/продолжение/
ИЮНЬ /2000/
/.../
Девятнадцатый день. Понедельник
Днем не выше +19-и, ночью до +5-и. Холодно, конечно, — по другому не скажешь. И солнце сквозь редкие тучи, и ветра почти никакого, а холодно. Ксения Хазарова в это же время говорит из Иерусалима по телефону, что приходится выпивать по пять литров воды в день, так как столько же исходит потом — жара под сорок и за.
Григорий Горин. Четыре дня тому назад умер, сегодня хоронили в Москве. Нет, он не был только сатириком. Тем более, не был исключительно юмористом. Горин обладал сферическим художническим да и человеческим зрением. Людей и явления он видел сразу и за шаром, с «той стороны» тоже. Поэтому его герои философически многомерны, одномоментно смешные и печальные, простоватые и мудрые, злые и милосердные, плутоватые и прямодушные… Люди как люди. Тиль Уленшпигель… Барон Мюнхгаузен… Граф Калиостро… Шут Балакирев…
«Надо каждый день подходить к окну и говорить: «Спасибо! Спасибо! Спасибо!…» Так, безадресно. Кому должно, тот услышит». — Это не Горинские слова, чьи-то, но они и его — он так жил.
Двадцатый день. Вторник
С утра собиралось быть жарко. Уже с восходом солнца +15. Но жарко так и не стало. Душно, небо в серой хмари, сквозь которую изредка просверкивало больное солнце. Выше +22-х не поднялось. В вечеру сорвалась невесть откуда пригоршня капель. Три из них достались мне. Зацвели жасмины. На сквере их не меньше сиреней. И ароматы источают обильнее сиреневых. Оттого, что жасминам на их цветение достался влажный воздух.
Вечером в гостях у Хазарова и Браховской Альбина Голиафенко — журналистка, корреспондент газеты «Дивнобург», одного из городских изданий. Она у них — на предмет изучения эпистол Ксении с целью публикации «выдранных мест из переписки…»
Ксении Хазаровой завтра семнадцать лет. Первый ее день рождения, случившийся не дома, не в семье — в Израиле.
Нора отправила нынче Ксении 17 маленьких писем электронной почтой.
Юля, которой в этом году вышло уже 23, тоже послала поздравление сестре, лейтмотивом которого стало: «Где мои семнадцать лет?!»
Князь же, промучившись неделю мыслью: «Чем порадовать, удивить дочь?», именно сегодня сварганил и послал ей тоже Интернетом нечто под названием «Обрезанный сонет».
Вот этот самый сонет с несколько фривольным названием.
Ани оле хадаш еще не очень,
Но быть им скоро — ах! эсмах меод!
Тэн ли, бевакаша… А, впрочем,
Ани царих меа грам агваньйот.
«Слиха, слиха!..» — рек я рак бэрусит…
А моя бат на арба медаберет!..
Пгиша кровим она уж так грустит,
Что и михтав рашум уже не верит.
Тода, кумкум, кен, лайла тов…
Да я!.. шмонэ раз это выучить готов!..
Пусть в хацилим распухнет мне губа,
Кричу: «Тода раба! Шалом! Барух аба!..»
Такая вот окрошка из рассогласованных слов русского и иврита. Причем ивритские почерпнуты из примитивнейшего разговорника для особо тупых. Но в общем — мило. Ксюха похохочет с подружками от души: «Ай да папка! Ай да … папуль!»
/.../
[Двадцать второй день. Четверг
Душно. Гроза продолжает собираться. Ночью не ниже +20-и, днем до +32-х, правда, на солнце, которое большую часть дня занимает большую часть неба. Предгрозовые тучи гуляют по небесной периферии. Хм! Тучи, облака… Впервые пришла мысль: какая разница меж ними? Между понятиями и их сущностями? Если не искать энциклопедических определений, а так вот, «по жизни», то облако — это та же туча, которой повезло быть освещенной солнцем. И тогда выходит, что одно и то же атмосферное образование одномоментно может слыть и тучей, и облаком в разных своих частях.]
/.../
[У Бориса Гребенщикова строчка есть: «Мучиться жаждой он любил больше, чем пить»…]
/.../
Двадцать седьмой день. Вторник
К утру осталось лишь +9. Пасмурно. Солнце не пробилось сквозь тучи, только раза три подсвечивало их со своей стороны, превращая в облака и выдавая свое местонахождение на небосклоне. +17 — самая высокая температура сегодня.
Нора дала объявление в газете Ланы Гарт о том, что желающие встретиться с Ксенией Хазаровой могут это сделать такого-то числа, там-то и там-то, в такое-то время. Имеется в виду встреча Ксении с многочисленными ее друзьями на берегу озера в пригороде — с пивом, сухариками, натертыми чесноком с солью, и гитарами. Обзванивать всех по нынешним временам накладно, а так — еще и оригинально, и как бы престижу Ксюхе добавляет.
Костя Хазаров пытался воспротивиться, — дескать, ни к чему это вселенское трубление, да и может привлечь «нежелательный элемент»… Но доводы его оказались слабыми, и объявление пошло в народ.
Трижды говорили здесь сегодня разные люди об «этих сумасшедших Косте и Норе», которые собираются туда, не имея никаких сбережений, уповают на продажу гаража и машины, а охотников купить это у них не находится. «Да и что они с этого будут иметь? — сочувственно или язвительно говорят те или иные. — Пару тысяч долларов? — Это же… это же кошкам тамошним насмех!»
И то верно. Сумасшедшие! И… насмех!..
/ей-ей! - продолжение воспоследует/