Наверно, причиной тому недостаточность света.
Там горла чернильниц зияют открытою раной –
Их вечно терзают гусиные перья поэтов.
Горячечной крови какую ни выстави цену,
Минор неизменен, а век изменяет лишь средства:
Инъекцией слова тональность струится по венам –
К немым многоточьям, оставленным впрок и в наследство.
И вкус этой красной строки – сладковатый и терпкий –
В нём тайна начала и ложь пустоты окончанья,
И боль разливает по строфам ночной виночерпий,
И рифма язык обожжёт – на помин, на прощанье,
Наследуя сущность стиха от английского Stalker*,
Беснуясь: а вдруг не услышу, забуду, разрушу...
И мне безразлично: сжимать карандаш или «Паркер» –
Неважно, за сколько и чем расцарапывать душу.
Уходит в неведомый космос дымок сигареты,
И небо, наверно, грешней, но вершиннее звонниц,
Поэтому курят и молятся звёздам поэты,
Стихи, как детей, зачиная во время бессонниц.
Их дом, может быть, слишком беден и храм не намолен,
И утро омыто дождями, а вечер завьюжен,
Там досыта кормят печалью в бесхлебных застольях,
Но мне очень нужно сейчас напроситься на ужин:
Минорные терции лучше, чем кварты и квинты,
И осень родней оттого, что дождлива стихами –
Они заменяют собой основные инстинкты
И всё, что случиться могло, но, наверно, не с нами.
*Stalker - англ. 'преследователь' (от stalk - 'подкрадываться').
