И снова ему было тяжело, но в этот раз всё-таки не настолько. Просто наплыла, захватила, поглотила вдруг в себя вязко-тягучая, ползучая волна воспоминания – распознавания – осознавания – на самом деле – было всё не так! (Таких наплывов будет несколько, вдогонку, по ново-вспомненным каким-то эпизодам прошлого, но каждый раз всё меньше, легче, а в конце уже – похоже на пустяк). Такое ново-видение выбивало его из привычной колеи – Мир был разрушен, пуст и холоден – безжизнен. Ничего в нём уже больше не было святого...
От тяжких размышлений он устал. Но к половине пятого – как птица-Феникс, возродился, «пёрышки почистил», и в «Надежду». Пропустить приём (с ней не увидеться) – не мог.
Постучался, заглянул за бело-масляную дверь:
– Я вот он. Можно? – (С напускной игривостью).
– Конечно. Заходите. Бодрячком?
– Стараюсь. Посмотрелся в зеркало – противно стало – просто царевич-Несмеян. Как Вам чужие сопли подтирать не надоело?
– А Вы оказывается – грубиян.
– Рифма! Может, на досуге стихи будем вместе сочинять?
– Прозу – да, а вот стихи вдвоём – такого не слыхала.
– Мы будем первыми.
– Вы мастер заболтать.
– Ну, Вас не очень-то и заболтаешь.
– Потехе – час.
– Понятно. – Он смыл с лица улыбку и посерьёзнел.
– Как прошёл вечер, тяжело? – (Успокоительно).
– Не очень. Я понял, потому и бедность чувств по поводу, что их, глубоких – не было. Подсознательно я мать и не любил.
– Что, так уж вовсе ничего?
– Ну, нет, конечно, есть немного. Но всё переносимо... Только вот отупел от этого всего.
– Это нормально – психически близкое к шоковому состоянье. В Вас всё сейчас перевернулось. Но – освоитесь – пройдёт.
– Хорошо. Что будем разбирать сегодня?
– Что-нибудь из вчерашнего неясно?
– Внутри – разруха, но – снова по полочкам я разложу всё сам.
– Я не садистка – жёстко – нужно было говорить – иначе б Вы мне не поверили, я б не пробила Вас, Вы бы меня не восприняли, а нам, во что бы то ни стало – нужен результат.
– Понятно. Всё нормально, без обид. Иначе в самом деле было бы нельзя. Стереотип неисправим, его можно только разрушить.
– Я иногда не знаю, кто тут терапевт...
– Спасибо. Рад был Вам помочь. – (Уже свободнее).
– Ну что, коллега, будем разбираться дальше?
– Боюсь, в том, что касается не общего, а личного – буду всего лишь пациент.
– Во всяком случае – активный. И это уже очень хорошо.
– Что там с меня пока ещё не отскреблось?
– Техника выживаемости Вашего синдрома... Судя по Вашим записям, когда у Вас с подругами назревал серьёзный разговор, а это было неизбежно при таких-то отношениях – Вы либо били их сразу наповал, либо, уходя от ссор, уходили и от конструктивных разбирательств, а невыясненность ваших отношений – выжигала души этих женщин изнутри. И так – боязнью сделать ещё хуже – Вы просто принуждали их к дальнейшей недосказанности и даже прямой лжи. Конечно, это проще, чем искать в себе и признавать свою ошибку, да ещё и исправлять её, работать над собой. Легче сказать себе – „Мир грязен, все плохие, но – не я“. Этот синдром заботился о самосохранении и занимал на Ваших «полочках» все новые и новые места. И выбраться, освободиться от него – не так легко. Вы сами говорили, что карабкались, как по сыпучей круче вверх, а Вас опять сносило вниз – на то же место.
– Да, сам бы я не выбрался, наверно, никогда. Синдром хитёр, но мы хитрее. То есть – умнее. И не мы, а – Вы.
– Я только проводник. Лекарство – знание.
– Понятно. – Улыбнулся он.
– Механизм возобновления синдрома необходимо знать, чтобы не дать ему восстановиться вновь. Синдром коварен.
– Но пасаран – враг не пройдёт.
– Это серьёзно.
– Не беспокойтесь, я всё понимаю – просто жить приятнее под юморок. Но я им Ваших слов не обесценю.
– А Вы очень жизнеспособны. Почти психологический боец.
– Да-да – жить хочется. Особенно теперь. А остальное – опыт, тренировка. Помогает не давать собою помыкать...
– И что Вы теперь думаете делать?
– Ничего. – Ответил просто – честно.
– Не думаете или не хотите делать? – (Глаза в глаза).
– Думать по-новому пока что было некогда. А делать что-то – для чего? Зачем? – (Смотрел, наверное, придурковато).
– Ну надо же как-то устраиваться в жизни.
– Надо. Да. Но я пока не знаю – как?
– Вы не подумали ещё раз о Наташе? Или ещё о ком-нибудь?.. У Вас ведь женщин было много. – (Взгляд её потускнел).
– Но ведь их всех интересовал не я, как таковой, как личность, человек, а лишь моя способность удовлетворять их потребности в мужчине, как спутник жизни, как отдушина, любовник или ещё кто-то. А сам Я – со своей какой-то индивидуальностью – только как приложение к тому – необходимо знать особенность модели. Но я не обижаюсь – всё нормально – не было любви, а без неё – и личностной взаимной тяги. Я вот только сейчас это понял...
– Не меня ли Вы имеете ввиду на заднем плане Вашей мысли?
– Если уж Вы заметили, то – на переднем.
– Нет! Неужели Вы не понимаете?! Ведь это же стандартная, психологически закономерная реакция! – Называется – «Синдром спасителя»! Ведь Вы её уже испытывали на себе! Ну – вспомните Таню Сытникову, переаттестацию. Вы ей тогда примерно так же, как я Вам теперь – протянули руку помощи – спасли. Но это же – не истинное чувство – заблуждение. Не думала, что Вам это ещё придётся объяснять... Тем более, мы с Вами уже с первых встреч опасность скатывания к подобной ситуации – обговорили...
– Ладно, понятно. Всё, молчу...
Оба в неловкости минуту промолчали.
– Так что Вы думаете делать? Практически. Нельзя повиснуть в воздухе, надо реально что-то в своей жизни изменить. И лучше, конечно, только на начальной стадии – с поддержкой. Иначе есть опасность рецидива. Наверное, нужно с подругами поговорить?.. Подумайте. Хоть что-нибудь, в общих чертах – скажите...
– Послушать Вас – на все вопросы знаете ответ. Но, извините, Вы не выглядите, как счастливый человек. Та же неприкаянность в глазах. Вы замужем-то были?.. – Перешёл он с себя – на неё.
– Да, счастье преходяще, очень редко... Наверное, не каждому дано... Замужем я была. Разведена – классическое разочарование. Ошибка. Но это ничего не значит. Идеалы не теряют ценность от того, что не даются в руки. Как бы ни складывалась жизнь – надо стремиться делать в ней всё только хорошо. Или – никак... Иначе и не стоит. А в остальном – как повезёт... Во всяком случае, хоть ни о чём жалеть не будешь. – Выдержала она.
– А что б Вы сами сделали в моей конкретной ситуации?
– Я в Вашу ситуацию попасть бы просто не смогла.
– Ну да, Вы ж по определению святая. Но что-то мне не очень верится, что можно жизнь прожить, и не соврать...
– Жизнь я ещё не прожила, пока на полпути. И тоже не святая. Где-то, в чём-то, в мелочах, как все, конечно, вру. Пытаюсь этим всё устроить так, как хочется, как нужно мне... Или во избежание каких-то неприятностей. Но так, как Вы, обманывать сознательно и долгосрочно, ради каких-то там своих утех, я совершенно точно не смогла б... – (От перехода на себя – не уходила).
– Но всё-таки. Представьте, если б...
– Я бы сказала им обоим всё, как есть, начистоту, постаралась объяснить истоки своих действий, чтобы они могли меня понять и, может быть, простить. Мне кажется, одна из них даже и в этой ситуации сохранила бы в какой-то форме ваши отношения... Да и другая бы, наверное, не ссорилась, а просто... Перестала б с Вами спать... – И, смутившись на секундочку – снова в глаза взглянула.
– Как-то всё это – труднопредставимо...
– Вам неприятно говорить об этом?
– Приятного, конечно, мало.
– Но это ж Ваше се ля ви! – Поддела.
– Замнём для ясности... Я так понимаю, наши встречи в этом кабинете скоро кончатся, но Вы мне интересны – просто так, как человек. Мне Вас будет очень не хватать... Если уж не любимым, я бы хотел быть Вашим другом... У меня – никогда не было таких друзей. И никогда других таких, наверное, не будет. Вы говорите теми же словами и – то же, что на Вашем месте – говорил бы я... А казалось, я единственный такой... Я не хочу Вас потерять – как человека, друга. Я ведь не в центр – к Вам хожу. Да, именно – за Вашей человечностью... Может быть, встретимся? Где-нибудь на нейтральной территории... – Он закусил губу.
– Ваша симпатия ко мне, это закономерность психики. Она от недостатка откровенности. Вам её очень не хватает. Но я не друг, а врач, психолог... – Побледнела вдруг она.
– Прежде всего, Вы – замечательнейший человек.
– Нет. Просто, как психолог – я должна отстраняться от своих эмоций. Поэтому Вам кажется, что я во всём Вас понимаю.
– И всё-таки, Вы не ответили на мой вопрос...
– Полностью равноправных – равно-позиционных отношений – с пациентами установить почти что невозможно...
– Ну хорошо. А если бы мы с Вами познакомились – не здесь, а где-то у друзей на дне рождения, тогда, скажите, только честно, смогли бы Вы со мной дружить? Приятелями мы могли бы быть? Представьте... – И – под столом – ладонью сжал кулак...
Она (явно нервничая, мучаясь!) секунду помолчала, но после – взяла себя в руки:
– Прочтя Ваши записи, я узнала о Вас больше, чем это было б нормально, и это знание теперь само собою устанавливает против Вас определённую предвзятость, отстраниться от которой можно только напрягая волю, а построить дружеские отношения с такой нагрузкой, думаю, было бы невозможно...
– Значит, если бы я Вам эту тетрадь не дал, Вы ничего бы обо мне действительном не знали, то в принципе, теоретически – всё было б хорошо? Если б я о своей грязи умолчал, то есть – соврал, дружба могла бы быть, а с неудобной правдой – жить не можете? Значит, снова надо было притворяться – не лечить болезнь, а ещё глубже её загонять?.. И к этому подталкиваете меня именно Вы – психолог, психоаналитик, терапевт? В чужой душе поковыряться любите, но, наигравшись, чтоб не замараться – в мусор? Чего же стоит Ваша правда?.. Это ханжество – всё та же, только немного приукрашенная и под правду ряженная ложь! Эх, Вы! – Он встал и, хлопнув дверью – вышел.
Она, ошеломлённая, сидела и молчала... И ничего больше уже не понимала – ни в жизни, ни в самой себе...