Он медленно поднялся из инвалидной коляски. Ноги еще плохо слушались , но ходить он мог уже давно. Впервые он это понял еще когда была жива мать. Первым желанием было сообщитьей радостную весть, но потом он представил , что за этим последует. «Что хорошего ему принесет тот мир, куда так торопилась втолкнуть его она. Сколько ужасов рассказывает дядя Пол – окружной прокурор.» Нет, обо всем надо было хорошо подумать. А потом мать умерла. Родственники наняли сиделку, с трудом изъясняющуюся на английском - эмигрантку. Первое время он скрывал и от ней свою способность передвигаться, но потом понял - напрасно это. Бедная женщина была до смерти рада , что достала работу, она даже боялась взглянуть в глаза хозяина, любая его воля была законом: если он говорит, что сегодня он не может ходить, значит так и есть на самом деле, а зачем и почему – это не ее дело.
А за окном дышал большой город, и от этого дыхания веяло жутью.
Надо бы позвонить в банк, узнать , что творится с финансами :
- О мистер Роберт как мило , что вы нам позвонили. Пришло время пополнить ваш хозяйственный счет,- весело прощебетала трубка.
-Пополнить счет? Но у меня нет денег.
-Вы шутите мистер Роберт - очень смешно. Вы просто скажите мне какую сумму, и мы быстренько переведем ее на хозяйственный счет.
-Но откуда? У меня действительно нет денег.
-Нет мистер Роберт, ваших денег хватит на десять жизней. У вас три счета в нашем банке: во-первых основной, с которого начисляются проценты, во-второх счет на котором эти проценты скапливаются, и наконец ваш хозяйственный. Вот этот последний счет и надо пополнить. После смерти вашей матушки, ваш дядя бозаботился, что-бы все счета были переписаны на вас.
Роберт вспомнил ,что действительно подписывал какие-то бумажки, которые ему принес дядя. Сползший на менторские тона, голос начал его раздражать:
-Так возмите и пополните ,- чуть резковато ответил он.И тут-же добавил :
- Перечислите пять тысяч.
-Будет сделано.
Десять жизней. Да на кой ляд ему десять, когда он и с одной не может разобраться.
Лучшие доктора , из самых дорогих клиник лечили его. И вот теперь вылечившись, он узнает, что у него есть все, ради чего суетится тот мир за окнами. Но он не хочет туда. Вся его жизнь была в книгах. Они стояли повсюду в квартире: древние, мудрые на вид, но уже давно потерявшие всякую актуальность – фолианты, игривая белетристика, учебники всего на свете и просто хорошие книги.
Он прочитал почти все. Ничего нового уже не предвидится, тем более, будто бы заботясь о тебе , окружающие не перестают твердить: « книги это хорошо, но настоящая жизнь совсем другое».
Что это за хреновина – настоящая жизнь? Может это самая сложная и веселая игра? Но если это так и есть, - зачем начинать игру, априори являясь победителем? Ради любви? Но чем она лучше того , чем он порой занимался с приглашенными, по совету врача, леди? А может ради всяких дорогих игрушек , но их и сюда может натаскать.
А оно ему нужно? Ради человеческого общения? Из всех с кем он общался , только мать проявляла к нему истинную чуткость, и то порой весьма надоедливо. Ну еще может это бессловесное человекоподобное , что завелось в его квартире, порой со слезинкой окинет его взором и пойдет хлопотать по дому. А всем остальным абсолютно наплевать. Лишь изредко , кто-то, гордясь человеколюбием, заводит с ним нудную словесную канитель. Нет спасибо, за столь дешевым товаром гоняться не очень хочется.
Мысль о самоубийстве, посетившая раз , была сразу же отринута. Боли ему хватило на десятерых. Да и некоторые религиозные взгляды он принимал, ввиду их очевидности.
И вдруг, его осенило: написать книгу, самую великую, ну если не самую,то очень добрую и хорошую, нет не добрую – мудрую. Чем не цель!?
О чем? О жизни жалкого инвалида? О мудрости вычитанной у других авторов?
О-о-очем писать? Он прочел уйму книг. У него развита фантазия, он может писать,
нужно только придумать - о чем.
Глаза Роберта еще раз пробежались по книжным полкам. Нет здесь он не найдет ответа. Вот ради этой цели стоит выбираться наружу.
Он начал лихорадочно одеваться. Надо сразу, сейчас или он никогда не решится.
Та-ак, нужна палка, аа, черт, подойдет старый зонт. Небрежный жест на вопрошающий
взгляд - отстань , не по твоему уму.
Переступив порог, всего на секунду прислонился к стене, дальше опираясь на зонт – к двери лифта.
И вот оно - открытое пространство. Ну агоророфобии у него нет.
А на улице звенела весна, мягкий ветерок нес весеннюю свежесть, лица людей лучились от радости - долгожданный конец зиме . Первые впечатление его удивили, но и напугали то-же. От всего этого веяло небывалым коварством. Мир заманивает его, втягивает в свои жестокие игры, чтобы навсегда раздавить чужака. А что делать теперь?
Роберт медленно двинулся по тротуару, тяжело опираясь на зонт и с трудом переставляя ноги. Угрюмый, напряженный, вздрагивающий на любой шум или случайное прикосновение прохожих. Еще несколько шагов и на сегодня хватит. хотя нет, надо потерпеть еще, а то больше ему не выбраться. Надо что-то найти, какую-то зацепку, некий стимул для будущих вылазок.
Откуда-то зазвучала музыка – веселый напевный мотивчик. Решившись, наконец поднять глаза, он вгляделся сквозь стекла. Это был музыкальный автомат, старый еще с тех времен, когда-то он бывал здесь с родителями. О очень давно, тогда его отец еще не успел разбогатеть, и они часто, всей семьей заглядывали в это заведение. Хотя полной уверенности не было, но ему вдруг так сильно захотелось, что-бы это так и было. Сейчас он войдет в эту дверь , сядет у столика, возьмет кружку пива. и медленно,
очень долго, смакуя каждый глоток - совсем как папа, выпъет ее до дна.
Войдя внутрь и оглядевшись, он выбрал дальний столик и сел было лицом к стене, но почувствовав себя совсем беззащитным, поменял место, отгородившись столом от всего мира.
Во время его болезни на спиртное в их доме было наложено строжайшее табу. И вот теперь ему предстояло испробовать сей запретный плод.
Маленький глоточек : нет, не этого ожидал, странный вкус , ни как не назовешь приятным. Но ведь, что-то такое в нем было раз папа так его любил.
Еще глоток: ощущения те-же, видимо к нему надо привыкнуть.
Пара глоточков разбудила в нем дикую жажду, все-таки первая прогулка забрала много энергии. А воду просить было неудобно – полная кружка перед носом.
Жажда нарастала, и наконец, решившись, Роберт припал к кружке и начал жадно глотать, пытаясь, не ощутив вкуса, по-быстрее влить влагу в себя.
У-ф-ф-ф, что-что а жажду этот напиток утоляет быстро.
И вдруг, о волшебство, - окружающий мир начал меняться. Медленно но неотступно вся его сущность погружается в нирвану. В начале, казалось,
новые ощущения разрушат его волю. Но нет взрастало что-то новое, дерзкое.Оно обволакивало сознание, делало его легким, раздвигало горизонты, лишало страха.
Еще пива, и ощущения усилились. А вкус из кисло-горького приобрел бархатные оттенки. Воистину волшебный напиток. «Из инвалидной коляски в пивную», «А завтро было похмелье», «Кружка пива и весь остальной мир»... - заголовки его будущих книг вертелись у него перед глазами, юркими паравозиками таща за собой обрывки будущих сюжетов. И когда, где-то внутри, зазвенел тревожный звоночек, он уже знал , что сегодня больше пить не будет. У него уже появилась в жизни вот эта кружка пива, а если он в первый же день нашел нечто, что сделало его жизнь , хоть на время, счастливой, то значит стоит продолжить поиски.
Ведь не может же весь огромный мир уместиться в одной пивной кружке?
