новелла
Коллекционер
Он нутром чувствовал, что совсем немного осталось. Все-таки восемьдесят восемь лет. Теперь уже мало отпущено, чтобы ходить по комнатам и осматривать свою коллекцию: живопись, скульптуры, мебель, сервизы и все эти артефакты, которые так кропотливо собирались десятилетиями. Он поправил массивную раму небольшой абстрактной картины. Почему я так упорствую и не сделаю подходящей модерновой рамы для моего Кандинского? Эта картина так и вошла в каталоги с этой нелепой рамой, будто отнятой у старых мастеров. Дебелые дамочки Рубенса идеально бы вписались в эту раму. Взгляд его перекинулся на две экспрессивные работы, с бурым оттенком. Он отошел в середину комнаты и стал рассматривать их. Пожалуй, такого Бурлюка нет ни у кого в России. Сейчас с ним очень трудно на рынке. Сплошные фальшаки. Сколько людей покупаются на подделки. Да и по Европе, говорят, «бродят» сотни тысяч рисунков самого Ватто. Находятся же дураки, которые попадаются на удочку. Иначе как бы процветал этот подпольный бизнес. А тогда на Октябрьской? Подделка, прямо скопированная из юбилейного альбома. Мой Григорьев, вот этот. До того обнаглели, что прямо в галерее выставили фальшак. Я уже хотел сказать продавцу, что ну это уж чересчур - выставлять такую наглую подделку на продажу, и тут он стал заворачивать работу одному иностранцу. Ну если ты иностранный дурак, так и оставайся им. Такой откровенный фальшак купить. Да что Россия. А когда портрет работы Сарьяна вынесли на аукцион в Лондоне? Чистейшая подделка. Там же специалисты. Всем хочется доить простаков с толстыми бумажниками. Естественно. Дурьи головы. Лучше бы купили репродукции, чем откровенные подделки. Криминал, а процветает по всему миру. И какие «биографии» придумывают подделкам. «Помню, господа, моя прабабушка говорила, что этого Рембрандта завещал ей прапрадед. Мне тогда было всего полгода, но я все запомнил. Да и отдаю я его недорого. Всего за двадцать миллионов евро». Сидят олухи, развесив уши, на своих миллиардах и слушают эту юмористическую бодягу. Что за люди. Коллекционный зуд вот что нужно аферистам. А когда покупатель торопится, он нарвется на подделку, на фальшак.
Старик присел на дорогой старинный стул, опираясь на свою массивную трость. Марк Шагал у меня из самых ранних, когда он только-только нашел свой метод, скажем так, фантастического реализма. Уже памяти не осталось, чтобы все запомнить. Старик прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Через несколько минут он тяжело встал и подошел к картине, на которой был запечатлен мужчина с серым лицом и выпученными напряженными глазами. Поправив раму, подумал: «Такого Петрова-Водкина теперь не сыщешь, даже у Костакиса в те далекие времена не было такого». Тут он услышал голос Зои:
- Наум Матвеевич, идите завтракать. Хватит вам вертеться около стен. Столько лет, а все не насытитесь. Идите, здоровье важней.
Он сидел в просторной кухне и пил ромашковый чай с медом. Попробовал омлета с поджаристым хлебом, а потом поел немного сыра. Аппетита не было. Не понимает Зоя, что у стариков нет аппетита. Ей пятьдесят пять, а еще румянец на щеках. А прожила всю жизнь в нищете. Дай бог ей здоровья. Мне с ней хорошо, она старается помочь мне после смерти жены. Уже тридцать лет, как она работает у нас и счастлива. Ее сын-то с моей помощью стал инженером. А как же. Это мое спасибо ей за преданность.
- Матвей Наумович звонил. Сказал, что зайдет переговорить с вами по важному делу. А еще я звонила Игорю и спросила про вашего Семена. Он молодцом после операции, в футбол играет. Радуйтесь. Это благодаря вам ему сделали операцию в Америке.
- Правнук все же. Я тогда продал олигарху своего единственного Репина. Какая работа. За бесценок.
- Да бросьте вы сокрушаться по этой мазне. Мальчонка-то здоров теперь.
- Все это так, но ты никогда со своей крестьянской душой не поймешь коллекционера. Тебе бы только дать да взять. Совсем ты, Зоя, не понимаешь меня.
- Не ворчите. Вам нельзя. Я дура, а все же сын у меня инженер. Опять же через вас. Добро лучше мазни. Вон у вас там этот Кандринский в богатой рамочке, ну и что? А когда Семен жив-здоров, да хоть сотня этой мазни сгорит в печи, ну и черт с ними.
- Дура ты, Зоя. Так и не поняла, что мы все умрем, а эти картины будут жить и радовать людей. Это искусство. Только жаль, что такие, как ты, сжигали Тулуз-Лотрека, Модильяни, Кандинского просто по необразованности. Все равно что сжигать штабелями доллары. Но к черту деньги. Искусство сжигали.
- Успокойтесь, опять вы за свое. Вам искусство, а мне ваше здоровье поддерживать. Уж больно вы горячий человек.
Старик хмыкнул удовлетворенно. Запел мобильник и прервал этот бессмысленный спор слепого с глухим.
- Ваш сын, - Зоя передала ему сотовый.
- Да, Матвей? Я же тебе сказал, что нет. Почему же ты меня мучаешь? Я сказал нет. И скажи своему иностранцу, что работы из моего дома все перейдут прямо в музей после моей смерти. Они все зафиксированы в завещании. Я не продаю свою коллекцию, - старик равнодушно слушал некоторое время своего сына, а потом тихо сказал: - Отстань. Тебе уже шестьдесят два года, но ты все такой же. Все стараешься жить на халяву. Нечистоплотно.
Старик спокойно отключил мобильник и передал Зое.
- Я еще жив и здоров, а уже бегают вокруг меня мои гробовщики. Сын называется. Благо мой Игорек не пошел в отца, да и Семен не будет похож на Матвея.
- Не волнуйтесь, Наум Матвеевич. Пока я жива, и вам не хворать, это я вам обещаю.
- Спасибо, Зоя. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Они прошли в спальню, где четыре года назад был капитальный ремонт. Спальня была отделана обоями в такие серо-белые шахматные квадраты, а поверх них висели графические работы русских мастеров девятнадцатого и двадцатого веков. Старик подошел к одному из квадратов и нажал на его край. Зоя как раз подскочила к нему в тот момент, когда у него закружилась голова. Он навалился на нее. Это позволило ему отдышаться. Он сел на кровать.
- Аккуратно вытащи все, что нащупаешь там, только не порви, - старик с трудом дышал, но не отводил глаз от вскрытого тайника. – Снеси все к своему Кириллу и надежно спрячь. Здесь пять акварелей великих живописцев, за которые тебе меценат-коллекционер Могилевский даст двести восемьдесят три тысячи долларов. Такой у нас письменный уговор. Он знает, что эти деньги для тебя. Впрочем, лучше прямо на этой неделе, пока я жив. Я помогу тебе открыть счет в банке, - старик говорил с трудом.
- Наум Матвеевич, бога ради, потом доскажете. Чуть-чуть вздремните.
- Помолчи. В конверте две копии моих подробных объяснений на случай, если мой непутевый сын затеет тяжбу. Храни надежно, поняла? Кроме того, по завещанию тебе достанется однокомнатная квартира, где я принимал некоторых темных клиентов и одну даму, пока она жила в России.
Старик замолчал и закрыл глаза. Зоя сняла с него домашники и прикрыла его пледом. Потом собрала аккуратно рисунки и сложила в одну из папок. Этому он научил ее еще давно, как обращаться с рисунками. Сколько раз он повторял ей, что для него - это искусство, а для нее, крестьянки – это золото. Будь осторожна и внимательна с «золотом».
Она позвонила своему сыну. Он обещал заехать после работы. Она снова заглянула в спальню. Старик спал. Зоя неторопливо приблизилась к нему, взяла его руку и поцеловала. Нет, он не спал:
- Спасибо, Зоя. Ты заслужила быть счастливой, - услышала она его шепот и заплакала.
- Наум Матвеевич, вы еще долго будете жить. Отдыхайте, а я рядом посижу.
Она долго сидела, в одной позе, чтобы не побеспокоить его, пока он не зашевелился.
- Помоги мне встать. Вот потеплеет, будем снова ходить на прогулку.
Завещание
Это случилось в апреле. Зоя тихо стонала и причитала, не обращая внимания на представителей музея, родственников и разных людей, которые упаковывали картины и накладывали на все имущество печати впредь до объявления завещания.
- А ты можешь убираться отсюда, - палец с перстнем указывал Зое на дверь.
Она презрительно посмотрела на Матвея Наумовича. У такого отца вырос такой выродок сын. Будь ты проклят. Гробовщик своего отца. Вот Игорь Матвеевич прилетит из Германии, тогда и поговорим. Внук-то как дед, справедливый и прямой. А сын просто исчадье ада. Мерзкий и двуличный, вороватый и трусливый, жирный и злобный.
- Ты что, не слышала, баба, вон из нашего дома, - это уже была Стелла, расфуфыренная супруга Матвея.
Зоя ничего не сказала, хотя и подумала, что такая потаскуха, как Стелла, ей не указ. Ладно, позвоню потом Игорьку. Им и невдомек, что Наум Матвеевич все предвидел.
- Я прописана здесь, а вы оба можете убираться отсюда. Когда прочтут завещание, тогда и приходите сюда, если покойный что-то и оставил вам. Не заставляйте звать милицию в такой день. - Она говорила все так, как он ее обучил. Все учитывал. Такой был умный.
- Ты еще поплачешь у нас, ты ... – Стелла изображала возмущение, все-таки работала суфлером в театре, что-то и подглядела. С кем она теперь спит на стороне? Потаскуха. Да с кем попало. Лишь бы платили.
Зоя отвернулась. Покойный просто не выносил, когда при нем называли ее имя: «Только такой болван, как мой Матвей, может называть эту развратную Стеллу своей женой. Какое неуважение к себе».
Похороны пройдут в среду, а в следующий понедельник будет зачитано завещание. На кладбище ее оттеснили в сторону, но жена Игоря, немка Герта, нашла ее и подвела к гробу. Она дождалась своей очереди сбросить щепотку земли в могилу, где покоился человек, о котором она заботилась, оставив свою семью, и которого любила за доброту и справедливость. Зоя обняла Герту и Игоря. Вздохнула и пошла к Кириллу, чтобы поехать в эту опустевшую большую квартиру. Вскоре приехали Игорь с Гертой. Они хотели, чтобы она присутствовала на поминках, но она отказалась. Игорь взял ее руку:
- Зоя, ты из-за Стеллы и компании отказываешься от поминок?
- Игорек, ты иди. А я приготовлю вашу комнату. Придете, и помянем дедушку здесь, на кухне, где он любил сидеть в последние годы.
В понедельник Зоя в числе многих родственников и заинтересованных лиц пришла туда, где должно было зачитываться завещание. Она была с сыном Кириллом и села рядом с Игорем.
Помощница адвоката зачитывала имена лиц, упомянутых в завещании. Музей получил всю коллекцию живописных работ и скульптур по списку, который покойный составил за два года до кончины. Игорь Матвеевич Рубин, внук покойного, получил квартиру покойного, все прикладное искусство, мебель и банковские счета на общую сумму в два миллиона долларов. Правнуку и правнучке, которые были еще в подростковом возрасте, старик открыл счета впредь до совершеннолетия на оплату учебы в университете. Дальше шел список родственников и друзей, которым покойный оставил что-то. Только в конце списка упоминался сын, Матвей Наумович Рубин, которому отец оставил всего десять тысяч долларов, чтобы купил букет цветов на могилу покойного. Так и было сказано. У Стеллы лицо было похоже на спелый апшеронский помидор, а у ее мужа выступил обильный пот на лице. Но все началось позже, когда стало известно, что покойный оставил Алевтине (Зое) Ивановне Панкратовой однокомнатную квартиру и пять акварелей на общую сумму в двести восемьдесят три тысячи долларов, которые она обязана была передать Исааку Моисеевичу Могилевскому, а тот ей должен выплатить указанную сумму согласно приложенному договору. Сделка состоялась еще в ноябре.
- Обворовала, обворовала нас эта грязная нищая, - кричала Стелла, вскочив с места, - я знала, что она хитрая и подлая тварь.
- Отец, угомони свою любовницу. Стыдно, - Игорь смотрел на отца.
- Я не любовница. Я мать твоя, хоть и не родная.
- Я опротестую в суде этот пункт и многие другие. Я сын, и меня обворовали с помощью интриг и подхалимажа. Пошли Стелла.
- Минутку, господин Рубин, - адвокат встал. – Покойный предусмотрел и такой случай. Поэтому он оставил подробное изложение многих ваших грехов с доказательствами и предупредил меня, чтобы я дал им ход в случае вашего протеста. Зайдите в четверг в двенадцать в мою контору, и госпожа Власова вас ознакомит с ними.
Растерянный «сын-гробовщик» сел. Когда Матвей уже собирался выйти с некоторыми другими людьми, получившими небольшие, но дорогостоящие подарки от покойного, неожиданно выступила директор музея.
- Мы чрезвычайно признательны покойному господину Рубину за огромную коллекцию, которая обогатила наш музей. Через пару месяцев милости просим к нам. Будут открыты три комнаты Рубина Наума Матвеевича с его коллекцией живописных полотен и скульптур. Однако произошла досадная неувязка. По списку, составленному покойным, в числе работ упоминается и уникальная гравюра Утамаро Китагава «Красавица из Киото». О ней знают и в Японии, да и вообще все специалисты. Ее не оказалось в описи работ, взятых в квартире покойного. После такого щедрого, я бы даже сказал, королевского подарка музею мне неловко говорить о потере одной работы. Все же это кажется очень странным.
Зоя встала:
- Уважаемая, если вы имеете в виду такую японочку с красным шарфом и в черной шляпе, то Наум Матвеевич ее убрал со стены, сказав: «Это для моего Игорька, он с детства был без ума от этой японочки. Ты же знаешь, он и его жена искусствоведы. Пусть это у них повисит. С музеем я все утрясу». Потом он положил ее в папку с рисунками, которые он обычно обмерял и заказывал рамы. Это все, что я знаю.
- Врет она. Она и украла ее. Я давно приметил, что она воровка.
Кирилл подскочил:
- Если ты будешь продолжать оскорблять мою мать, я твою поганую рожу изуродую, негодяй и подонок, которого собственный отец презирал.
- Господа, я вызову милицию, если вы не угомонитесь. Постыдились бы перед памятью такого человека, каким был покойный Наум Матвеевич.
Вечером за ужином Игорь и Герта с недоумением вопрошали:
- Ну куда могла деваться эта работа, - и смотрели на Зою и Кирилла.
И тут Кирилл, которого никто не тянул за язык, вдруг наивно спросил:
- А сколько стоит этот рисунок?
Зоя заметила, что Игорь с Гертой переглянулись. «Ну если они подозревают нас, то что же говорить об остальных», - думала бедная Зоя.
- Игорек, найдется рисунок. Никто к нам не приходил, и никуда дедушка не выходил в это время. Найдется. Я завтра же начну искать его. Дедушка был очень предусмотрительный, не мог он не подумать о том, что втянет меня в беду. Ведь только я и была с ним.
По молчанию Игоря она поняла, что он тоже заподозрил ее. Тридцать лет преданности как и не бывало. С деньгами всегда так. Когда их нет - плохо, а когда они есть, то жди беды. Я должна найти эту японку, не могла она быть вынесена отсюда. Наум Матвеевич всегда был в здравом уме и твердой памяти. Он не мог совершить оплошность. Только он что-то затеял и не довел до конца. Дело-то происходило за неделю до кончины, когда он был уже совсем плох, хоть и вставал.
После отъезда Игоря и Герты она осталась охранять их квартиру и имущество. Они должны были приехать через месяц. Все оставалось опечатанным. Эта японка не давала покоя Зое. Размер рисунка был такой маленький, что его ничего не стоило запихать в папку. Но ни в одной папке для рисунков работы не было. Нигде.
Все бы было ничего, если бы через две недели к Кириллу не нагрянули с обыском по распоряжению прокурора. Потом допрашивали, но не задержали. Было ясно, что запугивают. Когда же Зоя с невесткой отправились приводить в порядок однокомнатную квартиру, завещанную Зое, они обнаружили там полный погром. Пришлось вызывать милицию. Только Матвей мог затеять такой погром через своих дружков. Двое внуков Зои, а также невестка и сын были в отчаянии. То и дело звонил следователь и запугивал. Да еще намекал, что все прекратится, если Панкратова оплатит соответствующим людям. За всем стоял Матвей. Без Игоря было не обойтись, оставалась высокая вероятность, что Зою заберут в СИЗО, пользуясь властью. Как только в милиции или прокуратуре заводится оборотень, тут же начинается беспредел. Кирилл подолгу сидел задумавшись. Уже и завещанное им богатство было не в радость. Но Зоя была иного мнения. За тридцать лет работы у Наума Матвеевича она выучилась спокойствию и рассудительности. Он всегда говорил: «Ты, Зоя, сразу не впадай в панику. Ищи решение. Оно есть, просто надо найти». Вот так и спас моего Кирилла, когда тот подростком попал в плохую компанию.
Зоя пошла на прием к адвокату и объяснила ему, что происходит, но он был так занят, что еле выслушал ее. Мне никто не верит. Ну зачем мне обворовывать моего благодетеля? Я же теперь богата, как княгиня. Но дело даже не в этом. Все знают, что за двадцать девять лет моей работы у Наума Матвеевича ни он, ни его жена не выразили недовольства, наоборот, он всегда нахваливал меня. А теперь еще одарил так, что мои купят квартиру. Для меня самое ужасное, что Герта тоже поверила. Она хорошая, но им так захотелось иметь эту японочку у себя, что и они косо смотрят на меня, хотя продолжают доверять мне дом.
Ближе к концу лета позвонил Игорь:
- Мы не можем платить тебе, Зоя, когда нас нет в Москве, поэтому с первого сентября будет ходить и приглядывать за квартирой моя знакомая. Передай ей ключ.
- Но разве вы мне платили или я просила вас об этом? Что с тобой, Игорек?
- Ладно, Зоя. Это окончательное решение. – Мобильник замер.
И он туда же. А ведь они с Гертой очень порядочные и культурные люди. Теперь еще и богатые. Почему они мне не верят? Что же это с людьми происходит. Помню, когда пропала картина, у Наума Матвеевича даже тени сомнения не было, что я здесь ни при чем, хотя и Матвей его упрашивал сдать меня в милицию. Я сама слышала. И что? Сам-то Матвей и выкрал ее, чтобы продать. Какой гад.
До сентября оставалось три недели. Что-то надо делать.
СИЗО
- Послушай, Вениамин, не упирайся. Я тебе говорю, что это она стащила японку, - Матвей говорил, но продолжал сдавать карты. – Что тебе стоит на три дня посадить ее в СИЗО. Там допросить и припугнуть. Свянет и скажет. Такие бабки! Даже точной цены не знают этому рисунку. Японские олигархи что хочешь дадут.
- Матвей, ты окончательно рехнулся. Устроил погромы у них на квартирах и ничего не нашел. Теперь хочешь втянуть меня в войну с прессой. Нет оснований. Мне смени три карты, - Вениамин протянул Матвею три карты, - впрочем, я подумаю.
Четверо покеристов засмеялись, когда Стелла в бикини стала разливать им кофе из джезвы. Зрелище было как в борделе. Матвей видел, как этот новенький их партнер из свежеиспеченных бизнесменов заглядывается на аппетитный зад Стеллы. Порядок. Расколем его. Стелла знает свое дело. Надо же жить, а этот старый олух подох и ничего не оставил. В четверг и не подумаю идти к адвокату. Дохлый номер, папаша просто так не будет угрожать. У него же все было продумано. Профессор физики, а жить роскошно не умел. Отец мой всегда был жестоким и бессердечным. Так поступить с родным сыном. Матвей продолжал играть в покер, но не терял из виду окружение. Вскоре этот бизнесмен сказал, что выйдет на балкон.
- Я вас провожу, Виктор, а заодно и посоветуюсь о нашем новом бизнесе, - говорила Стелла, беря под руку мужчину.
Теперь они выйдут на балкон, потом она проведет его в спальню. У нее своя схема проституции. Так и живем. Главное, всегда найти лопуха. Она еще очень аппетитная. Матвей отпил виски со льдом и вытер пот на лице. На руках было каре. Если у партнеров окажется хорошая карта, то сорву солидный куш. Напряжение было велико. По тому, как шел прикуп, Матвей понял, что это его шанс сделать крупный гешефт. Теперь идет набавление. Он снова отер пот с лица. Почему у Геры ехидная улыбка на лице? Только его карты мне и опасны. Я вложил все свои пять тысяч долларов. Пан или пропал.
- У меня каре семерок. У меня фулл. Куда же это я полез со своей тройкой? – Матвей слушал, что говорят партнеры, и сердце его наполнялось радостью.
Матвей вздохнул облегченно:
- У меня каре дам.
Он тянул к себе фишки на двадцать тысяч долларов и не мог поверить, что подвалило, крупный выигрыш. Еще столько же вытяну у Игоря, может, и Стелла облапошит этого новенького. Он отер пот с лица. Шестьдесят тысяч нам хватит на некоторое время.
- Матвей герой. А я-то был уверен, что ты блефуешь, - Гера засмеялся.
А что ему, Гере-то. В его министерстве такие бабки делаются, что и бизнесменам это не снилось. Для него этот проигрыш - как один доллар для меня. Стеллы все еще не было. Чего-то она сегодня долго трахается с этим лохом. Он посмотрел на стенные часы. Нет-нет. Прошло всего двадцать минут. Пусть поворкуют голубки. Я пока припрячу пару монет для моей Люськи. Получит и будет погорячей со мной.
- Вениамин, отойдем на минуту. Ребята, небольшой перерыв.
Когда они прошли в кабинет, Матвей протянул следователю фишек на пять тысяч долларов:
- Послушай, Веня, я возвращаю тебе твои кровные. Всего три дня СИЗО для этой старухи. Она расколется, и мы с тобой разбогатеем. В этом рисунке японца бабла не меряно. Одна черная шляпка японки стоит миллион. Коллекционеры же чокнутые.
Вениамин брал у Матвея фишки и говорил:
- Продать такую работу невозможно. Я выяснял у спеца. Он говорит, что мгновенно обнаружится. Музей уже сообщил в Интерпол об исчезновении гравюры. Этот рисунок уже в списках пропаж.
- Не твоя забота. Работу купят те, кто не первый раз покупает ворованное. Предоставь это мне.
В это время появилась Стелла вместе с бизнесменом. Порядок. Дела идут, контора пишет. Он подозвал Стеллу:
- Вениамин согласился допросить Зою. Они там и не таких, как она, раскалывали. А она темная крестьянка. Вмиг все выложит с испуга. Это ее Кирилл надоумил украсть Утамаро. У тебя как дела?
- Обещал подкинуть двадцать кусков. В долг, как говорится. А сейчас дал две тысячи, - она оправляла бра, - кобель с заморочками. Трудно было.
***
Зоя шла по улице с покупками, когда к ней подошли двое в штатском и предъявили бумагу. Она читала и никак не могла понять: «задержание на 72 часа впредь до выяснения обстоятельств дела по заявлению сына покойного ...» Она позвонила Кириллу, будучи уже в милицейской машине.
Вечером Кирилл сидел с приятелем в баре. Они не виделись со студенческой скамьи, хотя тогда и дружили. Теперь он шишка. После долгой беседы он понял, что ждать помощи не от кого. Придя домой, он позвонил Игорю в Дрезден:
- Стыдно вам должно быть, Игорь. Это по вашей вине мама теперь в следственном изоляторе. Ваш дедушка не одобрил бы вашу подозрительность. Спасите ее. Адвокат не хочет открывать дела против Матвея Наумовича, и вы молчите, а мама подвергается жестоким допросам. И все потому, что мы простые люди и не можем найти поддержки нигде.
Утром он поехал повидаться с мамой и был крайне удивлен ее спокойствию. Она, которая так легко могла заплакать, когда кто-то из внуков болел, была спокойна.
- Ты, Кирюша, не печалься. Все это пройдет. Даст бог, и японку отыщем. А то, что следователь хамит мне и требует взятки, не беда. Ты Игорю позвони.
- Звонил. Молчит, хотя я ему и сказал много неприятных слов.
- А вот это напрасно. Деньги ломают даже таких, как он и Герта. Я тут все время думаю, какое право имеет Матвей жаловаться на меня. Никакого. Он не бывал у нас годами, только получал пособие от отца, и все. Я все думаю и думаю. Я никогда столько не думала. А потом утомляюсь и сплю.
- Я уже нанял адвоката самого Наума Матвеевича. Он сказал, что поможет тебе. Просто никому не хочется затевать дело против сына покойного. Стелла и он знают это.
Когда Кирилл ушел, Зоя прилегла и закрыла глаза. Давай, старая, вспоминай, что было тогда. Вспоминай. Японка там, в квартире. Это уж как пить дать. Надо вспомнить, не могли действия Наума Матвеевича пройти мимо тебя. Он постоянно нуждался в помощи.
К вечеру привели двух проституток, которые спокойно сели в стороне, продолжая разговор:
- Косой ударил меня. Где, говорит, деньги? А я дура-дурой, чтобы поверил. Всхлипываю и говорю: «У меня там тайничок. Там и держу все свои сбережения». Он открыл ящичек и нашел заначку. Пересчитал и рявкнул: «Тут только половина». А я на колени: «Клянусь, больше и не было. Не вру. Ей-ей». Потом он с дружками обшарили всю комнату и ушли. Вот так, Шура, я и освободилась – девушка стала смеяться.
- Лола, а деньги, ну оставшиеся, что потом?
- Послала маме на сбережение. Он и не знает, что у меня есть мама.
- Я не о том, где деньги-то держала?
- Да в том же тайнике. Он у меня был двойной. Мне один из клиентов сделал, которого я принимала бесплатно. Чуешь? Двойной. Сбоку была планочка в этом ящичке, снимешь, а там мои бабки. Круто, а? Головастый был парнишка.
Говорившая услышала, что женщина, которая лежит на нарах, рассмеялась.
- Ты чего смеешься-то? Я что, смешная или смешно говорю? – проститутка стала разъяряться.
- Наоборот, девушка. Ты мне очень помогла, пока я слушала тебя. Вот здесь под нарами обед, что сын принес. Поешьте девочки, небось, проголодались, - Зоя широко улыбалась.
Следователь злился, угрожал и кричал, пока не пришел адвокат.
- Господин следователь, эта женщина имеет безупречную репутацию. Она тридцать лет проработала у господина Рубина, служа ему верой и правдой.
Следователь прервал адвоката:
- Вы свою речь поберегите для суда, а здесь следственный отдел. Мне нужно знать правду.
- А правда такова. Если вы не прекратите свои бесчинства, не побоюсь этого слова, я подниму прессу и открою дело на Матвея Рубина, которому вы служите. Вы даже не представляете мои возможности и что вас ждет.
- Вы угрожаете мне? Вы понимаете, на что вы идете?
- Не имея доказательств вашего участия в грязных замыслах Матвея Рубина, я бы не стал говорить всего этого. Это не угроза. Будьте благоразумны и не идите на поводу у этого мерзавца.
Следователь сел, не зная, как гордо отступить с поля битвы.
- Хорошо, я вам верю на слово. Забирайте Панкратову, но дело я пока не закрою.
- Я вам не рекомендую, господин майор. Будьте благоразумны. Иногда друзья втягивают нас в авантюру. Надо выйти из нее с достоинством. Панкратова честный и чистый человек. Если эту японку отыщут, я сразу же дам вам знать.
Они еще некоторое время препирались, но Зоя поняла, что пять тысяч долларов, выплаченных Кириллом адвокату, и три тысячи для следователя уже сработали. За все надо платить.
- Госпожа Панкратова, вы свободны. Идите, - кисло промямлил майор.
- Подождите меня на улице, мне надо поговорить с господином майором и поблагодарить его за понимание, - адвокат обращался к Зое, но смотрел на майора, открывая свой портфель.
***
Кирилл обнял мать:
- Теперь отстанут от тебя, зная, что сам адвокат Марков защищает тебя.
- А ты знаешь, Кирюша, я знаю, где находится японка, - Зоя сбоку с улыбкой смотрела на Кирилла.
Он стал притормаживать машину и посмотрел на нее:
- Мать, не пугай меня, неужели это ты?
- С испугу и голос у тебя с хрипотцой. Дурак ты, Кирюша. И ты туда же. Давай поедим мороженое, а потом я повидаю внуков. В кафе я тебе все и расскажу. Но поклянись детьми, что сохранишь тайну даже от жены.
Фужер с мороженым стоял перед ней, но она не ела, увлеченно рассказывая:
- Ну так вот, как только эта девушка сказала, что хранила заначку в двойном тайнике, я сразу же все вспомнила. Был пасмурный и холодный день. Наум Матвеевич себя особенно плохо чувствовал. Однако встал с моей помощью и подсел к маленькому столику в спальной. Рядом лежала папка с японкой. Я сама ее туда клала. А на полу, как помню, была рама от этого рисунка и стекло. Эти я отнесла в кладовку. Когда вернулась, вижу, он пишет. Я прикрыла дверь и пошла на кухню. Позже снова вернулась, он уже лежал на кровати. Я устроила его получше, чтобы до обеда немного отдохнул. На столе уже не было ни папки, ни того, что он писал. Я тогда не обратила внимания на его слова: «Помни, Зоя, что тайник двойной. Кнопочка – и уже второй и даже больший ящик. Этот строитель был с выдумкой. Я-то такие вещи не люблю».
Зоя замолчала и начала есть мороженое, уйдя в себя.
- Ну и что, мать? Я чего-то не понял, к чему ты все это мне рассказала.
- Какой ты непонятливый, Кирилл. Все же просто. Он временно положил японку во второй тайник с объяснением для музея. Он сам мне сказал, что почти закончил записку для музея. Рука у него дрожала, да и уставал быстро. Теперь гляди, что будет, - она стала тихо смеяться, доставая мобильник из сумки.
- Здравствуй, Игорь. Ты уже дома? Не перебивай и слушай внимательно, если хочешь получить японку. Пойди в спальню. Там уже? Хорошо. Тайник ты знаешь, я тебе показывала. Открой его. Не перебивай. Я знаю, что там ничего нет. Теперь просунь туда руку и пошарь. Должна быть скрытая кнопка. Опять ты за свое. Какой ты нервный, совсем не в дедушку. Медленно веди пальцы. Старайся. Ну вот. Я же тебе говорила, что японка не могла сбежать из дома. Будь добр, прочти мне только записку. Он ее с трудом писал и, по-моему, не дописал, - Зоя замолчала и стала слушать, а потом добавила. - Спасибо. Будь здоров, передавай Герте привет. Нет-нет, мне не звони. После такого человека, каким был Наум Матвеевич, я уже никому не смогу служить.
Когда она спрятала свой сотовый, Кирилл спросил:
- Мам, ну чего молчишь? Что было в записке?
- Он там пишет директрисе музея. Она к нам приходила. Он извиняется, что поменял решение. Говорит, что жив-здоров только благодаря заботам Зои, - она вытерла слезу. – Очень любит Игоря и оставляет ему японку. Папка с рисунком будет на столе в гостиной. Игорь сразу понял, что число, которое было на письме, как раз то, когда у него началось беспамятство. Он стал извиняться, поняв, что напрасно подозревал меня. И здесь Наум Матвеевич победил, а вот его потомство ... – она нагнулась к мороженому, - совсем растаяло.
***
Зоя не пошла на открытие комнат коллекционера Рубина, хотя получила персональное приглашение. Народу будет много, а еще подвалят эти двое – тьфу, сын называется. Через несколько дней она поехала одна и купила входной билет. Она обходила картины, и ей не нравилось, что музейщики развесили все не так, как висело у них дома. Обойдя все комнаты, она вернулась к началу, чтобы постоять у портрета Наума Матвеевича. Она читала его биографию, сухую и короткую, и ей казалось, что люди так и не поняли, какой человек ушел из жизни. Тут она услышала громкий голос Герты, которая на немецком что-то объясняла группе людей. Она попыталась осторожно выскользнуть из комнаты, но в проеме двери столкнулась нос к носу с Игорем:
- Зоя, как я рад, что ты пришла. Мечта дедушки осуществилась.
- Не совсем. Он хотел, чтобы его внук любил искусство так же, как и он сам. Он постоянно повторял: «Я хочу, чтобы для Игоря сперва было искусство, а потом деньги». Прости, мне надо идти.
Игорь смотрел ей вслед, пока она не скрылась, потом прошел в рубиновские комнаты. Постоял в стороне и послушал, как Герта рассказывает коллегам о судьбе каждой работы, а потом сел на диванчик и стал ждать, пока она освободится.
Эпилог
Зоя убрала могилу, а потом посмотрела на портрет Наума Матвеевича, высеченный на камне. Как жизнь устроена-то. Скоро будет годовщина. Прошел почти год. Сколько воды утекло. Она хотела присесть, чтобы отдохнуть перед возвращением домой, но скамейка была мокрая после утреннего дождя. Зоя вытащила газету из сумки, чтобы накрыть то место, куда собиралась сесть. Тут ей бросилось в глаза «Рубину Игорю Матвеевичу». Она так и села на мокрую скамейку и стала читать заметку:
«Скоро исполнится год с того дня, когда в дар музею была передана обширная коллекция работ русского модернизма двадцатого века, принадлежащая профессору физики Н. М. Рубину. Именно тогда возникло небольшое недоразумение с рисунком великого японского живописца Утамаро Китагавы «Красавица из Киото». Отметим, что небольшая часть коллекции не относилась к модернизму России, а была приобретена коллекционером по случаю, в том числе и эта изумительная японка в красном шарфе и черной шляпе. Так вот этот рисунок пропал. Позже выяснилось, что профессор оставил его в дар своему внуку, искусствоведу Рубину Игорю Матвеевичу. Недавно последний подарил эту работу музею со словами: «Я не могу держать у себя эту работу. Дедушка говорил: сперва искусство, а потом деньги. Эта красота должна принадлежать всем людям, ибо это великое искусство ...»
Дальше Зоя сквозь слезы уже не видела, что написано, да и не хотелось видеть. Игорек исправился.
- Вы, Наум Матвеевич, можете радоваться. Ваш внук весь в вас.
Каменный портрет не отвечал. А если бы и заговорил, то, наверное, сказал:
«Ты, Зоя, никогда не поймешь, что значит искусство для человека».
- Вот в этом вы ошибаетесь. Я тоже люблю искусство. Только по-своему, иначе эта японочка никогда бы не попала в музей.