Не имеет чужих или лишних,
Утопает китайский балкон
В цветниках и в аралиях пышних.
Топчет фрукты с лотков хулиган,
Воет тетка, смеются кокотки,
Дебоширит полночный Сянган,
Захмелевший от рисовой водки.
На задворках, в объятьях обид,
Извивается сломанный норов,
Молодая явайка скулит,
Обработанная сутенером.
Различить можно даже на слух
Бары, клубы, стриптизы, притоны,
Пьяный швед, опираясь на шлюх,
Им сует за бюстгальтеры кроны.
Переулки в притоны глядят,
Смех кокоток проносится мимо,
И напился, как старый пират,
Португалец из Понте де Лима.
Как опавшие листья, шуршат
Фунты стерлингов, доллары, франки,
Похотливые страсти вершат
Филиппинки, мулатки, тайванки.
Утром снова взметнется Гонконг,
Снова лавки откроют китайцы,
Зазвенят голоса, словно гонг,
И завертят купюрами пальцы.
Проходимцы облепят базар,
Точно мухи подохшую лошадь,
Динамитом взрывая базальт
Кошельков у туристов из Польши.
Рестораны, причалы, суда,
Катера и рыбацкие джонки
Долгой жизнью живут и сюда,
В этот город стекаются звонкий.
И летит то вперед, то назад
Грациозно, как шарик пинг-понга,
Вечно пьяный, но вечный, как ад,
Душный воздух шального Гонконга.
