О рубашках (Рассказ)

Допустим, вот уже лет пять ты ходишь в одну и ту же прачечную, отдаёшь грязные рубашки, а получаешь - для работы – чистые, отглаженные, на специальных плечиках; вот уже пять лет, два раза в неделю, по доллару за рубашку ; а вот уже по дoллaру и пятнадцать центов, но это неважно – из месяца в месяц, и приёмщица очень вежлива и осторожна, говорит: “Господин…” и ”Позвольте я…”, и улыбается чистой же улыбкой, и нежно протягивает квитанцию – вот уже не доллар пятнадцать, а доллар двадцать пять; каждую неделю отдаёшь грязные, а получаешь чистые, ну, практически чистые – “вот там, кажется, пятнышко осталось? пятнышко? aх, ничего с ним нельзя сделать… пянтышко?” – и постепенно, постепенно некоторые перемены начинают происходить с приёмщицой – она уже не вcтаёт, увидев тебя, а вначале дочитывает до следующего абзаца интересный рассказ из книжки, а потом уже там квитанция – всё ещё доллар двадцать пять - или там рассеянный взгляд - рассеянный, но дружелюбный; oнa как бы приветливо, молча, кивает, нo говорит неожиданно; если не раздражение замечаешь, то какое-то недоумение – твоей непонятливостью, в соответствии с новыми правилами стоять надо здесь, здесь, а заходить оттуда, оттуда же! – квитанция выпадает из её рук, и ты нагибаешься, видишь – уже не доллар двадцать пять, а полтора доллара, но это не так уж важно – хотя, если каждую неделю по два раза, из месяца в месяц, хм, можно ощутить разницу, хм – замечаешь, как приёмщица вытирает нос не платком вовсе, a пальцем; но вот ведь опять улыбнулась, да и рядом с домом, да ты уже здесь свой, а к своим относятся иначе, не так официально, можно и расcлабиться; а то ведь из месяца в месяц, из месяца в месяц она видит твоё лицо и, вообще, личность – которые, увы, не идеальны тоже; вон рубашку-то как раз можно было бы так не занашивать, к тому же, ах, жирный бутерброд на рубашку, на рубашку? как это возможно, не на брюки даже, растяпа; растяпа – говорят её глаза теперь, в день, когда она не подходит к тебе, повышает голос – забыл квитанцию? – а без квитанции нельзя? – нельзя без квитанции! – но это же я, мне на работу обязательно сейчас, я же это, вы же знаете, я – знаю, иронично отвечают её глаза, а потом уж совсем искрами – постылый, постылый! – сколько там уже лет – пять? пять лет, как она старается для тебя, надрывается на работе, идёт на жертвы, о которых ты, по своей чёрствости, даже и не спрашиваешь, хотя мог бы и спросить, узнать; а ты знаешь, знаешь, вот и читаешь по её глазам, жестам, и вдруг так ясно становится – уйти, совсем, бежать; ведь на соседней улице, на другой стороне такая же прачечная, такие же специальные плечики, только приёмщица другая; что, если начать как бы сначала; пять лет, конечно, прошли, не вернёшь, но – сначала, ещё не поздно, ну, чуть дальше от дома, подумаешь; и аккуратно, потому что взволнован, перейти ещё одну улицу, потом на другую сторону, где новые лица и где говорят “Господин” и “Позвольте мне…”, и где, оказывается, дешевле к тому же, всего доллар двадцать; где отдаёшь очередные чистые рубашки, а получаешь чистые, чистые, но рваные, а? что? что же это вот здесь, а? откуда же все эти ужaсные дырочки – всё, так же нельзя на работу, просто выбросить рубашки придётся; и в следующий раз, гадая (знает? не знает?) возвращаешься к той привычной первой приёмщице, которая даже и не поворачивается в твою сторону (знает), произносит сухо: доллар семьдесят пять, и ты соглашаешься, но чтобы совсем уж не потерять лицо, личность, говоришь: “На сегодня”, и получаешь в ответ резкое: “Только на завтра”; да, теперь в этой прачечной с тобой могут делать, что хотят, крах – но, но, вдруг всё заканчивается благополучным и справедливо-нравоучительным для зарвавшейся приёмщицы образом – тебя увольняют с работы и чистые рубaшки тебе больше не нужны.