Несмотря на кажущиеся лень и инертность, король Асперонии Самсон немало
поработал головой. Что принесло некие результаты.
Он понял, что двадцать первый век не предложит человечеству новую парадигму.
Демократия была, есть и останется, хоть и скучной, но более или менее приемлемой формой государственного устройства, лучше которой может быть только форма правления в легендарном Эдеме.
А поскольку Эдем такая же иезуитски тонкая выдумка человека, как и коммунизм, то нам и нашим потомкам вплоть до Страшного Суда предстоит вертеться в демократии,
пытаясь внутри нее найти место себе и своим, якобы новым, представлениям о
приватном и тотальном счастье.
Памятуя о том, что новое – это хорошо забытое старое, Самсон решил повторить опыт правителя древних Афин Писистрата (сына Гиппократа), который, узурпировав власть и став тираном-демократом, руководил афинянами удивительно мягко и мудро.
Вообще этот Писистрат был добряк и большой оригинал, он покровительствовал
искусствам и привел в систему законодательство. Он помогал мелким
землевладельцам и строил корабли. Возводил крупные сооружения.
Писистрат приказал всем мужчинам и женщинам носить ионическую одежду. Пожалуй, эта часть его нововведений наиболее интересна. Ионическая одежда, простая и удобная в носке, представляла собой обычную простыню, в которую охотно принялись заворачиваться законопослушные граждане Афин не только после водных процедур, но и просто так, чтобы чем-то прикрыть наготу.
Афиняне сразу оценили несомненные достоинства ионических простыней.
Любвеобильных и страстных южан, готовых заниматься любовью где угодно, с кем угодно, когда угодно и сколько угодно, привлекали легкость и быстрота, с какой одежду можно было совлечь с тела.
В надежде, что граждане Асперонии окажутся не глупее древних греков, Самсон свое реформирование государственного устройства решил начать с одежды. Он велел всем асперонам иметь в своем гардеробе гиматионы, карбатины, котурны, пеплосы,
петасосы, фаросы, хитоны и хламиды.
И аспероны не подвели своего короля: они поголовно переоделись в ионическую
одежду. Мало того, они проделали это с удовольствием.
По всей стране заполыхали костры. Сжигалась старая одежда – символ старой
жизни.
Асперонские города стали напоминать города Древней Греции.
Одежда, как известно, сильно влияет на поведение человека. И не только на поведение.
Попробуйте облачиться в лохмотья. Или в средневековые доспехи. Или в смокинг. Или в облегающий костюм балетного танцовщика.
Напяльте себе на голову шутовской колпак. Или генеральскую фуражку. Или каску пожарного. Или шляпу «борсалино». Сделайте это, и вы многое поймете. Форма всегда сильнее влияла на содержание, чем содержание – на форму. К сожалению.
Задрапируйтесь в хитон. Сощурьте глаза. Устремите взор вдаль. Скрестите руки на груди. И вы тут же почувствуете, как вашу голову изнутри начнет распирать некая
животворящая сила – от вдруг закипевших в ней мыслей. Ваш узенький покатый лоб, покрытый вялыми морщинами, с победоносным треском раздастся вверх и вширь, и через мгновение вы уже обладатель могучего сократовского чела мыслителя.
Аспероны стали больше читать, налегая в основном на книги древних философов.
Вот почему уже спустя короткое время, идя по улицам Армбурга, по неосторожности можно было наткнуться на горожанина, с отрешенным лицом замершего в позе
Протагора, который обдумывает свое знаменитое изречение, а именно: «человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют» (кстати, говорят, что полусумасшедший Протагор, после того как предложил человеком измерять размеры не только всего того, что имеет ширину и длину, но и того, что ширины и длины не имеет, окончательно рехнулся. Что представляется вполне закономерным).
В другой стране это безрассудное и беспорядочное чтение не могло бы не привести к зарождению опасного вольнодумства. Что в свою очередь неизбежно повлекло бы за собой возникновение диссидентских организаций с истеричными кликушами, призывающими к немедленному выходу всех инакомыслящих на несанкционированные митинги и демонстрации, где бы они могли выразить некий гневный протест против чего-то, что, по их мнению, мешает проявлению свободной воли.
Но это уже другая тема, не имеющая к Асперонии ровным счетом никакого
отношения. Потому что Асперония особая страна, у нее особый путь, ее, понимаете ли, ярдом общим не измерить.
Асперонам было на все наплевать. Они, облачившись в хитоны, стали целыми днями просиживать в прибрежных тавернах, насаживаться винищем и, надуваясь важностью, рассуждать об умном. И чем краснее делались физиономии полемистов, тем глубже и
содержательней становились их схоластические беседы.
Иногда доморощенным философам – обычно под утро – казалось, что до полного
постижения конечной истины осталось сделать всего лишь шаг. Они делали этот шаг. И падали замертво под стол, храпя, чавкая и пуская ветры. И во сне к ним приходило понимание того, что истина все-таки в вине. И не просто в вине, а в хорошем вине.
Кстати, каждый читающий эти строки может составить нашим героям компанию. Для этого достаточно купить белую простыню, завернуться в нее, затем взять билет и
отправиться в Армбург – заурядный город, отличающийся от других современных европейских городов только тем, что по его улицам фланируют, как уже было сказано выше, не совсем обычно одетые местные жители, и еще тем, что на главной площади, на том месте, где в других приличных столицах принято устанавливать памятники тиранам и сооружать мавзолеи диктаторам, возвышается статуя Аполлона, как известно, бога-целителя, прорицателя и покровителя искусств.
Ему бы стоять не здесь, а на вершине пологого, поросшего чахлым кустарником холма, где-нибудь в окрестностях Коринфа или Афин, или в Британском музее, чья
богатейшая коллекция древностей практически целиком состоит из краденых экспонатов.
Но статуя Аполлона стоит здесь. Стоит неколебимо. Стоит не на своем месте. И ничего. Привыкли...
(Фрагмент романа «Лента Мёбиуса»)