Как, впрочем, и стихов. И что ещё там
Рождается с расчётом, без расчёта,
Как зимнее дыхание в окно…
Их столько, бесприютных беглецов,
Снежинками тоски моей взлетело,
Что небо вкруг Земли в наряде белом
Предстать могло б пред космоса лицом!
Не пишется. И звук сковало льдом.
В молчания сугробах вязнут мысли.
И жизнь моя. Как прочерк. Видно, мы с ним
В родстве, что не гадает о «потом».
Потом – лишь повторение зимы.
А нынче… неисписанным листочком
Я ставлю после нежности – не точку,
А бездну, где, затерянные, мы
В видениях и в снах всё говорим,
Растапливая айсберг отчужденья…
А, может быть, молчим – стихотвореньем,
Что Господом написано самим!
Молчим. И обнажаемся. Сполна.
И телом, и душой. И льнём друг к другу.
Так льнёт самобичующая вьюга
К весне, дабы избавила она
От ложных наслаждений. Знаешь, нет
Отрады мне ни в том, что ты – далече,
Ни в том, что ожидаю, каждый вечер,
Найти себя, завёрнутую в плед
Несбывшейся мечты, но гордый взгляд
Бросающую вызовом – судьбине,
Ни в том, что я, как прежде, так и ныне,
Глотаю нелюбви смертельный яд…
Не точку ставлю – свет зависших фраз.
И он – прекрасен, вечен, и бескраен!
Как ощущенье познанного рая
В момент, когда, невидимы для глаз,
Уста твои касаются моих...
И этим ощущением – живу я,
Молчащая, не пишущая всуе,
Но в сердце каждый звук и каждый штрих
Божественности, найденной в снегу
Смирения, растящая и всходы
Лелеющая… Знаешь, нет свободы
От зим лишь для того, кто «не могу»
В себе взрастил. А я – живу весной.
Иная я. Не прочерк, не молчанье –
Вселенская Душа. И мирозданье,
Где жизнь, как и Любовь, зовётся мной.