Знакомство.
Мне было двадцать восемь. Я была достаточно одинока, чтобы позволить себе все, что угодно. Единственное, чем я всегда брезговала – случайным сексом и наркотиками, это ведь нехорошо, правда, Мали?
Мали – так звали мою единственную подружку, и она была для меня всем. Мы дружили с детства, с самого детства, когда я еще не могла нормально выговаривать ее французское имя Амели. Дочери дипломатов, мы просто были обречены на дружбу. Сегодня я - фотограф и обозреватель модного журнала «Кингтаун», журнала – холодного душа из смеси пряных статеек, заказухи, разбавленной хорошим дизайном и моих фотографий и рецензий. Журнальчик – первостатейная дрянь, но Мали нравился, еще бы, директору не нравилось его детище. Я же с моим образованием переводчика и знанием четырех языков сгодилась только на то, чтобы мотаться по миру на чужие деньги и снимать концептуальное фото для пресыщенных столичных болванов.
Мне было не совсем еще тридцать, мои волосы никогда не спускались ниже плеч и не помнили свой натуральный цвет. До сих пор любой обуви я предпочитала «мартенсы», хотя и самого изысканного дизайна, а длине моих юбок могла бы позавидовать любая шалава. Благо, было что демонстрировать окружающим. Моя фигура, поддерживаемая попеременной акробатикой и шейпингом, вызывала безответные вздохи в толпах коллег. Груди было достаточно, чтобы наполнить лифчик третьего размера и свести с ума практически любую особь мужского пола – узкая спина, загорелая шея, тонкая серебряная цепочка и крестик, спускающийся в смуглую ложбинку. Моя грудь всегда очень нравилась Мали. У Мали грудь была прорисована намеком, поэтому она бесцеремонно напоказ выставляла ее почти полное отсутствие.
Мали – черноволосая некрасивая лесбиянка, с потрясающими фиалковыми глазами. Ее супруг уверен в верности, но нужен ей только для поддержания статуса. Она экспериментирует с Виктором как захочет. Называет его Вий, заставляет носить длинную гриву спутанных волос, «ты так больше похож на льва, котик, я ведь львица, а ты должен соответствовать». Лесбиянки иногда сентиментальны не хуже геев, но бывают исключения – Мали женственна и мила, и никогда не догадаешься о ее страсти.
Мали невысокая и очень худая, словно она сошла со старых фотографий, она приковывает взгляд в любой компании. Все время она носит черное, серое и синее, никогда не надевает строгие костюмы, только платья, водолазки с шортами, сарафаны с меховыми черными накидками. Она принципиально носит только бриллианты. Мне они не по карману, но мне не почти сорок, как Мали, а еще даже не тридцать, и у меня есть грудь и я не охладела к мужчинам.
Мали не любит мужчин, но она с трудом переносит и женщин, потому, что почти всех считает продажными тварями. Меня тоже, но мне улыбается чаще, и меня балует, как домашнее животное. Иногда называет меня своей подругой, а когда я остаюсь у нее спать, то на мою постель не претендует разве что попугай в клетке. Впрочем, ее муженек с львиной гривой ни разу не был со мной, по вине моего резкого отказа, однако Мали не ревнует ни к кому, не то чтобы доверяя мне, она знает, что я просто не люблю случайный секс.
Мне, кажется, когда-нибудь, будет совсем нетрудно забыть ее навсегда, и именно это заставляет Мали судорожно хвататься за меня, как будто я, осколок ее счастливого детства, смогу вернуть и удержать в памяти то, чего она навсегда оказалась лишена. Амелия Ивановна – так ее называют сотрудники. Папа Жан давно похоронен на родине, Париж ничего не значит для нашего директора, там не осталось ничего, кроме смуглокожих пришельцев, заполонивших город, лопочущих на чужом языке. Москва облизывается вслед невысокой бледненькой женщине, одетой, как француженка, на грани безвкусицы, так, что прочие бросаются копировать ее наряды, но все бесполезно – на русских бабенках платья Амелии сидят безобразно.