Свет померк.
Ещё я помню, как тлел в изголовье закат,
Горький яд
Соча на бледность чела – моих уст
Оно помнило вкус…
И ветер нёс меня вдаль мимо плачущих дев
В их садах.
И в одинокой душе горечь скорби, дотлев,
Выжгла страх.
В ожесточённых глазах не блеснёт ни слезы,
Ни звезды;
Лишь будоражит сознанье предсмертный призыв –
Он застыл
Немой мольбою твоих окровавленных губ;
Я прочёл.
Я стал бесчувственен, холоден, едок и груб,
Взор мой зол.
И только месть остаётся на месте;
И лишь одно мне не делает чести:
Я не смогу погасить это светило,
Что ты так любила,
А оно распалило
Горячку предсмертных терзаний, агоний…
Но ни жестом, ни взглядом, ни в жалобном стоне
Не шепнула ты боле, чем слово одно
«отомсти»…
…Я шептала: «Прости им, прости!»