернуть, значит, оно тебе не надо и теперь наше». Причем одалживали то кусок веревки, то посудину, то ящик – ерунду всякую. Потом принялись вспоминать, кто раньше всех в этой местности поселился: у него, якобы, больше прав товар не разгружать, но у себя хранить.
– Но они же все здесь поселились одновременно, одной группой, – с безграничным удивлением пробормотала Ласи.
– Этот спор у них вроде игры, – предположил Михаил.
Ласи передернула плечами, неуверенно произнесла:
– Кажется, такое состояние называют безумием долгоживущих. Человек, который несколько сотен жизней живет на одном и том же месте и занимается одним и тем же делом, становится очень мелочным. И теряет способность приспосабливаться к любым изменениям.
А ведь среди добрых пожеланий, которые семафорили ныряльщики было и такое: «Да минует вас проклятие долгоживущих». Видимо, «проклятие» – второе название этого «безумия».
Диз высунулся из проема и недовольно пробормотал:
– Это надолго, – потом сказал громче, обращаясь к спорщикам:
– Швартов примите! – и бросил на причал канат с петлей.
Спорщики замолчали, принялись неуверенно переглядываться. Что, начнут спорить, кому швартов принимать, припоминая, кто чаще это делал? Но один из толстых все же набросил петлю на крюк. И сразу использовал этот свой «подвиг» как аргумент в споре.
Диз, извернувшись, посмотрел на Михаила и Ласи, сказал:
– Спускайтесь.
Внутри корабля, судя по всему, намечались какие-никакие торжественные проводы, весь экипаж собрался на корме, где меньше всего мешал груз. Иван произнесла короткую речь:
– Мы уже давно водим корабли по Реке Ветров, и успели перевезти много пассажиров. Большинство из них были обычными людьми. Вы тоже обычные люди, но вы, Михаил, не просто достигли цели с нашей помощью, но и стали частью нашего мира. Сегодня вы сойдете с корабля и пойдете к своей цели, но мы останемся вместе.
В цефане есть несколько слов, которые можно перевести на русский как «мир», «вселенная», Иван использовала то, которое означает «мир, как его воспринимаем мы». И ее речь надо было понимать так, что Михаил изменил авиаторов, подействовал на их восприятие мира. Серьезный комплимент, между прочим. Кроме того, после такой прощальной речи расставание с авиаторами уже не было тоскливым.
Иван подала Михаилу небольшой свиток:
– Это письмо смотрителям Системы Прямых Путей, я обязана его дать, чтобы выполнить договор с исследователями Школы. Теперь смотрители обязаны доставить вас к узлу Большого Города. Там недалеко находится лаз, к которому вы направляетесь.
Потом Иван протянула баночку из прозрачного материала, в ней были насыпаны мелкие коричневато-белые конусы со скругленными верхушками.
– Это твердый камень, он очень ценится в Большом Городе. И здесь тоже можно его на что-нибудь обменять. Это подарок.
Про твердый камень Михаил кое-что знал, материал действительно ценный. Не то, чтобы совсем подарок, авиаторы чувствуют себя обязанными и решили частично расплатиться. В то же время, раз назвали подарком, а не платой за спасение жизни – все же выражение симпатии.
– Я тоже хочу сделать подарок, – сказал Михаил. Вынул из сумки и протянул Иван пистолет.
– Это… ценная вещь, – произнесла капитанша, разглядывая стрелялку. – Но в путешествиях по другим мирам оружие необходимо. И в Обитаемом Пространстве тоже может понадобиться… уже ведь пригодилось. Не думаю, что мы можем его взять…
– В Обитаемом Пространстве он мне не пригодится, – успокоил Михаил. – А в другие миры лучше огнестрельное оружие не носить. Понимаете, там могут немного отличаться законы природы, от этого порох может взорваться сам собой. Были случаи, когда одежда самовозгоралась.
– А нам, вы считаете, пистолет пригодится? – с долей иронии спросила Иван.
– Да нет… не думаю.
В глазах Дита, Марда и Син отразилось облегчение.
Долгие проводы – лишние слезы. Сказав последнее «до свиданья», Михаил перебросил на причал сумку и сплетенные еще в начала полета корзины, спрыгнул сам, помог спуститься Ласи и отправился прочь от водоема по узкой дороге между заборами. Спорщики не обратили на Михаила с Ласи внимания, они как раз обсуждали вопиющий случай: один толстый дал другому толстому бутылку с каким-то отваром, а тот мало, что использовал весь отвар, так еще и до сих пор не вернул пустую бутылку.
Дойдя до поворота, махнули напоследок авиаторам, которые вылезли на крышу корабля и смотрели вслед.

Дорога (утоптанная «почва») сильно петляла, заборы по краям были все глухие, высокие, построенные из обожженного «пластилина» или еще из какого-то материала, которого Михаил в этом мире до сих пор не встречал. Потом дорога разветвилась, Михаил, руководствуясь чутьем, уверенно повернул направо. Дошли до перекрестка – опять направо.
– Мне говорили, что здесь нужно постоянно спрашивать дорогу, – забеспокоилась Ласи, увидев, что идут они не прямо к строению узла Системы, а вправо забирают. – Здесь прямой дороги к узлу Системы нет, потому что ее перегородили… некоторые группы, которые не хотели, чтобы по их территории проходила дорога.
Не объяснять же ей, что Михаил находит дорогу с помощью сверхъестественных способностей. Не поверит, а может заподозрить в сумасшествии. Спокойнее будет действительно спрашивать дорогу, было бы у кого.
Спросили у одного местного жителя, который отгородился от мира решетчатым, а не сплошным забором, объяснения получили длинные, путанные и непонятные. Чего стоит хотя бы такой ориентир: «Тот поворот, возле которого Лик жила, там еще хотели поставить столб». Местный и сам понял, что его объяснения много пользы не принесут, остановился, почесал нос и сказал:
– Может уже и не пройдете так, может уже дорогу перегородили. Вы идите сейчас налево, потом на перекрестке – прямо, потом на развилке опять налево, а там – спросите.
Последовали совету, причем Михаила предчувствовал, что путь не совсем верный. Так и оказалось, когда после развилки спросили, пришлось возвращаться до перекрестка, потому что дальнейший путь вел в тупик. Относительно недавно перегородили.
– Наверное, тот человек давно уже никуда не ходил со своего участка и общается только с ближайшими соседями, – предположила Ласи. – Он не знал, что дорогу перегородили.
– Неужели им не скучно сидеть на одном месте?
– Не знаю. Некоторые не покидают своего участка по нескольку тысяч жизней.
Ого, это же сотни тысяч лет получаются. А может и миллионы.
– С самого начала времен на месте сидят, – пораженно ухмыльнулся Михаил.
– С начала времен… – неуверенно произнесла Ласи. – Мы не знаем, сколько лет прошло в мире Обитаемое Пространство с того момента, как он возник. Ведь время здесь очень быстрое, что кажется очень странным, труднообъяснимым.
– А бесконечная поверхность странной не кажется?
– Да, объяснения было очень трудно найти, ведь бесконечное количество вещества означает бесконечную массу, а это должно было привести к процессам свертывания или к расщеплению измерений… – тут девушка сообразила, что Михаил перестал ее понимать, и свернула тему. – Были проведены наблюдения и мир Обитаемое Пространство описан с помощью теории протяженности, которая уже существовала. Но с временем … еще ничего не решили.
– А что такого? В разных мирах время по-разному идет, сам видел.
Ласи с уважением посмотрела на Михаила, потом объяснила:
– Скорость течения времени в одном и том же мире постоянно меняется относительно других миров, но если в среднем, то время течет примерно с одной скоростью. Если сейчас в одном из двух миров время течет быстрее, то через несколько сотен жизней время может течь уже с одинаковой скоростью в обоих мирах, а потом уже во втором мире начнет течь быстрее… а потом все опять поменяется.
А вот пролазники об этом не знали. Удивлялись, почему в мирах, где скорость времени разная, все равно имеют место одни и те же геологические эпохи, вплоть до того, что сверхточные спектральные измерения возраста окаменелостей показывают одинаковые результаты.
Впрочем, пролазникам не хватает научной подготовки. Да и существует их сообщество всего лет семьсот по земному времени, или пятьсот, если считать по времени мира Волчий След, где они впервые смогли нормально общаться благодаря возникновению компьютерной сети. Не накопили наблюдений.
– А здесь скорость течения времени никогда не меняется, это известно почти наверняка, – продолжала Ласи. – И это противоречит теории времени.
У них даже теория времени есть. Изучить бы ее и до сообщества пролазников донести… или хотя бы учебник, хоть методичку. Но у Ласи ничего такого с собой не было, а переться за ней в Университет – вообще плохой план, у Михаила «билета» туда нету. С другой стороны, если научники пролазников узнают, что Михаил упустил возможность изучить эту теорию, то сделают из него рагу и съедят.
Михаил попросил объяснить основные идеи теории популярно. Кое-что понял. Например, мир Обитаемое Пространство все-таки сжимается, коллапсирует. Но сжиматься он может до бесконечности, куда бы дело не зашло, все равно найдется, куда ему идти дальше. Притом бесконечная скорость сжатия – недостижима из-за протяженности и еще каких-то ограничений. Так что сжатие получается бесконечное, к тому же – абсолютно равномерное. Зато при сжатии выделяется какая-то энергия, за счет нее мир и живет.
Теорию времени Ласи популярно изложить не смогла. Написала на куске ткани формулу в виде системы из многоугольников – вроде как основное уравнение времени, может, спецы разберутся. А может и нет.
Непривычная к долгой ходьбе Ласи устала, захотела пить. Михаил догадался захватить с воздушного корабля бутылку воды, но девушка все выпила за два раза. Так что, когда попался следующий решетчатый забор, Михаил решился попросить воды. Правда, забор был почище иного глухого, состоял из лезвий.
За забором – то же, что и за другими: приютник и плодовые деревья. Михаил позвал хозяина, из приютника выбралась женщина: броской красоты голубоглазая блондинка, черная одежда подчеркивает отличную фигуру. Подошла к забору, как манекенщицы по подиуму ходят, во взгляде – одновременно вызов и обещание. Ласи аж плечи опустила.
Но на Михаила все это подействовало слабо, у него – Ника, воспоминания о которой возбуждали Михаила сильнее, чем самая соблазнительная красотка. Женская красота вообще относительна, скажем, до аюрских «фей» и «богинь» этой блондинке тянуться-недотянуться.
Михаил вежливо попросил воды, и блондинка удивленно подняла брови:
– Разве у меня есть перед вами какие-то обязательства?
Михаил аж растерялся:
– Вам что, воды жалко?!
Блондинка презрительно ухмыльнулась, с нажимом произнесла:
– Это – моя вода. Может быть, у вас на безлюдных землях есть ничейная вода, но здесь – нету.
У Михаила не было слов.
– Да, – веско продолжала блондинка. – Здесь так. Если не нравится, возвращайтесь к себе на безлюдные земли, – при этом она изящно указала в том направлении, откуда пришли Ласи и Михаил.
– А разве в той стороне безлюдных земель нет? – саркастически спросил Михаил, указав в другом направлении.
Глаза блондинки зло сузились.
– Неужели вы сами всю свою воду выпиваете? – развивал успех Михаил. Он не надеялся, что блондинка нальет воды, просто так спорил, из вредности.
– Нет, – легко согласилась блондинка. – У меня гораздо больше воды, чем требуется мне самой. Но! Раз у меня есть то, что нужно вам, то я попросту вынуждена попросить взамен что-то, что нужно мне, разве не так?
Михаил тяжело вздохнул:
– И что же вы хотите за бутылку воды?
Блондинка окатила Михаила приценивающимся взглядом сверху вниз. Задержалась в конце, на каменнодеревских прозрачных туфлях. И задумчиво произнесла:
– У вас хорошая обувь…
– Иди в задницу! – зло перебил Михаил, и зашагал дальше по дороге. Успел заметить растерянность во взгляде блондинки. А сбоку уткнулся озадаченный взгляд шагающей рядом Ласи.
– Это я выругался, – нехотя объяснил Михаил. Взгляд девушки остался озадаченным.
Местные не понимали земных ругательств. Трудно бывало объяснить, что такого ругательного в названии части человеческого тела.
И слово «шлюха» не признавалось оскорбительным. Ведь если у женщины много мужчин, то она, стало быть, привлекательная, тогда «шлюха» – комплимент. Почему женщина должна всю свою долгую-предолгую жизнь спать только с одним мужчиной? Ведь ему самому наскучит!
Хотя Мард припоминал одну общину, в которой все, что связано с полом, находится под таким безнадежным запретом, что даже дети не рождаются. Интересовался, не оттуда ли Михаил.
С другой стороны, местные ругательства тоже трудно понять. К примеру: «Замерзни в пламени!» Или: «Чтобы ты забывать перестал!» Особенно удивило, что при словах «глубокое небо» мирный собеседник может схватиться за нож. Когда Гри про это рассказывала, Михаил даже заподозрил, что его разыгрывают. Оказалось, «глубокое небо» – боевой клич каких-то местных сатанистов, которые надеялись найти небо «под землей».
Воды все же добыли, когда дошли до следующего решетчатого забора. На участке тоже жила красивая блондинка, но она торговаться и не думала, наполнила бутылку бесплатно да еще дорогу объяснила.
Потом учуяли запах жареного мяса, и Ласи громко сглотнула. Михаил не видел здесь никакой живности, решил, что всех зверушек местные съели и вынужденно перешли на вегетарианство. Потому пошел на запах, интересно было.
Запах жареного шел с участка, не отгороженного от дороги забором. Перед приютником сидели на пуфиках полноватые смуглые мужчина и женщина. Явно муж и жена: хотя внешность разная, но было в них что-то общее. Муж нарезал толстыми ломтями крупный плод с бледной кожицей и студенистой розовой мякотью, жена посыпала чем-то ломти и выкладывала их на решетку над тлеющей «кошмой». Вот эти ломти и пахли жареным мясом. У них тут за мясом гоняться не надо, оно на деревьях растет. Неплохо устроились.
Заметив Михаила и Ласи, местные вежливо поздоровались, а женщина приветливо спросила:
– Хотите есть?
– Да! – быстро согласилась Ласи.
– Тогда подходите.
Теперь уже невежливо отказываться.
Подошли, присели на свободные пуфики, женщина сразу подала каждому по «бутерброду»: маленькая хлебная лепешка, на ней – ломоть жареного мяса, на нем – колечки какого-то свежего, сочного, хрустящего и кисловатого плода. Вкусно.
За едой поговорили, выяснилось, что мужчина и женщина живут здесь с незапамятных времен, хотя не сидят на участке безвылазно, даже из любопытства путешествовали через Систему Прямых Путей.
Михаил с Ласи рассказали о себе, история Ласи почему-то впечатлила больше, чем история Михаила. Выяснили, что до узла Системы могут подвезти.
– Тут шагах в пятистах направо по дороге живет Мон, у него есть бегун, – рассказал мужчина. – Но он за так везти не согласится, надо будет ему что-нибудь дать. Что-нибудь ценное.
Когда распрощались с гостеприимной семьей, Ласи сказала:
– Не все долгоживущие подвержены безумию долгоживущих. А та женщина, которая… которую вы обругали, в нашей общине для таких есть специальное оскорбление. Их называют старухами.
Михаил понял, что, несмотря на свою молодую красоту, блондинка действительно была мелочной вредной старухой.
Прямо посреди участка Мона стоял бегун – серый кирпич на колесах, до боли напоминающий армейский джип, только без фар.
Мон, мосластый мужик, был не в духе, вместо приветствия заявил:
– За так не повезу.
Михаил решил торговаться до последнего, потому сначала предложил свои корзины. Мон повертел корзины в руках, попробовал на прочность… и согласился.

Домчали с ветерком, громада узла Системы закрыла полмира. Стены строения оказались беспорядочно исчерчены неглубокими бороздками – все-таки оно само выросло, а не было построено. Тем более, что вход в строение – бесформенный проем в стене.
Перед входом сидели на пуфиках человек двадцать, переговаривались, играли в настольные игры, возились с какими-то серыми коробочками. Одеты по-разному, но у всех головы повязаны красными ленточками, Ласи объяснила, что это смотрители Системы, младший персонал. К ним нужно подойти и предъявить свои «билеты».
Подошли к крайним, Ласи предъявила свой «билет» – тонкий серебристый цилиндрик. Клерк вставил цилиндрик в свою коробочку, посмотрел на нее, удовлетворенно кивнул.
У Михаила высокотехнологичного цилиндрика не было, был простенький свиток на ткани, потому он протягивал этот свой «билет» с некоторым сомнением. Но клерк, изучив свиток, тоже кивнул, все в порядке.
Последовали за смотрителями внутрь строения. Прошли по довольно длинному коридору со светящимся арочным потолком, попали в большой зал, из которого вело еще несколько ходов. И тут их дороги разошлись, сопровождающие повели Михаила и Ласи в разные ходы. Остановились, Михаил неуверенно пробормотал:
– До свиданья…
– До свиданья! – слишком громко ответила Ласи.
Сопровождающий ее клерк недовольно глянул на свою коробочку, нетерпеливо позвал девушку. Ласи пошла за ним, остановилась, оглянулась, снова пошла. Перед самым ходом еще раз оглянулась. Взгляд был виноватый и неуверенный.
Клерк, сопровождавший Михаила, тоже стал проявлять нетерпение, Михаил пошел за ним – Ласи то уже ушла.
Плохо они с Ласи разошлись, толком не распрощавшись. Осадок остался противный. Хотя всего лишь случайные попутчики, но все равно есть ощущение потери.
Поразмыслив, Михаил пришел к выводу, что боится одиночества. Настоящего такого, когда даже нет никого, кому можно на свое одиночество пожаловаться. Надо быть тверже.
Шли долго, то по нормальным прямоугольным коридорам, то по коридорам с арочным потолком, один раз – по круглой трубе, пару раз ход был похож на естественную пещеру. Но всю дорогу примерно на одном уровне, спусков и подъемов Михаил не ощутил.
Сопровождающий на вопросы не отвечал. Даже на вопрос, далеко ли осталось.
Пришли в зал неправильной формы, где сидели несколько десятков человек. Не на привычных пуфиках, а на удобных скамьях, над которыми непонятно на чем висят в воздухе таблички с надписями. Странные таблички, слегка размытые какие-то, неужели – голограммы?
Но самым интересным в зале были не голограммы и не мебель. И тем более – не люди. Самым интересным объектом была… мерцающая мгла в дальнем конце зала. Не совсем такая, как Михаил привык, пожиже. Маленькое мглистое пятнышко, искажает слабо, можно разглядеть, что за ней. В данный момент – какой-то коридор.
Рядышком с мглой пристроился стол полумесяцем, за которым сидел еще один невзрачный красноповязочник, что-то на столе нажимал, Михаилу не видимое. Пульт управления мерцающей мглой? Ничего себе.
Михаила подвели к лавочке с небольшой табличкой «Большой Город». У каждого узла Системы есть имя, например тот, где сейчас находился Михаил, назывался «Прямые Реки».
А зачем таблички над лавочками, что, прямо с мебелью будут во мглу завозить? Не похоже, лавочки в зале прочно обосновались, давно стоят. А если на другую лавочку сесть, что будет? Может и ничего, но лень проверять. Скорее всего таблички – для удобства служителей, чтобы знали, куда надо пассажирам. Скажем, на тот узел, лавочка которого пустая, мини-лаз настраивать не надо, а если лавочка переполнена, то нужно открыть путь вне очереди.
На лавочке уже сидели три человека, тоненькая девушка с нескладным высоким парнем и тощий мужчина. Михаил присел рядом с парочкой. Конечно, есть определенные сомнения насчет того, можно ли называть людей, которым вряд ли меньше двухсот земных лет, парнем и девушкой. Но нечего тогда так молодо выглядеть и льнуть друг к другу, как влюбленные подростки.
Парень с девушкой тихо переговаривались, улыбались друг другу, были расслаблены. А мужчина сидел неподвижно, как статуя, видимо нервничал.
Большинство остальных людей на лавочках тоже неуверенно себя чувствуют, одни совершают лишние движения, других выдает взгляд. Чем-то местных пугает путешествие через Систему Прямых Путей.
Михаил сознательно не расспрашивал авиаторов о подробностях путешествия по Системе, чтобы не испортить первое впечатление, опять хотел сделать себе сюрприз. И это ему удалось, мерцающей мглы он не ожидал здесь встретить совсем. Но кое-что все равно расспросил, выяснил, что путешествовать с помощью Системы – безопасно, насколько это вообще возможно. Не было случаев, чтобы кто-то погиб, покалечился или потерялся. Было несколько раз, что по ошибке отправляли не туда, но всегда исправлялись.
Чего же они нервничают?
Клерк за пультом громко объявил:
– Парящие Острова!
Михаил обратил внимание на мглу, картинка за ней изменилась, теперь уже был не коридор, а другое помещение, посветлее. Значит, этот мини-лаз ведет уже в другой узел Системы.
С лавочки, на которой была табличка «Парящие Острова», встали все, кто на ней сидел, пять человек. Пошли по направлению к мгле. Только один человек, первый, шагал спокойно и также спокойно вступил во мглу. Было видно, что на той стороне он сразу повернул налево.
Второй шла женщина с огненно-рыжими волосами. Суетливо, как-то радостно приблизилась ко мгле и замерла, явно в предвкушении. Сделала шаг во мглу, медленный, как будто наслаждалась. На той стороне остановилась, медленно оглядываясь.
Потом пошли двое, мужчина и женщина, к мини-лазу приблизились неуклюже, потому что тащили неудобные коробки. Тоже остановились перед самой мглой, вроде бы потому, что на той стороне все еще стояла, оглядываясь, рыжая. Но вот рыжеволосая ушла, а семья с коробками все еще стояли не двигаясь. Мужчина что-то сказал, и они решительно вступили во мглу.
Последним уходил мужчина. Настоящий такой мужик, шел твердо и размеренно, демонстрировал свою непоколебимую отвагу. Но перед мглой все равно остановился и обернулся. Обвел взглядом «зал ожидания», повернул голову обратно и вступил в мини-лаз. На той стороне сразу повернул налево.
Михаилу стало все понятно. Этот только что прошедший человек, пока приближался к мини-лазу – рисовался, изображал твердость и уверенность, которые отсутствовали. Может, перед другими «пассажирами» прикидывался, может – перед самим собой. Но, когда оглядывался «на пороге», – никакой рисовки не было, была тоска в глазах. Он действительно бросал последний взгляд. То есть нервничают здесь не потому, что боятся мерцающей мглы, а потому, что уходят навсегда, покидают привычный, возможно – тысячелетия знакомый мир и уходят в неизвестность. Для большинства этот переход – конец старой жизни и начало новой. Одних пугает, других радует, как рыжеволосую. А тот парень, который вступал во мглу первым, вероятно, часто пользуется Системой, как авиаторы. Для него жизненного поворота не было.
Когда эти пятеро ушли, наступила пауза, красноповязочник возился с пультом управления мерцающей мглой, «пассажиры» все так же нервничали. Привели еще нескольких желающих быстро преодолеть пространство, те заняли места на лавочках.
Картинка «за мглой» изменилась, клерк выкрикнул: «Большие Деревья!» – и во мглу потянулись «пассажиры» с соответствующей лавочки.
Послышался звук, как будто катят тележку, или коляску, или еще что-то такое. Михаил обернулся к проходу… красноповязочник вкатил низкую каталку, и к ней был привязан мужчина. Прямо таки спеленут широкими лентами: прихвачены и голени, и бедра, и живот, и грудь под мышки, и каждая рука в трех местах. Во рту – кляп с завязочками, которые тоже крепятся к доске.
Тем не менее, человек умудрялся извиваться. А еще – отчаянно хрипел, сжимал челюсти, словно пытался разгрызть кляп, скреб пальцами по поверхности каталки. Вел себя так, как будто его собираются втолкнуть на каталке в печь крематория. А может – так оно и есть?
Но, встретившись со взглядом привязаного, Михаил успокоился – там не было и следов ужаса или безумия, только ярость. Разговор клерка за пультом и того красноповязочника, который привез каталку с человеком, все объяснил: этот привязанный прибыл через Систему по торговым делам, перебрал чего-то горячительного, начал буянить. Местная община решила отправить его туда, откуда пришел, но он не захотел, требовал продолжения веселья. Вот и пришлось к каталке привязать.
А потом вошла группа из четырех человек. Впереди – высокий плечистый мужчина в наручниках, с осунувшимся лицом, бегающим перепуганным взглядом и почти зажившей ссадиной на щеке. За ним трое парней, вооруженных дубинками с ромбовидными наконечниками. Конвой.
Все четверо расположились на лавочке с табличкой «Двенадцать Хребтов», остальные пассажиры постарались отдвинуться подальше. И Михаилу чутье подсказало не вмешиваться, хотя, вполне возможно, здесь творится несправедливость.
В зале наступила тишина, все разглядывали конвой. Кто потихоньку, кто – не стесняясь.
Подконвойный вдруг проговорил неожиданно писклявым голосом:
– Но я же ей ничего такого не сделал… ничего страшного! Она же жива…
Конвоиры вроде бы не обратили внимания, подконвойный замолчал. Где-то через минуту один из конвоиров рассудительно произнес:
– Если в том, что ты сделал с ней, нет ничего страшного, то и в том, что сделают с тобой, нет ничего страшного.
– Но я же ей заплатил! – воскликнул подконвойный.
– Хорошо, мы тебе тоже заплатим, – с ухмылочкой протянул конвоир.
– Но сколько времени прошло!
Конвоир молча отвернулся, и больше они не разговаривали.
– Большой Город! – объявил красноповязочник.
Вот такие два момента из жизни: человек, привязанный к каталке, и человек под конвоем. Две истории без начала и конца, комедия и драма. И подробности останутся неизвестными. Промелькнули, как кадры из фильма… а ведь много таких моментов мелькает, просто эти два были особенно яркими. Точно также промелькнули ирчи, Инс, Гри, авиаторы, Ласи… Только кадров было побольше.

Первыми во мглу вошли парень с девушкой. Держались уверенно, спокойно, однако крепко сцепились руками. На той стороне (почему-то сквозь мглу было видно синее небо, а не помещение) сразу отошли в сторону. Тощий мужчина, который шел за парочкой, долго мешкал, мялся, во мглу вступил мелкими шажками, на той стороне замер, как столб. Если бы Михаил пошел в мини-лаз, то врезался бы этому нерешительному в спину. Пришлось ждать, пока очухается и отойдет на пару шагов.
Сам переход между узлами Системы Прямых Путей особого впечатления не произвел. Привык уже лазами ходить, да не между узлами – между мирами!
Пройдя лазом, Михаил действительно оказался под открытым небом, на плоской круглой площадке, вероятно – верхушка башни, потому что открывается вид на город. Высота башни – метров сто.
Действительно, город большой, куда ни глянь – вся поверхность застроена, аж до тех пор, пока перспектива не растворяется в дымке. Город грамотно разбит на шестиугольники (где-то писалось, что такая система лучше прямоугольных кварталов). Дома разные, плавных очертаний, но, насколько видно с башни, – одного стиля. На приличном расстоянии в разных направлениях виднеются «гвозди» – высокие пилоны с плоской «шляпкой». Расположены «гвозди» ровными рядами, с виду все одинаковые. Совершенно очевидно, что Михаил сейчас находится на шляпке такого же «гвоздя», так здесь оформлен узел Системы. Представилось, что какой-то гигант аккуратно разметил поверхность (крестиками), брал из гигантской коробочки гвозди, и вбивал их в строгом порядке, отмеряя угольником высоту торчания. В конце работы наложил сверху смазанную маслом прозрачную пластину, чтобы убедиться, что все гвозди торчат вровень, и удовлетворенно кивнул. Почему-то казалось, что гигант был аккуратный, семь раз отмерял, соответственно получилось у него с первого раза, ничего подправлять не надо.
Михаил запоздало вспомнил, что надо обернуться, посмотреть, как там мгла. Мглы за спиной не было. Так и осталось неизвестным, то ли она исчезла, то ли ее не видно потому, что мини-лаз работает в одном направлении. В односторонних мини-лазах есть определенная логика: не образуется встречных потоков путешествующих через Систему «пассажиров».
В сторонке располагался стол полумесяцем, за ним сидела красноповязочница, одетая во что-то очень просторное серого цвета – не то балахон, не то тогу. Рядом со столов сидел в большом кресле одетый в обтягивающий комбинезон крепкий парень, на коленях у него лежало оружие, похожее на короткоствольный автомат. Бойца явно посадили здесь на всякий случай, он откровенно скучал. А перед столом уже стояли парень с девушкой, отвечали на вопросы, Михаилу не слышно.
Тощий мужчина, проходивший мини-лазом перед Михаилом, снова впал в ступор, значит, можно пролезть в очередь к столу перед ним.
Когда Михаил подошел к столу красноповязочницы, парочка уже отвечала на последние вопросы:
– Ценности?
– Красный порошок, – неторопливо ответил парень.
Красный порошок добывали из тех самых «помидоров», против употребления которых предупреждало чутье. Не так уж много в мире Обитаемое Пространство есть товаров, которые имеет смысл везти на большое расстояние, и половина из них – наркотические вещества. Авиаторы по секрету рассказали, что возят на своих кораблях почти одни только наркотики. Впрочем, повальной наркомании не наблюдается. Ведь это болезнь, а людям в Обитаемом Пространстве гарантировано здоровье.
– Принимаем, – удовлетворенно протянула красноповязочница. В цефане слов «принимать» тоже несколько, служительница использовала то, которое означает, что они согласны считать красный порошок ценностью.
Парочка отошла к середине площадки, пришла очередь Михаила.
– Ваше имя? – казенным тоном спросила красноповязочница.
– Михаил!
Красноповязочница недовольно покривила губы. Чем ей имя не понравилось, слишком длинное? Долго набирать на клавиатуре, или что там у нее? Надо было еще фамилию с отчеством назвать. А может и не надо, мелкое начальство лучше не раздражать – себе дороже. Развели, понимаешь, бюрократию.
– Место рождения?
– Планета Земля.
Красноповязочница долго водила руками по пульту, тихо процедила:
– Нет в списке.
Еще немного потыкала в пульт, устало задала следующий вопрос:
– Возраст?
Вопросик-то, между прочим, не совсем приличный в местной культуре. Тем не менее, Михаил честно ответил:
– Сто семьдесят тысяч переходов!
Красноповязочница и охранник пораженно уставились на Михаила.
– По счету общины авиаторов, – на всякий случай уточнил Михаил.
На него продолжали пялиться. Должно быть, первый раз в жизни такого молодого «пассажира» встречают, хотя живут долго (Михаил уже научился каким-то образом различать возраст людей в этом мире).
Наконец, обалдение красноповязочницы прошло, она постучала по пульту, перешла к четвертому пункту:
– Цель путешествия?
– Возвращаюсь домой, – осторожно ответил Михаил.
В глазах красноповязочницы возникло подозрение:
– Но вы родились не здесь.
Какое ей дело?! Чутье врать не советовало, потому Михаил, вздохнув, решил сказать правду:
– Я направляюсь к лазу в другой мир. Лаз здесь недалеко.
Охранник со служительницей опять обалдели. Наверное, желающие покинуть Обитаемое Пространство – редкое чудо-юдо. Снова пришлось ждать, пока красноповязочница очухается и задаст следующий вопрос:
– У вас есть оружие?
– Да… то есть – нет! – Михаил еще не привык, что у него нет пистолета. Что, кстати, за вопрос, сюда нельзя провозить оружие? В таком случае, почему бы не соврать, если оружие таки в кармане? Нет, лучше не врать. Не исключено, что здесь тайком обыскивают каким-то металлоискателем, техника у них на уровне.
– Так есть, или нет?!
– Нет. Я его… подарил.
– Что именно подарили?! – красноповязочница начинала выходить из себя.
– Пистолет.
Женщина напряглась, нейтрально спросила:
– Это было на территории узла Системы Прямых Путей?
Больше всего Михаилу не понравился взгляд охранника, слишком внимательный.
– Нет, – честно ответил Михаил. Красноповязочница глянула на пульт и расслабилась. Охранник – тоже.
Ага, вот в чем дело, здесь у них какой-то детектор лжи функционирует. И весь этот допрос – не ради бюрократии, служители Системы вынуждены минимально контролировать «пассажиров». Иначе путешественники натащат через Систему всяких мутных капель с «дармоедами», а местное население пойдет бить красноповязочников.
– У меня есть нож, – вспомнил Михаил. Тоже ведь оружие.
Красноповязочница устало вздохнула, ничего на пульте отмечать не стала, только задала последний вопрос:
– Ценности?
– Твердый камень.
– Принимаем.
Это было произнесено с явным облегчением. Наконец-то от бестолкового «пассажира» отвязались.
Михаил тоже отошел к середине площадки, служительница нетерпеливым тоном окликнула тощего пассажира, который так и стоял в остолбенении. Служительнице даже пришлось окликнуть его еще раз.
Парочка попутчиков, которые проходили через мини-лаз первыми, с любопытством уставились на Михаила, девушка заинтересовано спросила:
– Вы действительно направляетесь к лазу в другой мир?
Михаил сдержанно подтвердил. Парень и девушка больше ничего не говорили, только смотрели с интересом и уважением.
– А что значит, когда они говорят «принимаем»? – спросил Михаил, хотелось этот момент прояснить побыстрее.
Ответил парень, и очень подробно:
– Это значит, что можно обменять свои ценности на местные средства обмена у служителей Системы. Многие, кто путешествуют, приносят с собой что-то ценное, чтобы устроиться на новом месте… или чтобы облегчить себе дорогу. И потому на них могут напасть, или отнять эти ценности обманом, или дать нечестную цену. Потому служители Системы сами покупают эти ценности. Цена у них хорошая, просто они хотят, чтобы путешествовать было легче, чтобы люди меньше боялись Системы.
– Для удобства пассажиров, – предположил Михаил. – А что, обязательно продавать свои ценности им, если они их принимают?
– Нет, – усмехнулся парень. – Можете вообще не продавать. Но лучше продать здесь, цена у них честная. Слишком часто случалось, что путешественников убивали… Потому служители записывают, у кого какие ценности, тогда легче будет поймать убийц, если что. Там, где есть, кому ловить. Здесь – есть кому. Про оружие спрашивают по той же причине: если оно будет применено, то известно, кто его принес.
С тощим «пассажиром» служительница разобралась быстро, пока он шел к остальным путешественникам, прямо из площадки выдвинулся глянцево блестящий цилиндр, и в его стенке хитрым образом открылся проем. Это был лифт. Вошли, проем закрылся, лифт беззвучно поехал вниз.
Лифт остановился уже в самом низу, на поверхности. Тощий пассажир опять впал в обалдение, а парень с девушкой уверенно направились к одному из строений, на котором была видна выполненная простым шрифтом черным по белому вывеска: «Скупка ценностей».
Внутри обстановка как в большом промтоварном магазине: просторный зал, прозрачные витрины, за которыми выставлена всякая всячина. Весь товар представлен в нескольких экземплярах.
Назначение большинства товаров непонятно, хотя была одежда, причем – теплая, судя по толщине, еще была посуда. И целая витрина с оружием, чего только не было: от дубинок и примитивных рогаток до многоствольных пулеметов и массивных ребристых труб (вероятно – небольшие метатели бликов, так их описывали авиаторы).
А за другой витриной выставлен несомненный садовый инвентарь: разнокалиберные лопаты, грабли, рыхлители, садовые ножницы. Был даже плоскорез, похожие используют на Земле для прополки. Неужели здесь, в мире Обитаемое Пространство, есть что пропалывать?
Собственно скупкой ценностей занимался единственный в «магазине» красноповязочник в серой хламиде, он сидел за столом перед чем-то похожим одновременно на кассовый аппарат и компьютер. На обращенной к посетителям панели имелось окошко, у земных торговых аавтоматов тоже есть такие, в них высыпается сдача.
Парень предъявил красноповязочнику крошечную плоскую баночку, тот открывать не стал, только осмотрел через лупу, поводил руками по пульту. Что-то звякнуло, и парень вытащил из окошка на аппарате блестящую восьмиугольную пластинку. Всего одна монета? Или это монета очень крупного достоинства? Тогда за красный порошок была выплачена круглая сумма, что маловероятно. Скорее всего восьмиугольник – нечто вроде кредитной карточки.
С твердыми камнями оказалось сложнее, красноповязочник достал маленькие весы, взвешивал каждый камешек отдельно, потом осматривал через лупу, зачем-то скреб камешками по белой пластине, изучал следы трения. После каждой «процедуры» водил пальцами по пульту аппарата. Наконец в окошке звякнул восьмиугольник. На поверхности с обеих сторон четко различается черная надпись: «У вас есть 11578 зарубок». Интересно, это много или мало?
Пошел к витрине с оружием, чтобы оценить свое богатство. Сумма вроде немаленькая: кастет стоит одну зарубку, рогатка с набором шариков – три, пистолет – сто пятьдесят шесть, самое дорогое – портативный метатель бликов – две тысячи четыреста двадцать пять.

Заметив, что Михаил рассматривает витрину с оружием, подошла попутчица, сообщила:
– Если вы собираетесь в другой мир, то вам нет смысла покупать что-либо из этого. В другом мире оно превратится в порошок.
Ну что ж, этого следовало ожидать. Однако жаль, Михаил уже приценился к маленькому арбалету за шестьдесят две зарубки.
– А почему – зарубки? – полюбопытствовал Михаил.
Девушка подробно ответила:
– Раньше, до того, как появилась сложная техника, у каждого была похожая многоугольная пластинка. И на каждой стороне делались зарубки, если он приобретал что-то в долг, чтобы не брали в долг слишком часто. Если все стороны пластинки в зарубках, приобрести что-то в долг уже нельзя.
Парень позвал девушку к другой витрине, Михаил увязался следом. Снаружи на витрине была коробочка со щелью (несомненно – чтобы бросать туда восьмиугольники) и окошком, в которое восьмиугольники выпадали. Парень что-то обсудил со своей подругой, бросил восьмиугольник в щель, стекло отъехало вверх. Парень снял с витрины маленький предмет сложной формы, витрина вернулась на место, и в окошке звякнул восьмиугольник.
На странном предмете была панелька с непонятными символами, парень нажал несколько, и заиграла музыка. На классическую похожа, на Моцарта или Чайковского.
Михаил осознал, как истосковался по плееру. А почему бы и нет? Решительно бросил в щель восьмиугольник, взял плеер. Сумма на вывалившемся в окошко восьмиугольнике уменьшилась на тридцать три зарубки – столько стоила покупка.
Осталось разобраться с управлением, Михаил обратился попутчикам, которые смотрели несколько озадаченно.
Показав, как работает плеер (там даже беспроводный наушник нашелся, правда – всего один), парень сказал:
– Но вы не сможете взять это хранилище звуков с собой в другой мир.
– Здесь послушаю, – сдержанно объяснил Михаил. – Кстати, как мне быстрее добраться до лаза, не подскажете?
За подсказкой обратились к красноповязочнику, оказалось, что можно доехать на «скользящей платформе», которая совершают регулярные рейсы, площадь, откуда платформы уходят – недалеко, в тысяче шагов. Михаилу за поездку еще и доплатят: красноповязочники заинтересованы, чтобы возле узла Системы не было перенаселенности, как это произошло с узлом «Прямые Реки», так что у тех, кто едет от узла на скользящей платформе прибавляется зарубок. Это значит, кроме всего прочего, что сообщение на этих самых платформах организовали служители Системы Прямых Путей.
Только придется подождать, следующий рейс платформы к лазу через полцикла. Пришлось разбираться, сколько времени в цикле, вроде бы часов двадцать.
– А где мне можно переноч… э-э… выспаться? – поинтересовался Михаил. У него от усталости уже в глазах резало.
– Занимайте любую свободную ячейку, – пожал плечами красноповязочник.
Заметив непонимающий взгляд Михаила, парень объяснил:
– Заходите в любое строение, если дверь ячейки открывается, значит, она свободна.
– А это… зачем? – спросил напоследок Михаил, показав на витрину с сельскохозяйственным инвентарем.
– Здесь, в Большом Городе, пища очень однообразная, – объяснил красноповязочник. – Потому многие занимаются огородничеством.
Поблагодарив и попрощавшись, Михаил вышел на улицу. Решил «заночевать» возле той площади, где подбирают пассажиров скользящие платформы. Можно и в каком-нибудь ближайшем к «магазину» доме, но не помешает пройтись, ноги размять.
Вокруг были сложные в плане десятиэтажные здания со скругленными углами, стены – приятного терракотового цвета. Окна – как и положено, забраны стеклами или, может, другим прозрачным материалом, углы оконных проемов тоже скруглены. Между домами – широкие улицы, причем тротуары отгорожены невысокими барьерами. Под ногами – вроде как утоптанная «почва», только совершенно ровная и оттенок другой. Город чистый, хорошо организованный, даже красивый, несмотря на отсутствие растений. В вариациях подобного тоже есть красота.
Но – неживой. Начисто отсутствует городской шум, даже человеческих голосов не слышно. Ненормально это, город кажется только что брошенным. А на самом деле – наоборот, город еще не дождался жителей. Не нравится служителям Системы, чтобы рядом с их узлом селились, вот жилплощадь и пустует. Хорошо, что есть плеер, в котором нашлась похожая на джаз композиция, а то тишина была бы гнетущей.
Дверей на подъезде дома не было. А какой в них смысл, если во всем этом мире не бывает холодно? Вошел. Первый этаж – вровень с землей, наверх ведут спиральный пандус и лифт. Михаил подниматься не стал, что он, на лифтах не катался? Устал слишком.
Система коридорная, только коридор не прямой, плавно поворачивает. В стенах – множество открытых проемов, это, наверное, и есть входы в ячейки. Когда Михаил вошел в одну ячейку, проем мягко закрылся: дверь выдвигалась сверху.
Небольшая комната, санузел с вполне понятными душем и унитазом отгорожен сплошной ширмой. В комнате есть стол, стул с подлокотниками, раздвижные дверцы шкафов в стенах и толстый матрас. На стене рядом со столом – рычаг с надписью «пища». Что еще надо человеку?
Михаил нажал на рычаг, в стене открылась широкая щель, оттуда выдвинулась тонкая штанга с захватом, в котором удерживался вроде как квадратный поднос без бортиков. Симметрично посередине подноса располагалась белесая пирамида с квадратным основанием, по сторонам от нее – квадратный стакан с прозрачной жидкостью и длинная пластинка с одним скругленным концом (должно быть – вместо ложки). Пирамида – геометрически правильная, вполне вероятно, что ее форма соответствует золотому сечению. Но пахнет пищей.
Михаил включил в плеере мелодию струнных инструментов, взялся за «ложку». Пирамида состояла не то из каши, не то из пюре. Вкусно. Однако, неужели другой еды здесь нет? А в стакане – вода, да еще и тепловатая. Понятно, почему местные горожане увлекаются огородничеством.
Куда девать опустевший поднос – непонятно, оставил на столе и завалился спать.

Сон приснился подозрительный. Михаил стоял на палубе воздушного корабля, близко к носу, который был раскрыт. На самом краю мостика спиной к Михаилу стояла женщина, а дальше бился на ветру наполненный легким газом шар. Женщина одета в куртку и короткие брюки, цвет ее одежды на глазах поменялся с ярко-красного на сдержанно-сиреневый. Покрой тоже изменился: куртка стала более приталенной, брюки удлинились.
И тут шар лопнул с громким хлопком, на женщине загорелась, буквально – вспыхнула куртка. Женщина, взмахнув руками, медленно упала на спину.
Михаил мгновенно оказался рядом, принялся голыми руками сбивать пламя – очень яркое, мощное, как будто горел сноп сухой соломы. Но – погасил и даже не почувствовал жара.
А лицо женщины превратилось в сплошной ожог, она корчилась от боли, раскрывала рот в попытке закричать, но не издавала ни звука. Свист ветра слышно, крика – нет.
Михаил, замирая от ужаса, нажал женщине на обезболивающие точки за ушами, как делал это с Иван, когда той вправляли сломанный нос. Женщина перестала корчиться, однако ее лицо было жутко обезображено, покрыто обугленной растрескавшейся корой. Хотелось отвернуться, зажмуриться, но Михаил все равно почему-то смотрел. И увидел, как ожоги быстро заживают, затягиваются. Вот обугленность превратилась в красные рубцы, потом осталось только покраснение, наконец, все следы ожогов исчезли. Красивое женское лицо, с остреньким носиком и узким подбородком.
Женщина открыла ярко-зеленые глаза, и Михаил понял, что видит перед собой лингвистку Инну, которая расшифровала смолячанский язык.
В тот момент, когда Инна открыла рот, чтобы что-то сказать, Михаил проснулся.
Что бы мог означать этот сон? Сны – игры подсознания, но и оно не в пустоте играет, в частности, на подсознание пролазника влияет чутье.
Воздушный корабль, полыхнувший бесцветным водородным пламенем шар – все это можно списать на недавние события и страх, что шар с водородом взорвется. Но Инна причем? А ведь меняющую цвет и фасон одежду носят в мире Каменное Дерево, и один такой костюмчик Михаил лично передал Инне от Мирики.
Да еще эти ожоги… Если сон действительно навеян чутьем, то можно предположить, что у Инны какие-то серьезные проблемы. Какие? Она же могла оказаться пролазницей. Признаков хватает: к ней других пролазников тянуло, сама жила рядом с лазом на Каменное Дерево, а еще – влипла, когда узнала про параллельные миры, это только с пролазниками бывает. Простые люди могут заинтересоваться, даже очень, но до настоящей страсти дело не дойдет. А у Инны была именно страсть.
Правда, пролезть в таком случае могла только на Каменное Дерево, самая большая опасность, которая там ей грозит – объесться местными деликатесами. О немногих серьезных неприятностях, которые могут произойти с человеком в мире Каменное Дерево, Инну предупредит чутье пролазника и элементарный здравый смысл. Ей даже рассекречивание не грозит по той же причине, по которой не горит пепел: служители раховака уже знают о пролазниках с Планеты Земля и прикроют, если что.
Скорее можно предположить, что с Инной что-то стряслось на Земле. Или что она тоже провалилась в блуждающий лаз, как это случилось с Михаилом. Кстати, вероятность не нулевая, могло такое с ней случиться. Тогда – да, тогда Инна горит. Только непонятно, что может сделать Михаил. Да ничего он не может, пока домой не вернется. А чтобы вернуться, нужно выбросить из головы лишние мысли и позаботиться в первую очередь о себе. Для начала – поесть.

«На завтрак» штанга подала точно такую же пирамиду из пюре, что «на ужин». Кстати, оставшиеся после «ужина» грязный поднос и пустой стакан куда-то исчезли, пока Михаил смотрел сон про Инну. Удобно, что не надо за собой прибирать, мечта лодыря. Но слишком этот Большой Город функционален, есть все необходимое, но не более. Скорее это не город, а система жизнеобеспечения, которая удовлетворяет только физиологические потребности. Пословицу «не хлебом единым…» строители этого города предпочли не учесть, даже такая элементарная «духовная» потребность, как разнообразие в еде – проигнорирована. Не то, что в стране приютников.
Зато принял горячий душ.
Под музыку, чем-то напоминающую «Нирвану», вышел на площадь, там уже ждала пассажиров скользящая платформа – просто открытая коробка с сиденьями вдоль бортов. Колес не наблюдается, видимо, платформа действительно скользит. Чем это обеспечивается, интересно?
Рядом с креслом имеется ящичек со щелью и окном, в который надо бросать восьмиугольник. Бросил, выбрал на маленьком пульте набор символов, соответствующий своей остановке – спасибо красноповязочнику в «магазине», проинструктировал. Пока ждал отправления, подошла и устроилась через три кресла темнокожая женщина, одетая в длинное свободное платье. Наверное – тоже «пассажирка» Системы Прямых Путей.
Тронулись, платформа резво заскользила вглубь города. Поначалу вокруг было скучное однообразие, но потом пошли места более-менее обжитые. Людей все равно немного, так, время от времени встречаются. Одеты в жилетки на голое тело и вроде как набедренные повязки. Наверное, ничего другого местный сервис не предлагает. Но с однообразием в одежде ведется борьба: у всех наряды украшены вышивками или рисунками.
Попался интересный кадр: человек бросил под ноги какую-то палочку, едва отошел на десяток шагов – к палочке резво подбежало нечто, похожее на черепаху или жука с граненым панцирем. Из-под панциря вытянулся сложный манипулятор, быстро ухватил брошенную палочку, и «жук» убежал. Понятно, почему в городе так чисто.
Между прочим, попадаются одни мужики, что-то это напоминает.
Город выглядел обжитым не только благодаря присутствию людей на улицах, с однообразием архитектуры тоже велась борьба: дома разрисовывали. Есть картины во всю стену сверху донизу, есть совсем маленькие картинки, и множество промежуточных размеров. Примитивного граффити не наблюдается, сплошь живопись высокохудожественная. Как будто присутствует какой-то художественный совет, который дает разрешение рисовать на стенах. Причем картины – самых разных жанров: и пейзажи (иногда – очень странные), и портреты, и натюрморты, есть разнообразные сцены, даже батальные. И абстрактные картины есть, например такая: спираль из человеческих лиц, соседние кажутся совершенно одинаковыми, но в центре и на конце спирали совершенно разные: первое удлиненное, перекошенное яростью, последнее – круглое, добродушно-умиротворенное.
Михаил, не будучи большим гурманом живописи, все равно пожалел, что так вот стремительно проезжает мимо: некоторые картинки хотелось рассмотреть подробнее. К примеру, засмотрелся на дом, разрисованный таким странным образом, что казался падающим, как Пизанская башня, и едва не пропустил весьма любопытную картину: человек с совершенно спокойным, расслабленным, слегка ироничным выражением лица подносит ко рту красный плод, чтобы откусить, рассеянно смотрит в сторону. Казалось бы – ничего особенного, но этот человек подвешен за ногу вниз головой.
Скульптуры попадались, в основном – люди, иногда животные, есть абстрактные. Например, большой черный шар, что это, памятник Колобку? Или аналог шедевра Малевича, который на самом деле не черный и не квадрат? Обмерять бы, присмотреться… А вот еще: тонкий как спица вертикальный стерженек, а на его острие держится каменная глыба с лошадь размером. Понятно, что каменюка пустая внутри, но ощущение массивности неизвестный Михаилу скульптор передал умело.
Скользящая платформа остановилась на площади, где было особенно много статуй. Здесь и надо сойти с платформы.
Цифра на восьмиугольнике действительно увеличилась аж на сто двадцать зарубок. Солидная сумма, а ведь проехали совсем немного. Неудивительно, что возле узла Системы безлюдно, чтобы доехать обратно, придется, наверное, ту же сумму выложить, если не больше.
Лаз в другой мир был совсем рядом, шагах в ста. Но Михаил не спешил, растягивал удовольствие от того факта, что совсем немного осталось. Прошелся по площади, разглядывая скульптуры, ведь больше их не увидит. Большинство произведений – из обожженного «пластилина», но есть из металла, еще из каких-то неизвестных Михаилу материалов, вроде полупрозрачного зеленого стекла. Интересные скульптуры попадаются, например маленькая, лет четырех девочка, стоящая в правильной стойке кулачного боя.
Или две голых женщины друг напротив друга, одна – фигуристая, грудастая, стоит подбоченившись, другая, тоненькая и хрупкая – гордо выпрямившись, вскинув подбородок. Смотрят друг на друга с вызовом. Что-то эта композиция означает, жаль, нет поясняющей таблички.
Привлекли внимание еще две фигуры лицом друг к другу, в этот раз – мужские и одетые. Один – воин в шипастых доспехах и конусовидном шлеме, четырехрукий, как индийские боги, в каждой руке оружие: в левых – длинные клинки, прямой и изогнутый, в правых – шар на цепи (скульптору удалось передать динамику, казалось, что шар застыл в полете) и мощный крюк. На молодом гладком лице – выражение веселого смеха. Второго Михаил сначала видел со спины: нормальный двурукий, длинноволосый, одет в свободные рубаху и штаны, стоит к воину вполоборота, опустив плечи, руки – вдоль бедер. Можно принять за позу обреченности, но уж очень похоже на боевую стойку из «борьбы миротворцев» – немного похожего на айкидо стиля рукопашного боя, которому Михаила обучала Гри.
Подойдя с другого ракурса, Михаил увидел выражение лица двурукой статуи: злобно-презрительная ухмылка, в глазах – агрессия. И почему поясняющей таблички нет?
Послышались шаги, подошел одетый по местной моде (жилетка и набедренная повязка с черными узорами) светлокожий мужчина и с ходу все объяснил:
– Это Рунисанн, бог войны, и Кадар, бог мира. Когда начинается война, Рунисанн помогает тем, кто отличается воинским умением и доблестью, они побеждают в сражениях. Однако Рунисанн не желает окончания войны, потому война не прекращается. В конце концов, люди перестают мечтать о победах, начинают желать мира. На их призыв откликается Кадар и побеждает Рунисанна. Он сильнее, и он более жестокий: после победы над Рунисанном Кадар отбирает души у воинов.
– С ума сходят? – живо поинтересовался Михаил.
– Да, все, кто участвовал в сражениях, сходят с ума.
Напоминает мир Каменное Дерево, где не было крупных длительных войн, потому что воины неизбежно сбивались с цикла спячки и зарабатывали себе серьезные психиатрические проблемы.
– Вам нравится эта скульптура? – спросил мужчина.
– Да, очень, – честно ответил Михаил.
– А мы плохо понимаем эту легенду. Наш народ – не воинственный.
Михаил сразу спросил:
– Почему на улицах нет женщин?
– У них сейчас спячка, – спокойно ответил мужчина, вопросительно глядя Михаилу в глаза.
– Понятно. Вы не воюете, чтобы не сбиться с цикла спячки.
– Да, – с удивлением в голосе подтвердил мужчина. – А как вы догадались?
– Я уже встречал людей… похожих на вас. Они тоже впадают в спячку и тоже не воюют… по той же причине.
– Вы – тот самый человек, про которого говорила Рянц, – живо отозвался собеседник. – Она ждет вас.
«Говорила», значит – женщина, «ждет», значит – прямо сейчас, она что, не в спячке? Михаил так и спросил, мужчина ответил:
– Рянц – не из нашего народа, она – бродячая колдунья, хранитель ключа от лаза из Обитаемого Пространства. Она не впадает в спячку.
Слово «бродячая» было выбрано такое, что означало оно: этой самой Рянц доступны самые отдаленные места, которые всем остальным закрыты. Или почти всем. Иначе говоря, Рянц – пролазница. А слово «колдунья» означало волшебницу средненькую, которая не так уж много умеет, и не самую опасную. Точно пролазница, вот и предвидела приближение другого пролазника благодаря чутью.
– А где живет Рянц?
– Там, через два дома.
Напоследок Михаил показал на еще одну скульптуру, бесформенное переплетение каких-то лент, спросил, что это такое.
– Не знаю, – ответил собеседник.
– Тогда может это и не скульптура? Просто кто-то бросил…
– Тогда ее убрали бы сторожа чистоты.
– Сторожа чистоты это… – Михаил изобразил жестами граненого жука.
Мужчина подтвердил, добавил:
– Они разрушают плохие скульптуры… Иногда плохие рисунки закрашивают.
Михаил слегка ужаснулся, это же хуже любого художественного совета, какие-то машинки решают, что должно людям нравиться.
– Точно только плохие? И не было такого, чтобы художник взялся защищать свою картину?
– На самом деле сторожа чистоты редко уничтожают картины и скульптуры, – проговорил мужчина. И добавил немного тише:
– Хотя бывало по-всякому… Понимаете, дело в том, что этот город – живой, он каким-то образом знает, нравятся людям картины, или нет. Если картина никому не нравится, она исчезает сама собой, поглощается стеной. А скульптура – разрушается, становится очень непрочной, сторожам чистоты становится легко ее убрать. Но если нарисовать по-настоящему плохую картину, то сторожа действуют быстро, закрашивают ее почти сразу.
Город – живой. И не страшно им жить не то на шкуре, не то внутри такого гиганта? Мало того, этот живой город в мыслях своих жителей ковыряется! Наверняка – страшновато здесь жить. Михаилу, к примеру, стало не по себе. Но живут почему-то.
– То есть, если я, к примеру, черный квадрат на стене нарисую… – предложил Михаил.
Собеседник нахмурился, сказал:
– Черный квадрат уже нарисовали в восьми циклах пути отсюда. На всю стену дома.
– И эти… сторожа чистоты не стали его стирать?
– Нет, не стали. Многим нравится эта картина. Трудно объяснить словами, что она значит, но многим нравится.
Смотрел он при этом пристально, изучающе. Спросил:
– А вы… тоже бродячий колдун?
– Не знаю точно, что это значит… – осторожно начал Михаил.
– Вы можете открывать лазы в другие миры без ключа? – перебил мужчина.
– Ну… да, могу.
– Да, вы – бродячий колдун, – повесил ярлык собеседник.
Хотя, если вдуматься, «колдун» звучит солиднее, чем «пролазник». Да и «бродяга» у местного населения – никакое не ругательство. Это человек, который путешествует, чтобы на месте не сидеть, а нужна определенная смелость, чтобы рисковать своей длинной жизнью в пути, да еще – в одиночку, да еще зачастую не зная, что впереди. Из всех разновидностей путешествующих по миру Обитаемое Пространство бродяга – самый уважаемый. Например, те, чье название можно перевести с цефана как «странники» или «скитальцы», путешествуют только по безопасным местам, желательно – безлюдным. «Путешественники» не отправляются в дорогу без вооруженной охраны. «Беженцев» с места беда согнала, они ищут, где приткнуться, но не могут ничего найти, потому что слишком тоскуют по утраченной родине.

– Вас проводить к Рянц? – спросил мужчина.
– Нет, спасибо. Я знаю, куда идти.
Мужчина нахмурился, потом понимающе кивнул. Вежливо попрощались, и Михаил отправился к Рянц.
Пройдя один дом, он явственно почувствовал запах пищи, кажется – жареная рыба. По мере приближения к лазу запах усиливался. Эта Рянц что – в другой мир лазит за пропитанием?
Оказалось – нет. Когда Михаил прошел следующий дом, то оказался на берегу довольно большого прямоугольного бассейн. Вода – проточная, в одном углу бассейна течет из трубы, в другом – вытекает сквозь решетку в дне. Вдоль дна беспорядочно плавали похожие на белых амуров или пеленгасов рыбы, в том числе – довольно крупные. Вот кого здесь жарят.
На воду бросало размытую тень дерево, которое росло в большой кадке. Листья у дерева – очень темные, с волнистым краем, на ветках – вытянутые розовые плоды.
А где же лаз? Чутье уверенно подсказывало, что лаз – в нехарактерном для здешней архитектуры здании, похожем на самолетный ангар. Оно расположилось посреди площади, обычно площади здесь свободны, значит – построено позже остальных домов. Отгородили таким способом лаз. Интересно, зачем? Дверей не видно, по крайней мере – открытых. Наверное, дверь в «ангар» запирается на замок, чтобы не шлялись кто попало. Чтобы мимо хранителя не проскочили, он же наверняка не за бесплатно лаз открывает. Встает вопрос, что же хранит этот хранитель (точнее – хранительница), ключ от лаза или только ключ от ангара. Эта Рянц – пролазница, она может открыть лаз и без ключа. Придется ей клиентов в бессознательном состоянии во мглу протаскивать, потому что лаз открывается только для пролазников, но это – решаемая проблема. Или – она оба ключа хранит?
А где же Рянц? А вот она показалась из-за ангара. Михаил пошел ей навстречу.
Сошлись, поздоровались. Кожа Рянц была иссиня-черной, волосы, естественно, – сильно вьющиеся, черты лица – скорее характерны для австралийских аборигенов, чем для африканских. Одета в жилетку и набедренную повязку.
Михаила тянуло к Рянц. Не сексуально, австралийские аборигенки – не его тип женщин. Его тип – раскосоглазые азиатки, легко краснеющие и (обязательное условие) – по имени Ника. Но тяга присутствует, хочется пообщаться, узнать о женщине побольше. Все понятно, пролазников всегда друг к другу тянет.
– Меня зовут Михаил.
– Я – Рянц. Я ждала вас. Есть хотите?
За ангаром была организована кухня под открытым небом. Рянц подала жареные на решетке ломти рыбы, мелко нарезанную зелень (судя по цвету – листья того дерева, что возле бассейна) и коричневатое прозрачное вино. Рыба, салат, вино – вполне по-европейски, только столовых приборов нет. Ну и что, руками – вкуснее.
Рыба – сочная и с корочкой, зелень – хрустящая, чуть терпковатая, сдобренная маслом. Вино хорошее: терпкое, чуть сладковатое. И есть у него привкус, как у поданного салата: наверное, вино из плодов того же дерева. А масло – должно быть, из косточек тех же плодов.
Но Михаил и Рянц обсуждали не угощение, нашлись вопросы посерьезнее. Сначала Рянц долго изучала выданный Иван свиток. Хотя там все было лаконично и ясно, посередине – сложный радужно блестящий иероглиф, знак общины авиаторов, выше иероглифа – надпись: «Служителям Системы Прямых Путей. Прямые Реки – Большой Город. Соглашение…» – и дальше непонятный набор символов, которым обозначалось соответственное соглашение между общиной авиаторов и служителями Системы. Ниже иероглифа – еще короче: «Хранителю ключа. Соглашение…» – и другой набор символов.
Вероятно, хранительница ключа просто из вежливости ждала, пока Михаил доест.
Наконец, Рянц свернула свиток, сказала:
– Ну что ж, обязательство общины авиаторов – достаточно большая ценность, чтобы оплатить проход через лаз… Но я обязана убедиться, что у вас есть серьезные причины покинуть Обитаемое Пространство.
– Кому обязаны? – сострил Михаил.
– Самой себе. Какую бы плату мне не предлагали, я отговариваю желающих покинуть Обитаемое Пространство. Но если причина действительно серьезная, я открываю лаз даже бесплатно.
Женщина принципиальная, можно сказать – идейная. Будь она беспринципная, было бы легче, заплатил – и вперед. А ключ, открывающий лаз, у нее таки все-таки есть, раз она сама о ключе говорит.
Михаил решил для начала попробовать логику:
– Я – бродячий колдун… так же, как вы. Мне не нужен ключ, чтобы открыть лаз, я, если что, смогу вернуться в Обитаемое Пространство.
– Это может оказаться очень непросто, – спокойно возразила Рянц. – Вы собираетесь отправиться в опасный мир.
– И чем этот мир опасен? И как он, кстати, называется?
Рянц усмехнулась, ответила сначала на второй вопрос:
– Мир Ду. Наибольшая опасность там идет от людей.
– Так же, как везде, – рассудил Михаил.
– Нет, гораздо сильнее, чем везде. Этот мир принадлежит людям, которые уважают только силу. Чтобы выжить, вам придется сражаться за свою жизнь. И убивать. Кроме того, вам будет очень сложно притвориться жителем мира Ду.
– Сражаться я умею, – с наигранной твердостью заявил Михаил.
– А убивать?
– Пока не пробовал, – это Михаил постарался произнести с максимальной беззаботностью, но тут же понял, что Рянц ему не обмануть, у нее чутье, она видит, что на самом деле собеседник не уверен даже в своем умении сражаться, не говоря уже о том, чтобы убивать. Врать – вовсе опасно, возьмет, и не пустит к лазу. И нет никакой уверенности, что удастся прорваться силой, неизвестно, что там у нее за ключ, может он не только открывает лаз для непролазников, но и способен заблокировать лаз так, что его никакой пролазник никакими мантрами не откроет. Михаил отбросил наигранность, стал говорить просто:
– Да я же не собираюсь в том мире селиться, только доберусь до следующего лаза и покину этот мир Ду. Проберусь потихоньку, дворами-огородами.
Рянц улыбнулась, подлила Михаилу вина. Задумчиво заговорила:
– У вас может получиться. Лаз выводит каждый раз в разные места, но всегда в безопасные, что в мире Ду означает – безлюдные. Я не знаю, к какому лазу вы пойдете потом, но ближайший будет расположен в сорока циклах пути, не меньше… скорее всего – больше.
Стали пересчитывать, сколько в цикле Рянц авиаторских переходов, у Михаила получилось, что расстояние между лазами будет с полтысячи километров. Далековато, но могло быть хуже.
– Правда, тот лаз расположен посреди пустыни, которая тоже хорошо умеет убивать, – продолжала Рянц. – И выводит он в мир, где опасность представляют не люди… там вообще нет людей, потому что есть невидимая смерть.
Услышав про невидимую смерть, Михаил напрягся. И так чувствовал себя как на экзамене, а тут еще и ужасы какие-то.
– Невидимая смерть – лучи, но человеческий глаз их не различает. Они проходят сквозь человеческую плоть, как обычный свет сквозь воду, и разрушают тело изнутри.
Тьху ты, она имеет ввиду обычную радиацию, жесткое излучение, в цефане есть соответственные слова. То ли привыкла рассказывать про радиацию людям малообразованным, которым умные слова неизвестны, то ли самой образованности не хватает.
– И насколько там высокий уровень радиации? – заинтересованно спросил Михаил. Заодно выяснит, знакомо ли Рянц слово «радиация».
Жанщина понимающе улыбнулась, ответила:
– Радиоактивные вещества в том мире рассеяны очень неравномерно, если есть возможность измерять уровень радиацию, можно найти безопасный путь. Впрочем, бродячему колдуну будет достаточно внимательно отнестись к своим предчувствиям.
Михаил почувствовал облегчение, это не укрылось от Рянц. Она с нажимом спросила:
– Почему вы хотите покинуть Обитаемое Пространство? Ведь этот мир великолепен!
– Ага, если бы здесь людей не было, – с сарказмом ответил Михаил. – То здесь эпоха закрытых общин, то голодные кольца, то мутные капли. Скоро еще что-нибудь придумают.
– Бродячего колдуна предчувствие предупредит о любой беде.
Здесь Михаил был готов спорить и в споре победить. Чутье ограничено, он об этом не только читал, он это на собственной нежной коже прочувствовал. Но Рянц добавила:
– И я не верю, что мир, к которому вы стремитесь, безопаснее или хотя бы удобнее Обитаемого Пространства.
А здесь – не поспоришь. Михаил решил выложить все как есть:
– Я стремлюсь не к миру, а к человеку, к женщине. У нас с ней… чувственная связь.
Благодаря совершенству языка цефан, Михаилу удалось выразить понятие «чувственная связь» так, что больше ничего объяснять не надо, все понятно. На каком-то другом языке и за час не объяснишь.
Рянц задумалась. Потом сказала:
– Тогда я понимаю, почему вам не нравится Обитаемое Пространство – здесь нет этой женщины. Вы стремитесь снова соединиться с ней. Но ведь она тоже должна ощущать вас и тоже стремится соединиться с вами. Почему вы не можете дождаться ее здесь?
– Это не по-мужски! – возмутился Михаил.
Рянц непонимающе нахмурилась. Странно, что тут непонятного?
– Вы же сами говорите, что мой путь к ней навстречу пройдет через опасные места… я не имею права ожидать… допускать, чтобы она так рисковала, – попытался втолковать Михаил. – Да у меня попросту больше шансов добраться до нее живым! А если с ней что-нибудь случится… я не имею права рисковать. То есть, я не хочу, чтобы рисковала Ника.
– У того, что вы называете чувственной связью, есть другое название: великое соединение, – сказала Рянц ровным голосом. – Со мной подобного так и не произошло… Но я знаю, что двое людей становятся одним целым, как бы далеко друг от друга не находились. И есть у великого соединения особенность: если умирает одни, то вскоре умирает другой.
Новая информация, однако. Если Ника умрет, Михаил все равно жить не собирается, слишком крепко они связаны. Смерть Ники пугает гораздо больше, чем собственная смерть. Но получается, что для безопасности Ники Михаил обязан беречь самого себя, пожертвовать собой ради Ники – не выйдет.
– Тогда тем более это я должен идти навстречу Нике, – горячо заговорил Михаил. – У меня же больше шансов!
– Вы слишком уверены в своей силе. У женщины в том же мире Ду больше шансов остаться незамеченной. Просто потому, что на женщин обращают гораздо меньше внимания, они считаются низшими существами.
– Тогда лучше Нике не видеть этого мира Ду!

Рянц подождала, пока ее собеседник успокоится, подлила еще вина, сказала:
– Я редко рассказываю об этом… это тайна. Но вам скажу: в Обитаемом Пространстве люди бессмертны.
– Да, пока в голодное кольцо не попадут.
– Ошибаетесь.
Выдержала паузу, продолжила:
– В Обитаемом Пространстве умершие рождаются снова. Вернее – не рождаются, возникают из ничего…
– Мне ничего такого не рассказывали! – пораженно перебил Михаил.
– Потому что прямо здесь ничего такого не происходит. Умирают, конечно, но возрождаются очень далеко отсюда. Возможно – на бесконечном расстоянии, ведь этот мир бесконечен.
Михаил как-то очень быстро навоображал себе, что места воскресения умерших разбрасывает по всему Обитаемому Пространству случайным порядком, и воскресшие оказываются в одиночестве, на почти бесконечном расстоянии от ближайшего разумного существа.
– И что, один воскресает? То есть – в одиночестве?
Рянц, сверкнув белыми как снег зубами, сдержанно засмеялась. Наверное, тоже этого одиночку представила. Хотя, если такое действительно происходит, смешного мало, можно сделать вывод, что на самом деле воскресают не в одиночестве. Иначе чего бы она смеялась.
Правильный оказался вывод, Рянц рассказала:
– Я умерла совсем маленькой, потому не помню, в какой общине родилась… впервые. Даже не знаю, родилась я здесь, в Обитаемом Пространстве, или в другом мире. И как умерла – тоже не знаю. Но возродилась я не одна. Одновременно рядом со мной появились из ничего несколько тысяч человек.
– Ага, – успокоено протянул Михаил. – А если он там опять умрет?
– Такое случалось, и люди воскресали снова в этой же общине. Просто приходили ниоткуда.
– Уже и на тот свет не сбежишь, – ухмыльнулся Михаил.
Даже если Рянц не была знакома с понятием «тот свет», то догадалась, объяснила:
– Это была хорошая страна… она нравилась воскресшим. Очень нравилась, там… очень красивый лес, можно жить внутри деревьев. И все люди нравились друг другу, им было легко жить вместе… хотя поначалу многие были в шоковом состоянии, они плохо умерли. Некоторых казнили, другие – от голода. Было несколько самоубийц. Но жизнь и отношения между людьми очень быстро и очень легко наладилась. Они обрели покой, это для многих самое ценное. А еще там было поровну женщин и мужчин, и каждый нашел себе супруга.
– Кроме вас, – быстро догадался Михаил. Он был сильно под впечатлением. Реальное, настоящее бессмертие, нормальная человеческая жизнь после смерти. В мире и покое, когда легко найти подходящего супруга. Соблазн из соблазнов. Впрочем, переселение в виртуальность мира Каменное Дерево – еще соблазнительнее.
Рянц вздохнула, покивала, продолжила:
– Я бы не осталась одинокой. У этих людей рождались дети, вырастали, были среди них и мужчины. Но меня тянуло уйти из общины, причем тянуло в одном определенном направлении.
– К лазу.
– Да, к лазу. И однажды я не выдержала, отправилась туда. Легко добралась, по безлюдным местам Обитаемого Пространства путешествовать несложно. А потом остановилась, сама не знала зачем, жила в одном месте… не знаю, сколько времени я там жила. А потом открылся лаз. Это произошло совершенно неожиданно, я же не знала ни одного способа открытия лазов. Просто наслаждалась покоем, и вдруг возникла мглистая завеса.
Михаил слушал замерев, не перебивая. А Рянц замолкла, что-то обдумывала, нахмурившись. Вероятно, воспоминания были не особо приятными. Встала, взглянула на своего гостя, и спросила:
–Вы не поможете мне покормить рыб?
Работа оказалась несложной: Рянц и Михаил взяли по квадратному ведру, которые наполнили пищей – заказывали в ближайшей к бассейну ячейке по шестнадцать подносов с пирамидками один за другим и сдвигали с них «кашу» в ведра. Потом отнесли ведра к бассейну и высыпали всё в воду. Рыбы принялись резво поедать угощение, Рянц и Михаил пошли за следующей порцией «пищи».
– Рыбу вы сюда принесли? – спросил Михаил.
– Нет, рыбу разводил другой человек, далеко отсюда. Люди добирались к нему за сотни циклов, чтобы съесть хотя бы одну. Но я выменяла несколько мальков на косточки дерева… и не только я выменивала мальков. Сейчас эту рыбу разводят многие. Сами едят или обменивают на какую-то другую пищу. Можно даже продать… то есть – обменять на зарубки.
– А дерево?..
– Саженец дерева принесла я.
Поболтали еще немного, подтвердились догадки Михаила относительно вина и масла.
Когда закончили с кормлением рыб, Рянц предложила выпить горячего напитка. Вскипятила воду в небольшом котелке, растворила в ней красный порошок. Напиток оказался пряный, с горчинкой, не похож ни на чай, ни на что-то другое. Но к напитку Рянц выставила нечто вроде очень больших шоколадных конфет – совсем земное угощение. И продолжила рассказ:
– Когда я прошла в другой мир, завеса рассеялась сразу. При переходах между обычными мирами она сохраняется достаточно долго, но когда выходишь из Обитаемого Пространства – исчезает почти немедленно.
– Десять дней, – догадался Михаил. – Завеса держится, пока в том мире, откуда был открыт переход, не пройдет примерно десять дней, но в Обитаемом Пространстве время течет очень быстро, для другого мира – мгновение… хотя бывает и наоборот, эти десять дней должны пройти в другом мире … в том, куда прошел пролазник. Даже не знаю, от чего это зависит.
– Десять дней, – с согласием повторила Рянц. – А зависит это от разности в течении времени. Обычно эти десять дней проходят в том мире, где время течет быстрее, хотя бывает по-другому. Но вы правы, в Обитаемом Пространстве время течет… слишком быстро. Лаз не может оставаться открытым на протяжении сотен жизней, потому и закрывается почти сразу, как человек выйдет из Обитаемого Пространства. А я не знала… я тогда ничего не знала. Я думала, что меня кто-то наказал.
Рянц отпила горячего напитка, продолжила:
– Лаз вывел меня в холодную страну. В том мире была середина весны, холодно, а на мне вся одежда превратилась в пыль. Вокруг – голая степь, я кое-как сгребла кучу травы… до сих пор удивляюсь, что мне удалось выжить. Я сделала себе… что-то вроде одежды из травы, и все равно было холодно.
Тут Михаил укусил себя за губу, чтобы не засмеяться: он представил бесформенный травяной ком, из которого торчали ноги, руки и голова Рянц. Человек-сноп.
– Я вышла к людям… – продолжала Рянц. – Я тогда не представляла, насколько это может быть опасным. У тех людей кожа была светлее моей… но темнее вашей. И лица – другие, плоские и с очень маленькими носами. В той общине, где я выросла, были люди разных народов, потому меня не удивила внешность народа сэелэ – так они себя называли… люди того мира. А вот они приняли меня за демона. И сбежали. Сейчас я понимаю, насколько мне повезло, что они такие пугливые… и что они верили в силу демонов, большинство народов пытаются убить демона, если встретят. Но тогда я была очень расстроена. Хорошо, что они оставили плохо погашенные костры и кое-какие объедки.
– А дома?! – удивился Михаил.
Рянц вздохнула, объяснила:
– Сэелэ – кочевой народ, они заметили меня издалека, свернули свои жилища… они живут в палатках из циновок. Я пошла за ними по следу… просто не знала, куда мне идти. Но они переправились через реку, а я этого не могла. Я пошла вдоль реки, дошла до еще одного селения, но жители опять разбежались. Но мне опять повезло… это было не только везение, сейчас я понимаю, что мне помогло скрытое знание.
Михаил сразу понял, что Рянц говорит о чутье пролазника, на всякий случай уточнил:
– Скрытое знание – это у бродячих колдунов?
Рянц подтвердила, продолжила рассказ:
– Я обнаружила женщину, которая увязла в топком месте на берегу реки. Она так меня боялась, что даже не звала на помощь… Утонуть она тоже боялась, но… Я помогла ей выбраться, и женщина сразу перестала меня бояться. Но сказала, что ее не пустят обратно в общину, сэелэ подумают, что я съела ее сознание. Сама женщина понимала, что с ее сознанием все нормально, потому уже меня не боялась. Она была очень расстроена, однако держалась… гораздо лучше, чем я. Даже почти не плакала. Она мне сочувствовала, хотя из-за меня потеряла все, что у нее было. Странно, я не помню ее имени.
Тут Рянц почему-то замолчала, застыла в неподвижности. Михаил, поддавшись чутью, откусил от «конфеты», Рянц очнулась, стала рассказывать дальше:
– Мне действительно повезло, что я встретила эту женщину. Она научила меня жить в том мире. Она умела разводить костер трением кусков дерева, знала съедобные растения. Даже умела ловить голыми руками рыбу, зайцев и птиц. Поделилась со мной одеждой… у сэелэ одежда многослойная. Сплела для меня обувь из коры. Если бы не она, я бы не выжила. Умерла бы от голода или холода. Или от плохой воды, в других мирах вода – одна из самых больших опасностей.
– Я знаю, сам из такого мира, – мягко произнес Михаил. Не то, чтобы он был большим специалистом по выживанию, но хотелось малость самоутвердиться.
Рянц кивнула, принимая информацию к сведению. Возобновила рассказ:
– Она научила меня говорить на языке сэелэ. Для тех, кто владеет цефаном, другие языки даются легко. И много чему еще научила… А я только и могла, что рассказывать ей про Обитаемое Пространство. Но слушать она тоже умела.
При этом Рянц пристально, с намеком, взглянула на Михаила. А намек был такой, что Михаилу тоже желательно научиться слушать. Михаил слегка улыбнулся, показал, что намек ему понятен. Пролазникам, в отличие от обычных людей, легко доступно такое вот общение без слов.

Рянц опустила глаза, продолжила:
– Она решила, что нам нужно уходить как можно дальше, чтобы обогнать слухи про демона. Мы шли… очень долго, все лето, пока не начало снова холодать. Старались не оставлять следов, обходили селения как можно дальше… эта женщина умела замечать их издалека, причем – по разным признакам. По дыму, по следам, по поведению животных и птиц, даже насекомых. И даже по запаху. Она могла разглядеть след там, где я ничего не видела. Такие народы, как сэелэ, считают неразвитыми потому, что у них нет сложных инструментов, но на самом каждый из этих людей гораздо более развит, чем, скажем, жители Большого Города. Иначе им не выжить. Когда начались холода, женщина прибилась к одной общине… она пошла туда раньше меня, я сама на этом настояла, чтобы ее не приняли за покоренную демоном. Она рассказала, что сбежала из своей общины, потому что ее муж несколько раз приносил домой на своей обуви какую-то особую траву, это значило, что он ходит в запретные места. Сэеле верят, что в некоторых местах обитают потусторонние существа и боятся туда заходить. Женщина рассказала про траву своим соседям, но ей не поверили, она заподозрила, что соседи тоже ходят в запретные места, как ее муж. И она предпочла сбежать из своей общины как можно дальше. Мне пришлось убеждать ее, что лучше будет соврать, чем сказать правду, ведь сэелэ почти никогда не лгут. А после нее в общину пришла я. Эта женщина заранее придумала, как убедить сэелэ, что я – не демон: нужно было выглядеть смешной, потому что демоны сэелэ могут быть какими угодно, только не смешными. Я привязала к своей голове зеленые ветки и навешала на них рыбьи головы, птичьи перья, мертвых насекомых. А еще вымазала лицо белой глиной. И сэелэ действительно не разбежались, у них даже не возникло мысли, что я демон. Хотя смеялись… Но когда я объяснила, почему так себя украсила, отнеслись ко мне с уважением. Разрешили остаться, дали мне отдельную палатку. Я прожила с ними почти всю зиму, они оказались хорошими людьми, они с уважением относились друг к другу, заботились о детях, мужчины не обижали женщин. Они часто мылись, даже в зимние холода, верили, что это защищает от болезней. А я даже не понимала, что такое болезнь… Я очень тосковала по Обитаемому Пространству, хотела вернуться. Часто плакала… тайком от сэелэ, чтобы не оскорблять их гостеприимство. Сэелэ слушали мои рассказы про Обитаемое Пространство… они верили мне, но плохо понимали, почему мне не нравится у них. Они очень привыкли к своей степи, а когда узнали, что в Обитаемом Пространстве нет рыбы… А потом меня нашел бродячий колдун, скрытое знание подсказало ему, где меня искать. Это был человек из другого мира, но он хорошо знал мир, где жили сэелэ, вел себя… правильно. Его внешность тоже была не такая, как у сэелэ, но он был одет как уэлэ, это другой народ, южные соседи сэелэ, его внешность никого не удивила. Мое скрытое знание было неразвито, я не сразу поверила этому человеку, но он сумел меня убедить… Наконец-то я узнала, кто я – бродячая колдунья. И, самое главное, – что у меня есть возможность вернуться в Обитаемое Пространство. Я узнала, что мир, где кочуют сэелэ называется мир Черных Китов. Там не только степь, есть и океаны с китами, и пустыни… как и в других мирах. Луаит… так звали этого бродячего колдуна, хотя не думаю, что это настоящее имя, рассказал про скрытое знание, обучил меня заклинаниям для открытия лазов…
– Заклинаниям?! – непроизвольно воскликнул Михаил. Смутился от того, что перебил Рянц, объяснил:
– Мы называем эти… слова мантрами.
Пришлось объяснить, в чем различие, как его понимал Михаил: когда человек читает мантру, он вроде как пробуждает свои собственные внутренние возможности, то есть открывает лаз сам, своими силами, но если заклинание – значит, обращается к какой-то внешней силе. А в наличии внешней силы Михаилу уже можно не сомневаться. Есть подтверждения: убитый броском ножа-яасена ригсис, сбитая из пистолета летающая лодка… да и чутье пролазника, скрытое знание.
Рянц кивнула:
– Все бродячие колдуны задаются такими вопросами. Я – тоже, и первый, кого расспрашивала, был Луаит. Он ничего не знал, только высказывал предположение. И сам полагал, что наиболее правдоподобное объяснение это, что ничего на самом деле не существует, все нам только кажется. Но позже я расспрашивала других людей, в том числе ученых из Университета. Это уже здесь… то есть – в Обитаемом Пространстве. Они знают гораздо больше, они считают, что сеть лазов между мирами создали в очень древние времена другие существа, не люди. Задолго до возникновения людей. Сначала лазы пропускали только этих древних существ, однако появились люди, и некоторые из них в чем-то похожи на древних, и этих людей, нас, лазы тоже стали пропускать. Мы с вами – просто люди с очень необычными способностями, нам слегка открыто будущее, это и есть скрытое знание.
А что, верно, чутье пролазника ведь нечто вроде дара предвиденья.
– А ключи от лазов? – спросил Михаил.
– Ключи придумали в мире Алхар, это там, где люди встретили цефов, что привело к возникновению Обитаемого Пространства. Там тоже были бродячие колдуны, они везде есть… и вот… придумали ключи. И не только ключи, корабли чи-ту-ан, способы создания порталов между мирами. Странно, но создавать лазы между мирами оказалось гораздо сложнее чем порталы.
– То есть, они все знали, – пробормотал Михаил. – А откуда… это все? Откуда множество миров?
– С самого начала, – ответила Рянц, нахмурившись.
– Ну да… понимаете, у нас, в моем мире, есть теории про параллельные миры, в которых все одинаково, кроме какой-нибудь мелочи.
– Так и было. Сначала.
Тут Михаилу пришлось сделать паузу для обдумывания. Наконец он задал правильный вопрос:
– И что это была за мелочь?
– Все миры возникли в один момент из одной… точки. Об этом изначальном состоянии вселенной трудно сказать что-то определенное, кроме того, что масса равнялась бесконечности. Позже, когда вселенная начала расширяться, миры разделились… не сразу, сначала вселенная была едина, но в ней было бесконечное количество измерений. В знакомых человеку вселенных число измерений равно трем, то есть положение точки в пространстве можно описать тремя числами, но в тот момент понадобилась бы бесконечность чисел. И вот, вся бесконечная масса, один мир с бесконечным количеством измерений по трудной для понимания причине разделилась на бесконечное множество миров с тремя измерениями. Хотя можно сказать, что мир и сейчас всего один… Ближайшие из вселенных отличались друг от друга состоянием только одной мельчайшей частицы… даже не атома, и не частицы атома, а ячейки пространства, наименьшего возможного объема. Но со временем эти малые отличия породили другие отличия. Тоже, в сущности, малые, ведь картины звездного неба в ближайших мирах не отличаются. Хотя в по-настоящему далеких мирах звездное небо другое, не говоря уже про то, что может быть на небе две луны, и даже солнце – не одно. А то, что в соседних мирах, где живут люди, разная форма континентов на их планетах – не слишком большое отличие, если говорить о вселенских масштабах.
– Везде живут люди, – усмехнулся Михаил. – И мухи.
Рянц тоже сверкнула улыбкой:
– Многие полагают, что люди… и не только люди – жизнь распространялась между мирами через лазы. Поэтому она так похожа, причем не только между соседними мирами.
Это верно, в соседних мирах живут не только мухи, но и зайцы, дельфины, капибары. Но отличия имеются: где-то до сих пор есть мамонты, гигантские ленивцы. На сайте пролазников была информация, что в одном далеком мире, название которого Михаил не мог припомнить, нет крокодилов, зато есть динозавры, правда – мелкие, не больше козы. А в мире Каменное Дерево нет императорских пингвинов (там нет антарктического материка), зато в степях живут какие-то гигантские хищные нелетающие птицы вроде дрофы.
– А цефы тоже есть везде? – спросил Михаил.
– Да, их обнаружили в нескольких мирах. Там, где научились достигать звезд. Однако трудно сказать, возникли цефы в этих мирах, или пришли туда через лазы, они очень давно пользуются сетью лазов и сами не помнят, появились они в одном мире, или во многих.  
– Значит, вы вернулись обратно в Обитаемое Пространство, – заговорил Михаил после паузы. – А как вы попали сюда? Ведь вы должны были вернуться… к той общине, где родились… то есть – воскресли.
– Сначала я действительно вернулась к той общине. Вы не представляете, как я обрадовалась, когда опять оказалась в Обитаемом Пространстве. Мир Черных Китов совсем не плохой, и люди там живут… хорошие, но мне там не нравилось. Я помню, как объелась съедобной коры в Обитаемом Пространстве, целый год о ней мечтала. Год мира Черных Китов. Но в Обитаемом Пространстве прошло гораздо больше времени… Луаит меня предупреждал. Он тоже ходил в Обитаемое Пространство, правда не нашел людей. Впрочем – не искал, иначе нашел бы с помощью скрытого знания. Я же – нашла свою общину. Все были живы, община даже сильно разрослась. Но все они были поражены безумием долгоживущих. Все. Впрочем, они были счастливы. А я не могла на это смотреть и решила найти Большой Мир, так называют часть Обитаемого Пространства, где мы сейчас находимся, потому что здесь живет много людей. Можно было попытаться найти ближайший узел Системы Прямых Путей, если там есть такое и если оно соединено с местной Системой, но я решила пробираться в Большой Мир через сеть лазов, через другие миры. Скрытое знание подсказало, что так я доберусь быстрее. И я добралась, прошла много миров, видела много народов… осознала, насколько мне повезло с сэелэ. Несколько раз встречала других бродячих колдунов. И вот, оказалась здесь. Помню, как удивился тогдашний хранитель ключа, когда я появилась из лаза. Ему уже совсем надоело быть хранителем. Точнее – надоел Большой Город, он хотел перебраться в другую страну. Но не смог подобрать себе преемника, те, кто соглашался – не подходили. Ну а я… я уже мечтала о покое.

Рянц снова наполнила котелок, поставила греться. Михаил задал вопрос:
– А почему вы держите в тайне, что человек здесь воскресает после смерти?
Рянц явно уже давно обдумала ответ:
– Боюсь нарушения равновесия. Если окажется, что смерть здесь не страшна, люди перестанут бояться смерти. Фанатики уже не испугаются голодных колец, наоборот, начнут убивать своих детей, чтобы они возродились в другой стране и продолжали размножаться. Преступники получат возможность сбежать от наказания, просто убив себя. Убийство вообще перестанет быть преступлением.
– И наказанием, – вставил Михаил.
Хранительница ключа не ответила, заговорила о другом:
– Если мне поверят, будет очень много самоубийств. Даже сейчас предпочитают сбежать, а не бороться, потому что есть куда бежать. Но, в то же время, люди редко остаются довольны той страной, где живут. Строят дома, развивают технику, создают произведения искусства. Вы видели картины и скульптуры на площадях? А воскресшим все это не нужно, они и так живут в наиболее подходящем для себя окружении. Когда все идеально, ничего делать не надо.
– Но вы видели только одну общину воскресших…
– Да, и это еще одна причина хранить тайну. Ведь может оказаться, что только моя община воскресших была благополучной, просто повезло. Или же есть в Обитаемом Пространстве сила, которая лучше людей знает, чего они хотят… лучше о подобных вещах не задумываться. Можно предположить, например, что плохие люди воскресают в плохих местах. В наказание.
– Можно, – усмехнулся Михаила.
Рянц налила себе и гостю еще горячего напитка, спросила:
– Так все же, вы не изменили своего решения? Все еще согласны обменять вечную жизнь на свою любовь?
– Ну, я же не совсем отказываюсь от вечности, могу вернуться в Обитаемое Пространство вместе с Никой. А ждать ее здесь… слишком долго, понимаете? За все время, что я здесь, для Ники всего несколько секунд прошло… я ее чувствую. Даже если она до меня доберется, я не хочу ждать так долго, понимаете?
– Да. Вы меня убедили, вы должны идти навстречу своей женщине.
Вот и чудненько.
– Тогда расскажите про мир Ду. Все, что знаете – я буду благодарен.


Михаил стоял в полутьме ангара, смотрел на мерцающую мглу, открытый лаз. Сам открыл, без ключа, мантрой «тиа-тиа». Так этого ключа и не видел, забыл попросить Рянц, чтобы показала. А сейчас момент слишком торжественный, чтобы на мелочи отвлекаться. Можно так доотвлекаться, что вообще никуда не пойдешь.
Каменнодеревская «пижама», прозрачная обувь, нож-яасен и бесполезный браслет от холпа – вот все, что у него было из имущества. Остальное барахло отдал Рянц, все равно в мире Ду оно превратится в пыль. Платежный восьмиугольник Рянц обещала сохранить на случай, если еще встретятся.
Вообще-то другим, тем, кого Рянц пропускала в мир Ду до Михаила, везло больше: лазом проходили не только туда, но и оттуда. Редко, но случалось, и Рянц, как правило, удавалось у прибывших что-нибудь выменять или выцыганить. Одежду, оружие, инструмент. Но как раз сегодня, специально для Михаила, у Рянц не нашлось в загашнике ничего из этих трофеев, даже иголки. Она объяснила, что туда уходит больше народу, чем оттуда приходит, всего лишь из-за разницы в скорости течения времени. Рянц, понятное дело, отговаривала их покидать Обитаемое Пространство, некоторых просто не пускала. Мир Ду слишком опасен, для плохо подготовленного человека – смертелен, а Рянц чувствовала определенную ответственность за тех, кому открывает лаз. Но все равно, таких, кому Рянц позволила уйти в мир Ду набралось уже семь человек, считая Михаила, и первые шесть уже разобрали все трофеи Рянц. Интересная подробность: пятеро из шести предшественников Михаила были пролазниками.
Ну и еще у Михаила был он сам: вполне приличное тело и переполненная всякими разностями душа. Страхи с сомнениями, решительность, удовлетворение непонятно от чего.
Откуда страхи с сомнениями, чутье нашептывает? Да нет, чутье предупреждает об опасности мира Ду, но полагает, что идти туда желательно. Не идти – тоже вариант, однако лучше идти.
Это его собственное малодушие заставляет сомневаться. Бродят в голове мыслишки типа: может, действительно, подождать Нику здесь? Ведь у нее, глядя правде в глаза, гораздо больше опыта, ее путь в Обитаемое Пространство наверняка окажется безопаснее. А дождаться Нику можно и в Стране Снов, там тысячелетия пролетят так, что и не заметишь.
Однако ясно и другое: у Михаила больше информации о мире Ду, во всяком случае – на данный момент. Рянц рассказала. А Нике, если она дойдет аж до мира Ду, неоткуда будет узнать, что там к чему, если учесть, что самый короткий путь ведет через мир невидимой смерти. Уж там-то наверняка не у кого расспросить. Стало быть, для Михаила мир Ду безопаснее.
Кроме того, в Стране Снов он будет вроде как в коме, сохранится ли мысленная связь с Никой? А вдруг – нет? Когда Ника спала, Михаил ее ощущал, но кома – другое дело. А если связь оборвется, то Ника не узнает, куда идти.
Напомнил себе зачем-то, что есть у него выход трусливых: если что, можно быстренько вернуться в Обитаемое Пространство, Михаилу-то не нужен ключ, чтобы активировать лазы. Правда, лаз из мира Ду в Обитаемое Пространство расположен на каком-то каменном островке, где даже воды питьевой нет, потому Михаила выпустит вдалеке от этого островка. Лазы ведь в опасные места не выпускают, в сторонке открываются. А закроется лаз немедленно, за спиной Михаила, чтобы воспользоваться выходом трусливых, придется еще до островка добираться. По морю, между прочим. Зря про выход трусливых себе напомнил.
Ну так что, надо что-то выбирать: гарантированную вечную жизнь в Обитаемом Пространстве, или почти гарантированные смертельные опасности в других мирах.
Вдруг вспомнилось вычитанное у Святослава Логинова в «Многоруком»: «Впереди жизнь, позади вечность, ну у меня нет глаз на затылке, поэтому я выбираю жизнь».
Ухмыльнувшись, Михаил вступил во мглу.

Конец.


Рудник Джамбул - Киев, 1995-2009

Свидетельство о публикации № 12012010174112-00145306
Читателей произведения за все время — 453, полученных рецензий — 1.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии

ЕLENA
ЕLENA, 21.05.2010 в 21:22
Нет слов... под впечатлением! Изумительный мир Обитаемого пространства, где, как оказалось и смерти ,по сути, нет... и других миров нарисовали. Такое впечатление, что тоолько что оттуда:))) И существование вокруг кажется нереальным.)
Очень понравилось! И общины, и путешествие по небу... ну, очень увлекательно! Спасибо!
Тракторбек Артемидович Шнапстринкен
Очень рад, что Вам понравилось. Значит, я не зря старался.

Это произведение рекомендуют