«Не о любви – о шорохе высоком
В листве густой листочка одного…»
А.Кушнер
Не посеявший любви пожнет лишь одиночество.
…стенать, с ума сходить и таять,
слагать в оркестре хоровом
слова средь мартовских проталин
в оконном, каменном, живом,
колючем как сосулек жала,
шершавей шагреневых стен –
в том мире, где не провожала –
бросала, но не насовсем –
не ТЫ, отрава сладкой боли,
не капли Фариа… и все ж:
– Доколе, – плакала, – доколе,
ты эту песенку поёшь?
14 июля 2009, как только…
* * *
Стихи ли, проза – все одно! – то лепестки от слез распухли –
полноэкранное кино и грезы коммунальной кухни…
так начинается роман,
так цирк приманивает светом
и этот зной, и это лето,
и этих фокусов туман!
так сразу…
. . . . . . .
ведь это ты, бестолочь, так убеждал ее и себя, что влюблен,
что так, в конечном счете, и получилось – это же надо быть таким придурком,
столько денег на всякие... цветы и ягоды...
но ягоды, честно говоря, – коронный ход...
дни стояли как никогда в июле – дышать нечем...
уединение, с одной стороны залив, с другой речка, сверху синее небо,
посередине ты и та молодая особа...
нет, виновата была банка клубники,
отборной клубники, купленной у старухи с лицом не персик,
но как от персика кость,
и заманчиво это – есть одну ягоду вдвоем,
что называется без помощи рук,
чтобы только губы пахли аристократическим соком...
так до чего угодно можно себя довести,
особенно, если юная особа на спине, ты на юной особе,
и синее небо отражается в ее честных глазах...
во всем виновата эта затея с клубникой,
иначе короткое твое счастье
продолжалось бы еще и еще,
но после клубники вы почему-то
принялись за дело иного рода, чего и следовало ожидать,
а на песке под синим небом, когда с одной стороны залив,
с другой речка вся в золотых искрах купав,
не делать этого еще и еще невозможно...
твое счастье оказалось недолгим – две театрально-музыкальные недели,
одна сплошная египетская ночь
и, если молодой особе и вздумается с кем-нибудь жить,
то это будешь не ты, бедный мой Краевский,
ты для этого – слишком несерьезный человек...
конечно, она будет страдать, и обо всем таком где-то писали,
продавались хорошие книги, а ты любил и хотел страдать,
но теперь ты больше не любишь страдать,
потому что вроде бы уже страдаешь,
и это невыносимо страдать, когда не хочется,
и еще потому, что ты будешь искать старуху
с лицом как косточка персика,
с клубникой в чисто вымытой банке…
и молодая особа, заполнившая этот невыносимый пробел,
не захочет, есть клубнику, как вы ее ели тогда,
и клубника будет невкусной
и не такой, как в то бездыханное лето на песке и под синим небом...
и в ее чистых глазах не отразится и тени сомнения, что все не так,
что перезрелые ягоды горьки как слезы,
которые настоящие мужчины глотают, а ненастоящие – вроде тебя,
размазывают по морде...
. . . . . . . .
Любовь – это первый и единственный в жизни опыт,
а последнего опыта – не бывает.
Литература все-таки не наука уже потому, что она сообщает нам не о том,
как надо жить, а о том – как надо, или не надо было жить раньше…
* * *