Прости, что мне убить хотелось уже три раза за два дня.
Прости, смириться не могу, прощать и миловать устала -
Я опускаюсь с пьедестала и становлюсь под стать врагу.
Прости, что кончилось добро, мой белый парус, щит и знамя,
И выжгло мне обиды пламя осатаневшее нутро.
Прости, что бешеная злость, слепая ярость, месть, досада -
Меня поймали, как в засаду, при восхожденьи на погост.
Прости, что нет на мне креста, что верить - просто не умею,
Что сердце, с горя каменея, сочится бранью чрез уста.
Что не раскаявшись ни в чем, дерзаю править наказанье,
Что грех и грязь перед глазами, и суд мой гневом обречен
На скорострельный приговор возмездья ненавистным людям,
Что озверевшим правосудьем я сею злобу и разор...
Ты, завещавший нам любовь, зачем же за нее карая,
Ввергаешь в Ад, а блага Рая сулишь под крышками гробов?
Зачем блаженствовать в Раю в расплату за уродство жизни?
Чрезмерная дороговизна - путевка в ангельский приют.
Зачем мне в этой жизни - боль, а в небесах - земное счастье?
Чтоб к небу с болью обращаться, иль с неба плакать над собой?
На тех, кто походя грешит ты смотришь сверху безучастно,
Но искушаешь ежечасно наивность праведной души.
Зачем ввергаешь в новый грех смятеньем разума и духа -
Ужель покой мой резал ухо сквозь покаянный пустобрех?
Ужели скуден хор мольбы и просьб юродивых и нищих?
Но глух ты к тем, кто милость ищет, они и так твои рабы.
Все их богатство - труд и пот и дань тебе, рабовладелец,
А сборщики в парчу оделись на эту дань, за этот счет.
Ты рабству господин и Бог, и все вокруг тебя - прислуга,
Не доглядишь - распнут друг друга за место у пречистых ног.
И каждый вынужденно прав, ждет, как возлюбленное чадо
Не отпущенья, а награды, тебя в своей душе поправ.
И сходит божья благодать на каждого, его же меркой,
Жиреет медью бедных церковь, приумножая нищих рать.
Зачем ты учишь нас терпеть, обуздывать себя для рабства,
Врагов любить и покоряться кощунству, славящему плеть?
Ведь ты, пославший этот день, в добре и правде так всесилен,
Так что же днем ты слеп, как филин, а ночью глух, как старый пень?
Ты, допустивший зло в миру, за что винишь его творящих?
Твоей же волей грех обящут, тобой ведомые к костру.
За что же их карать потом - за противленьи Злу насильем?
Твоей же волей храм сносили, втихую осенясь крестом!
А сколь больных, слепых, калек, они - кто? Жертвы преисподней?
Воистину, стези Господней не разумеет человек...
А тем, кто не минул борьбы, как бык восстал за справедливость,
Не дал рогов ты за бодливость, чтоб расшибали всмятку лбы!
Чтоб вера - сладкий фимиам смиряла волю, как оковы:
Кому тут мыслить бестолково о справедливости? Рабам?
Чтоб, подчиняясь господам, все утешались тайной местью,
Ведь сказано же в провозвестьи: "Приидет день, и Аз воздам!"
И плавится страстями мир - ворует, лжет и убивает,
И к милосердию взывает, от крови вычистив мундир.
Все верят - Царствие грядет, и все поруганное вспрянет,
И "в руце Божьей всем достанет", и всех возмездие найдет.
Канонизируют, кто свят, хотя... Кто нынче свят меж нами?
Возможна ль святость меж рабами? Все - грешники! И всех...казнят?
Приидет Суд и будет Ад? Сплошная казнь!? Но, Боже правый,
Ты сам был жертвою расправы, и сам был на кресте распят,
И смерть витала над тобой, но ты, не видя мать - скорбящей,
Молил отца простить казнящих! - сквозь человеческую боль.
Любил ли ты убийц своих, страданья вытеснив любовью?
Но мать земную, плоть сыновью - не пожалел, молясь за них.
Так неужели ты не мог избегнуть этой страшной жертвы?
Выходит, грех был предначертан? Ведь ты же знал его итог?
Ты ведал в таинстве своем, свой крест, предательство, удары,
Знал всем предписанную кару, и не избавил от нее!?
Ни Бог-отец, ни Дух Святой - не помешали злодеянью,
Ужель их власть не в состояньи была пресечь людской разбой?
Какой же Высший смысл предрек двум ипостасям Триединым -
Самопожертвованье сыном, чтоб исцелить земной порок?
И только ли такой ценой возможно было исцеленье?
Иль Провидение Вселенной не знает ценности иной?
Выходит - смерть от рук раба настигла Бога? Господина?
Так повелела сверхпричина, Ее Величество Судьба?
С непостижимой высоты она диктует Миру роли,
И все мы под ее контролем, от муравья и до звезды.
Мы все обречены страдать в своем безвольи и бессильи -
И ты, ниспосланный Мессия, и горестная Дева-Мать.
И каждому из нас дано испить до дна, по полной чаше,
Само существованье наше судьбой предопределено.
И ты, рожденный на земле, невольником своей задачи,
Был на закланье предназначен с венцом терновым на челе...
Святую человечью кровь пролить с креста, во искупленье
Людских грехов и преступлений...За светозарную любовь!
Ты всех учил, что человек богоподобен, хоть и грешен,
Что лишь любовью будет взвешен его земной недолгий век.
Учил, как ближних возлюбя, прервать порочный круг насилья,
Учил бежать от изобилья, во всем мирском смирять себя.
А что ученье принесло? Помимо христианских казней,
Лишь веру в райские соблазны за торжествующее зло!
Одних крестовых войн - не счесть, а фанатизм конкистадоров?
Средь бедствий в сундуке Пандоры едва ль кровавей беды есть.
А сколько душ еретиков с костров и пыток инквизиций
К тебе летели, словно птицы, из средних сумрачных веков,
За истинность твоих идей шли насмерть ордена и секты,
Боголюбовь - мрак интеллекта, тебе поверивших людей.
Мир раскололся пополам и раздробился на теченья,
И ссорятся вероученья, косясь на Будду и Ислам.
И гибнут в праведной борьбе и варвары, и иноверцы...
Границы вер идут по сердцу, где каждый молится тебе.
Когда же Судный день придет, ужели сыщутся святые?
Глас вопиющего в пустыне кого для райских кущ найдет?
Пускай хотя бы одного... Кто более тебе угоден?
Кто убивал за гроб Господень, иль тот кто защищал его?
Что вообще изменит суд? Опять расправы по заслугам?
Твоей же пастве, чадам, слугам смиренно головы снесут?
Всё - кровь!.. - а заповедь твоя? Нарушишь собственным деяньем?
Как совместить тогда в сознаньи что ты - палач, любовь, судья?
Воздать добром за зло - вот суть всего божественного смысла,
И если верить божьей мысли, то должен всех простить твой суд?
И тех, кто убивал и жег, и тех, кого и жгли и били,
И тех, кто крест не возлюбили, и тех, кто за него полег,
И подлецов и сволочей, и согрешивших ненароком,
Убийц, сроднившихся с пороком, преступников и палачей.
Тогда какой же это Суд? - Бал - именины милосердья!
И грешники с душой бессмертной обречены на Рай? - Абсурд!
О, Господи, прости меня, я каюсь, я прошу прощенья
За стиль, за слог несовершенный, за то, что логику ценя,
Пишу крамольные стихи, - мне жребий выпал несчастливый,
Прости мой разум нечестивый, и все невольные грехи...
О, Боже, скорбен образ твой...Но зрит душа за светлым ликом
Стенанья о грехе великом, и промысел Любви святой.
Глаза твои - любовь и боль, на части сердце режут взглядом,
И тянется душа быть рядом, сочувствовать во всем с тобой.
Припасть к израненным ногам, унять иль разделить мученья,
И со всезнающим прощеньем смотреть в лицо твоим врагам...
Но я не знаю - как любить людские подлости и дрязги,
Ведь все мы в мерзости погрязли и лучше не стремимся быть.
Как разорить своих детей, все раздарив больным и нищим,
А дети пусть по свету ищут таких же праведных людей?
Но даже церкви не спешат расстаться с золотым убранством,
Чтоб перестала побираться армада нищих прихожан.
И Доброта, как абсолют, как сущность христианской веры,
Всего наглядней на примере - сколь Храм богат, столь беден люд.
Сколь сложен мир, столь прост завет... Но как же следовать заветам?
Уйти от мира, стать аскетом? А миру - для чего аскет?
Так вразуми смущенный ум, от лживых истин ограждая,
Я не сужу, я рассуждаю, блуждая меж мятежных дум...
В ответ - глаза в глаза глядят из рукописанной иконы,
И эхом отдаются стоны с былого ада в этот ад...
О, если б ты хоть что-то мог, не говоря уж о Мадонне,
То в милосердные ладони никто бы гвозди вбить не смог.
Прости мне то, что я права... Суди, я приговор приемлю,
А что потом, как лягу в землю - всего лишь вырастет трава.
Прости, что всуе повторю, с креста оброненную фразу:
"Прости не ведающий разум, ибо не знаю, что творю..."
