Но к понедельнику взял себя в руки – в конце концов, всё, что возможно было – уже потерял. И ниже падать – некуда!
Сегодня он пришёл сюда как на какой-то жизненный экзамен: перегорев – спокоен, тих, смирен, но – не унижен, готов принять, как приговор, свою судьбу и свой позор с открытым сердцем...
Она, будто стыдясь (его, себя?) – не поднимала глаз. Казалась строгой, обновлённой, но была – собранной и отдохнувшей.
Сердце сдавила мысль – „Вижу её в последний раз!“, в висках пульсировало – „Неужели всё? Как больно! Больно! Больно!..“
Секунда, две – немая сцена.
Он встал перед ней, будто на расстреле, и она встала – обошла вокруг стола и обняла себя за плечи, как делают учительницы по литературе в фильмах, и так же, медленно – стала прохаживаться взад-вперёд – от шкафа до окна:
– Ну что же Вы, садитесь, Виктор. Признаться, ничего с таким вниманием давненько не читала. – Ваши психо-физиологические наблюдения довольно интересны и, насколько вообще возможно, откровенны. Судя по Вашим записям, Вы иногда самокритичны. Это большая редкость для мужчин, и – хорошо для предстоящего нам с Вами дела. А лучше всего то, что Вы и сами всё прекрасно видите и понимаете. Только пока ещё не до конца – без выводов. А жаль. Просто пугает Ваш эгоистически-практический цинизм, предвзятость и презренье к женщинам, как таковым – как к полу, Ваша замкнутость и отгороженность от всего Мира... Ни с одной из женщин, кроме, недолго, может быть, Марины, у Вас не было здоровых отношений – всегда лишь недосказанности, недоверие и ложь, какие-то обидчивые мысли и, конечно – разочарования... И, знаете – при всей Вашей несомненной чуткости – Вы всё-таки часто ошибочно интерпретировали чувства и мотивы поведения Ваших малолюбимых женщин.
– Малолюбимых, это в точку. – Освоившись, не удержался он, впитывая её фигурку взглядом (в рост видел первый раз!) и ёрзая на стуле. – По-моему, именно это – главное.
– Может быть, но мы ведь не об этом... – Подправила его она и (паузой дав ему усвоить) – продолжала:
– Ваши попытки открыть законы пробуждения к себе каких-то нежных чувств, привязанности, это идея-фикс – как у алхимиков, только Вы ищете не золота – любви. Отстраняя идеал, Вы видите её не как взаимопритяженье душ, а как зависимость, потребность или интерес, которым можно управлять – это грубейшая ошибка. Регулировать, и то – только отчасти, можно лишь отношения или поверхностные чувства, но не то, что истинно и глубоко...
Она секунду помолчала и продолжила:
– Но всё же многие идеи Ваши даже хороши. За исключением, конечно, главного – конечной цели...
– Открытое письмо имеете ввиду? – Сообразил.
– Не только. Здоровая и, в целом – даже прогрессивная основа исковеркана образовавшимся у Вас синдромом недоверия. Вы не могли поверить в то, что счастье может быть. И тем самым, сами себя – запрограммировали на несчастье...
Он промолчал, поняв, что лучше дать ей высказаться, прежде чем вступать в дискуссию.
– В Ваших записях, конечно, много правды, но беда в том, что всё это написано не для того, чтобы помочь кому-нибудь – не для того, чтоб что-то в окружающем улучшить, нет – всё наоборот – это исследования манипулятора, авантюриста, жулика, в конце концов. Будто писал базарный аферист какой-то!..
Она вдруг замерла, остановилась (вспомнила «Оду плечам»?!), опустила руки, крутанулась, подбородок вздёрнула, села опять за стол и, пересилив взглядом его взгляд, спросила:
– Чем Вы себя оправдывали, понимая это? – Как с этим можно было жить?
– Во всяком случае, я никому за это деньги не платил и сам не брал, когда мне предлагали, и вообще, ни для каких других целей использовать себя не позволял, и сам – не использовал. По-моему, игра на чувствах и кокетство для достижения чего-либо другого, кроме ответных чувств, это преступление в моральном смысле.
– Но Вы же сами провоцировали – создавали чувства?
– Да, провоцировал. А для чего? Да для самих же этих чувств! И не для чего другого! Конечно, не без свинских исключений, но в генеральной линии мне нужно было чувство, а не тело.
– То есть, Вы удовлетворяли так свою потребность в чувствах к Вам? – (Сосредоточенно).
– Да. – (Однозначно).
– Но ведь потребность, это же не чувство. И значит, всё-таки использовали, если не давали ничего взамен.
– Ну, какие-то зачаточные чувства всё же были. Но, даже если их и не было, я всё же видимость их предлагал. Во всяком случае старался... Но я не спорю, да – свинья. Это обман, фальшивка, но потому я и у Вас, что не могу без этого, и с этим – тоже не могу!..
– А Вас так просто не возьмёшь. – (Чуть отстраняясь).
– Но Вы сможете. Вам сдамся... Хотя, наверное, лишь потому, что Вам от меня – ничего не нужно...
– Да, Вы почти всё сами понимаете. Хорошо, вернёмся к делу. Я заметила – вне обострений подозрительности – Вы относились к женщинам достаточно тепло и даже с редким пониманием...
– Я вообще – люблю, ценю и уважаю женщин – в целом... Они гораздо человечнее мужчин – и если бы не их уловки, хитрости – своекорыстолюбие...
– Не забывайте, Виктор, мы не на суде. И вообще, Вы тоже не особенный-то альтруист – это нормально. Но мы ведь не об этом. Неужели в Вас всегда была такая беспросветность?
– Нет. Конечно, нет – я вообще скорей жизнелюбив. Но – мой дневник... Хотя и честный, он односторонний. Писал-то я только тогда, когда мне было плохо, а когда было хорошо, то – как-то не писалось. Может, поэтому и мало в Мире радостных стихов.
– Это – да. Но в нашем случае – дневник Ваш тем-то и хорош, что концентрируется на проблемах – так легче их анализировать. Что Вы не монстр, я уже поняла.
– Спасибо. – (Напряжение сошло, чуть улыбнулся).
– Это всего лишь факт, не комплимент.
– Но настоящий комплимент, это замеченный хороший факт.
– Опять жонглируете умными словами?
– Вы несогласны?
– Почему, согласна. Но Вы опять уходите от темы.
– Мне это просто тяжело. Вот и выкручиваюсь инстинктивно.
– Понятно. Больше выгонять не буду. – (Терпеливо).
– О, я тогда отсюда никогда и не уйду!
– И всё-таки, вернёмся к теме...
Он тяжело вздохнул, кивнул и обречённо опустил глаза. А она снова встала, подошла к окну, скрестила руки:
– Вы в своих записях себя определили очень точно – сердцеед. Подбираясь к душам в поисках тепла, Вы, невзаимностью своей, их выедали. Потому и сердцеед, почти что профессиональный, то есть – сознательный. Вы, как Штирлиц за немецкими секретами, охотились за женской лаской. Но почему? – Ведь Вы же не среди фашистов, ведь женщины мужчинам не враги?.. К тому же ласка, не такая уж большая редкость... Вы переходили грань моральных преступлений, и сами же страдали от того, понимали, что делали неправильно, но всё же снова возвращались в эту грязь. Не знаю, как уж Вы, при Вашем-то аналитизме, не заметили, что какой Вы сами человек, такие люди к Вам и тянутся!.. Может быть, и не в точности, но уж во всяком случае примерно это так. Кроме того, чувствуя Ваше отношение к себе – они и сами открываются Вам с соответствующей стороны.
– А как тогда объяснить то, что подруги у меня такие разные? Ведь Таня и Наташа – это почти что противоположности.
– Я думаю, это не так, по крайней мере их объединяет интерес к Вам, как к мужчине, другу, собеседнику. Кроме того – общаясь с ними, Вы открываете себя для них с разных сторон, для них Вы разный. А для Вас самих, это два полюса. Один – это худшее, что Вы ещё способны вытерпеть. И то только для оправдания своей циничности и использования её как тёплой и живой секс-куклы... А второй – образ близкий к идеалу, но, как Вы сами – не дающий Вам насытиться собой, ускользающий, и потому, в заманчивости, идеализированный. То есть, они такие же, как две крайние части Вас самого – Ваши пределы, если это для Вас не обидно...
– Ну почему обидно? Правильно. Что заслужил. А здорово Вы всё мне разложили! – Что значит – взгляд со стороны. – Вы – моё зеркало, в Ваших глазах я лучше себя вижу. Всё точно так и есть. Но что же с этим делать? Я не хотел, но делал. Почему?
– Всё дело в установке. Если настроен на добро – и оно к тебе тянется. А когда добро вокруг – не отгораживаешься, а входишь в обстановку. Так и выходит, что добро – растит добро... Главная ошибка Вашей установки в том, что Вы создавали себе суррогат, подделку чувств – искусственно выращивали и поддерживали их, и, зная цену этому – их презирали.
– Всё правда – да. Но – почему я всегда возвращался к этому – не знаю. – Нетерпеливо ждал на всё ответа он.
– Только точно зная – что, можно найти и почему.
– Понятно. Но... Я думал – мы во всём уж разобрались...
– Я бы хотела уточнить, чтобы понять, если Вам важней всего было внимание, зачем тогда надо было всех тащить в постель?
– Если ты даже лучший друг, но без постели – то будешь сразу отодвинут в сторону, как только где-то замаячит вдруг та самая – постель. – С разочарованным отчаяньем ответил он.
– Вы думаете?
– В этом – я уверен.
– Видимо, это из-за шанса совместить одно с другим...
– Как бы то ни было, но так ты, в лучшем случае – второй.
– То есть – в том, что для Вас первостепенно – не хотите быть вторым? – Задумавшись (с собою сравнивая?), уточнила.
– Вы как всегда точны. Кроме того, если абсолют соединяется с неабсолютом, то он уже не абсолют. Лучшим может быть лишь кто-нибудь один. И вообще, дружба, по-моему, это взаимность...
– Вы сами себе противоречите, если она Вам – постель и друг, то почему тогда так не по-дружески к ней относиться?..
На несколько секунд повисла тишина.
– Да. Понимаю. Виноват... Сначала думал – повинился – вроде как отмылся. Но ведь намеренное зло только непониманье может извинить. Нет, я, конечно, понимал, что делаю нехорошо, но – не осознавал насколько! Поэтому, наверное, и не хватало сил что-то решительное сделать – переломить, переменить, исправить...
– Вообще-то – Вам нужна Любовь, но – это большая редкость. Может, для неё надо созреть. А как жить, если её нет? Во всяком случае – остаться человеком. Семью можно создать и на простой симпатии, взаимопонимании, доверии. Муж и жена должны друг другу и друзьями быть... Судя по Вашим записям, у Вас – сейчас есть лучшая за все годы связь – человек, которому Вы доверяете, Наташа... Почему б Вам не сойтись поближе с ней? Ведь всё, или почти всё – говорит за это?..
– Я об этом тоже думал и, может быть, Вы пропустили – даже написал. Да, мы друг друга понимали. Как-то уладив сложности, наверное, могли бы жить. Но... Я чувствую – это ещё не всё – это не предел возможного, не идеал – есть что-то более значительное и глубокое, даже, наверное – глубинное... Я этого ещё не видел – не испытывал, но нутром каким-то чувствую – что-то такое есть. И с этим ощущением, верней – предчувствием чего-то большего, жить с меньшим – просто невозможно...
Секунду провисела пауза.
– Вы – рафинированный идеалист. – (Зажато, напряжённо).
– Нет. Просто я не соглашатель. – (Посмотрел в лицо).
– Да, завели Вы меня в тёмный лес. – (И – отвела глаза).
– Мне кажется, что этот «лес» для Вас не так уж тёмен.
– Не отвлекайтесь – надо заниматься делом... И вообще – я не любительница флиртовать. Во всяком случае – не на работе.
– Понял. Исправлюсь. Может быть. – (И – потеплел душой).
– Вашим бы талантам да благое примененье! Ведь получается что? Ни себе, ни людям. Мучаете и себя, и всех вокруг, и прежде всего своих близких. Ваше счастье, что это всего лишь комплекс, установка, а не патологический, закоренелый эгоизм. И если есть желание исправить – есть надежда. – (Выровняла тон).
– И что – у Вас уже готов диагноз?
– В общем – да, но кое-что надо ещё додумать. Об основе.
– Я подожду – другого времени у Вас ведь всё равно не будет. Я пока в Ваш шарик, в бесконечность посмотрю, а Вы додумайте спокойно и скажите...
Минуту помолчали. Потом она провела ладонью между ним и шариком – вытянула его из него:
– Всё. Я готова...
– Да, я слушаю. – Встряхнул он головой.
Она собралась, подтянулась и потёрла, будто деньги теребила, друг о друга указательный и большой палец, потом вздохнула и – произнесла:
– К сожалению, люди много говорят неправды. Иногда даже и не осознавая этого – каким-то изменением реальности, пытаются друг на друга повлиять для достижения каких-то целей, исходя из своих интересов. Такое вот у нас развилось социальное, верней – общественное зло. Приврать немного у нас стало нормой, вошло в традиции – даже в менталитет. Ложь во спасение или имеющая хоть какие-то благонамеренные оправдания, у нас уже – не ложь. Но, при желании, так оправдать можно и вообще всё что угодно, а Вы – со своей чуткостью ко лжи и обострённым восприятием – принимаете это особенно болезненно, и потому – не только лишь построили в душе определённую самозащиту – самооборону, как большинство людей, а пошли дальше – углубились в эскалацию, в противостояние, войну полов, до крайней степени – презрения. Причём именно женщин, а не вообще – людей. Друзья-мужчины, настоящие, надолго, у Вас, как я понимаю – есть. Но это – только потому, что в пределах пола откровенность – выше. Обострение возникло там, где с ней проблемы, там, где напряжение сильней – в отношениях между полов. – Эскалация всегда и возникает там, где напряжённость. И Вы, стремясь к ним, тем не менее презрели женщин, и прежде всего тех, у кого, уже потенциально, мог быть к Вам определённый интерес – взрастили в себе недоверие к ним до немыслимых высот, потеряли уважение, как к человеку, стали играть, манипулировать их чувствами, использовать, и тем сами себя отгородили от самой возможности быть с кем-нибудь из них счастливым. И так – круг замкнулся, Вы зашли в тупик. На почве кем-то в Вас заложенного комплекса, разросся и окреп – синдром подсознательной враждебности и недоверия к женщине вообще, в особенности, в возрасте половой активности. – Она вздохнула (будто отмучившись) и заключила. – Вот такой у Вас диагноз.
Он молчал, задумавшись и погрустнев.
Терпеливо посидев против него с минуту, она спросила:
– Вам нехорошо?
Он вскинулся, будто очнулся:
– Нет. Всё в порядке. – И вдруг даже усмехнулся. – Насколько это в моём случае возможно. Мне просто надо побыть одному.
– Вообще-то, надо бы поговорить – чтоб исключить ошибки в толковании диагноза и их последствия. – (С заботой).
– Синдром – не патология, насколько мне известно. Так что я, думаю – переживу – вешаться по поводу не буду. – И улыбнулся ещё раз (для убедительности!). – Просто – надо обдумать всё это, переварить. – (Сел прямо и – отвёл глаза).
– Хорошо. Но если всё же станет плохо – позвоните сюда – на «хот ляйн». – (Тревожно).
– Ладно. Если будет – позвоню. – Он кивнул и встал. – Пойду.
– До завтра? – Щемяще поднялась следом каре-зелень глаз.
Больным и слабым быть перед ней было тяжело и больно.
– Да, конечно, как всегда. – И снова растянул улыбку.
– Всего Вам доброго... – Явно ей не поверила она.
– Вам так же. – Развернулся и (неверным шагом) – вышел.
Она долго смотрела в дверь и в стену – пусто – грусть грозила перейти в печаль. Но этого ей уж никак не позволялось...
„Значит, всё-таки – болезнь. – Царапнула нутро тугая мысль. – Не какая-то ошибочность воззрений, а синдром. Это не шуточки, это – психическая – ненормальность!..“
Личное ближе. Потому и задевает больше... Уже на улице, его «догнало» вдруг, «пробило», затрясло! Даже и закурить не мог – огонёчек зажигалки с сигаретой прыгали – не совпадая!..