Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"Я могла бы родиться кошкой"
© Станишевская Анастасия

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 61
Авторов: 0
Гостей: 61
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

«Стон»
Н.Е. Лемкин

... Пейзаж был бесцветен...
Нет, не так – он был серым...

И опять не так... Не то...
Как бы поточнее...

Вся гамма серых тонов... вот – это точно! Да!
Гризаль!

Слева от меня – заводские корпуса, коричнево-серые от пыли карбида кальция, ярко-белые от слоя хлорной извести и аммиачной селитры, жёлто-серые от паров кислот...
Серной, ортофосфорной, азотной, соляной...

Пыль от известковых печей, дымы от бесконечных заводских труб клубились в воздухе, смягчая силуэты...
Серые силуэты...
Даже тополя, росшие вдоль бараков, не были зелёными.

Душистый ветерок, насыщенный парами хлора, аммиака и серного ангидрида, переносил тонны продукции с ближайших химзаводов, окрашивая всё в благородные серые, бархатисто - чёрные, и серебристо - белые тона.

Изредка цвет менялся на радостные лимонно-жёлтые, или оранжево-красные
оттенки – это либо прилетала пыль серы с кислотных производств, либо цех циансолей сбрасывал в воздух цианистые цинк или медь.

Народ боялся только запаха свежего сена – так пах боевой газ фосген...

Но бывало это нечасто, привычным был запах дихлордифинилтрихлорметилэтана, известного под вульгарным именем «дуст».
По – английски дуст – это пыль, в моём городе это было правильно, ибо именно «дуст» покрывал всё – чёрно-серый песок, тополя, бараки, лица и души.
Запах моего детства...
Он был могуч и велик как сатана – от него не росло ничего кроме тополей и страшной осоки - жёсткой и острой как бандитский нож.
Он проникал повсюду, сжигал лёгкие, печень, почки...

Лето 1957 года.

Мне семь лет, скоро в школу, родители ищут по магазинам форму, но она дефицит, и пойду я в первый класс не в гимнастёрке с роскошным ремнём с латунной бляхой, не в форменной фуражке с шикарной алюминевой кокардой...

Но не об этом думаю я, стоя перед бараком на посёлке Калинина.

Я впервые осознаю смерть.
Вернее – гибель.

Гибнет дом, в котором я родился, начал ходить, прожил всю свою долгую семилетнюю жизнь.
Здесь родилась и вскоре умерла от белокровия моя старшая, неведомая мне сестра...
Здесь хоронили моих друзей, съеденных раком в младенчестве.
Смерть, гибель не укладывается в разум, тем более – в детский, светлый и радостный...
Дом может сгореть – и это понятно, дом может рухнуть, и это тоже не странно, но...

Мой Дом УХОДИЛ ПОД ЗЕМЛЮ !

Чёрный песок засасывал барак как удав кролика – медленно, мучительно...
Барак тонул в грязном, вонючем песке... как в болоте.


Барак красив и логичен – он длинный как корабль, приземистый, как мужик, простой, как милицейский протокол...
Его сколачивают за неделю, но живут в нём десятилетиями.
Его собирают из досок гвоздями, засыпая промежутки в стенах душистыми опилками, его кроют благородным рубероидом.
В нём длинный коридор, пропахший керосиновой гарью от примусов, кошачьим говном и блевотиной, и он пронзает всё здание насквозь.

Слева и справа от него уютные, десятиметровые каюты-комнаты.


За тридцать лет мягкие слои досок истлели, сучки нахально вылезли, жёлтые и жёсткие.
Доски насытились парами бензола, дибутилфталатов, изопренов, дуста...

Уже отсуетились жильцы, спасая своё нищенское богатство, уже спасли бабульку, забытую и запертую под замок, кончились слёзы и крики.

Сотня человек в полной тишине внемла стону...

Оторвите доску от забора, запомните скрип и визг отрываемых гвоздей.
Умножте услышанное в миллион раз...

Крыша выгнулась дугой, стропила мгновенно выскочили наружу, раскидав куски рубероида.
Чердак взорвался, вывернувшись наизнанку...

Чердак-место, где взрослые сушат бельё.
Чердак-это страшно загадочное место для пацанов.
Оно пугает своей высотой, полумраком, но как тянет к себе!...
Нашли мы там в закутке парабеллум – большой, чёрный, красивый, и наше счастье, что мы – шестилетние, не смогли его взвести...
Нет чердака!

Почти залпом треснули окна...
Стаи мышей и крыс хлынули из барака.

Странная эпоха породила массу парадоксов – была нищенская зарплата, но в буфетах торговали копеечными бутербродами с красной икрой, кетой, роскошной сельдью «иваси»...
Магазины были завалены свежим мясом и сливочным маслом, но крестьяне бежали из голодных сёл на химзаводы.
Люди жили в нищенских бараках, но завешивали окна решётками...
Чего они боялись потерять?

Было мне лет пять, меня заперли дома, мне стало скучно, и я кухонным ножом прорезал стенку и ушёл в гости к другу – соседу...
Из чего была стена?

На чём держались двери, если сосед - матвей регулярно выбивал свою, вместе с куском стены...
Матвей – не имя, - это явление, неописуемое, бесконечное, и безграничное.
Люди, сбежавшие из колхоза.
Семья Матвеевых...
Матвеев было человек девять, не меньше, ну да – мамка, папка и ещё человек семь детей...
А может, и не семь – больше...
Впрочем, они и сами едва ли знали, сколько их...
Они переливались как ртуть – одни в тюрьму, другие – из тюрьмы, или колхоза... мы не успевали запоминать их имена.
И вся эта вечно пьяная, орущая, поющая и падающая орда умещалась в самой большой комнате барака, на двадцати метрах.

Мы, дети, придумали игру по мотивам их бурной пьяной жизни – брались штаны, завязывались снизу, и набивались тряпками, выигрывал тот, у кого «матвей» дольше стоял, не падая...
Как по расписанию по ночам подъезжал шумный «Чёрный воронок», и «мильтоны» в синих гимнастёрках проводили обыск...
Старший матвей привычно объяснял соседям воровской промысел своих детей -... Чай не из дома несут, а в дом...
Очередной сын попадал в тюрьму, и вот уже соседи рассуждают, глядя вслед отцу, несущему передачку «на зону» -...А теперь вот из дома пора нести...

Всё имело своё место – клопы жили в щелях и на потолке, откуда и падали, злые и рыжие.
Крысы и мыши плодились в стенах, уголовники собирались у матвея.
Но и там, опившись одеколона и нажравшись таблеток, они не орали в полный голос «блатоту».
Бренча на гитарах, они вполголоса выли словесный тюремный сблёв о вертухаях, Колыме, о «зоне».

«Зона» была загадочной для нас, пацанов, и постыдной для всех остальных...

«Зона» была поблизости, практически на территории завода жирных спиртов, в десятке метров от «Капролактама».
«Зона» была и в бараке – половина жильцов щеголяли фиксами и наколками.
Щипачи и мокрушники обожали Хрущёва за амнистию, но гордились и Сталином, наколотым на груди.

Стены со скрипом и стоном стали сближаться...


В нём стонали бывшие зеки, отсидевшие «ни за что» - ну, подумаешь, мужика «порезал»!


-...Враг народа, фраер! Я лес за Уралом валил, а ты, гад, девок французских тискал!..
Туберкулёзный Федя-Неси-Подай пытался зачать очередную драку с моим дядькой.
Дядя Костя воевал во Франции, там он бежал из концлагеря, попал к «маки», с ними и прошёл всю страну с юга до Ла Манша.
В самом конце войны англичане собрали советских, пуганули Сибирью, посадили на корабль, и доставили в Британию.
Месяц их держали на рейде, убеждая принять подданство британской королевы, месяц СССР требовал их вернуть.

-...И ведь не спрашивают, что делал во Франции!
Что делал в Англии?
Чего-чего...на барже сидел!- дядя Костя зло посмеивался после очередного вызова «куда надо».

«Куда надо»-звучало страшно даже для нас, пацанят.
Я держал в своих руках его французские награды, так не похожие на наши.
Нашими мы просто играли, отцы не надевали медалей даже в праздники.
Была война, ну была... все там были? Все...

И только бабёнки-фронтовички вызывали кривые ухмылки у бывших зеков.
-...Мы-то понимаем, чем они там занимались...
Дядя Костя не дрался с зеками без особой нужды, он брезговал иметь дело с уголовной грязью.

Федя-Неси-Подай нарывался.
Ежедневные пьянки заканчивались для него синяками, выбитыми зубами, и пьяными слезами «жертвы сталинского режима».

Он сидел ни за что!
-...Я её, понимаешь ли, аккуратненько так увёл в поле, ласково так уложил в межу...почему в межу?
Так горбатенькая она была, чтобы не кувыркалась набок, хе-хе-хе, ну и...

Он считал, что осчастливил соседскую девочку.
-...Кто на неё позарится? Я первый и последний!..
Так он летом сорок второго спьяну отпраздновал повестку на фронт, куда, естественно, не попал.

Не дожил он до светлых времён, когда мог бы именоваться «жертвой репрессий», в одной из очередных драк неудачно упал на собственную же финку...

Стены с хрустом вдавливались во внутрь. Начали крениться и осыпаться печные трубы...

В крошечных каморках умещался целый мир, его согревали печками.
Зимой сладко-омерзительный запах горящего метилакрилата перебивал все привычные заводские ароматы – кто-то топился обрезками оргстекла.
Горы обломков, кусков и брусьев плексигласа перетаскивались с заводской свалки.
Оргстекло горело адским пламенем, гудело, чёрный дым рвался в небо.
Время от времени случалось радостное для пацанят – раздавался оглушительный грохот, из печной трубы вылетал столб чёрного дыма и устремлялся в зенит-это взрывалась сажа от сгоревшего оргстекла в печной трубе.

Толпа матвеев радостно галдела, фантазируя о предстоящем вселении в новую квартиру, и обязательно - в центре города!
-...Мы многодетные! Товарищ Сталин нам помогал, Никитка-то, что-не человек?
-...Поможет! Я Маленкову напишу, если что!...
Пьяный визг и хохот заглушал стон гибнущего барака.
Спасать им было нечего, пяток грязных матрасов, ватники, валенки и прочие шобоны кучкой валялись в луже браги (бутыль лопнула в самый последний момент).

Прошедшая война отняла у каждого чего-нибудь.
Семью.
Здоровье.
Ноги.
«Врачи отняли» - так тогда говорилось, и мы, пацаны так и представляли это, не удивляясь, нелепости – кому и зачем нужны чужие ноги?
Безногих называли почему-то танкистами, хотя половина из них была в наколках с якорями.

«Танкисты»... деревянные коляски зло визжали подшипниками по асфальту.

Седые, страшно старые – лет по тридцать пять-сорок, покрытые ужасными шрамами, они собирались поутру вокруг серого дощатого чапка.
Не могли они дотянуться до окошка, буфетчица сама выносила им водку.
-... А ну, враги народа, налетай!
Враг народа по-настоящему был один – старый армянин Ашот.

Ашот без слёз смотрел на гибель своего жилища.
В юности он был дашнаком, и воевал против красных, в молодости строил Беломор-канал.
Вернулся с чемоданом денег и мечтой купить домик в Горьком, подальше от Еревана, за независимость которого он больше не хотел ни воевать, ни сидеть.
Деньги отняли урки, ноги - хирурги под Прагой.
Ну, что ж, судьба опять отняла у него угол...

Через сутки из песчаной воронки раздался последний звук...
Мой город и все его химзаводы стоят на карстовых пещерах, присыпанных песком, время от времени своды пещер обрушаются, в провал уходит всё, что наверху – к примеру, цех завода «Химмаш».

Сейчас уходил мой дом.
Со стоном.
Тридцать лет деревянный корабль барака впитывал в себя звуки, чтобы вернуть их миру.
И звук тот не был радостным.
Да, в нём смеялись мы - дети, да, пели наши матери, но остался только стон...
Рожали нас со стоном, хоронили кого-то со стоном, стонали фронтовики, и не было тому причин...
Всё вроде бы давно кончилось...


2008 г.

© Николай Лемкин, 22.10.2009 в 08:34
Свидетельство о публикации № 22102009083410-00131964
Читателей произведения за все время — 107, полученных рецензий — 1.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии

Феофанова Наталья (luna)
и такое было, и хорошо, что запечатлел :(

Это произведение рекомендуют