Сан Саныч - Старший Механик
Саня - (Сан Саныч в молодости)
Игорь - Молодой Матрос
Капитан
Штурман
Вахтенный Рулевой
Радист
Тихомирыч - Боцман
Тралмастер
Сварщик
Врач
Два Матроса
Другие члены экипажа
СЦЕНА ПЕРВАЯ
(Сан Саныч и Игорь)
Предрассветная дымка постепенно рассеивается. Декорация представляет собой ют промыслового судна, типа БМРТ. Кругом открытое море. Слышен шум волн. Лёгкая качка. У борта стоит Игорь. Ветер бьёт ему прямо в лицо. Края расстёгнутой куртки развеваются за спиной, делая Игоря немного похожим на альбатроса, парящего над дышащей солью бездной. Взгляд юноши устремлён к линии горизонта в ожидании восхода солнца. Справа появляется Сан Саныч и на мгновение останавливается от неожиданности: редко встретишь кого-либо на палубе в такую рань. Почувствовав чье-то присутствие, молодой человек быстро оборачивается, но потом задумчиво переводит взгляд обратно на непрестанно пульсирующую поверхность воды. Ветер властно гнёт неисчислимые спины волн. С каждым мгновением явственнее очерчивается сферичность земного предела, которая делает очевидным непрестанное круговращение бессонной планеты. Сан Саныч недовольно хмыкает и, не спеша, подходит к Игорю.
ИГОРЬ: Доброе утро, Сан Саныч! С вахты идёте?
САН САНЫЧ: Ты про морскую этику слышал? Позор!
ИГОРЬ: (Непонимающе). Морскую этику? Почему позор?
САН САНЫЧ: Дурачка только не включай. (Строго). Что, окурок в море бросил?
ИГОРЬ: (Растерянно улыбается). Я не курил.
САН САНЫЧ: Обрез для этого есть. Курить отправляйся на бак. Кто-нибудь вообще знает, что ты здесь.
ИГОРЬ: (Спохватывается). Я вообще не курю, Сан Саныч. Правда! Просто морем подышать вышел…
САН САНЫЧ: Вышел подышать! Тебя же запросто волной смыть может, никто и знать не будет. А Тихомирычу отвечать потом перед капитаном! А капитана вообще под суд за тебя, салагу.
ИГОРЬ: Виноват!
САН САНЫЧ: И часто ты тут дышишь? А ну, марш отсюда!!!
ИГОРЬ: (Сконфуженно улыбается). Не выдавайте меня, Сан Саныч!
САН САНЫЧ: (Испытующе смотрит). Делать мне больше нечего. Но ещё раз увижу – пеняй на себя! (Показывает кулак).
ИГОРЬ: Больше этого не повториться. (Вдыхает полной грудью). Море почти утихло. А вы тоже рассвет встречать вышли, Сан Саныч?
САН САНЫЧ: Не твоё дело! (Смягчается). Хитрец! Да я курнуть хотел и - в койку. Некогда мне морем любоваться. Вот моргну пару часиков, а потом на обработку рыбы. Аврал, да и лишняя копейка не помешает. (С издёвкой). Но тебе-то это всё, наверняка, скучно – ты морем любуешься.
ИГОРЬ: Так я это... (Пауза). Красиво просто. (Улыбается). Такой воздух! Опьяняет, ей Богу!
САН САНЫЧ: А, ну-ну. (Пауза). Это твой первый рейс?
ИГОРЬ: (С гордостью). Ага...
САН САНЫЧ: (Хмыкает). У меня сын рисует – пацан ещё совсем. (Показывает рукой приблизительный рост ребёнка). Я вот ему говорю – ты должен хоть один разок в море сходить, сынок. Такого чёрного неба ночью ну нигде больше не увидишь!
Они молчат. В это время сцена начинает вращаться, и ют судна медленно разворачивается вместе с моряками, делая несколько полных кругов. Когда сцена останавливается, декорация траулера теперь развернута к зрительному залу, в глубине которого сверкают молнии и раздаются отдаленные раскаты грома. Игорь указывает в глубину зрительного зала.
ИГОРЬ: А, правда, интересно, Сан Саныч, вон гроза, видите, на горизонте? Всё такое крохотное в ней: и тучки носятся, и молнии, как будто короткие замыкания – словом буря в стране Лилипутов. (Смеётся). Не настоящая какая-то, короче! А над нами небо чистое. (Делает широкий взмах над головой, а затем указывает в сторону воображаемого горизонта). Видите, рядом совсем даже солнышко вот-вот взойдёт. Вот на берегу, когда дождь идет, кажется что всё – навсегда зарядил, суши вёсла. Так ведь?! А тут по-другому… (Пауза, во время которой молодой человек подыскивает нужные слова). Прямо каким-то Гулливером себя ощущаю! (Смеётся).
Сан Саныч закашливается от короткого смеха. На них падает кораллово-оранжевый луч света. Оба довольно щурятся, повернув лица к чуду, ежедневно свершающемуся для восторженной части человечества.
САН САНЫЧ: Так то ж действительно маленький дождик, Гулливер Батькович! (Машет рукой). А вот буря – это страшно. (Пауза). По-настоящему страшно!
ИГОРЬ: (Немного смутившись). Да, я слышал. (Пауза). Так говорят, что шторм, вроде, стороной пройдёт?
САН САНЫЧ: (Пожимает плечами). Глядишь и проскочим.
Сцена опять медленно разворачивается, делая несколько кругов. Во время последнего круга раздаются тревожные крики чаек. Декорация останавливается как в самом начале этой сцены.
САН САНЫЧ: Ты смотри, до берега ещё минимум две недели ходу, а они уже тут как тут!
Игорь вытаскивает из кармана ломоть хлеба и бросает маленькими кусочками за борт.
САН САНЫЧ: (Изумлённо). А, так это они тебя встречают? Прикармливаешь?! (С притворной строгостью). А палубу потом ты будешь драить?
ИГОРЬ: А кто ж ещё?! (Смеётся). Я в детстве с отцом часто ходил на пирс чаек кормить...
САН САНЫЧ: Он что, тоже - моряк?
ИГОРЬ: Нет, поэт. Море очень любил. (Долгая пауза). Вы знаете, что он мне про чаек тогда рассказывал?..
САН САНЫЧ: Откуда же мне знать-то, чудак-человек?!
ИГОРЬ: Сан Саныч, а вы смеяться не будете?
САН САНЫЧ: Ну, это уж от тебя зависит – если смешного не скажешь, то и смеяться не над чем будет...
ИГОРЬ: (Серьёзно). Нет, это не смешно – это красиво! (Пауза). Мне отец рассказывал, что чайки - это души погибших моряков...
САН САНЫЧ: (Размышляет, покачивая головой в подтверждение своим мрачным воспоминаниям). Да, действительно, смешно...
ИГОРЬ: (Немного с обидой в голосе). Что ж вы тогда не смеётесь, Сан Саныч?
САН САНЫЧ: (Хмурится). Ты неправильно понял. (Пауза). Я как про души погибших моряков услыхал - так сразу и вспомнил. (Вздыхает).
ИГОРЬ: Что вспомнили-то?
САН САНЫЧ: Столько лет уж прошло. Я об этих чайках и думать-то забыл. Летают себе, кричат, гадят. (Хлопает по плечу Игоря). А с другой стороны глянешь – красивый морской символ получается! Верно?
ИГОРЬ: (Растерянно). Ну да.
САН САНЫЧ: Всё меняется, а символы неистребимы.
ИГОРЬ: Не понимаю...
САН САНЫЧ: (Размышляет вслух). Сейчас море буквально нашпиговано военными судами со всякими вертушками, самолётами… Помощь терпящим бедствие оказывается в считанные часы. Теперь SOS вообще передаётся автоматически. (Хмыкает). Даже если судну уже амба, сигнал всё равно поступает, пока батарея не сдохнет. (Машет рукой). Да ты, наверно, и сам про это уже знаешь! Только когда я ещё таким же салажонком плавал, всё по-другому было. С тобой-то понятно - первый рейс. Но вот мой первый капитан тоже как-то по-особому море любил. Вот и эту фразу, как завидит чаек, так, бывало, задумчиво, как будто сам себе и скажет. Приглянулся я ему сразу чем-то. А под самый конец моего первого с ним рейса вот такая, парень, история приключилась... (Постепенно гаснет свет).
СЦЕНА ВТОРАЯ.
(Капитан, Штурман, Радист и Вахтенный Рулевой)
По обеим сторонам сцены располагается декорация интерьера судна. Слева трап, ведущий на капитанский мостик, нависающий над сценой в виде открытой площадки. В центре неё установлен штурвал, который деловито вращает Вахтенный Рулевой. Рядом с ним стоит Штурман. Справа внизу радиорубка. Посредине на разном удалении от авансцены и на произвольном расстоянии от пола висят несколько белых полотен так, чтобы, глядя на них, возникала ассоциация с парусами, разрываемыми сильным ветром. На каждом из этих полотен проецируются трагические эпизоды кораблекрушений: гром и молния, вздымающиеся и обрушивающиеся горы воды, матросы, смываемые волнами за борт, лица под зюйдвестками, искажённые гримасой ужаса. Все эпизоды одинаковы по протяжённости. Заканчиваясь на одном «экране», каждый из них начинается снова уже на другом. Смена эпизодов происходит произвольно, в хаотичном порядке. Пикает морзянка – сначала тихо, потом всё пронзительнее. Внезапно звуки обрываются. В иллюминаторе радиорубки появляется взволнованный Радист. Штурман снимает трубку судового телефона. Голос Радиста ещё не звучит по трансляции на мостик. Капитан проходит через всю сцену справа налево и энергично поднимается по трапу. В тот момент, когда он оказывается на верхней площадке и перешагивает через комингс, Штурман, стоящий к нему спиной, включает прямую трансляцию.
ШТУРМАН: Капитан, срочно пройдите на мостик!
КАПИТАН: Что за полундра?
ШТУРМАН: (Оборачивается и передает трубку Капитану). Радиорубка.
КАПИТАН: (В трубку). Радист, что стряслось?!
РАДИСТ: (Из радиорубки). В эфире SOS, Капитан!
КАПИТАН: А подробней?! (Смотрит на экраны, передающие безмолвный репортаж о трагедии).
РАДИСТ: Виноват. Всех обстоятельств узнать не удалось – связь оборвалась. Похоже дело серьёзное. Последствия бури…
КАПИТАН: Попробуй ещё раз на связь с ними выйти!
РАДИСТ: Есть попробовать выйти на связь.
КАПИТАН: (Штурману). Какие у них координаты?
Появляется экран, на котором проецируется морская карта. Экран полупрозрачен, поэтому всё, что происходит на сцене, по-прежнему обозреваемо сквозь контуры спроецированной на ткани карты.
ШТУРМАН: (Смотрит перед собой). Это прямо по курсу.
КАПИТАН: (Штурману). За сколько дойдём?
ШТУРМАН: Таким ходом – день, полтора, Капитан. Даже если судно – того... кто-то в шлюпках, глядишь, и продержится?!
КАПИТАН: (Радисту). Передавай, что SOS принят!
РАДИСТ: Разрешите выполнять?
КАПАТАН: Валяй!
Капитан какое-то время обдумывает что-то, глядя на надуваемые ветром паруса-полотна, на которых уже ничего не проецируется.
КАПИТАН: (С досадой штурману). Херовая новость. График совсем к чертям из-за поломки насоса... Сами еле плетёмся! Спасибо деду, что хоть 8 узлов ещё делаем. Хвалил помощника моториста – Санькой вроде кличут. Дед говорит, мол, механик от бога! (Вахтенному Рулевому). Рулевой, машинному отделению «Полный перёд», сколько выжмут.
РУЛЕВОЙ: Есть, Капитан!
Прозрачный экран поднимается. Гаснет свет. Слышен только вой сильного ветра.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
(Капитан, Саня, Тихомирыч, Сварщик, Тралмастер, Врач, два Вахтенных Матроса и другие члены экипажа).
На сцене выстроен помост с небольшим уклоном в сторону авансцены, который заканчивается бортом с леерами, тянущимися во всю длину сцены. Декорация стилизована под верхнюю палубу рыболовного судна. В глубине сцены слева от зрителя расположена конструкция, представляющая собой капитанскую рубку. Спереди и сзади этой постройки предусмотрены маленькие площадки, так называемые «уши», на которых стоят два Вахтенных Матроса. Один из них, тот, что спереди (Первый Матрос), навёл свой бинокль на зрительный зал, а другой (Второй Матрос) - в противоположную сторону. В глубине сцены справа стоит сооружение, напоминающее лебёдку, возле которой возятся Тралмастер и Сварщик. Вспышка сварочного аппарата периодически озаряет сцену болезненным, дрожащим свечением. Немного в стороне, ближе к авансцене, стоит Боцман. Он время от времени оборачивается, то, бросая тревожные взгляды в сторону зрительного зала, то, поочерёдно, поглядывая на матросов, что не мешает ему, однако, следить за работой подчинённых у лебёдки. Вся же площадь авансцены устлана переливающейся тканью, под которой пущена струя воздуха, от чего она непрестанно перекатывается волнами, имитируя поверхность воды. Слышно равномерное дыхание волн, периодически перекрываемое спазматическим шипением сварочного аппарата. Сверху до самого пола перед левой от зрителя частью авансцены спускается полупрозрачный экран. Его ширина составляет одну треть от общей ширины сцены. На экране - морские волны, на которых вдалеке покачивается шлюпка. Первый Матрос наводит на неё бинокль.
ПЕРВЫЙ МАТРОС: Справа по борту - шлюпка! (Медленно отстраняет бинокль). Вроде, в ней кто-то есть!
Действующие лица устремляют взгляды в направлении, указанном Первым Матросом. Тралмастер и Сварщик оставляют возню с лебёдкой и подходят поближе к леерам. Боцман стремительно уходит за кулисы, откуда доносятся его распоряжения.
ГОЛОС БОЦМАНА: (По трансляции). Капитан, справа по борту шлюпка!
ГОЛОС КАПИТАНА: (По трансляции). Объявить шлюпочную тревогу! Врача на верхнюю палубу срочно!
ГОЛОС БОЦМАНА: (По трансляции). Есть объявить шлюпочную тревогу! Есть врача на верхнюю палубу!
ВТОРОЙ МАТРОС: (Смотрит в бинокль, проверяя свой сектор обзора). С моей стороны - чисто…
За кулисами слышен голос Капитана, отдающего команды: «Стоп машина!», «Готовьте штормтрап!». Второй Матрос спускается с наблюдательного пункта, снимает прикреплённый к борту отпорный крюк и становится у лееров замыкающим, рядом с Тралмастером и Сварщиком.
ПЕРВЫЙ МАТРОС: Вот это да! Кажись, продержались, братишки! (Мнется в нетерпении).
ВТОРОЙ МАТРОС: (Весело машет рукой.). Эй, на бригантине! (Хлопает по плечу радом стоящего Сварщика). Я, честно говоря, и не надеялся, что кого-то найдём. (Радостно потрясает отпорным крюком, как копьём). Эге-ге-ге-гей!
Боцман возвращается с другой стороны кулис и тоже подходит к леерам. За ним поспешает Судовой Врач. Следом подтягиваются другие матросы. У некоторых из них в руках отпорные крюки. Так что весь периметр палубы постепенно заполняется свободными от вахты членами экипажа. Их взгляды устремлены на шлюпку.
СВАРЩИК: (Растерянно). Гм, не машут в ответ…
ТРАЛМАСТЕР: Они нас не слышат, что ли?
БОЦМАН: (Мрачно). Ага, и не видят тоже. (Пауза). Рано радоваться!
СВАРЩИК: Вот, что ты за человек, Тихомирыч?! (С досадой). Сразу худшее в голову лезет!
БОЦМАН: А ты, как суеверная институтка, крестишься.
ВРАЧ: Да ладно вам, мужики, – нашли время!
Первая полоса полупрозрачной ткани поднимается, а другой экран такой же ширины одновременно опускается, закрывая центральную часть авансцены. На нём появляется изображение той же шлюпки. Только теперь близкое настолько, чтобы можно было уже различить тёмные силуэты неподвижных фигур внутри.
БОЦМАН: (Ворчит). Я просто знаю, что такое несколько дней после воронки в открытом море проболтаться…
СВАРЩИК: Ну, и что? Живой же, слава богу!
ТРАЛМАСТЕР: Вот именно! Может они там без сознания или просто спят! Чего каркать заранее, Тихомирыч?!
БОЦМАН: (Тралмастеру). Каркают здесь такие пижоны, как ты. Сам только и мечтаешь, чтобы задрыхнуть, работничек. (Сварщику). Живой, говоришь? Вот я один тогда жив и остался, а со мной, между прочим, ещё двое корешей из воронки выскочили! Да только, когда нас выловили, одного меня отогрели.
ТРАЛМАСТЕР: Так и этих, глядишь, тоже отогреем! (Подмигивает врачу и щелкает себе по горлу). Верно, Док, спиртику не пожалеешь?!
БОЦМАН: Закатай губу, грелка! Теперь ясно чего ты тут балериной вытанцовываешь. Да я те несколько дней никогда не забуду. (Пауза). Ты лицо Морского Дьявола не видел? То-то! А я видал…
ТРАЛМАСТЕР: Ну вот, опять - двадцать пять! Сто раз уже про это травил. Сейчас ещё расскажи про сволочных сирен да русалок, которые морякам не дают!
По палубе проходит нервный смешок.
ВТОРОЙ МАТРОС: Или про ихние Бермудские Треугольники…
БОЦМАН: (Рявкает). А ты, салага, лучше вообще медузой засохни!
ВТОРОЙ МАРТОС: Молчу, молчу, Тихомирыч! (Прикрывает в шутку рот).
СВАРЩИК: Морской Дьявол! Скажешь тоже.
ТРАЛМАСТЕР: Капитан, вона, тоже тонул, и когда на мину напоролся, и ещё... Ты бы, Тихомирыч, завязывал жуть нагонять, да народ стращать своими боцманскими байками! (Оборачивается назад).
Толпа у бортов расступается и появляется Капитан. Он стремительно подходит к Судовому Врачу.
КАПИТАН: Живы?!
ВРАЧ: (Пожимает плечами). Похоже, без сознания…
ПЕРВЫЙ МАТРОС: (Наклоняется вперёд и напряжённо всматривается). У них там, в шлюпке, действительно, что-то не то…
Центральная полоса уходит наверх, а справа синхронно опускается другая. На третьем экране видна шлюпка уже совсем близко. Вот-вот появиться возможность разглядеть, что же происходит с людьми в ней. Вялые пререкания невольно сменяет напряжённое ожидание. Лица членов экипажа постепенно искажает выражение, совмещающее одновременно неподдельный ужас и невольное отвращение. Наступает безмолвное оцепенение. Единственный, кто пытается протиснуться сквозь застывшую толпу, это помощник моториста Саня. Он всё ещё растерянно улыбается, по-видимому, только что, узнав радостную новость о спасшихся моряках. Саня проходит поближе и старается заглянуть через плечо Капитана. Капитан спохватывается, резко разворачивается и преграждает путь помощнику моториста. Тот, однако, успевает краем глаза заглянуть за борт и увидеть жуткую картину, поразившую бывалых моряков.
КАПИТАН: (Строго). Не надо тебе туда смотреть, парень!
САНЯ: (Недоверчиво). Что это у них с головами, Капитан?
КАПИТАН: (Раздражённо). Что, что?! Ни глаз, ни мозгов не оставили, твари!
САНЯ: (Как в трансе). Кто это их так?..
КАПИТАН: (Разворачивает Саню и подталкивает в спину). Возвращайся в машину! (Пауза). Кто, кто?! Чайки выклевали - больше некому! (Пауза). Души погибших моряков, мать твою!!! (Гаснет свет).
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
(Сан Саныч, Игорь).
САН САНЫЧ: Это и был последний раз, когда я слышал от Капитана те самые красивые слова о чайках. (Молчание). Ладно, пойду я, а то дрыхнуть совсем ничего осталось. (Уходя, поворачивается). А ты больше один у бортов не шатайся. Слышь, Гулливер? (Уходит).
Сцена начинает вращаться. Игорь медленно отходит от борта. Раздаются отчаянные крики чаек, и с потолка в зрительный зал начинают слетать бесчисленные стаи бумажных птиц. Гаснет свет.
ЗАНАВЕС
