Он был бледный, худой и длинный студент-первокурсник. Звали его Михаил.
- Можно поприсутствовать на Ваших экскурсиях? – робко обратился он ко мне, студенту-старшекурснику.
- Во-первых, не надо так официально, – ответил я. - А во-вторых – всегда пожалуйста.
Мы, студенты ин’язники, работали тогда на летних каникулах экскурсоводами в музее. Водили в основном группы соотечественников. Но иногда бывали и иностранцы, на которых мы с интересом проверяли свои познания в английском, задумываясь о том, куда бы их потом пристроить.
И вот веду я однажды группу американцев (среди которых затесался и Мишка) и вдруг им говорю: «Уважаемые господа! А теперь разрешите представить вам моего младшего коллегу, который продолжит экскурсию».
Мишка поначалу стушевался. Но быстро взял себя в руки и довольно бойко заверещал по-английски.
Так мы познакомились. Помогали друг другу в работе. Он язык любил, что даже среди студентов иняза встречается нечасто.
В институте мы контактировали мало, так как были с разных курсов. Но мы всегда радостно приветствовали друг друга. Постоим на перемене в институтском коридоре, покурим, обменяемся новостями, поможем друг другу словарями или учебниками. Обычные приятельские отношения…
Его родители преподавали на нашем же факультете, но только французский язык. Отец был маленький, рыженький, толстенький. Нос картошкой, во рту - неизменный Беломорканал. Он был прекрасный специалист и душевный человек. За что и получил от студентов кличку «Папа». Мать – высокая белокурая красавица. Однажды мы пришли в институт и увидели у входа на стене некролог с её портретом. Никто не знает, как и почему она так поступила. Вышла за город и, увидев приближающийся поезд, легла на рельсы. Напрасно гудел сиреной машинист…
Погоревав какое-то время, отец снова женился. В избранницы взял продавщицу из овощного магазина. То, что она продавщица – нет ничего предосудительного. Предосудительно то, что она пила. И «Папа» из человека умеренно пьющего превратился в пьющего без меры. Однажды, будучи крепко выпивши, он упал где-то на газоне парка, уснул и не проснулся.
Но Мишка, похоже, умел переносить удары судьбы. Смерть родителей не снизила его боевой дух и академический азарт. Как блестящего студента его послали на повышение квалификации за границу, и мы на несколько лет потеряли друг друга из вида…
После долгого перерыва мы нечаянно встретились у меня на работе. В то время (вскоре после распада СССР) я зарабатывал хлеб свой насущный в одной торгово-мошеннической шараге. К нам приехала группа бизнесменов из одной очень капиталистической державы. Я вышел на крыльцо, чтобы их встретить. И тут увидел Мишку.
- Ба! Какими судьбами? – удивился я.
- Да вот привёз вам господ заморских. Подбирают, что плохо лежит в бывшей стране Советов. Меня, например, наняли переводчиком. А ты что тут делаешь?
- Переводчиком работаю.
- Ну, принимай тогда из рук в руки. Мне они уже изрядно надоели.
Потом мы встречались на различных институтских мероприятиях. То юбилей факультета, то встреча выпускников. К тому времени Мишка стал уже сотрудником родного факультета. Закончил аспирантуру. Защитил диссертацию. Стал профессором. И выглядел он теперь уже совсем иначе. К длинному росту присовокупился солидный вес, и даже животик. Потерю волос на макушке Мишка компенсировал профессорской бородкой. После официальной части следовали неизбежные «встречи по интересам». То есть бывшие студенты и настоящие преподаватели, садились за столики, наливали и вспоминали…
Общались мы в основном по телефону. Перезванивались время от времени, особенно накануне праздников. А иногда звонили по делу.
- Михаил! Помоги с одной загогулиной.
- Что там у тебя?
- Вот гляди… - Я объясняю. – Перфектная форма глагола, но выражает явно процессуальное действие.
- Так бывает, Сергей. Это один из оттенков перфекта. У тебя, видно, дырки в знаниях элементарной грамматики. Я сейчас учебник пишу. В министерстве просвещения обещали спонсировать. Подарю тебе экземплярчик для латания дырок.
- Михаил, можешь найти толкового репетитора?
- Зачем тебе?
- Надо одну хорошую девочку пристроить.
- С налёту не скажу. Позвони мне в четверг.
Я звонил. И Мишка устраивал. Иногда учеников брал сам. Потом его ученики добивались выдающихся результатов. Мишка мне о них с гордостью рассказывал.
- Галочка сейчас в Чикагском банке работает. Уже вряд ли вернётся. Лариса на солидной фирме в Штутгарте трудится. Славик после МГУ в Канберру улетел.
- Слушай, Мишка! Ты хоть себе бы карьеру сделал! С такими знаниями сидишь в провинциальном вузе! Давно сварганил бы себе что-нибудь поденежней.
- Эх, Серёга! Не в деньгах счастье.
- А в чём же?
- А чёрт его знает! Я в Индии два года работал. Там народ бедный, а физиономии сияют от счастья. А у меня сосед, директор фирмы, купил себе Lexus, выстроил коттедж и застрелился.
- Это он от радости.
- Не нужна мне такая радость. Скажи лучше, ты пробовал «Кедровую», последнюю новинку нашего ликёро-водочного завода?
- Пока ещё нет.
- Настоятельно рекомендую. Отличная настойка.
- А ты на берёзовых бруньках пил?
- Конечно. Но у неё вкус резковатый.
- Я бы не сказал. У чего действительно резкий вкус, так это у «Смоленской крепости».
- Ну, это вообще стеклоочиститель. Бомжам на утренний опохмел.Скажи, Сергей, у тебя есть на примете хороший дантист:? С зубами - беда. Перед студентами рот открыть стыдно.
- Есть, конечно. Записывай телефон. Михаил, отчего бы нам не встретиться за бутылочкой хорошей настойки?
- Приглашай, приду.
- Приглашаю в ближайшую пятницу.
- В ближайшую не могу. Улетаю в Оксфорд на конференцию.
- А через неделю?
- Хорошо. Звони.
Но через неделю я сам улетел в Дубай. А потом срочная работа. Не до встреч…
Три дня назад я ему звонил. Никто не брал трубку. А вчера вечером во время ужина позвонила знакомая.
- Сергей, приготовься к плохой новости. Умер Михаил Кудрявцев.
У меня картошка изо рта выпала.
- Что? Как?
- Не знаю. Вынос тела завтра в одиннадцать.
Я приезжаю к нему на квартиру. Переступаю порог. Мне навстречу идёт Юля, Мишкина жена, маленькая хрупкая женщина в чёрном. Мы обнимаемся.
- Вот, Серёжа, как получается. Всего-то ему было пятьдесят два года.
- Что с ним?
- Рак скоротечный. Кто бы мог подумать. За три месяца сгорел.
У неё глаза красные и абсолютно сухие.
Я подхожу к Мишке. В ноздри ударяет запах цветов и чего-то такого, что всегда присутствует в комнате, где лежит покойник.
Вместо толстого румяного Мишки я вижу жёлтую ссохшуюся мумию с заострённым носом и слегка приоткрытым ртом, из которого видны зубы. Дантист поставил ему хорошие зубы...
Я наклоняюсь над ним и целую в холодный лоб.
Прощай, Мишка… Мы так с тобой и не выпили кедровой. Ладно, Бог даст, ещё выпьем. Когда встретимся там, куда рано или поздно уходят все…