…есть в географии наука побеждать
достоинством оружья, не бряцая –
на параллели
страсть и благодать,
и острова, и лужицы, и стая
прибрежных птиц – вот география!
следы,
как мокасины из лосиной кожи…
но где б ни вымирал затерянный мирок –
повсюду тленье брошенных дорог –
не географии, но просто суеты…
в какой-то окровавленной стране
растоптан танками песок сухих предместий…
мы примеряем сводки происшествий
на карту времени,
безрадостные вести
на каждый день,
на каждый свет в окне…
____________________
/О.П./.
«Руководство ДРА обратилось к СССР с просьбой оказать республике военную помощь. В декабре 1979 г. на территорию Афганистана были введены советские войска.»
(ИТАР ТАСС).
Такая вот география. Она входила в каждый дом со сводками теленовостей, прилипала газетными листами к щитам на трамвайных остановках. Иногда мне это напоминало дрянной портвейн, который не хочется – а приходится пить, если нет другого…
Стихи на картах – это стихи не о войне потому, что «на свете есть вещи и хуже войны – трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже» (Э.Хемингуэй).
Опубликованные в № 6 «Северной почты» стихи эти как бы растворились в пространстве, стали частью чего-то большего, во всяком случае, для меня.
По Ленинграду прошлась волна квартирных обысков, андеграунд не то, чтобы интересовал властьпредержащих, но создавал для них некоторый дискомфорт. А стихи…
Виктор КРИВУЛИН
* * *
в дудочку спинного мозга
свернутая Карта Мира
с дрожью линии приморской
в пятнах гор и синих дырах
вложенная до рожденья
в полость хрупкого футляра
эта ось прямохожденья
развернется как подарок
мира полного открытий
где по очертаньям суши
восстанавливаем нити
связывавшие тела и души
океанской мощной лаской
в полуназванной вселенной
мы настигнуты настенной
Картою Староголландской
как бы с головой накрыты
втянуты в ее воронку
* * *
есть и у целого народа
трудноскрываемый порыв
к самоубийству
затворив
ходы и выходы и входы –
дыхательная несвобода
свое пространство сотворит
по карте скатанной в рулон
когда материки шершавы
наощупь ни одной державы
не обнаружишь только слом
картона или же бумаги –
разрыв проходит посреди
какой-то – лучше не гляди
какой земли
пускай во мраке
теряются ее зигзаги
как неразгаданные знаки
твоей же собственной судьбы
* * *
карты и календари и карты
время и пространство – время
странствия и растворенья
в кратком словаре стихотворенья
в кольцах речевой блокады
оставляем несколько названий
ломаную линию границы –
безрельефный, безразличнолицый
льется свет со Схемы, со страницы
перевернутой над нами
* * *
бескрасочье. одни узорцы
кустарника среди снегов
и розовый при низком солнце
народ березовых стволов
но все, в пути разнообразном
в одну сливаясь полосу,
окрашивается изжелта-красным
скольженьем света по лицу
* * *
всю весну осыпаются стены
раскрываются карты морей обнаженных
сиренево-желтые пятна –
только в лицах ни плаванья, ни перемены,
и глаза в перспективе обратной
расширяются дышат глядят искаженно
фиолетовый читан флоренский, захлопнут
черно-пурпурный розанов – угол Садовой
и Гороховой – окна и люди
в тихих полупрозрачных телах
задыхаются, глохнут
и кричат – но запаяны звуки в сосуде
голубого стекла
нет, бесцветного – не голубого
* * *
бог погребенный – Бог воскрес
и в серый день послепасхальный
с неисторических небес
его схождение печально
и мы окрашены во цвет
Его неизмеримой грусти
о нас, которых больше нет
нет ни в природе, ни в искусстве
зачем же робкая растет
улыбка мира и согласья
из трещин, выбоин, пустот
из хаоса и безобразья?
и жаль – но сведены ко дням
страдания и воскресенья
года отпущенные нам
не для старенья – во спасенье
* * *
немногие из голосов
я слышу – выпростан из хора
туманный стебель, он – осколок
весною взорванных лесов
немногое над головою –
размывка облака, пустяк
на исторических путях
какое-нибудь Бологое
маячит. летописный свод –
скорей не купол, но пригорок,
внизу овраг, а в разговорах
синица даже не совьет гнезда.
возможно ли скуднее
прожить? – и молча перейти
в искусственную галерею
из неба и резной кости?
* * *
«Должно быть, в воздухе безумия микроб носился…» /А.Кушнер/.
Ленинградские поэты Александр Кушнер и Виктор Соснора, соблюдая дистанцию, по очереди взбирались на поэтический Олимп, Андрей Вознесенский размышлял о том, что все-таки предпочтительнее «Метрополь» или московский метрополитен , а Булат Окуджава подумывал – какое бы еще заявление написать и куда… Все-таки растущий авторитет А.Пугачевой его нет-нет – да беспокоил…
Атлас литературных дорог и обходных путей в литературу, казалось, ждал своего рождения, но… нас, эту пору, волновала совсем другая география…
…у меня на столе – пять томов или тем?
пять излюбленных книг – вернисаж мирозданья,
я их тысячу раз пролистал, пролетел,
я внимал им, учился читать с опозданьем
эту голубизну – не созданье богов –
Полигимнию, память… всего понемногу –
очертания тех и иных берегов,
ожиданье…
и все же создание Бога
я любил твою выпуклость, глянцевый лист,
оглянись на меня, уходя от касаний,
от ладоней моих, где небесная высь
распростерта,
а руки мои повисают…
и, внимая тебе, ухожу от простуд,
от лекарств и чумы сульфамидного рая…
только пальцы мои сквозь лазурь прорастут,
только руки мои задрожат, замирая…
/О.Паловский/
* * *