Воздух пряно пропитан дурманом,
вечер стелет низины туманом,
медью светит закат и колышется рожь.
Даже если вернется он пьяным -
ты сыночка опять у околицы ждешь,
как всегда в шушуне обветшалом.
Только ты его ждать не устала.
Помнишь
Как поутру, едва рассвет забрезжил,
лиловым освещая небо нежно,
он рассказал: «Намедни, снилось мне,
что проскакал среди полей безбрежных,
как встарь верхом - на розовом коне.»
Он дух Руси вдыхал, как ветер свежий.
Писал стихи о ней - душой мятежной.
Как он,
Пробудившись с птичьим щебетаньем,
Увидал весёлой гулкой ранью,
Как метался неба голубой огонь,
в перламутровом росы мерцанье,
- солнце, влажной ночи разогнав покой,
поднималось - расширяя дали…
Как влюбился, перестал скандалить.
Сын твой
Добиваясь поцелуев юной Лалы,
Изучал персидский - у менялы.
Хотел любви в плену красот Востока...
Но звон серег берёзоньки кудрявой,
он слышал сквозь воззвания к пророку.
И крик далёкий журавлиной стаи,
и клёна стон, опавшего, усталый.
Тогда
Чтоб юной персиянке смочь сказать: «Люблю»
он заплатил за пол тумана - по рублю,
Но под выцветшем небом Востока,
в той дали не забыл мать-старушку свою
И грустил о сторонке далёкой.
Тосковал о лесах, и лугах, и жнивью,
как в деревне гармоники песни поют.
Любил
Ты ведь помнишь? Однажды во сне,
Сын шептал: «Шаганэ, Шаганэ,
Я могу рассказать тебе поле,
Как волнуется рожь при луне…»
И стонал он как будто от боли
Продолжая шептать в тишине:
«Шаганэ, ты моя, Шаганэ».
