Москва, как обычно, встречала неприветливо. Сыпал мелкий дождь, от шин проносящихся автомобилей в разные стороны летела грязная мокрая пакость. Мы с Витьком разом посмотрели на часы и хором зевнули, а наш попутчик - богообразный старичишко - никуда не посмотрел, он стоял, сложив руки на груди и умилённо разглядывал человеко-машинные потоки.
- Что будем делать, Витёк? - спросил я, впадая в ещё большую зевоту при виде старичка. - До следующего поезда времени немерено, есть-пить не хочется...
Витёк радостно зареготал, размахивая руками. Ещё бы! Вчерашний вечер в поезде напрочь исчез из памяти. Я даже икнул непроизвольно.
- А давай на экскурсию! - И, не спрашивая моего согласия, он тут же договорился с курносой гидшей, и спустя минуту мы уже сидели в удобных креслах "Икаруса" и пялили глаза на тот же пейзаж, но теперь уже имея статус сторонних наблюдателей. К нашему удивлению, и попутчик-старичок примостился впереди нас у окошка.
Естественно, разговор наш был, как говорится, не в тему. Мы не слушали гида, не вертели головой по сторонам. Тоже мне, чудеса - столица окаянная! Да у нас... Да ладно, чего там. Мы говорили промеж себя о своём, душевном. И порой повышали тон, ибо стали замечать неприязненные взгляды других малочисленных экскурсантов. Старичок наш тоже, казалось, ничего не замечал и ни к чему не прислушивался. Ясное дело: убить бы время, и все лады.
Вдруг мы услышали тихое, но громоподобное, левитановское:
- Стой!
Автобус качнулся и послушно пришуршал к тротуару. Мы разом разинули рты. Старичок неспешно, с превеликим достоинством вышел из самих собой раскрывшихся дверей и подошёл к группе ребятишек, копошащихся у мусорной урны. Оказывается, он разглядел, что с проезжавшего мимо "Мерса" в окно выбросили нечто, небрежно завёрнутое в газету, но в урну, конечно, не попали, свёрток распался, содержимое просыпалось под ноги прохожих. Это были объедки от очень богатой закуски!..
Здесь же случились пять или шесть таджикских (или узбекских - кто их разберёт?) ребятишек во главе с беременной мамкой или тёткой. Дети поспешно и с воплями, и чуть ли не с дракой собирали свалившуюся невесть откуда манной небесной невиданную благодать, мамка стояла и равнодушно наблюдала, скрестив руки на животе. Прохожие шли мимо, иные брезгливо сторонились, иные улыбались сочувственно, а большинство и вовсе ничего не замечали.
Наш старичок подошёл к ним, остановился, и стал что-то шептать, простирая руки над головами людей.
И - о чудо! - далеко уже укативший "Мерс" задним ходом вернулся, прохожие остановились, застыв в странных позах, дети бросили на асфальт грязные куски газеты и пищи, у мамки засветились глаза и на лице проявилась улыбка чуть ли не Джоконды, а то и вовсе Девы Марии. (Или Мариам, как там у них в исламе?).
Из шикарного автомобиля вышли трое людей в чёрных фраках, троих ребятишек взяли на руки, а других за руки, кивком пригласили мамку следовать за ними - и торжественной процессией вошли в случившийся тут же знаменитый ресторан. Мы изумлённо наблюдали сквозь сиятельные огромные стёкла, как люди из "Мерса" рассаживали детишек у стола, с добрыми улыбками поглаживая их по никогда нечёсаным и давно немытым головам, за белы (о, так ли это?) ручки брали мамку и воссажали её во главе всей трапезы...
Подскочивший официант и подкатившийся набриллиантиненный ресторатор угодливо заглядывали в глаза троих людей в строгой одежде и кивали с частотой отбойных молотков, делая стенографические записи в блокнотах с глянцевыми обложками.
Наш богообразный старичок даже не посмотрел в их сторону. Он неторопко вошёл в автобус, сел на прежнее место и тем же раскатистым голосом попросил водителя:
- Поехали!
Все ошарашенно молчали. Мы с Витьком переглянулись, дружно икнули, вразнобой заулыбались, не веря глазам своим, и тоже притихли. Но Витёк славился своей общительностью, а потому его молчание длилось недолго. Он тронул впереди сидящего старца за плечо и голосом, полным дружелюбия и уважительности, спросил:
- Ты кто, батя? - и, сглаживая свою бестактность и словно извиняясь, добавил: - А едешь-то куда? Нам, случаем, не по пути с тобой? - И Витёк, мигом устав от собственной вежливости, радостно зареготал на весь автобус, всем своим видом показывая, что он человек весёлый и никого не может обидеть.
Старец обернулся, внимательно посмотрел сначала на Витька, потом на меня. В его глазах был весь мир. Я себя почувствовал на краю бездонно высокого неба.
Словно убедившись в нашей безобидности и дурьей малости, старик улыбнулся и тихо прошептал:
- Аз есьм Сущий.
И в следующее мгновение Он исчез. Как не бывало Его. А гидша писклявым голосом продолжала на все лады нахваливать достоинства столицы великого государства.