возле красной,
Скользнёт нога –
И всё напрасно».
Это будет цикл миниатюр, если сил моих хватит. Одна идея – одно никогда не пришедшее для таких людей время
Безусловно в этом мире, наполненном зарезервированными местами и лопающимися от дел органайзерами, есть немалое количество обесцененных жизнью людей. Они разбегаются от одной стенки и рикошетом отскакивают от другой. Посторонние наблюдатели цинично, ставя на руке очередной крестик шариковое ручкой, говорят, что такого рода человек просто мается и бездействует от привитой телевизором лени. Хотя, право сказать, на ваш, вдруг последующий им вопрос, откуда они взяли эту теорию, добродетели мира труда назовут фамилию известного репортёра. А лишённые неуверенно пожмут плечами: им чуждо чьё-то навеянное мнение, им бы жить просто. Перед глазами представляется Марина Ивановна, растоптанная о раскалённый бетон до температуры плавления, жизнью: в руках верёвка, позади непризнанные рукописи, Родина, для которой она преждевременно, лет на пятьдесят раньше, рождённая (Да, ещё и девочкой. Вот неслыханная дерзость!), а на измученных устах «а вот и крюк». Лишённые указывают на всеобъемлющую красоту небесного склона, а их в ответ направляют чуть ниже, - на крюк.
Еле-слышное "ку-ку"
Кукушка мгновенно замолкает, едва девушка задаёт свой вопрос. Можно расценивать это по-язычески верно, а можно предположить, птица счастья ещё не решила, сколько предстоит сделать ей в этой, кем-то для неё выбранной жизни. Лара послушный игрок, который ко всему прочему ещё и страстно верит в свою позитивно настроенную фатуму. Объяв руками колени, она медленно опускает голову, разрывающуюся от неумолимой боли, на оконное стекло. Недуг медленно, но верно, расстилается по всем членам её тела, сковывая движения, всячески скрывая то положение, в котором бы хоть на минуту стало легче дышать. Быстрота движений помогает превозмочь боль на мгновение, пока Лара достаёт ручку и расклеившийся по шву блокнот. Фанатичностью покажется неугомонное желание записывать в явно преумноженном значении каждый день жизни, каждое незначимое для обычного человека событие, каждый точный час восхода солнца. Лениво потягивается кошка, потом спрыгивает с дивана на уверенность четырёх лап и с неким саркастическим взглядом смотрит с высоты своего роста на хозяйку. - Алиса, я сейчас. Сейчас слезу с подоконника. А ты садись, тут батарейное тепло, фонарный искусственный свет и, кажется, даже сверчок за окном иногда издаёт какие-то звуки. Знаешь, о таких обычно пишут в книгах про рождественский канун… Хотя, что я тебе тут такое говорю… сама всё знаешь. Лара медленно подняла голову, поочерёдно свесила ноги с подоконника и до четырёх царапин на каждой руке пыталась унять вновь взбунтовавшуюся боль. - Ты только не торопи меня, прошу. Да, не смотри же так, словно я нарочно тяну время на твоём законном ложе! В эту минуту могло показаться, кошка надменно перевела глаза из одного бока на другой и еле слышно цыкнула. Но никто и никогда не придаст этому значения, лишь потому, что пропитанные скептицизмом люди определят читаемое фантастической прозой, а Лара просто сошлётся на искры в глазах и поистине тяжёлый день. Девушка набралась сил и спрыгнула с подоконника, но отяжелевшие ноги проскользили по полу и она незаметной болью ударилась коленями. Кошка величаво прошла мимо хозяйки, уселась, подобно ей, поджав под себя лапы, и принялась разглядывать паука, медленно ползучего по освещённому фонарным светом окну. Спустя минуту она уже будет с сожалением оглядываться на Лару, спящую тревожным старческим сном на полу. Понятное дело ей – мякующей – всегда найдётся самое лучше место.
"Молния с места на место"
За всё время, пока она слушала наполненный ложью, миллион раз отрепетированный, на многих проверенный, мёртвый по своему содержанию, монолог этого милого человека, успела с детской наивностью найти в его привычках самые смешные и отобрать наилучшие моменты, происшедшие за окном душной комнаты. Девушка заметила, как забавно он одним мгновением отталкивает прямой взгляд в глаза, как неравнодушно суетится в поиске чайника, при виде её родинки на плече и насколько монотонно звучит речь неуверенного в своих словах человека. Если бы не хорошее освещение, она бы наперекор своей врождённой женственности скорчила лицо и, забрав последний кусочек шоколада с хлопьями, направилась вниз по крутой лестнице к воздуху.
- Почему ты глазами бегаешь кросс, когда я пытаюсь в них посмотреть? Это забавно так.
- Я не могу смотреть на людей, которые так сильно мне нравятся.
- Русская рулетка и ты проиграл.
- Что?
- Зачем тебе я, когда вокруг столько неравнодушных особ с милыми улыбками и пожеланиями вечного счастья? Хорошо тебе будет от человека рядом, если у него мурашки только от холода? Понимаешь ли ты, что есть такая категория девушек, вроде меня, которым ничего не стоит лишний раз от хорошего настроения обнять человека и даже сказать ему пару-тройку приветливо-интимных вещей. Да мне просто часто бывает скучно. Вот и всё. Ох, а ты воспринимаешь всё это с высоты своего роста, словно я говорю искреннюю правду, и стоит тебе лишь сделать ещё шаг, как одинокий статус покинет на какой-то срок. Не противно тебе от того, что я говорю сейчас? Меня в эту секунду больше беспокоит положила ли покушать кошке, уходя на целый день из дома.
- На все вопросы - нет. Но убедился ещё раз в другом. Мне иногда кажется, тебя нужно убить, потому что без этого голоса и красных от горячего чая губ, мне жилось намного лучше.
- Я…доем шоколадку, хорошо?
Она каким-то неловким движением перекинула через плечо сумку, от чего изрядно «попортила» плод хорошего утреннего настроения - французскую косичку, и самоуверенно улыбнувшись, вышла на лестничную площадку. Два маленьких подобия этой девушки расселись на обоих плечах и завели разговор, подобный "миллиону терзаний". Одна упрекала в бесчувственности и жизни одним удавшимся днём, в хаотичном отталкивании людей с искренними намерениями и обесценивании ближних своих. Другая беззаботно зевая, утверждала, что сладкие слова лишь плоды бесконечных поисков и единственное, чем может удерживать девушку этот растёкшийся в повседневности человек. "Завести себе сладкоголосого мальчишку - завести себе колющий диабет".
Вольнодумие свежего воздуха заставили мысли, пусть с недовольным ворчанием, но перелезть на сторону второго оппонента.
"А день-то! День - то сегодня какой!" Большими, блестящими, словно перламутром от ракушки, мыльными пузырями летело счастье летнее. Солнце, получив свободы потоком, сгоряча мелкими лучиками отталкивалось от лиц людей. Всё вокруг рождало истому с терпким привкусом свежее сваренного горячего шоколада.
Девушка подошла к мальчишке лет шести, который беззаботно стоял поодаль всех детей на самой середине сквера и, набирая полной грудью воздух до мило раздувшихся щёк, выдыхал его. Она встала рядом и с томившейся ещё глубоко в груди материнской улыбкой, стала наблюдать.
- Ты так делаешь, потому что нужно?
- Смотрите, смотрите - плывёт! Мама говорит, нужно сделать глазами парусник, загадать желание и отправить его по ветру. Сегодня солнечно и ветра нет, - мальчишка на секунду опустил огорчённо голову, - но я сам дую ветер! И видите - плывёт!
- Я вижу, солнышко. Вижу.
Она не задумавшись достала телефон и набрала номер, который пальцы с особой нежность набирали уже около года.
- Родной, ты бы знал, сколько сейчас во мне счастья переворачивается! Я так трепетно к тебе... Сегодня будет вишня с клубникой и тихое "мы". Ты едешь?
- Знаешь, тут возникли непредвиденные обстоятельства: нужно будет переделать ещё кучу дел, разобраться с долгами в университете и, наверное, некоторое время побыть с другими. Ты же понимаешь. Ты же знаешь, какие они у меня. Ты же не можешь быть преградой, в конце концов.
Горечь поступательными движениями приблизилась к горлу, с земли, как из ада, надвигался несвойственный гнев. Она молниеносно, чтобы предотвратить необратимое, выронила кроткое "да", чуть приправив неутвердительным "конечно".
Девушка глубоко вздохнула: ветра сегодня не будет.
Успокаивала себя по дороге домой многочисленными цитатами из книг, что мужчина поистине любит молча. Уворачивалась от машин, выстреливая: "Он просто и правда занят", "Он ценит, но...", "Во мне чувство жены, оно даёт многое понять", "Во мне все его прошлые слова"....Надвигающаяся сирена заглушалась чьими-то: "Смотри-ка, гром разгуливает с места на место: перед градом это, говорю тебе! Летом!"
Она остановилась в метаниях ногами по голому асфальту, она остановилась в поиске оправданий: "ПереДградОМ - преграда я".