А. Блок
Мне давно не эмигрантово,-
прочно вбиты якоря...
Безмятежно и талантливо
в середине сентября
разноцветит осень улицы...
У окна монастыря
пожилой фонарь сутулится,
и ему "до фонаря"
эта желтизна кленовая,
сплошь укутавшая сад,-
Снова осень бестолковая
брызжет краской невпопад.
Или это он несноснее
стал с годами? Может быть...
Только отчего-то осенью
очень хочется грустить.
А грустить-то, в общем, не о чем.
И работа-красота!
Никогда не слыл он неучем,-
да наука-то проста:
знай свети, куда положено,
от заката до утра.
Надоест порою,- всё же он
служит со времён Петра.
служба та- куда уж слаще, но
всё обширней и сильней
разъедает кожу ржавчиной.
Впрочем дело и не в ней...
Просто вон на той скамеечке,
что виднеется вдали,
Александр свет Сергеевич
стих мурлычет Натали.
У пруда, весной согретого,
делит райский уголок
вместе с Сашенькой Бекетовой
Александр Львович Блок.
Через три десятилетия
В Богом огранёный век
эти строчки, как наследие
пробормочет Человек.
Свет струится зло и матово
в ночь, сквозь пелену дождя,-
преклонённая Ахматова
пред ничтожеством вождя...
Ну а он светил безропотно,
как другие фонари...
Правда, тускло, словно шёпотом:
"Потерпите", -говорил.
И терпели, чтоб не ссучиться,
чтоб не перейти черты.
Пережили, как получится
и блокаду и "Кресты".
Что-то пили, что-то строили,
что-то крали втихаря.
Да своё, чужое горе ли
убаюкивали зря...
Только память смятой горсточкой
замерещится опять:
экипаж, цилиндр, тросточка...
Ну, да ладно...утро... спать...