Который год ты сидишь с краю стола, опустив голову на сцепленные ладони
Не дай мне увидеть, как ты умрёшь собственной смертью
Мне достаточно смотреть что с каждым часом твоя оболочка стекает вниз равно горячему парафину
Я чувствую как ты ненавидишь задевать овечьи шкуры рядом сидящих
вместе со своим сувенирным блеском ты остался закрыт в картонном ящике прошлого
каждый твой шаг оставляет размытую печать на створках этого ящика
Старик, я хочу чтоб ты показал мне дорогу
Мне всё равно что это будет, я хочу довериться твоему вкусу
Ты можешь разрезать живот богоматери и не дать родиться ему
Святая плацента будет плавать на поверхности помойного ведра, не в состоянии вознестись
Представь что ты делаешь ему одолжение
Не бойся – он когда-нибудь станет такими же как ты – старой горькой ватой, вялым парафином
и возненавидит овечьи шкуры рядом сидящих
Он развалятся в глухоте своего кресла, словно на кресте
считая копейки брошенные им тифозными медузами проплывающими за линзами лопнувших очков
посмотри на каштаны – они не просят милостыню
дозревая они разбивают свои головы об землю, об собственное отражение в лужах
лучи кинескопа оживляют тебя старик, изменяют твои движения и цвет
словно ты единственная движущаяся частица в остановленном механизме
но со стороны света ты порастаешь мохом и, врастая в землю, останавливаешься
оторви арбузную мякоть своей старости от беззубых дёсен жизни
старик, я не хочу рыдать, видя как ты умираешь собственной смертью
