Брабантские дороги, как дорогам
Пристало быть – пыльны, местами узки
(Отметит патриот – короче русских),
И безразличны к путнику. На них
Свисают города по оконечным
Верстам. Скрываясь в горизонт,
Символизируют собой понятье «там»
Перчатками кленовых крон и башни
Воротной, закругляющихся в точку,
Как на ветру захлопнувшийся зонт.
В привычной толчее по четвергам
На площади Хертогенбос и доски
Испытывают как и мы судьбу:
Становится одна картиной Босха,
Другая – лишь подмостком на пруду.
С позиции бессчетных сапрофит
Размазанные мед и камедь в плоскость
Есть трата бесполезная среды
Питательной.
Глаза горят, щека белее воска,
На верстаках бедлам, и дым
Смешался с волосом. Ты стал совсем седым,
И более нормальным, что ли, – ближе
К обычным радостям. Чуть более шаги
Направлены вперед, а не по кругу.
Как часто у мужчин, ища подругу,
Находишь (и не раз) разбитый сон,
Предпочитая вечерами фугу
Пастели и нарядному столу –
За что в любой эпохе и фасон
Нас женщины зовут скотом и гадом
(В чем есть, мой друг, бесспорно, свой резон).
И через пол тысячелетья рядом,
Как если бы доска легла мостом…
Или скорее буром, что способен
Буравить через силу толщу лет, которых
Твердость и число – в пример алмазу.
Мы, скажем, стали братьями по глазу
(Не по руке, конечно, c'est la vie).
Я проще головой и я в дали:
Существенно восточнее, правее
От Гринвича и прочего, что нас,
И так не близких, делает чужими,
Не схожими ни в профиль ни ан фас.
Здесь многое напутано. Фома,
В христианском мире что синоним «скептик»,
От недостатка веры иль ума,
Английской клетчатой размахивая кепкой,
Не чувствует, что, стоя перед Садом
С линейкой и толковым словарем,
Есть часть его, и увязает крепко
Фигурой между ухом и огнем –
На заднем фоне, где-то, там где тьма
Сгущается и лопнула струна.