В камерном театре там, над нами, опять готовят премьеру. Воздух дрожит, как молоденькая актриска перед спектаклем, декорации царские: пурпур, золото… Красные кленовые ладошки аплодируют на ветру.
-Купите программку.
Купили. Нынче дают "Осень". Посмотрим состав...
А, вот и первый звонок.
Да что там смотреть, все те же актеры, никаких замен... Ты и я.
Нынче день твоего рождения... А помнишь нашу первую осень? Когда мы шатались по городу вместе с ворохом листьев и нам было плевать, куда прибьет, а клены горели в каждом дворе инквизиторскими кострами… Помнишь?
Еще бы, ты помнишь. Ведь ее не было, этой осени. Мы придумали, вымечтали ее порознь, в одиночку. Мы умудрились прожить жизнь вместе и врозь.
Не спрашивайте, почему. Я знаю, что глупее невозможно было придумать. Мы изобретали одно безумие за другим, мы достигали безоблачных высот в мазохизме и, словно дав обет молчания, глядели друг другу в глаза, где наше чувство плескалось голым, беззащитным младенцем, плача и взвизгивая от счастья одновременно.
Первым достижением стало убийство этого младенца, вторым и последним - его воскрешение из мертвых.
Вы любите театр, так, как люблю его я?
Я вас умоляю. Вы не знаете театра. Для этого надо всю жизнь прожить в маске, не сдирая ее с лица даже ночью.
Впрочем…
У меня есть любимая роль. Ежегодно, когда зажигаются клены и все тот же театрик дает очередную премьеру, я вспоминаю об этой маленькой роли и спешу выполнить колдовской ритуал, который помогает прожить потом еще год.
В августе, в день твоего рождения, я еду на дачу и там, среди золотых и пурпурных гербер, заросших сорняками, которые я жалею и обхожу стороной, в неказистом домике, что служит гримеркой, я наконец-то стаскиваю прилипшую маску, чтобы играть в полную силу воспоминания, сожаления, грусть…
Кажется, второй звонок?..
Но не приходит грусть. В маленькой комнате под крышей, рядом с итальянским семейством воробьев, что орет за тоненькой стенкой, я достаю фото, которое храню в воробьиных хоромах, и, едва увидев твое лицо, глупо, легко улыбаюсь.
Я легко и глупо улыбаюсь идиотской улыбкой, и, представьте себе, это и есть лицо без маски, о котором я наивно мечтаю долгие двенадцать месяцев. О нет, это не обаятельная улыбка милой женщины, не ироничная усмешка умной бабы и не саркастическая гримаса ядовитой стервы…
Это улыбка дебила, пускающего слюни в песочнице, давно выросшего, но не имеющего понятия о том, сколько умчалось лет.
Я гляжу тебе в глаза и слышу плач и радостный визг, а солнце бросает на пол оранжевый луч, играя свою блистательную роль в высоком и вечном театре. Улыбаюсь тебе, ибо не осталось грусти, все перегорело десятками осенних костров, а вот эта дурацкая улыбка… Моя загадочная чердачная улыбка - по-прежнему жива.
Что-то расчирикались опять итальянцы. Прячу фото, задвигаю потайную дощечку, висящую на одном гвозде, как и вся моя бутафорская жизнь. Кто-то идет по дорожке, и я наверняка знаю, что это не ты.
Третий звонок, выход… Break your leg, dear, break your leg. *
________________________________________________________________
*Актерское пожелание перед выходом на сцену. Типа "Ни пуха, ни пера!"
