В «его новой» квартире был телефон, и первое, что он сделал – поддавшись неосознанному импульсу, не размышляя – позвонил. Марине. На работу. Этот номер прочно отпечатался в мозгу. Она ответила нетвёрдым голосом, будто до первых слов уже узнала – это – он.
Они боялись оскорбить друг друга, говорили сдержанно о том, о сём, вокруг да около, но – не о главном. Обоим им казалось, что они и не расстались вовсе (на уже восемь месяцев!), а всего лишь повздорили вчера – сказали лишнего, погорячились, не сдержали нервы, и теперь об этом сожалели... Всё было узнаваемо родное – голос, манера говорить, сами слова, и обоим страшно не хотелось всё это ещё раз потерять – испортить...
– Марина, здравствуй, это я. Помнишь ещё?..
– Да как же тут забыть? То вещи твои какие-то в шкафу найду, то в прихожей полка попадётся на глаза, и вспомню, как ты с ней возился. Стихи твои остались... Значит, всё же позвонил.
– Да вот. Не знаю, как. Взял вдруг, и позвонил... После письма ходил тут, как контуженный – и надо бы ответить, а не мог...
– Мне так обидно было. А тут ещё, конечно, все с вопросами – „А где он?“, „А чего это он от тебя сбежал?“, „Что, не вернётся?“, „А вы что, поссорились?“, „Странно, даже и слова не сказал? Так потихонечку и смылся?“ – все нервы истрепали...
– Да уж, я представляю, сама обходительность и такт. Ужасно получилось...
– Я Толика на этот год в школу уже готовлю.
– Вот время-то летит!..
– Отец опять хочет забрать его на лето. Но в этот раз я отвезти должна. А мне не хочется – совсем одна останусь...
– Буду тебе теперь звонить. Конечно, если ты не против.
– Я не против...
– Ну, а как ты там, сама-то, вообще?
– Да всё по-прежнему. А так – в двух словах не объяснишь.
– Понятно. Да. Мне тоже плохо. Без тебя...
Марина промолчала.
– Марин, мне важно, чтоб ты знала – я – не от тебя – сбежал. Просто сложилось так – пришлось. Но я не могу об этом говорить по телефону.
– Из-за коммерции?
– Ага.
– И только?..
– Да, Мариночка – и только... По обстоятельствам, я не смогу, но, может, ты ко мне приедешь? Ну, хоть на пару дней – в отпуск за свой счёт – я всё тебе восстановлю...
– Ну я не знаю, Вить. Боюсь, что не отпустят.
– Попробуй хоть. Увидимся. Поговорим. Решим, как дальше...
– Я не могу так, сразу, надо как-то всё здесь утрясти.
– Конечно, да, Мариночка. Пошевели пока, а я тебе потом ещё перезвоню.
– У тебя там проблемы?
– Сейчас уже нет... Я потому и не звонил, что раньше просто б и не смог тебя принять, не хотел навязывать тебе свои проблемы. Но теперь всё боле-мене... Марин, надо заканчивать, когда, точно не знаю, но я скоро позвоню. Только никому не говори об этом...
– Да. Понятно.
– Ну, тогда до связи?
– Да. Пока.
Он трубку положил (пальцы дрожали от хорошего, щемящего волнения) и долго, стоя у окна, всё размышлял, курил, мечтал...
А вскоре, ставшая от удалённости (и от сравнения с нахальной Любой) идеальной, к нему уже летела и реальная – Марина...
Поток пассажиров в тугой стекло-дюралевой двери «Прилёта» «Домодедово» не иссякал. Она сосредоточенно, в себе, вошла и – прошагала мимо!
– Марина! – Он растерянно рванул за ней. – Я здесь, Марина!
Она оглянулась, будто не узнала, и, словно чужая, посмотрела на него. Он приобнял её, взял из рук сумку:
– Здравствуй! Не узнала? – Это я... Пойдём? Я на машине.
– Я не одна. Со мной коллега по работе.
– Ну так зови его! – Чего? – Подбросим, куда надо.
Марина оглянулась:
– Виктор Петрович, вот, нас довезут.
Типичный начальник цеха бегло оглядел его, кивнул:
– Но у меня ещё багаж.
– Ничего, мы подождём, это недолго, а, Марина? – Согласовал глазами с ней своё решение он.
Она согласно хлопнула ресницами. Попутчик, глянув на неё – ушёл «вылавливать» с бегущей чёрной ленты чемодан.
Постояли в стороне, поговорили «ни о чём» – на сколько дней, как долетела, с кем остался Толик...
Виктор Петрович бодрым шагом возвратился:
– Марина Анатольевна, не стоит тратить время на меня. Я сам тут, на автобусе доеду. Мне невпервой.
– Нет-нет, давайте мы Вас всё же довезём. Нам нетрудно, да и Вам – быстрее и удобней. Куда Вам? – Улыбнулся он.
«Пассажир» сказал.
Ехали молча – иногда только он (нерешительно!) обменивался взглядами с Мариной.
Наконец, прибыли – высоко-коробчатый спальный район.
– А тут куда? – Уточнил он.
– Остановите здесь, на главной – дальше пешком быстрее, чем петлять по въезду и дворам. Спасибо Вам, что подвезли.
– Да не за что. Мы не спешим. – Ответил он.
– Марина Анатольевна, если что, мой телефон тут у Вас есть.
– Да, всё в порядке. До свидания.
– Всего вам доброго... – Мужчина вышел, прихватив лежащий рядом, на заднем сиденье, чемодан.
– И Вам. – Добавил он и проводил её коллегу взглядом.
„Откуда этот тип, зачем? – Задумался и догадался. – Да это же её страховщик! На случай, если вдруг со мной выйдет нехорошо. Да уж – обидно! Но, в общем, понятно – женщина. Она не любит рисковать“.
А вслух сказал:
– Марина, я тебя, конечно, понимаю, но... Нет ничего больней, чем чувствовать, что тебе перестали доверять...
– Витя, я ничего уже с тобой не понимаю – сегодня так, завтра не так, а послезавтра – как?..
– Ладно, прости. Всё проясним, обговорим. Но лучше дома.
Доехали почти без разговоров. Зашли, разулись, сняли плащ и куртку, сели. Он взял в свои её ладони и, глядя в них, заговорил:
– Всё как-то так ужасно закрутилось, если б я мог предвидеть, ни за что б не влез. Тут как петля на горле – одно за другое, так и затянулось в узел...
Марина как-то пусто промолчала – какой-то ясности ждала.
– По обстоятельствам я должен был уехать, причём поступить так, чтоб ты считала меня негодяем...
– Но как же так? Кто в этом виноват?..
– Не знаю как так получилось, но и мне за тех трёх оболдуев – предъявили счёт. И вывернуться я не мог.
– Ты что-то там намухлевал – украл, в долг взял и не отдал?..
– Нет. Я был просто консультант и ничего не брал. Но – я был вместе с ними.
– Но раз ты ничего не брал, то, значит – ничего не должен.
– По закону – да, но у этой братии свои понятия. Они считают, если я каким-то образом участвовал в проекте, то – за компанию и виноват...
– Ну не давал бы да и всё, что б они тебе сделали?
– Для начала в сейф закрыли б на три дня...
– Ужас какой!..
– Я не хотел тебя пугать, но... Эту тему, видно, нам не обойти. Тут всё жестоко и серьёзно – человека очень просто превратить в скотину. И по тюремному их опыту им это хорошо знакомо...
– А если б они отыгрались за тебя на мне?
– Исключено – у них свои законы. Всё выглядело так, ты тоже в это верила, что я тебя, спасаясь – бросил. К тому же и не муж... То есть – ты была мне не сообщница, а – жертва...
– Ну объяснил бы сразу – я бы поняла. Хоть не страдала б так, если бы знала, что ты прячешься, а не сбежал... Ведь можно было всё устроить. Я бы квартиру продала, переехала к родителям или ещё куда. Там мы бы съехались и жили потихоньку...
– Марин, это наивно, нереально – я не мог пойти на этот риск, ведь это значит – подставлять тебя. Бандиты ведь психологи, и их «юстиция» работает меньше на фактах, больше на чутье. Они бы сразу же почувствовали фальшь и с жилами бы вытянули из тебя мой адрес. А ведь ты им не сразу бы сказала... Я не хотел – чтобы из-за меня... Уж лучше выглядеть дерьмом...
Она поверила – вздохнула горько, обняла, прижала его голову к своей измученной страданьями груди:
– Ох, Витя, Витя – что ж это судьба с нами творит?..
Застыв, немного помолчали.
– И что, совсем никто меня не спрашивал? – Отвёл он лицо от щекотавшего ворсинками пушистенького свитерка.
– Нет. Приходил один мужчина, но вполне приличный.
– А они вынюхивать мордоворотов с автоматами не посылают и зубы сразу не крошат. Они, где можно – хитростью. На первый взгляд и не подумаешь, что криминал. Специально, для доверия, таких и подбирают. А душу вытрясти, это у них последний шаг... Я позвонил только сейчас потому, что по моим расчётам «пасти» тебя должны бы уже перестать, к тому же – телефонный разговор следов не оставляет. Они ж не спецагенты ЦРУ – «жучков» всем, через одного, не наставляют. Но теперь-то уже – если об этом не трубить – ты в безопасности.
– Прямо шпионский детектив!..
– А им иначе и не выжить – они ведь мафия, а не подъездная шпана...
Вновь обретённое доверие само собой, естественно переросло в нежные ласки и, целуясь сладко, он погладил и слегка помял ей грудь.
„Мягкая! – Рухнуло что-то у него внутри (или он сам свалился с идеалистических высот). – Да что же они все?! – Разочарованно подумал он, и всё увиделось ему в практическом, неромантичном свете. – Нашла, значит, себе кого-то, кто утешил. Всё тот же или кто-нибудь другой?.. Хотя, конечно – что же я хотел? Чтобы она, страдая и любя в полнейшей безнадёжности – ждала меня всё это время?.. Нет, до чего ж живуч во мне идеализм! Да ведь и то, что вообще приехала – это уже огромный комплимент! Обиды прочь! Не будь придурком...“
Чтоб не решать вопрос с постелью, он его просто и не ставил. Вечером повозился допоздна, а когда она легла – устроился с ней рядом без каких-то объяснений, будто само собой было понятно. И – прошло. Близость без всяких осложнений – состоялась.
На следующий день с утра (работы было мало) – они катались по Москве, совместив экскурсию с делами... Глаза Марины вдруг расширились:
– Ой, Вить, смотри, там на лотке – бананы!
– Да они тут на всех базарчиках, на каждом овощном углу.
– А я их ни разу даже и не видела!
– Ну так давай сейчас сразу и купим. – Он свернул на боковую улицу, встал у обочины, и вместе с ней пошёл к лотку.
Купил большую связку – хотел взять с потемневшей кожурой, они вкусней, спелее, но она хотела непременно с чистой, жёлтой, и тут же, горя от нетерпения, спросила:
– Вить, неудобно, но... Можно я прям сейчас хоть один съем?
Он пожал плечами и кивнул на лавочку:
– Да ешь, конечно! Что за неудобство? Тут никому ни до кого и дела нет. Заодно проветримся, на Солнышке хоть посидим.
Она съела один. Остановилась, мучилась желанием.
– Да ешь, чего ты, не стесняйся. Я тоже первый раз три штуки съел. Спешить нам некуда, сиди и наслаждайся.
– А ты? – (Стыдливо-неуверенно).
– А я их как-то переел, и больше не люблю... – Успокоительно соврал он, чтобы снять смущение – не зажимать ей аппетит.
И она съела всё! Семь или восемь штук. Всю связку!
– Хочешь ещё? – Скрывая чувства, спросил он.
– Да. Только не сейчас – потом.
– Тогда давай тут сразу и возьмём – чтоб вечером уже к метро не бегать, не искать.
Она кивнула сдержанно и ненасытно. Он купил ещё – чтоб уж наверняка хватило досыта – побольше.
„Что за немерено-плебейский аппетит? – С какой-то пока что ещё непонятной жалостью (и сожалением) подумал он. – То икру столовой ложкой ест, то бананы связкой... Интересно, почему то, что так ужасно нравилось вчера, сегодня – неприятно?..“
С Мариной он будто вернулся в своё малорадостное прошлое, в постылую «рабочую слободку». Это заметно отравляло радость встречи с ней. К тому ж, хоть он и не оправдывался – объяснялся, но всё же это было неприятно. Удручала и сквозившая во всём её провинциальность – казалось, что она осталась там же, где была, а он из этого отсталого, наивного, неразвитого и от близорукости довольного собою прошлого теперь уже так далеко ушёл...
Конечно, чуда снова не произошло, но в целом ему было с ней неплохо, вот только – к горлу подступал неотвратимый «разговор о главном»:
– Ты размягчаешь меня своей человечностью. И это, в общем, хорошо, но – в миру всё-таки легче жить в какой-то упрощённой, огрубевшей форме, иначе больно от всего. А от тебя становишься какой-то слишком уж чувствительной, ранимой...
– Так что, надо грубить, хамить?
– Нет, будь таким, как есть, главное – будь...
– Я буду.
– Но, Витя, как? Ты здесь, я там, тебе туда нельзя, а мне сюда. Не знаю... Отпуск у меня заканчивается, а ты мне так и не сказал, что будет дальше?
– А дальше, как и до того – непросто.
– Это понятно, но ведь надо что-нибудь придумать!
– Я понимаю так, что у тебя своих каких-то вариантов нет?..
– Ну я не знаю. Как-то всё...
– Понятно. Значит, по пунктам, так: Возвращаться мне нельзя, тебе сюда переселиться тоже – квартира съёмная, не будет денег, мало ли как пойдут дела, и что тогда – втроём куда-то в комнату, в занюханную коммуналку? И на ту надо ещё полтинник в месяц как-то наскрести. Да и прописку не дадут, а без неё – работу...
– Так что же ты тогда звонил? Выходит – ничего не сделать?
– Почему же? – Можно. Но – на это нужно время и терпение. К твоим родителям я не хочу, ещё куда-то тоже. И такой работы, как у меня здесь, где-то ещё мне просто не найти. Выход такой – надо искать квартиру не в Москве, а где-то в Подмосковье... Это, по-моему, единственный для нас реальный шанс. Это мы сможем потянуть...
– Так что мне, ехать продавать квартиру?
– Нет, торопиться надо не спеша. Сначала я найду – куда, а уж потом всё остальное. Попадётся подходящий вариант, я позвоню, тогда и продавай квартиру, увольняйся, а пока – сиди.
– Как долго это может протянуться?
– Не могу сказать. Как повезёт. Может – недели две. А может, и полгода. Во всяком случае, другого выхода не вижу...
Она уткнулась ему носом в шею:
– Как неохота уезжать.
– Позвони начальнику, может, продлит немного отпуск?
– Попробую.
И позвонила – на три (щемяще-счастливых) дня – продлили...
Хоть он и не хотел (даже и самому себе!) – признаться в этом, но – понимал, что ничего у них с Мариной никогда уже не будет. Просто отказать в глаза не мог, а отговорку – «план» – придумал. Но всё-таки – стремился растянуть этот короткий ренессанс, ведь знал, что дальше будет только хуже. И тем не менее – жить с ней без счастья и, в общем – даже без надежды на него – тоже не мог. Свобода, это – шанс. А потерять его – самоубийство...
Она уехала. Он ещё пару раз ей позвонил. Марина жаловалась на какие-то невнятные невзгоды, и будто б кто-то ей по телефону угрожал, и вообще:
– Жить без тебя тут стало как-то неуютно, и люди стали вдруг не те, и всё вокруг не так. Всё время страх, боюсь чего-то...
„Глупишь – сдаёшь позиции, Марина. – Подумал он. – Давить на жалость, это грубая ошибка. Тебе-то уж пора бы знать!“
А вслух сказал:
– Чего бояться? Солнце светит? Труба фабричная дымит?..
– Дымит (?)...
– Ну вот, Марина, значит, всё в порядке... – И трубку положил, якобы связь оборвалась.
И знал – оборвалась она теперь уже на самом деле – навсегда...
Он купил себе по случаю телефон с «секретарём» (говорящим определителем номера) и, не отрываясь от дивана, решал теперь, стоит ли, вообще-то, отвечать?.. «Междугородка» исключалась.
А через месяц пришла телеграмма:
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОЧЕМУ НЕ ЗВОНИШЬ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ
МАРИНА
Прочитав, он сразу же вернул листочек почтальону:
– Я не могу принять. Придётся возвратить назад – получатель, Виктор Ерник, выбыл в неизвестном направлении... Квартиру эту он только снимал...
ВЫПИСКИ ИЗ ПОТАЙНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
Желанье быть любимой в женщине – сильнее, чем стремление любить – в мужчине.
Когда мужчина начинает жалеть женщину, он от неё – бежит.
На жалости нельзя построить прочных отношений. Её съедает раздражение, накапливающееся от самопринуждения.
Чтобы не ранить ещё больше – лучше и не начинать.