Круг 1 (Проза)

     I
      
      - У тебя других кассет нету? - с некоторой надеждой в голосе спросила Ирка. - У Ободзинского, конечно, классный голос, но сколько же можно? По четвертому кругу слушаем...
      - Это вы-то слушаете? - я выключил магнитофон и ехидно улыбнулся ей в зеркало заднего обзора. - Ну-ну, слушатели... А какая песня сейчас звучала, можешь вспомнить?
      - Про орган, - нахально заявила новоявленная ценительница прекрасного.
      - Про орган было пару песен назад, между нами, девочками. Впрочем, в одном ты права: с новинками у нас напряженка, - я стал перебирать кассеты, пытаясь что-то выбрать, - очень подозреваю, что новенькое мы послушаем только дома.
      - А у тебя и дома ничего нового нет, одно старье, - Ритка с тревогой следила за моими манипуляциями с кассетами. - Ты лучше на дорогу внимательнее смотри. И рули двумя руками, пижон, нечего мастериться.
      - Это я-то пижон? - моему возмущению не было границ. - Последние четыре часа я только на дорогу и смотрю, даже начал уже забывать, как моя любимая жена выглядит. Да я, если хочешь знать, самый внимательный и аккуратный водитель, чемпион мира и его окрестностей по соблюдению обожаемых мною правил дорожного движения. Не далее как третьего дня...
      - Не далее как час назад ты заплатил штраф за превышение скорости, - Ритка притворно вздохнула. - Целых сорок рублей! Да я бы на них знаешь сколько себе колготок купила...
      - Знаю, - покивал я головой, - полпары. Даже чуть поменьше.
      - С каких это пор ты стал разбираться в ценах на колготки? Быстро рассказывай, кого на стороне завел, кому колготки покупаешь, а то начну применять пытки третьей степени.
      - Был грех, бес попутал, - я глянул в зеркало на Ирку, готовящую очередную ехидную реплику, и показал ей язык, - но Ирочка так обворожительна, что я просто не смог устоять. Разве может нормальный мужик при виде такой... э-э... фигуры, если можно так выразиться...
      - Это вряд ли, - Ритка скептически оглядела меня. - Костик сначала засветил бы тебе в глаз, а потом стал бы разбираться с тем, что от тебя осталось, на предмет выяснения твоих намерений.
      - Фи, мадам, как не эстетично: засветил в глаз, - дорога меня порядком умотала и я развлекался как мог. - К тому же я в совершенстве владею приемами школы маваши-гири и методикой ведения ближнего боя, так что какие-то третьесортные перворазрядники по боксу не могут составить мне конкуренции. Костик, ты уже трепещешь?
      - Пытаюсь, - зевая, лениво откликнулся с заднего сиденья Костик, - но как-то не очень получается.
      - Юрочка, изменщик коварный, - вмешалась в нашу перепалку Ирка, - пока у тебя оба глаза целые, включи хоть радио, а то скучно без музыки.
      - Зачем тебе радио, когда такой мужик под боком? Ты готова променять симпатичного перворазрядника на какое-то паршивое радио? О, как глубоко я ошибался в вас, синьорита! Карету мне, карету, полцарства за коня...
      - Нас на ба-а-абу променял! - немузыкально взревел окончательно проснувшийся Костик.
      Ритка демонстративно заткнула уши и открыла их только после того, как Костик окончательно запутался в словах песни о Стеньке Разине и замолчал. Потом она попыталась прокомментировать вокальные данные "некоторых типов, которые совершенно напрасно считают, что петь громко и петь красиво - это одно и то же, в то время как... и т.д.", но на заднем сиденье завязалась оживленная дискуссия о том, кто кого на что променял, прерываемая возней, взвизгиваниями и взревываниями, и гневный сарказм должного эффекта не произвел. Оставалось переключиться на меня, что Ритка и сделала без малейшего промедления.
      - Ты не только гнусный и развратный, - высокомерно объявила она, нацелив на меня палец, - ты еще и ленивый. Дама - дама! - попросила тебя включить радио, а ты и ухом не ведешь. Может, конец света наступил, а мы и не в курсе.
      - Даме сейчас не до радио, - парировал я, покосившись в зеркало, - даму того и гляди лишат девственности прямо на сидении нашей машины при стечении многочисленных зевак.
      Но радио я все же включил: кассеты действительно поднадоели за эту неделю, а без музыки ехать как-то непривычно. Хотя до города было еще далековато и моя ненавороченная магнитола могла более-менее сносно принимать лишь "Маяк", но на безрыбье и "Маяк" рыба, то есть радиостанция.
      "Маяка" на положенном месте не оказалось. Я недоуменно пощелкал кнопками фиксированной настройки, выключил и опять включил питание магнитолы, выкрутил громкость почти до максимума и включил автонастройку. На всех диапазонах царила тишина, никакого намека на радиостанции. Такого еще не случалось, всегда было слышно хоть что-то. Радио, по всей вероятности, приказало долго жить, о чем я и заявил народу в небольшой пламенной речи, где были упомянуты как производители забастовавшего аппарата, так и (на всякий случай!) пресловутый городок Тольятти, в котором клепают пресловутые автомобили "Нива", в которых так некстати выходят из строя вышеупомянутые аппараты. Народ дружно осудил тех и других и пригорюнился.
      - Без радио плохо, - непонятно кому пожаловалась Ирка, - а магнитофон надоел. До города еще часа три пилить...
      - Да нет, часа за два доберемся, если не случится ничего, - перебил я ее, суеверно поплевав через левое плечо.
      - Все равно долго! Давай хоть на заправку заедем, что ли, размяться немного...
      Впереди показалась автозаправочная станция. Шикарная такая, из недавно построенных, с магазином и еще какими-то пристройками непонятного назначения. Бензина у нас хватало, но после небольшого совещания мы решили все же заехать, прогуляться до удобств, ноги размять и вообще...
      Машин на заправке не было, если не считать припаркованную в углу "шестерку", принадлежащую, по всей видимости, кому-то из дежурных. Пока женская половина народа прогуливалась в сторону известного заведения, я зашел в магазин запчастей. Стоящая за прилавком женщина глянула вопросительно. На вид ей было лет тридцать или чуть меньше. Довольно миловидное личико, косметика в пределах нормы, одета не броско, но и не абы как.
      - Да я, собственно говоря, не покупать, - успокоил я (или огорчил) продавщицу, - просто зашел полюбопытствовать.
      - А у нас все равно света нет, - добродушно откликнулась она, - опять отключили, второй раз за день.
      - И что, часто отключают? - вежливо поинтересовался я.
      - Да нет, месяца два нормально все было, а тут на тебе - два раза за день.
      - Так позвоните, узнайте. Или телефона нет?
      - Да почему, есть телефон. Утром звонили на подстанцию, там сказали, что через полчаса наладят. И правда наладили. А сейчас и телефон не работает, видимо, серьезная авария.
      - Так вон же сотовый лежит!
      - Сотовый тоже не работает, - засмеялась общительная продавщица, - просто напасть какая-то.
      - Все когда-нибудь ломается, - вздохнул я.
      - Да нет, телефон не сломался, у мужа вон тоже не работает, просто нет сигнала. Совсем нет, представляете? - женщина, по-видимому, соскучилась по общению и теперь радовалась хоть какой-то возможности поболтать. - У нас вышка недалеко стоит, всегда сигнал отличный был, а сегодня пропал.
      Женщины к таким вещам относятся проще, а у меня неприятно засосало под ложечкой. Могут закоротить провода на линии, может упасть столб, телефонный кабель может порвать какой-нибудь пьяный экскаваторщик или бульдозерист, но чтобы сотовый не работал!.. Неладно что-то в Датском королевстве. Впрочем, это их проблемы, я-то чего волнуюсь, заправляться мне, слава богу, не нужно, а сотового у меня нет и не было, не люблю я их.
      Погуляв немного у прилавков и оценив ассортимент (как ни странно, весьма приличный), я вышел на улицу. Дамы уже возвратились из похода и теперь оживленно рассуждали, пригласят их кавалеры в кафе или снова засунут в тесную скучную "Ниву", в которой даже радио не работает, а кондиционера и вообще отродясь не было. Сообщение о том, что электричества нет и кафе, скорее всего, тоже не работает, дамы восприняли с недоверием и решили отправиться в разведку.
      Я подошел к машине. Костик щелкал кнопками настройки, пытаясь поймать какую-нибудь станцию. Из колонок доносилось легкое шипение - и больше ничего. Никаких тебе подвываний, тресков, шорохов.
      - Да брось ты ее, - посоветовал я, потягиваясь и разминая спину. - Приедем в город, отдам в мастерскую.
      - Не нравится мне все это! - неожиданно хмуро и серьезно сказал Костик. - Похоже на то, что магнитола в порядке, просто ничего не ловит, кроме грозы. Где-то недалеко дождь с грозой идет, слышно потрескивание.
      - Да черт с ней, что ты к ней прицепился! Что-нибудь с антенной случилось. Или еще с чем-то. Доедем и без радио.
      - Доехать-то доедем...
      - И что?
      - Да как-то все... Машин на дороге совсем нет.
      - Выходной, все по дачам разбрелись, - я оглянулся на пустынную дорогу и поежился. В самом деле, неуютно как-то: сначала сотовые, потом это...
      - Да, наверное, выходной, дачи... - Костик наконец оставил магнитолу в покое, убедившись в бесплодности своих попыток.
      Вот черт, как же я сам не сообразил? Минут сорок назад я обгонял колонну МАЗов, штук пять. Потом мы останавливались зачем-то, и по времени они уже должны бы нас догнать. Ну ладно МАЗы, они могли тормознуть колонной, чтобы перекусить. Или колесо спустило. Но я ведь еще кого-то обгонял. Куда они все подевались? Впрочем, мы ведь, кажется, мимо какого-то кемпинга проезжали. Может, на всех попутных жор напал и они ринулись в столовку. А встречных сегодня вообще мало было. Что-то Костик запсиховал, а я, глядя на него, уши развесил.
      Вяло поругиваясь, появились наши дамы. Оказалось, что сегодня по случаю отсутствия электричества главный босс отпустил всех работников по домам на окучивание картофельных плантаций, поскольку работники эти в большинстве своем были местными, аборигенами.
      Опять женщины что-то понапутали. Какой босс, какие работники? На эту заправку три человека обслуги - уже за глаза! Ну что ж, как бы то ни было, а придется убираться восвояси несолоно хлебавши, без бензина и обеда.
      - Заседание продолжается, господа присяжные заседатели, - бодро процитировал я незабвенного товарища Бендера. - Прошу зрителей, то есть пассажиров, занять места согласно штатному расписанию, отправление в ноль-нуль, опоздавшие игнорируются.
      Когда в конце концов процесс погрузки завершился и я уже собирался заводить двигатель, из-за поворота дороги показалась машина, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении джипом "Сherokee". Джип лихо "срезал" поворот и остановился, загородив нам дорогу. Оттуда вальяжно вынырнули два добрых молодца, затянутые в кожу с ног до головы, и неспеша направились в нашу сторону. Как они не спарятся в этой коже, жара ведь на улице? Цари природы, новые русские... Похоже, назревал скандал, уж больно нагло и целеустремленно перли они, как танки, к нашей "Ниве", которая на фоне их мастадонта смотрелась не очень убедительно. Вот же невезуха: только-только фингал рассосался после прошлой разборки - и опять на каких-то жлобов нарвались.
      - Костик, ты рвался машину какую-нибудь увидеть, - пробормотал я, нашаривая под сиденьем монтировку. - Можешь полюбоваться. Очень симпатичная тачка. Махнем не глядя? Если, конечно, хозяева согласятся. Во что слабо верится.
      Костик глянул вперед, открыл было рот, но в последний момент сдержался. Действительно, зачем выражаться нелитературно в присутствии представителей прекрасной половины человечества, они ведь могут и занервничать, а это совсем ни к чему. Пускай себе щебечут, может, и пронесет на сей раз. Мы ведь люди мирные, никого не трогаем. Интересно, что им надо?
      Подошли они профессионально, один со стороны водителя, другой с пассажирской стороны. Теперь Костику из машины никак не выкарабкаться. В таких случаях приходится лишь сожалеть, что у "Нивы" три дверцы, причем через заднюю из салона не выбраться. Невезуха - она и есть невезуха!..
      - Слышь, братан, - развязно начал тот, что подошел с моей стороны, - ты чо, в натуре крутой или понты гонишь?
      - А в чем, собственно, дело, товарищ? - предельно вежливо ответил я вопросом на вопрос, просчитывая возможные варианты развития событий. По всему выходило, что вариантов набиралось не много.
      - Издеваешься, козел? - "братан" смачно сплюнул под ноги. - Да я тебя в момент по твоей жестянке размажу. А телку твою осеменим во все дыры.
      Количество вариантов стремительно сократилось до одного. Выходить из машины не хотелось, да и как выйдешь, если этот бугай кожаный подпер дверцу всеми своими килограммами. Пришлось, по выражению братана, "гнать понты".
      - Слушай, ты, зоотехник хренов, мое терпение тоже имеет границы. Тебя мордой по асфальту давно возили? А то она у тебя широкая, мимо асфальта не промажешь. Смотри, дядя обидится и сделает тебе больно.
      Прием не новый, но до сих пор действовал безотказно. Эта шушера не привыкла к сопротивлению, у них ведь все схвачено - и это издалека видно. Рядовой обыватель при виде крутых тачек, бритых затылков, кожаных прикидов и безграничной наглости теряется и пикнуть не смеет. А если обыватель, на которого "наехали", не начал заикаться и сам попер танком, эта шантрапа начинает сомневаться: а может, у этого козла крыша крутая или сам он авторитет замаскированный, в жизни ведь всякое бывает. Если, конечно, они еще в состоянии хоть что-то соображать.
      Этот был в состоянии. Он посмотрел на второго "братка", который, засунув руки в карманы, разглядывал заправку и никакого интереса к конфликту не проявлял, оглянулся на свой джип, из которого доносился рев мощных динамиков, причем слов не было слышно, все забивала бас-гитара, и продолжил уже не так вызывающе:
      - Ты на хрена мне фонарь раскокал, а потом слинял? Этот фонарь стоит круче, чем твоя тарантаска. Гони бабки.
      - Да в гробу я видел твой фонарь вместе с тобой! - поспешил я развить свой успех. - Я вообще твое корыто впервые вижу. От самого Кемерово ни одного джипа не встречал.
      - Из Кемерово, говоришь, едете? Не брешешь? - "братан" не поленился сходить посмотреть на номер. - А номера наши.
      - А чьи, по-твоему, должны быть номера? Штата Висконтин?
      Я тоже сбавил тон. Похоже, удастся договориться мирным путем. Ну очень уж не хотелось вылезать из машины! Я и с одним-то не справлюсь, пожалуй, а вдвоем они меня вмиг измочалят. Пока Ритка сообразит, что надо выйти из машины, пока Костик выберется с заднего сиденья, эти амбалы измолотят меня как боксерскую грушу. Да и Костик не Рэмбо, всего лишь перворазрядник по боксу.
      Неизвестно, как бы развивались события дальше, но из джипа выбралась девица лет двадцати семи, размалеванная как индеец племени ирокезов и одетая соответственно, и направилась в нашу сторону.
      - Жо-о-оржик, поехали, - капризно протянула она. - Я же говорю тебе, что это не та машина. Та зеленая была.
      - А это какая? - Жоржик посмотрел сначала на "Ниву", потом на девицу. - Красная, что-ли?
      - Какая же она зеленая? - девица, хитроумно потягиваясь, умудрилась продемонстрировать все свои прелести одновременно. - Зеленые бывают листики на деревьях. Травка тоже зеленая. И "баксы" зеленые. А это вообще непонятно, что за цвет, какой-то грязный и серый.
      - Сама ты серая! - парировал Жоржик, ухватил девицу за талию и повел к джипу, что-то вполголоса ей рассказывая. Девица засмеялась, потом обернулась и помахала нам рукой. Сам Жоржик даже не соизволил посмотреть в нашу сторону. Какие там извинения, что вы! Радуйтесь, что в живых оставили.
      Его молчаливый спутник, до сих пор не проронивший ни слова, наклонился к дверце, неожиданно поцеловал Ритке руку и галантно произнес, слегка растягивая гласные: "Мадам, вы обворожительны!", а затем неторопливо удалился.
      Джип взревел, лихо развернулся и укатил. Задний фонарь у него действительно был разбит. И крыло слегка помято. Одним словом, повезло нам крупно, девица вмешалась вовремя. Зеленым цвет нашей машины можно назвать с очень большой натяжкой, но в техпаспорте написано черным по белому - "зеленый".
      Ритка яростно терла руку платком. Все молчали, переваривая произошедшее. Я рискнул первым нарушить молчание.
      - В кои веки тебе руку поцеловали, - сказал я, не глядя на Ритку и засовывая монтировку поглубже под сиденье, - а ты реагируешь так, будто тебя змея укусила. Такой бравый хлопец. И такой вежливый, спасу нет.
      Не дождавшись ответа, я завел машину и выехал на трассу. Ирка шепотом успокаивала Костика, и помаленьку его яростное сопение утихло. Я глянул в зеркало. Костик показал глазами на обочину. Я послушно свернул к краю дороги, остановился и заглушил мотор.
      - Они бы нас урыли по очереди, - хмуро заявил Костик, сжимая и разжимая кулаки. Я молча кивнул.
      - А что им надо было? - недоуменно спросила Ирка. - Что они к нам прицепились?
      - Скучно им стало, вот они и развлекались, - Ритка упорно смотрела в сторону и продолжала тереть руку, правда, уже не с таким рвением.
      - Да нет, - вздохнул я, достал сигарету и закурил. Пальцы слегка дрожали. - У них действительно разбит задний фонарь. И крыло помято. Кто-то в них на самом деле въехал.
      - А зачем ты про Кемерово соврал? - вдруг заинтересовалась Ирка.
      - А черт его знает, само получилось! - абсолютно искренне ответил я.
      Все опять замолчали. Ритка глядела в сторону, Костик сосредоточенно разглядывал свои кулаки, я курил, а Ирка вопросительно на нас посматривала. Наконец я докурил, выбросил сигарету и нерешительно предложил:
      - Рит, может, поменяешься местами с Костиком.
      - Да не стоит, - вместо нее ответил Костик, - вряд ли они вернутся. А если вдруг вернутся, просто не останавливайся, жми на железку.
      - Да они меня в пять секунд достанут.
      - Это ты боевиков насмотрелся. Не станут они гонки устраивать. Сказано же было, что машина у нас серая.
      - Твои бы слова... Ладно, поехали, что стоять-то?
      Я завел мотор и вывернул на трассу. Ехали молча. Настроение было поганое, будто всех нас поваляли в грязи. Хотя, если разобраться, ничего экстраординарного не произошло. Ну, нахамили ребята. Так ведь от обиды за разбитый фонарь и помятое крыло. Если бы в меня кто въехал, я тоже начал бы хамить. Хотя нет, зря я так на себя... Злился бы, ругался, мог бы даже в драку полезть, если бы въехавший стал нарываться на неприятности, но вот так хамить - вряд ли. Не то воспитание, не тот менталитет (знать бы еще, что это слово обозначает!). А ЭТИ хамят не потому, что хотят обидеть, просто у них такая манера общения с теми, кого они считают ниже себя.
      Но постепенно напряжение спало. На заднем сиденье опять послышалась возня, смех - пассажиры определялись, кто у кого на коленях будет спать и в какой очередности. Вряд ли они действительно собирались спать, но надо же чем-то заняться. Радио по-прежнему молчало, и я включил первую попавшуюся кассету, не обращая внимания на протестующие возгласы с заднего сиденья.
      - Юра, ты сильно испугался?
      От неожиданности я вильнул по дороге и повернул голову. Ритка смотрела на меня, и во взгляде у нее было... черт его знает, что там было, но я почувствовал наворачивающиеся слезы и поспешил отвернуться. Вот же елки-палки! Я-то думал, что она дуется на меня из-за той глупой шутки про руку, а она за меня переживает. Странный народ эти женщины!
      - Испугался немного, чего уж там. Только не за себя, конечно, а за вас с Иркой. Мы с Костиком привычные, не в первый раз.
      - Я понимаю, что не за себя, - Ритка улыбнулась и погладила меня по руке. - Спасибо тебе.
      - Да ладно, чего уж... Завсегда рады.
      - А я ведь этот джип видела, - задумчиво сказала Ритка, - они около кемпинга стояли. И знаешь, чем они занимались? Разглядывали крыло и фонарь.

      II
      
      Каждый человек создает свой маленький мирок, в котором только он является хозяином. Иногда это происходит осознанно, иногда не очень, но происходит практически всегда. Каждому необходим уголок, где не предадут, не обманут, не станут насмехаться или издеваться. А кому можно верить до конца? Только себе, родному, только себе - и никому больше! Вы скажете, что у вас не так, что у вас есть близкие, друзья, которым вы доверяете ничуть не меньше, чем самому себе. Что ж, это означает лишь одно: вас еще не предавали. Не берусь утверждать, что это рано или поздно произойдет. Вполне может быть, что вам повезет в жизни. Ведь у каждого правила есть исключения, которые это самое правило подтверждают. Флаг вам в руки и барабан на шею! Но у меня такой мирок есть, и я никого не подпускаю к нему на пушечный выстрел.
      Иногда это дается непросто. Вдруг начинает казаться, что вот этот человек (он или она, это не столь важно) - то, что надо, что ему можно доверить сокровенное. Но с годами приходит горький опыт: люди не ангелы, каждый живет в первую очередь для себя, и только во вторую или третью - для всех остальных. Я их не осуждаю, поскольку и сам не ангел. Да и с какой стати я могу осуждать кого-то, по какому такому праву.
      Ритка тоже не была исключением, ее в свой мирок я тоже не пускал. Любовь - штука хорошая, но и она проходит. Или трансформируется в нечто совсем другое, иное. Можете называть это привычкой, привязанностью, термины ничего не значат. Чувства приходят и уходят, а люди остаются. Такая вот философия...
      Согласно именно этой философии я и ответил Ритке: дескать, испугался, но не очень, совсем чуть-чуть (я ведь мужчина, герой как-никак), причем испугался не за себя, а за нее (поскольку должен ее любить, холить, лелеять и защищать), а также за Ирку (ее мог бы защищать, холить и лелеять Костик, но решения в тот момент принимал я, так уж карта выпала). Я ответил так, как должен был ответить любящий заботливый мужчина. И почти не покривил душой, между прочим.
      А то, что испугался я прилично, до дрожи в коленках - это уже детали, которые Ритке совсем ни к чему знать. Как и то, что о ней я думал в те минуты лишь как о досадной помехе, не позволяющей Костику оперативно выбраться из машины и подстраховать тылы.
      Может быть, я зря наговариваю на себя и желание холить, лелеять и защищать все же присутствовало где-нибудь на дне моего подсознания. Иначе как объяснить то, что я настолько углубился в размышления о достойности или недостойности своего поведения, что едва не въехал в бампер стоящей посреди дороги машины. Того самого джипа. Завизжала резина по асфальту, всех бросило вперед, Ритка впечаталась носом в стекло, но возмущаться не стала, поскольку тоже увидела и узнала стоящий впереди автомобиль.
      Стоял он как-то странно, почти поперек дороги. Все четыре дверцы были распахнуты, но людей не было видно, ни живых, ни истекающих кровью. И вообще на аварию не было похоже.
      Не долго думая, я включил заднюю скорость и отъехал назад метров на десять, чтобы сориентироваться в обстановке. И только тогда заметил еще одну странность: дороги дальше не было. То есть не было вообще! А была гора, сосны на склонах этой горы, кое-где выступающие камни - и все.
      В первый момент я просто не поверил своим глазам. Дорогу эту я знал хоть и не как свои пять пальцев, но весьма неплохо. И никакой горы тут не должно было быть. И вообще, как может трасса стратегического значения и республиканского масштаба вот так закончиться, уткнувшись в гору. Бред какой-то! Абсурд!
      Я заглушил мотор, вышел из машины, закурил и стал ждать, пока выберутся остальные. Последним, чертыхаясь сквозь зубы, вылез Костик. Все смотрели на джип и на гору пока не обращали внимания.
      - Вот черт, придется все же помахаться, - без особого энтузиазма проворчал Костик. - Девочки, вы бы лучше сели в машину и заблокировали дверцы, так и вам безопаснее, и нам спокойнее.
      - Да подожди ты махаться, - перебил я его, - тут дела посерьезнее.
      Из-за джипа вышел один из "братков", Жоржик.
      - Мужики, тут облом полный! - совершенно растерянно сказал он. - Дорога кончилась на хрен.
      - Как это кончилась? - удивился Костик, обошел застывшего столбом водителя джипа, посмотрел вперед, по сторонам и присвистнул. - Мать твою за ногу! Что это за ерундовина такая?
      Тут уже и наши женщины сообразили, что свидание с родным городом откладывается на неопределенное время, и дружно, как по команде, повернулись ко мне. В другой обстановке мне бы польстило такое внимание к моей персоне, но сейчас я почувствовал легкое раздражение: вот, нашли крайнего, а свои головы для чего? Впрочем, и в моей голове не было ни единой мысли, заслуживающей какого-либо внимания, никакого намека на идеи или гипотезы. Всю жизнь была дорога, а теперь стоит гора... Такого не бывает. Такого не может быть, потому что не может быть никогда, и можете сколько угодно издеваться над этим аргументом.
      Я молча швырнул окурок на асфальт, тщательно затоптал его и направился к тому месту, где трасса М-53 непостижимым образом переходила в гору: глазами посмотрели, пора пощупать руками. Справа пристроился Костик, сзади шли Ирка с Риткой, а замыкал шествие обалделый Жоржик, подрастерявший и былую наглость, и былую уверенность.
      В месте непосредственного контакта дороги и горы на асфальте блестели осколки стекла. Я обернулся и наконец увидел остальных пассажиров джипа. Молчаливый кавалер, присев на корточки, рассматривал разбитые фары и покореженный бампер. Девицы (а их было две) сидели на здоровенном валуне, невесть откуда взявшемся на обочине дороги, и курили, глядя в нашу сторону. На гору они, надо полагать, уже насмотрелись, все, что хотели сказать - уже высказали, и теперь просто ожидали продолжения событий. Я бы тоже был не против сесть и подождать, только что-то мне подсказывало, что не стоит ждать милостей от природы, она, природа то есть, этих милостей пожаловала нам с барского плеча три мешка и два чемодана и на этом лимит исчерпала. Пришла пора разгребать завалы, причем самостоятельно.
      По крайней мере один факт не вызывал сомнения: гора была вполне натуральной, ни о каком оптическом обмане не могло быть и речи. Хотя бы потому, что об оптический обман нельзя разбить фары и покорежить бампер. Кроме того, гору эту можно было потрогать, что я и сделал. Камень был каменным, кустарник - колючим, а трава - зеленой. "Зеленые бывают листики на деревьях..." - вспомнил я и посмотрел на джип. Девицы по-прежнему сидели на валуне, но теперь к ним присоединился и их молчаливый попутчик. Откуда все-таки взялся такой здоровый камень на дороге? Если бы он был здесь раньше, его давно бы столкнули в кювет. Или дорожные службы, или кто-нибудь из шоферов. А если, допустим, скатился с горы, то почему так далеко откатился? Склон не такой уж и крутой...
      Тут я сообразил, что не о том думаю. Камень, конечно, здоровый, и лежит не на месте, и непонятно, откуда он взялся. Но куда интереснее другой вопрос: откуда здесь взялась гора? Уж она-то точно ниоткуда не могла скатиться. И ответ на этот вопрос должны были знать "джиповцы". Или, во всяком случае, могли знать...
      Водитель "Cherokee" выглядел настолько растерянным, что я решил пока не трогать его и направился к валуну, на ходу доставая сигарету. Молчаливый пассажир, не вставая с камня, щелкнул зажигалкой. Я прикурил. Несколько секунд мы рассматривали друг друга. Никакой враждебности во взгляде незнакомца я не уловил.
      - Анатолий, - молчун наконец встал и, не подавая руки, слегка поклонился. Я в свою очередь тоже представился. - И что ты обо всем этом думаешь, товарищ Юра?
      - Да ничего не думаю, - честно ответил я, не реагируя на "товарища", - информации не хватает.
      - Информация - это жизнь, - согласился Анатолий, - без информации никуда. Только где ее взять, информацию-то?
      - Я собирался у вас пошукать.
      - Пошукать-то можно... Только я, если честно, ничего не видел, потому как разгадывал кроссворд и на дорогу не смотрел. Кто же знал, что так получится?..
      - А девушки ваши?
      - Девушки? - Анатолий оглянулся на девиц, которые дружно замотали головами. - Девушки ничего не видели, они в это время выясняли отношения. Да они вообще на дорогу никогда не смотрят, для этого водила есть, он пусть и смотрит.
      - Ну так давай водилу и спросим.
      - Давай, - легко согласился Анатолий, вставая с камня и отыскивая взглядом Жоржика, - может, он уже и пришел в себя.
      Жоржика мы обнаружили примерно на полпути между злополучной горой и джипом. Он сидел на корточках и переживал, а Ирка с Риткой его успокаивали. Как же все-таки быстро забываются обиды! А может, так и должно быть...
      При ближайшем рассмотрении оказалось, что Жоржик не просто переживал - он ревел, скуля и подвывая, размазывая слезы по щекам. Это знакомо, с этим мне уже приходилось встречаться: первый шок прошел, адреналину некуда деваться, организм требует разрядки. Ничего, это быстро проходит.
      - Слышь, Евгений Всеволодович, - Анатолий начал трясти Жоржика, оказавшегося Евгением, за плечо, - кончай нюни распускать. Ревешь как баба... милые дамы, прошу прощения... смотреть противно!
      - Оставь его, - налетели на Анатолия Ирка с Риткой, - не видишь разве, что плохо человеку. Пускай поплачет, легче станет.
      - Пойдем лучше на горку полюбуемся, - предложил я то ли Анатолию, то ли всем желающим и направился к месту таинственного исчезновения трассы стратегического значения и республиканского масштаба.
      Там я обнаружил Костика, который ползал на коленках, рассматривая место соединения горы и дороги.
      - Господа офицеры, прошу доложить обстановку, - попытался схохмить я, но Костик шутку не поддержал и вообще смотрел весьма хмуро.
      - Такого не бывает! - заявил он уверенно, но смотрел при этом вопросительно.
      - Кто бы спорил, а я полностью согласен, - поддержал Анатолий, и теперь они оба смотрели на меня.
      - Так ведь и я согласен! - я развел руками. - Нет, в самом деле, если рассказать кому-нибудь, то ведь не поверят, засмеют. Это сколько, мол, выпить надо, чтобы горы начали дорогу перебегать. "А на происки и бредни..." Так что грузимся в машину - и вперед с песнями.
      - Так некуда ж ехать... - растерялся Костик.
      - Ну так нечего тогда ерунду молотить: бывает, не бывает... - буркнул я. - Кончай трясти, думать будем. Вообще, какие-нибудь мысли по этому поводу у кого-нибудь из присутствующих есть?
      - Это ведь ты у нас мыслитель, - обиделся Костик, - а мы так, пописать вышли.
      - Ну что ты, как дите малое, ей-богу! Ты еще на дуэль меня вызови. Лучше что-нибудь конструктивное скажи для разнообразия.
      - Нет ничего конструктивного. Тут дорога, а там горка. И все! Дорога обыкновенная, горка обыкновенная... Я залез на нее немного. Ничего особенного. Вот только... как бы это сказать... трава на ней зеленее, чем возле дороги.
      - Ну это ты хватанул! - подал голос Анатолий.
      - Можешь сам посмотреть. Между прочим, даже отсюда видно, залезать не нужно. Да, и пыли меньше на траве и на листьях.
      Мы посмотрели на склон горы, потом на обочину дороги, снова на склон... Действительно, невооруженным взглядом было видно отличие: на склоне горы трава и кустарники были... не такие чахлые, что ли.
      - То есть выходит так, что у нас уже лето, а у них еще весна, - задумчиво сказал Анатолий.
      - У кого "у них"? - хором спросили мы с Костиком.
      - У тех, которые на горе живут...
      - А мы где живем?
      - А мы живем около горы. Так сказать, у ее ног... у подножия, стало быть.
      - Ну это ты хватанул! - мстительно хихикнул Костик и покрутил пальцем у виска.
      - Мне кажется, дело в другом, - я поспешил вмешаться. - Такое впечатление, что раньше рядом с этой горой не было дороги, поэтому склоны не так запылились.
      - А где же была дорога? И гора?
      - А черт их знает! Это просто теория, которая не лучше и не хуже прочих. Слушай, Костик, а там никакого зазора или задира нет?
      - Какого еще задира?
      - Ну, если бы гору выперло из-под земли, край асфальта был бы потресканный, сломанный. Канавки там какие-нибудь, трещинки...
      - Ты что, обалдел? - взъярился Костик. - Какие трещинки?! Какие канавки?! Тут бы такое творилось!.. Да и вообще, как может гора из-под земли вылезти с травой и лесом? Тоже мне, вулканолог... Тут бы такой грохот стоял! И землетрясение было бы... Хоть с неба, хоть из-под земли - один черт!.. Мы бы услышали.
      - Мы же в машине были. Машину качает, мотор ревет, коробка с мостами и раздаткой воют, ветер свистит... Могли и не услышать.
      - Борис, ты не прав! - поддержал Анатолий Костика. - Горы сами по себе из-под земли не вылазят. И с неба не падают. И грохоту было бы в самом деле много. А мы находились поближе к этому месту, надо полагать, мотор с раздатками у нас не ревет, машину не качает, но тем не менее мы тоже ничего не слышали.
      - Зашибись! - невесело засмеялся я. - Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, так вообще не бывает, а ехать некуда. Черная и белая магии, безумство чакр, сказка про белого бычка и Красную Шапочку: ехала, стало быть, Красная Шапочка на джипе, а тут гора как выскочит, как выпрыгнет, и говорит человеческим голосом...
      - Кончай трепаться! - очень недипломатично огрызнулся Костик.
      - А что ты предлагаешь делать? Сплясать канкан? Или сесть, как Жоржик, и сопли распустить?
      - Считаю своим долгом предупредить, - вмешался в нашу перепалку Анатолий, - что Евгений Всеволодович очень не любит, когда его называют Жоржиком.
      - Но ведь эта девица...
      - Эта девица, которую, кстати, зовут Вероника - случай особый, она... как бы это поточнее... имеет основания для некоторой фамильярности, но пусть вас это не смущает и не вводит в заблуждение.
      - Но Евгений Всеволодович - это чересчур! Язык можно запросто сломать.
      - Язык без костей, - хладнокровно парировал Анатолий, - ничего ему не сделается. Просто надо будет немножко потренироваться...
      - Да кто он такой, этот ваш Евгений Всеволово... лодович? - с полоборота завелся Костик. - Да в гробу я...
      - Тихо, тихо! - мне опять пришлось вмешаться. - Давайте отложим выяснения отношений на потом.
      Анатолий, небрежно засунув руки в карманы, безмятежно смотрел на нас с Костиком, и от этой его безмятежности становилось не по себе. Никакого намека на враждебность, никакой угрозы во взгляде, в позе, но почему-то хотелось поежиться и отодвинуться. Странный тип!
      Повисла тягостная пауза. Костик сопел и что-то бубнил себе под нос, но в драку, слава богу, не лез. Анатолий, похоже, ничего предпринимать не собирался и просто ждал дальнейшего развития событий. А я опять оказался крайним. Впереди, так сказать, на белом коне! На черта бы он мне сдался, конь этот?..
      - Надо приводить в чувство вашего Евгения... Всеволодовича. Уж он-то точно должен был что-то видеть и слышать, - сказал я в пространство и, не дожидаясь ответа, решительно направился к джипу, поскольку все остальные действующие лица уже поменяли дислокацию и собрались у валуна. Бывший Жоржик, а ныне Евгений Всеволодович, восседал на камне как на троне, а вся женская половина нашей компании хлопотала вокруг него, охая и ахая. Неплохо устроился! Мне, что ли, пореветь?..
      Впрочем, Жоржик (так все-таки короче!) уже не ревел, а вяло отбивался от настойчивых попыток напоить его какими-то таблетками. В конце концов Ритка все же победила, таблетки были проглочены и запиты водой. После этого все выжидательно уставились на меня. Я достал сигареты, но наткнулся на осуждающий Риткин взгляд и спрятал пачку: что-то я действительно многовато курить стал, а ведь собирался бросать, даже как бы слово давал. Я, конечно, хозяин своего слова, хочу - даю, хочу - забираю, но все же как-то неудобно...
      - Ну что там? - Ирка махнула рукой в сторону горы. - Можно ехать?
      - Ехать можно. Но не долго. И лучше не надо.
      - Что значит "не долго"?
      - Ирочка, ты не меня спрашивай, а вот Евгения Всеволодовича, он уже попробовал ехать, он все и объяснит.
      Все, включая подошедших Костика и Анатолия, повернулись к Жоржику. Тот достал сигареты и предложил всем по очереди. Женщины вежливо отказались, Костик молча покачал головой, а мы с Анатолием угостились. Халява, сэр...
      Рассказ Жоржика был коротким и практически ничего не пояснял, скорее запутывал окончательно. Выходило, что была-была дорога - и вдруг стала гора.
      - Я собирался сделать КамАЗа. А тут туман какой-то. Не туман даже, а так... дымка какая-то, будто костер жгут. И встечная, "Жучка" шестая... Но далеко еще, а у меня скорость приличная, за сто двадцать, ну я и пошел на обгон... Нет, на обгон не успел, вышел только на встречную. А тут ветер как рванет навстречу, сильнющий порыв, аж машину качнуло - и гора!.. И я в эту гору бампером, со всего хода, по самые помидоры, только глаза успел закрыть. Ба-бах, гром, звон... Открываю глаза - кусты перед носом, а со склона камень катится. Я вдарил по коробке - и назад. А потом вы подъехали. Вот и все...
      - Интересное кино, - протянул Костик и попинал камень, как будто желая убедиться, что тот действительно каменный, а не из папье-маше, - почти как у Хичкока. Только монстров нет. А что, камень прямо сюда докатился?
      - Нет, - у Жоржика неожиданно прорезалось чувство юмора, - это я его сюда прикатил. Чисто чтобы сидеть удобно было...
      - Минуточку! - меня вдруг осенило. - Ты ведь не успел затормозить? Или я что-то не понимаю?
      - Какой там затормозить! - Жоржик с ожесточением зашвырнул окурок в кювет. - За секунду все промелькнуло! Ну, может, за полторы-две...
      - А ехал ты за сотню? - продолжал допытываться я.
      - Километров сто тридцать... - Жоржик потихоньку прозревал. - Но подожди... это что же выходит?.. Да на такой скорости нас бы в лепешку... вот тебе и по самые помидоры...
      Тут и остальные осознали, что концы с концами не сходятся. На скорости сто тридцать километров в час джип должен был или разбиться вдребезги, или въехать на склон. И второе более вероятно, потому что склон там не особо крутой. Даже более того: в том месте просто не обо что разбить фары и покорежить бампер, на любой скорости. Откуда, как любил говаривать один мой знакомый, тривиально следует, что джип натолкнулся не на гору, а на что-то другое. И на скорости максимум километров пятнадцать-двадцать в час.
      Я поделился своими соображениями с присутствующими, а затем осмотрел фары и бампер джипа, спиной чувствуя вопросительные взгляды. На ободках фар, на бампере и кое-где на решетке отчетливо были видны вмятины со следами синей краски.
      - КамАЗ какого цвета был? - спросил я у Жоржика.
      - Какой КамАЗ? - обалдело переспросил тот.
      - Который ты собирался обгонять перед тем, как врезался в эту гору.
      - Да обыкновенного цвета!.. Какого они цвета бывают-то?.. красный, кажется.. А при чем здесь?..
      - Это кабина красная. А прицеп какого цвета?
      - Прицеп? Так это... прицеп как прицеп, ничего особого, а цвет... черт его разберет, какого... Так не было у него прицепа!
      - А что было?
      - Рефрижиратор был.
      - А он какого цвета... был? - мое терпение потихоньку истощалось.
      - Разрисованный весь, какая-то реклама... звезды, ленты, буквы какие-то, еще слово такое интересное... как же это... а, синего цвета!
      - Вот в него ты и въехал, а не в гору. У тебя на морде краска осталась. - Жоржик вытер ладонью лицо. - Да не у тебя, господи, а на джипе. Там вмятины и следы синей краски.
      - Ты не больно-то!.. - запоздало обиделся Жоржик и замолчал, глядя в пространство.
      - Я все равно ничего не поняла, - Ирка была в своем репертуаре. - Если об гору на такой скорости джип разбился бы, то почему об машину не разбился?
      - Потому что КамАЗ тоже ехал, - терпеливо стал объяснять Костик, - причем в ту же сторону. Скорость у него была около сотни километров в час. А у джипа, допустим, сто двадцать. Сто двадцать минус сто получается двадцать. То есть джип въехал в КамАЗ как бы на скорости двадцать километров в час.
      - А куда он подевался?
      - Кто?
      - КамАЗ ваш... Джип врезался в грузовик, остановился и до сих пор стоит на дороге, а грузовик куда подевался?
      - А действительно: куда? - Костик посмотрел на меня и развел руками. - Не мог же он испариться...
      - А я знаю, куда делся ваш грузовик, - неожиданно вмешалась в разговор одна из девиц, которая не Вероника. За все это время я впервые услышал ее голос. Голос был вполне ничего, а вот взгляд ее мне не понравился: глаза блестят, зрачки расширены, и смотрит прямо в глаза. - Он превратился в гору. Как в сказке. Пришел злой волшебник и превратил его в гору, а шофера заколдовал в этот булыжник. А чтобы расколдовать, красна девица должна поцеловать камень трижды.
      - Почему трижды? - заинтересовалась вдруг Ритка.
      - Не знаю. Так в сказках бывает. Три раза через плечо сплюнуть, трижды поцеловать... А волшебник злой потому что в детстве его мама с папой не угощали конфетами и заставляли мыть посуду. А он от этого очень страдал. Очень! А злые мама с папой его били, били...
      - Лена, не надо, успокойся, - Анатолий шагнул к девушке, продолжая держать руки за спиной. Что он, боится руки замарать, что ли? Сплошной дурдом!..
      - Не подходи! - с ненавистью выдохнула Лена, продолжая смотреть мне в лицо. - Не подходи, слышишь!..
      Опа! А это вовсе и не ненависть, скорее наоборот. Тоска и боль пополам с любовью и разочарованием. Во всяком случае очень похоже. Да ну их всех с ихними взаимоотношениями к чертям собачьим! Пусть сами разбираются...
      Волшебников не бывает, горы из-под земли не растут, грузовики не исчезают, а мы все спим. "Уснуть - и видеть сны..." Надо просто себя ущипнуть посильнее, чтобы проснуться. Но, с другой-то стороны, если бы я заснул за рулем, мы бы давно улетели в канаву. А может, я и не садился за руль?.. То есть мы еще отдыхаем на озерах, спим в своей палатке и мне снится такой странный сон. Ну очень странный сон!.. А чтобы проснуться, нужно крепко-крепко зажмуриться, глубоко вздохнуть и задержать дыхание. И когда станешь совсем задыхаться, тогда и проснешься.
      Я зажмурился и задержал дыхание. Хватило меня минуты на две, после чего я шумно вздохнул и открыл глаза. И сразу же натолкнулся на полубезумный взгляд. Наткнулся и понял, что смотрит эта Лена не на меня, а сквозь меня. Что, конечно, тоже не больно приятно, но уже попроще, их проблемы - это их проблемы...
      Одно из двух: или сон очень крепкий, или все это наяву. Будем считать, что наяву. Тогда надо что-то делать, сколько можно около этого камня толкаться.
      - Уважаемые дамы и господа, а также все остальные присутствующие! - я похлопал в ладоши, привлекая внимание. - Дело, похоже, дрянь, в ближайшее время вперед ехать невозможно, здесь мы практически все осмотрели...
      - ...и ничего не увидели! - буркнул Костик.
      - ...и ничего не увидели, - охотно согласился я и развел руками. - Может быть, мы не туда смотрим, или не так, или вообще спим - не знаю... Но одно я точно знаю: происходит что-то странное, это что-то касается нас всех и выход надо искать всем вместе, а не цапаться и не выяснять отношения, это может подождать. Или я неправ? - Все промолчали, и я продолжил: - Для начала предлагаю познакомиться, так сказать, официальным образом. Итак, меня зовут Юрий, можно без отчества, это моя жена Рита (но ни в коем случае не Маргарита!), это мой друг Константин, он же Костик, а это его... э-э-э... невеста Ирина. Мы все в отпуске, отдыхали на озерах в Хакасии, по пути заехали на Большое, а сейчас возвращаемся в город. В настоящее время я как бы за старшего, потому что, во-первых, я водитель, а во-вторых, пусть и не на много, но старше остальных. Но это все, так сказать, условно. А вы?
      "Джиповцы" переглянулись, Анатолий зачем-то глянул на часы, скрестил руки на груди, но заговорила неожиданно Вероника.
      - Я тоже как бы старшая, по долгу службы, - несколько туманно начала она, - но это тоже весьма условно. Меня зовут Вероника, можно Ника или Вера, но лучше все же полным именем, нашего водителя зовут Евгений Всеволодович...
      - А нельзя как-нибудь покороче, - вмешался Костик, - а то язык запросто можно сломать?
      Анатолий хотел что-то сказать, но Вероника остановила его едва заметным движением руки. Сам Евгений Всеволодович никак не отреагировал на реплику Костика.
      - Можно просто Евгений, без отчества. Наших друзей зовут Анатолий и Елена. Мы возвращаемся из Новосибирска, куда ездили по делам. Да, никто ни с кем в браке не состоит, к сожалению.
      При этих словах Лена вздрогнула как от удара и покраснела. Анатолий зло прищурился, глядя на Веронику, и снова попытался что-то сказать, и снова был остановлен почти незаметным движением руки. Здорово она их прижала, ничего не скажешь! Хотя кто знает... Как-то все странно у них, непонятно, семь верст до небес, и все лесом... И Анатолий этот вовсе не так прост и покладист, и Евгений свет Всеволодович на подкаблучника не похож абсолютно, и вообще...
      - А у вас кровь на щеке, - Ритка достала платок и шагнула к Анатолию.
      Тот вдруг шарахнулся в сторону.
      - Не надо меня... трогать, - тихо, но отчетливо сказал он.
      - Я же просто хотела... у вас кровь... - растерянно бормотала Ритка, беспомощно оглядываясь на меня.
      - Не надо меня трогать, - уже спокойнее повторил Анатолий, подошел к джипу, достал из бардачка бумажную салфетку и, глядя в боковое зеркало, вытер щеку. Потом достал зажигалку, зажег салфетку, бросил ее на землю, подождал, пока она догорит, и тщательно затоптал.
      Лена закрыла лицо руками и убежала за машину. Вероника, покусывая губы, смотрела себе под ноги. Никто ничего не собирался объяснять. Дурдом на прогулке!..
      - Будем считать, что знакомство состоялось, - я изо всех сил делал вид, что ничего особенного не случилось. - Поскольку здесь ловить нечего, у меня есть предложение: давайте вернемся на заправку. Время обеденное, надо бы перекусить.
      - Там же света нет, - напомнила Ритка, нервно теребя в руке платочек.
      - Что-нибудь придумаем, - по возможности беспечно сказал я, доставая сигареты. Пальцы дрожали. - Может, кто-нибудь подъехал. Или по радио что-нибудь сообщили.
      - Радио можно в машине послушать, - встрепенулся Евгений. - У нас хороший приемник.
      Он встал, подошел к джипу и стал возиться с приемником. И чем больше он возился, тем неуютнее становилось у меня на душе. И, надо полагать, не только у меня: Ритка, выронив платок, напряженно вслушивалась, у Ирки округлились глаза, а Костик шумно засопел. Вероника и Анатолий смотрели на нас с недоумением.
      - Вот блин, радио не работает, - растерянно сказал Евгений, осознавший наконец бесперспективность своих попыток поймать хоть какую-нибудь радиостанцию. - Утром еще работало. Сроду ведь не барахлило. А у вас в "Ниве" радио есть?
      - У нас радио тоже не работает, - ответил я, наблюдая, как постепенно вытягивается лицо у Анатолия. Он первым из "джиповцев" понял, что дело дрянь.
      Действительно, если оба приемника не ловят ни одной станции, это может означать только одно: этих радиостанций нет! Они испарились, как тот КамАЗ. А это, в свою очередь, означает, что... Черт его знает, что это означает, но ничего хорошего! Пора бы уже проснуться, странный сон слишком затянулся, и теперь он уже не столько странный, сколько страшный.
      - Давно не работает? - в голосе Вероники затаилась надежда. Она тоже поняла, но еще не хотела верить.
      - Недавно, - жестко ответил я. - Около автозаправки. И света у них нет. И сотовый не работает.
      Обошлись без истерик. Евгений, который позже всех врубился в ситуацию, вздохнул и поглядел в ту сторону, откуда доносились всхлипывания Лены. Да, она единственная находилась сейчас в состоянии счастливого неведения, если можно так выразиться, и кому-то надо было идти и это неведение ломать. Только на этот раз без меня, хватит! Тем более, что я знаю не больше остальных и все мы, в конечном итоге, не знаем ничего. А все эти предчувствия и подозрения не есть факты.
      - Надо возвращаться на заправку, - прервала наконец затянувшееся молчание Вероника и, ни на кого не глядя, пошла за машину.
      - Ехали мы, ехали, и наконец приехали, - безрадостно констатировал Костик и обнял Ирку за плечи. Мы в последний раз поглядели на злополучную гору, невесть откуда взявшуюся на нашем пути, на валун, нахально разлегшийся чуть ли не на середине шоссе, и пошли к "Ниве". Никто не оглядывался.

      III
      
      Все-таки женщины в техническом отношении подкованы гораздо меньше нас, мужчин. Даже если они запросто управляются с пылесосами, кухонными комбайнами и стиральными машинами, водят автомобиль или даже летают в космос. Сколько женщину не обучай техническим дисциплинам, кандидат в доктора или доктор наук из нее может получиться, а вот механик - никогда! И дело вовсе не в физических данных...
      Иногда создается впечатление, что все женщины мира сговорились, создали себе некий имидж и теперь неукоснительно соблюдают его. Женский футбол, женская тяжелая атлетика и даже женский бокс без труда вписываются в этот имидж, а вот способность разбираться в технике - никаким боком! Женщина может досконально разобраться в принципах работы прямоточного реактивного двигателя, знать наизусть все допустимые и рекомендуемые зазоры в сопрягаемых деталях автомобиля, но при этом не иметь представления, в какую сторону откручиваются гайки или что такое гайка с левой резьбой. Нонсенс!
      В этот раз техническая неосведомленность наших милых дам позволила мне создать некую иллюзию правдоподобности ситуации. Выражаясь проще, навешал я им лапши на уши. Правда, Костик пытался вмешаться в мои красивые рассуждения о вмятинах и синей краске, но я ему мигнул, и он, слава богу, сообразил, что пока лучше помалкивать. И даже ухитрился из ста двадцати вычесть сто, получить двадцать, скомпенсировать эти двадцать о борт КамАЗа и в итоге получить ноль.
      Но ведь на самом-то деле никакого ноля там не было. Даже если допустить, что джип действительно врезался в КамАЗ, что очень походило на правду, и при этом потерял в скорости двадцать километров, он все равно должен был двигаться со скоростью как минимум сто километров в час. И этих ста километров ему с лихвой хватило бы для того, чтобы подняться по склону метров на пятнадцать, до ближайшей сосны, разбить об нее вдребезги морду и только потом заглохнуть. Или скатиться назад на дорогу. Но ничего подобного не произошло, "Cherokee" преспокойно остановился у самого подножия горы. И по всему выходило, что остановился он мгновенно.
      Я совершенно не разбираюсь в геологии, вулканологии и прочих логиях, и поэтому мой жизненный опыт никак не реагирует на появление горы в том месте, где совсем недавно была автомагистраль. То есть я конечно начинаю выстраивать какие-то версии, делать предположения, выдвигать гипотезы, но это все от неуверенности в собственных знаниях или с перепуга.
      А вот относительно автомобилей опыта у меня предостаточно, я сразу начинаю умножать скорость на массу, потому что ЗНАЮ: автомобиль не может остановиться мгновенно! Это так же незыблемо, как то, что солнце всходит на востоке, земля круглая, а у "Нивы" раздатка гудит.
      Поэтому мгновенно остановившийся джип пугал меня гораздо больше, чем злополучная гора или неработающее радио. В конце концов можно предположить какое-нибудь непрохождение радиоволн и неких вредителей, умышленно или случайно перепутавших дорожные указатели. Но джип!.. Именно он убеждал меня в том, что мы влипли, причем влипли основательно, по самую макушку.
      Однажды пришлось мне ночью ехать по недавно проложенной трассе между Новосибирском и Омском. Едешь час, два, три - и ни одной деревни, ни одного огонька. Пятачок дороги, освещаемый фарами, становится все меньше и меньше, а темнота по краям дороги - все гуще и непроглядней. И вдруг начинает казаться, что ты один на всем белом свете. Машина, дорога, а вокруг миллионы километров пустоты. Как ни жми на газ, а миллион километров - это слишком много! Становится жутко, мурашки по спине бегают, хочется оглянуться или перекреститься.
      Сейчас тоже страшно хотелось оглянуться или перекреститься, хоть солнце светило вовсю, на переднем сиденье нахохлившись сидела Ритка, а в лобовом стекле маячил разбитый фонарь джипа.
      Всю дорогу до заправки в машине царила гробовая тишина, никто не проронил ни слова. Впрочем, дороги той оказалось не так уж и много, чуть больше пятнадцати километров. Я уже поворачивал с трассы, когда Ритка слабо вскрикнула и указала пальцем куда-то в сторону. Я резко затормозил и поглядел в указанном направлении.
      Из-за поворота, неимоверно чадя, выезжал МАЗ. Ехал он нам навстречу и явно не собирался заезжать на заправку. Я начал лихорадочно разворачиваться на узкой дороге, мысленно, а потом и вслух проклиная скупердяев-дорожников, сделавших такую узкую дорогу, и лопухов-инженеров, не оснастивших "Ниву" гидроусилителем рулевого управления. Когда я все же развернулся, МАЗ уже миновал заправку, а из-за поворота выруливал второй. "Cherokee" остановился на заправке и его пассажиры вчетвером отправились к магазину, не оглядываясь на проезжающие по трассе грузовики. Да и с чего им было оглядываться? Что они, в самом деле, МАЗов не видели, что ли? Эка невидаль!
      Еще пару часов назад я бы тоже не оглянулся, а сейчас жал на всю железку, догоняя проехавший МАЗ, нещадно сигналя и мигая фарами. Но тот пер как танк, не сбавляя хода, и остановился лишь почти уперевшись бампером в "Ниву", которую я развернул поперек дороги, обогнав упрямый грузовик метров на четыреста. Мы все из машины на всякий случай вышли заблаговременно и стояли по обеим сторонам дороги на обочинах.
      Из МАЗа выпрыгнул мужчина средних лет. В руке у него была монтировка, но выглядел он совсем не грозно, скорее растерянно. Напарника в кабине не было видно, скорее всего его не было вообще.
      Мужчина выжидательно замер у колеса своей машины, готовый в случае осложнений заскочить в кабину и дать деру. "Нива" хоть и стояла поперек дороги, но загородить ее всю не могла, габаритами не вышла.
      Подъехал второй МАЗ, из него выскочили двое, подошли к первому, оценивающе оглядели нашу компанию и стоящую поперек дороги легковушку. Но в бой никто не рвался, выжидали.
      Я направился в их сторону, на ходу доставая сигареты. Костик было двинулся за мной, но я сделал ему знак оставаться на месте: кто знает, чем закончатся дипломатические переговоры, могут ведь и озвереть, сейчас разный народ по дорогам мотается.
      - Здорово, мужики! - компанейским голосом поздоровался я, закурил и предложил остальным. Те от сигарет не отказались, но смотрели настороженно.
      - Сколь езжу здесь, а рэкет впервые вижу, - медленно пробасил по виду старший из них.
      - Да еще такой обходительный, - хохотнул водитель первого МАЗа, держа монтировку на виду.
      - Мы что, сильно похожи на рэкетиров? - решил немножко обидеться я.
      - Вы-то, может, и не очень похожи, - опять пробасил первый, - а вот те на джипе сильно смахивают.
      - А ты глазастый, дядя, - не удержался я.
      - Не первый год езжу, всяких понасмотрелся. Ты давай ближе к делу, а то нам до города засветло надо успеть.
      - До города вы, похоже, не скоро теперь доберетесь.
      - Это почему еще?
      - А там дальше дороги нет.
      - А куды ж она девалась? Утром еще была... Ремонтируют, что ли?
      - Вообще нет! Гора вместо дороги.
      Мужики нервно заозирались, монтировки вдруг оказались у всех троих. И где они их прятали? Чувствуется опыт, могут ведь под горячую руку и накостылять.
      - Мужики, только спокойно. Мы не бандиты, ей-богу! Просто тут странные вещи творятся. Скажите, вам кто-нибудь за последние два часа навстречу попадался?
      - А тебе-то какое дело? - весьма недружелюбно отозвался молчавший до сих пор напарник старшего. - Попадались, не попадались... Ты вот навстречу попался.
      - Я не навстречу, а в город еду. Я вас уже обгонял у кемпинга. Вы ведь впятером, кажется, идете. А остальные где?
      - Слушай, катись-ка ты, пока... - начал было напарник из второго МАЗа, но старший прервал его нетерпеливым жестом руки, призывая к молчанию и сам прислушиваясь. Секунд тридцать он напряженно вслушивался в тишину, потом сокрушенно сплюнул и проворчал:
      - Не слыхать наших. Придется возвращаться. Говорил ведь, подождать еще надо было, так нет, заладили: догонят, догонят... Теперь крутись вот с фурами. Эх, молодежь!..
      - Слушайте, мужики, - начал я импровизировать, - что вы будете вертеться на своих таратайках. Давайте мотанем с кем-нибудь на моей "Ниве", все равно нам в ту сторону надо. Встретите своих - пересядете, не встретите - назад со мной вернетесь.
      - Ты же говорил, что в город едешь... Или ты какой город имел в виду?
      - Красноярск я имел в виду, и ехали мы туда. Только нет там дальше дороги, я же говорил. Пятнадцать километров трасса, а потом гора поперек дороги. Трасса упирается в гору - и привет!
      - Ты сколько выпил сегодня?
      - Не верите мне, спросите остальных, они подтвердят. И потом: вам же все равно возвращаться к своим надо.
      Я махнул рукой, и Костик с Риткой подошли к нам. Ирины не было видно, но Костик выглядел спокойно, и я решил пока не выяснять подробности. Втроем мы попытались убедить водителей МАЗов, что дороги дальше действительно нет, и доубеждались до того, что сами засомневались в своих словах.
      Подъехавший на джипе Евгений показывал вмятины на бампере, обзывал водителей тупицами и порывался уехать. Наконец общими усилиями выработали что-то, отдаленно напоминающее план.
      Мы с Риткой и с одним из водителей едем в сторону кемпинга, до которого около тридцати километров. Если встречаем остальные МАЗы, водитель пересаживается к ним, а мы все равно едем до кемпинга. Но не дальше. Узнаем обстановку и едем назад, на заправку. Еды в "Ниве" достаточно, до вечера хватит.
      Евгений с другим водителем МАЗа едет в сторону горы на джипе. Если гора на месте - возвращаются назад на заправку. Если горы нет, проезжают по трассе еще километров пять, возвращаются на заправку и ждут нас. В любом случае встречаемся здесь. МАЗы тоже пока стоят здесь.
      Костик остался ждать Ирину, которая отошла по своим надобностям за кустики. Евгений тоже остался ждать Ирину, чтобы потом отвезти их с Костиком на заправку и решить там, кто еще поедет к горе и поедет ли вообще, а мы с Риткой, пропустив на заднее сиденье басящего "мазиста", представившегося Степанычем, поехали навстречу неизвестности.
      С каждым километром Степаныч мрачнел все больше, нам с Риткой было тоже не больно весело, так что ехали молча. Я еще раз попытался включить радио, но безуспешно, в мире царила Великая Тишина.
      Ехали мы так минут пятнадцать. На четырнадцатом километре от заправки шоссе кончилось. На этот раз никакой горы не было. Было ровное место, что-то вроде поляны, и почти посредине поляны асфальт обрывался. Я был готов к чему-то похожему, Ритка тоже, первый шок мы уже пережили, а для Степаныча это был удар. Он ползал на коленках вокруг края асфальта, щупал его руками, нюхал, даже, кажется, лизал - и не мог, не хотел поверить тому, что видел.
      Мы тоже подошли к краю дороги. Любопытства почти не было, была лишь усталость. Да еще чувство... долга, что ли: надо ведь будет что-то рассказывать тем, кто остался на заправке и ждет нас.
      Невооруженным взглядом видна была граница между тем, что содержало трассу М-53, и тем, что таковой трассы не имело. Даже более того: "наша" половина была сантиметров на сорок выше "ихней". Срез был странно ровным, нигде не осыпалась земля, не потрескался асфальт. Как будто кто-то большим ножом разрезал пополам буханку хлеба, потом от одной половины отрезал изрядный ломоть и опять соединил половинки.
      Срез тянулся в обе стороны, постепенно сливаясь с травой, и было непонятно, то ли его дальше действительно нет, то ли просто не видно. Я прошел метров тридцать в одну сторону, ничего не понял и вернулся.
      Сразу за поляной на "ненашей" стороне начинался лес. Самый обычный лес без какого-либо намека на дорогу или хотя бы на просеку. Мы туда не пошли, а Степаныч сходил, долго трещал кустами и вернулся постаревшим лет на пять.
      - Как же так, доченька? - спрашивал он почему-то у Ритки. - Что же это такое делается? У меня ведь там сын на четвертой машине, старшенький, Василий... Где ж теперь искать-то их, дороги ж нет совсем... Дорога-то куды делась, доченька? Ить не бывает так, чтобы дорога пропадала, не должно так быть, это же дорога, это же не безделушка какая, чтобы ее можно потерять...
      По щекам у него текли слезы, но он их не вытирал, видимо, просто не замечал. В конце концов Ритка тоже разревелась, я принялся ее утешать. Правда, без особого энтузиазма. А что я мог сказать? Ничего, дескать, страшного не произошло, все будет хорошо, все наладится... А что произошло-то? Тридцать километров трассы и одна заправка... С двух сторон границы... А что за ними? Радиостанций там, во всяком случае, нет. И откуда они вообще взялись, границы эти? Ответов нет, нет даже намеков на ответы. А надежда должна на чем-то базироваться, иначе это не надежда, а самообман. А я всю жизнь считал, что самообман - это удел глупцов и трусов, и пока никто не доказал мне обратного.
      Ритку я кое-как успокоил, а потом вдвоем мы полчаса убеждали Степаныча, что нет никакого смысла отправляться пешком на поиски исчезнувших машин, что надо вернуться на заправку и все обсудить. Он кивал головой и даже поддакивал, но сам при этом проверял спички, сигареты, нож, сверял часы, что-то прикидывал по карте, которую достал из кармана. Карта была обычная, из атласа автомобильных дорог, и разглядеть на ней какие-то детали было практически невозможно, но Степаныч аккуратно свернул ее, упаковал в полиэтиленовый пакет и бережно спрятал во внутренний карман куртки. Закончив приготовления, он взмахом руки прервал наши увещевания, обнял по очереди, отошел на пару шагов и сказал почти спокойно:
      - Извиняйте, молодежь, за слезы и причитания, сами понимаете, каково мне. Спасибо за заботы. Надо идти. Ежели я сейчас не попробую отыскать сынка своего, всю жизнь потом жалеть буду и вовек себе не прощу. До кемпинга километров пятнадцать будет, не более, засветло обернуться не успею, но к завтрему буду. Коли не в тягость будет встретить меня здесь завтра, подъезжайте до полудня. Или передайте напарнику, его Виталием зовут, он на МАЗе сюды возвернется. А если б еще перекусить что нашлось, то и вовсе ладно было б...
      Поняв, что отговорить его не удастся, я пошел устраивать ревизию багажника. Перво-наперво распотрошил свою походную сумку и на самом дне нашел компас, которым не пользовался ни разу со дня приобретения, и рыболовные снасти. Вытащил топорик и спальный мешок. Топору Степаныч обрадовался как дитя, долго примерял его по руке и проверял, остер ли. А вот спальный мешок взять отказался: ночи, дескать, теплые, спички есть, а до зимы он шлендать не собирается.
      Провизию я намеревался отдать ему всю, но он отвел меня в сторону, чтобы Ритка не слышала, и вполголоса сказал:
      - Время, сам видишь, смутное, всякое может случиться, может, и заправки-то уже нет в помине (не приведи, господи!), так что еды оставь немного, оно надежнее будет. И подругу свою подбодри как-нито, ты же мужик, а она расклеилась совсем, подмога ей нужна.
      Уложив нехитрые пожитки в Иркин вещмешок (он оказался самым маленьким и самым удобным), Степаныч выкурил со мной на дорожку одну сигарету на двоих, решительно перешагнул границу и пошел, не оглядываясь, к лесу. Мы дождались, пока стихнет треск сучьев под его сапогами, и забрались в "Ниву".
      - Вот нас и стало на одного меньше, - печально улыбнулась Ритка. - Вернется ли?..
      - Вернется, - заверил я ее, - непременно вернется. Степаныч мужик бывалый, цепкий, по всему видно, такого и бревном-то не вдруг свалишь.
      Ритка промолчала, думая о чем-то своем. Я завел мотор, развернулся и поехал назад, к заправке, повторяя про себя "не приведи, господи... не приведи, господи..." Попробовал представить себе, что будет, если заправки не окажется на прежнем месте, но тут же отказался от этой затеи. Хватит на сегодня сюрпризов, хватит! Не хочу ни о чем думать! Хочу, чтобы все было нормально.
      Потом мои мысли перекинулись на Степаныча. Один, со спичками и топориком, через лес, в неизвестность... Довелось мне побродить по тайге, и зимой, и летом, и не боялся я ее, тайгу, ни грамма, но сегодня не пошел бы. Один бы, во всяком случае, точно не пошел. Если бы только Ритка там осталась. Да и то... не знаю...
      Так, за размышлениями, дорога показалась гораздо короче и заправка вынырнула из-за поворота совершенно неожиданно. Сразу же бросились в глаза МАЗы, стоящие на обочине. Затем показался "Cherokee", приткнувшийся к "шестерке". А рядом с колонками дизтоплива красовался замызганный "Беларусь". Вот и сюрпризы.
      Нас встречали. Цветов и музыки, разумеется, не было, но вышли все, даже оператор с супругой. Я машинально пересчитал встречающих - двенадцать человек. Значит, двое добавились. Еще мы с Риткой и Степаныч, всего пятнадцать. Коллектив, стало быть...
      Первым к машине подошел напарник Степаныча, Виталий. Он заглянул на заднее сиденье, оглядел нас с Риткой и угрожающе спросил:
      - Где Степаныч?
      - Степаныч пошел сына искать, - устало ответил я, вываливаясь из кабины. - Дороги там тоже нет, поле и лес. Мы его пытались отговорить, но он и слушать не стал.
      - Да, Степаныч такой: что решил - трактором не сдвинешь! - Виталий согласно покивал головой. - А нам что, ждать его? Или дальше ехать? Хотя куда ехать, дороги же нет...
      Подошли остальные. Выглядели они удрученно, если не сказать подавленно. Мужик лет пятидесяти, от которого за версту разило соляркой и перегаром, видимо, тракторист, протянул руку и представился: "Герман Парфеныч, лучше просто по отчеству". Да, по отчеству было лучше, на Германа он не тянул, несмотря на крепкое рукопожатие. Был он какой-то сухонький, непредставительный, глаза виноватые, улыбка неуверенная, подкаблучник, одним словом. При знакомствах с новыми людьми я привык полагаться на первое впечатление, и сейчас плюгавый мужичонка вызывал во мне... как ни странно, вызывал чувство уважения, даже с такими внешними данными. Встречают, как известно, по одежке... Но то ли народная мудрость не такая уж и мудрая, то ли мой внутренний голос дал осечку. Разберемся со временем, если, конечно, доживем... Тьфу ты, господи, что это я?..
      Всем не терпелось узнать, с какими новостями мы прибыли, но задавать вопросы никто не осмеливался, поскольку хороших новостей не ждали, а плохих и без этого хватало. Инициативой завладел Парфеныч.
      - Негоже разговаривать, стоя посередь двора, да и пожевать с дороги не мешает. Есть тут комната побольше, чтобы все поместились?
      - Разве что в столовой, - неуверенно ответил оператор, - там и стулья есть, и столы, и пожевать... вот пожевать, конечно... Николай Николаевич, найдется там какая-нибудь еда?
      Молодой мужчина лет тридцати, стоящий как бы в сторонке, встрепенулся и подошел поближе. В руке он держал платочек со следами крови, изредка осторожно касаясь им распухшего носа. Кто это его так, интересно? Костик, встретив мой вопросительный взгляд, виновато отвел глаза. Приложился-таки наш боксер, и не по делу, скорее всего. Вон и Ирка тоже потупилась, знать, из-за нее сыр-бор.
      Николай Николаевич, неловко выговаривая слова (губа у него тоже заметно распухла), заверил, что еда какая-нибудь найдется. Горячего не обещает, света по-прежнему нет, но холодные закуски на скорую руку можно сообразить. Спиртное тоже имеется в ассортименте.
      Последнее замечание меня насторожило - только пьяных дебошей нам не хватало! - но народ отреагировал вяло. Все потянулись в столовую. Костик, пристроившись сбоку, виновато забормотал, что, мол, он не виноват, все как-то случайно получилось, стечение обстоятельств, и если бы Ирка так не завизжала, а Николай этот не стоял бы так близко от нее, да не стал бы оправдываться...
      - Если бы на сосне росли яблоки, это был бы кедр, - перебил я его. - Свои проблемы решай по-возможности сам. Скажи лучше, как там гора? Ездили?
      - Ездили... Гора стоит, никуда не делась. Анатолий там что-то такое заметил, но не говорит, замкнулся, весь вздрюченный.
      - Он и раньше не больно приветливый был.
      - Нет, сейчас по-другому. Мне кажется, он перепугался. Или сильно обозлился. Сам увидишь.
      В столовой сдвинули несколько столов и все расселись вокруг. Круглый стол короля Артура... Вообще Артур не дурак был, круглый стол - это очень удобно: всем всех видно, за спины соседей не спрячешься. Женщины ушли на кухню помогать Николаю Николаевичу, оказавшемуся местным поваром, и первым опять заговорил Парфеныч:
      - Покуда женщин нет, можно сказать прямо: ситуевина у нас никудышная, просто хуже некуда. Самое паршивое, что никто ничего толком не знает. Куды дорога подевалась, откуда горы взялись, куды все остальные пропали?.. Ералаш сплошной, ёк-макарёк! Я человек необразованный, деревня лапотная, одно слово, у меня мозги набекрень и ум нараскоряку, но вы-то, молодежь, грамотные, университеты, поди, заканчивали, разъясните нам, лапотным, что тут за чертовщина с хреновиной творятся.
      Из кухни выглянул Николай и поманил меня пальцем, поскольку я сидел ближе остальных. Вид у него был такой обалделый, что я без раздумий отправился на кухню, краем глаза заметив, что Анатолий тоже выбирается из-за стола. Николай повел меня и подошедшего Анатолия не на кухню, а в какую-то каморку, подвел к стоящим на столе весам и молча ткнул в них пальцем. Весы как весы, механические, надежные, как паровоз, ничем не примечательные. Примерно в этом духе я и высказал повару недоумение.
      - Да не в весах дело, - трагическим шепотом объяснил Николай, - а в том, что они показывают.
      Мы посмотрели внимательнее. На весах лежал какой-то пакет, весящий, как показывала стрелка, 960 граммов.
      - А вы не могли бы конкретнее, а то мы как-то... не очень...
      - Весы показывают 960 граммов!!
      - Ну и что?
      - А этот пакет весит ровно килограмм. Ровно! И утром еще весы показывали именно килограмм.
      - Что вы к нам с глупостями пристаете? - вспылил Анатолий. - Задел кто-нибудь ваши весы, сбил настройку, или пакет усох от жары, или мыши какие-нибудь...
      - Сюда с утра никто не заходил, это абсолютно точно, я сам закрывал дверь на ключ. И весы никто не трогал, и пакет на них лежит с утра, и усохнуть он никак не мог, там гречка.
      - Не пойму, в чем трагедия, - все еще сердился Анатолий. - Ну, будет у вас недостача на сорок граммов, так сейчас есть проблемы поважнее, а ревизии у вас еще долго может не быть.
      - Да при чем здесь ревизия? - Николай повернулся ко мне. - Вы тоже считаете, что ничего необычного не произошло и все это мелочи?
      - Признаться, я как-то...
      - Да это же очевидно! - повар возбужденно размахивал руками и бразгал слюной. - В высоких материях я не разбираюсь, не научен, но про весы знаю все, не первый день на кухне. В весах все просто, практически никаких механизмов, сплошная физика...
      Я по-прежнему ничего не понимал, а Анатолий вдруг нахмурился и полез в карман за сигаретами.
      - А остальные пакеты? - спросил он, закуривая.
      - Не знаю, не проверял.
      - Ну так проверьте... пожалуйста.
      Николай стал торопливо взвешивать другие пакеты. Анатолий нервно курил, наблюдая за его манипуляциями, а я чувствовал себя распоследним идиотом. Наконец пакеты кончились.
      - Можно еще принести, - предложил Николай.
      - Не надо, хватит и этих. Что получилось?
      - В среднем погрешность 35-40 граммов.
      - Во всех случаях?
      - Во всех... - упавшим голосом подтвердил Николай.
      - Погрешность чего? - вмешался я. Неуютно чувствовать себя глупее остальных.
      - Изменился вес пакетов.
      - Ну, изменился, и что?
      - А что такое вес?
      - Ну, вес - это произведение массы на... ускорение свободного падения, что ли... хотя нет, ускорение... Ёлки-палки!
      - Дошло наконец?
      До меня действительно дошло. И стало совсем тошно, хотя еще пять минут назад я готов был биться об заклад, что меня уже ничем не удивишь и хуже уже не будет. Но нашелся, блин, оптимист... о чем это я? какой оптимист?.. а, это из анекдота.
      Анатолий докурил сигарету, поискал глазами, куда бросить, не нашел и бросил на пол. Николай машинально поднял окурок и бросил в раковину. Помолчали. В каморку заглянула Ирка, пригласила нас к столу. Николай пошел первым, а Анатолий задержался в дверях, потом решительно обернулся ко мне.
      - Вот еще что, - вполголоса сказал он, - думаю, тебе надо знать. Когда мы ездили второй раз к горе, там появился "кирпич", на солидном таком столбике, а у столбика бетонное остование.
      - Что?!!
      - А вот то! И валуна нет, испарился. А гора та же самая, я никаких изменений не заметил.
      - Может, в первый раз знак не заметили? А то ведь совсем бред собачий получается...
      - А камень? Да и знак новенький, яркий, и в таком месте стоит, что не заметить невозможно. Кто-нибудь да увидел бы, или ты, или Евгений Всеволодович, или боксер ваш, скорый на расправу. Не было там знака в первый раз, это точно, его ведь даже от горы видно, а мы ведь там все облазили, все осмотрели, и никакого знака не видели. Было у меня несколько теорий, но "кирпич" ни в одну из них не вписывается...
      Анатолий шагнул было через порог, но потом снова обернулся.
      - И вот еще что: ты скажи своему боксеру, чтобы он со мной не связывался, добром прошу.
      - А что, убить можешь?
      - Если бы просто убить... - загадочно ответил Анатолий и побрел в столовую.
      Сюрпризы продолжались.

      IV
      
      Проснулся я от звона будильника. Привычно поднял руку, чтобы посмотреть время, но часов не обнаружил. Странно, раньше я никогда не снимал часы на ночь. Рядом посапывала Ритка. Вот засоня, и будильник на нее не действует. Минутку, а откуда у нас будильник?
      Я поднял голову и огляделся. Что за ерунда, где это мы? Комната совершенно незнакомая. Кровать, шкаф с антресолью, стол, два стула - вот и вся мебель.
      В висках стучал паровой молот, во рту было сухо и пакостно. Здорово я вчера набрался! Где же мы, все-таки? Обычно домой я добирался в любом состоянии, если только не был на машине: пьяным за руль я старался не садиться, себе дороже.
      Осторожно, чтобы не разбудить Ритку, выбрался из-под одеяла и оделся. Одежда в полном беспорядке валялась на стульях и даже на столе. Под одеждой обнаружились часы, показывающие половину десятого, мятая пачка сигарет и зажигалка. Память упорно не возвращалась. Как там у Жванецкого: "Будем ждать вспышек памяти или сведений со стороны". Что ж, пойдем искать сведения со стороны.
      Будильник уже замолчал, тишина была густой как кисель, можно было резать ее ножом или рубить топором. Стоп! Топором... рубить топором... Что-то такое, связанное с топором... Черт, зарубил я кого-то, что ли? Ничего не помню, голова совершенно пустая. Давненько со мной такого не случалось, года три точно, если не больше.
      Ладно, квартира это не наша, пойдем искать хозяев или кран с водой. Лучше сначала кран, а потом хозяева. А еще лучше холодильник, в котором стоит банка с огуречным рассолом, чтобы хватануть через край стаканчика два. Или даже три. А потом выкурить сигаретку. Сигареты есть, осталось найти рассол.
      Я осторожно отворил дверь и чуть не споткнулся о раскладушку, стоящую прямо у порога комнаты. На раскладушке спал смутно знакомый мужчина лет пятидесяти. Память по-прежнему бастовала, я аккуратно перешагнул через раскладушку и огляделся.
      Эта комната была просторнее. Из мебели мое внимание сразу привлекла кровать, на которой спали Костик с Ириной. Одеяло сползло на пол и все Иркины прелести были открыты для всеобщего обозрения. Я не преминул воспользоваться предоставленной возможностью и полюбовался картинкой. Классная все же у нее фигура, повезло Костику. Не зря он за нее готов любому морду набить...
      Вспомнил! Наконец я все вспомнил, но лучше мне от этого не стало, скорее наоборот. Ехали мы, ехали... А как хорошо все было пять минут назад: просто болела голова и хотелось хлебнуть рассола. И никаких тебе гор поперек дороги, исчезающих валунов и появляющихся невесть откуда дорожных знаков. А может, все же приснилось?..
      Теперь я узнал и мужчину на раскладушке. Герман Парфеныч, тракторист. Он единственный вчера почти не пил. Он да Анатолий. Тот вообще к спиртному не прикасался, прихлебывал сок. Хотя, если разобраться, никакой попойки не было, выпили на всех бутылки четыре. Евгений Всеволодович вырубился после второй или третьей рюмки, Вероника его куда-то увела и сама к столу тоже не вернулась. Я продержался не на много дольше, умотался за день, да и нервы ни к черту после этой катавасии. Но уходил я сам, правда, как раздевался - не помню.
      А до этого мы пытались обсуждать сложившуюся ситуацию. Нехотя пытались, вяло. Гипотез было несколько, от массового гипноза до вмешательства инопланетян. Самое смешное, что любая из этих гипотез могла оказаться правдой. Но ни одна из них не объясняла появление "кирпича". Кстати, мы с Анатолием почему-то промолчали и про знак, и про валун. Николай заикнулся было про изменение веса, но никто не оценил серьезности информации, мы самоустранились, и Николай решил не настаивать. И правильно решил, утро вечера мудренее, авось на свежую голову что-нибудь путнее придумаем. Или информации добавится.
      Ничего не объяснил и рассказ Парфеныча. Он на своем "Беларусе" возвращался с картошки, вез народ в телеге. В очередной раз обернувшись, он увидел, что телега пропала. Не было ни ветра, ни грома, вообще ничего не было. При ближайшем рассмотрении оказалось, что сцепная серьга словно перерезана пополам. Парфеныч обматерил неведомых машиностроителей за брак, развернулся и поехал искать телегу. Минут через двадцать он понял, что заблудился, места были совершенно незнакомые. Пришлось возвращаться по своему следу, а потом ехать в деревню за подмогой. Но деревни на прежнем месте не оказалось, от всей деревни осталось три дома и половина сарая. Обалдевший тракторист исколесил всю округу, но никаких следов исчезнувшей деревни не обнаружил. Кончалось горючее, совхозные цистерны с соляркой исчезли вместе с деревней, пришлось ехать на заправку. Вот, собственно, и все. Если не считать того, что Парфеныч жил в этой деревне с рождения, все окрестные леса объездил и обходил на десять рядов и заблудиться в трех верстах от собственного забора никак не мог. Но заблудился. И это наводило на определенные размышления.
      По всему выходило, что местность за невидимой границей была другая, не та, что раньше. Похожая, но не та. А вот внутри периметра (слово-то какое выскочило из памяти, не то боевик, не то фантастика) все оставалось по-прежнему. От деревни до заправки было километров десять, от того места, где пропала телега с людьми, - около пятнадцати. По карте получалось, что граница была неровной, иначе бы она пересекла дорогу в нескольких километрах от автозаправки. И это был единственный более-менее достоверный факт, а все остальное не поддавалось никакому логическому осмыслению. Придя к такому выводу, мы и решили пропустить по сто пятьдесят, дабы расслабиться. Уколоться, так сказать, и забыться...
      Ладно, память вернулась - и то хлеб. Я прикрыл Костика с Иркой одеялом и отправился на поиски источника воды, каковой и обнаружился в соседней комнате в виде эмалированного ведра, прикрытого крышкой, на которой стояла кружка. Утолив жажду, я методом проб и ошибок выбрался на крыльцо, сел на ступеньку и с наслаждением закурил. Докурив сигарету, оглянулся в поисках урны и увидел красочную надпись "НЕ КУРИТЬ!", намалеванную полуметровыми буквами. Елки-моталки, это же заправка! Не хватало еще на воздух взлететь.
      Поспешно затушив сигарету, я пошел к "Ниве". Дверцы были не заперты, а у "Cherokee" водительская дверца вообще была распахнута. Подходите, люди добрые, берите, что пожелаете... Но подходить и брать было некому. Разве что водитель МАЗа позарится на джиповскую магнитолу, но это маловероятно.
      Радио по-прежнему не работало. Глупо было надеяться, но я все-таки немного надеялся. Оставь надежду всяк, сюда входящий... Тишину нарушало пенье птиц да непонятные звуки, доносящиеся со стороны МАЗов. Мне стало любопытно, что это за звуки такие. Оказалось, что это звук насоса, которым Виталий подкачивал шины.
      - Доброе утро, - вежливо поздоровался я. - Помочь?
      - Какое оно к черту доброе! - отозвался Виталий. - Вон два колеса полетели, и запаска травит. Движок не стал заводить, народ будить.
      - А ты что, ехать куда-то собрался?
      - Здорово ночевали! Степаныча выручать надо, а вы все дрыхнете.
      - Так рано же еще.
      - Это тебе рано! А если он с утра или вообще ночью вышел к дороге и сидит теперь, ждет у моря погоды: приедете, не приедете, остался кто живой или он один на всем белом свете? Свихнуться же можно!
      - Да брось ты свой катафалк, на "Ниве" съездим.
      - Для кого катафалк, а для кого кормилец, - пробурчал Виталий, но насос все же бросил. - Только давай поживее, там лучше подождем.
      - Один момент, Ритку только разбужу.
      - Это жену свою, что ли?
      - Ну?..
      - Не надо, пускай спит. Она вчера поздно легла.
      - А ты откуда знаешь?
      - Видел... Да не дергайся ты, все нормально. Поехали живее, время поджимает.
      Интересное кино! Я, выходит, в отключке, а моя жена тем временем чем-то занимается допоздна. И потом, что значит "все нормально"? Для кого нормально, а для кого, может, совсем даже наоборот. Одно дело, если она, допустим, трепалась с Иркой или Костиком, и совсем другое, если имели место некие амуры с особями противоположного полу, благо таковых в настоящее время некоторый перебор, хотя расширенный ассортимент вовсе не означает повышенное качество. Тем не менее, при большом желании... Впрочем, фигня это все! Что я дергаюсь, действительно? Криминала быть не должно, а детали узнаю по дороге.
      Бросив на всякий случай в багажник топор и лопату с пожарного щита, я на скорую руку набросал записку Ритке, втайне надеясь, что она ее не прочтет, просто не успеет до нашего приезда. Оставив записку на столе, я бросил продолжительный взгляд на Ирку, которая опять сбросила одеяло на пол, и поспешил к машине, пока Виталий не начал давить на клаксон и не разбудил обитателей.
      Виталия, однако, около "Нивы" не оказалось. Появился он лишь минут через десять, в одной руке у него была какая-то сумка, а в другой ружье.
      - Саньке записку оставил да продуктов на дорогу прихватил, - пояснил он, бросая свою сумку и ружье на заднее сиденье, - всякое может случиться.
      - А вооружился зачем?
      - Я же говорю: всякое может случиться...
      - Джеймс Бонд доморощенный... - пробурчал я, выруливая на трассу. - Санька - это кто?
      - Со второго МАЗа. Он в кабине спит.
      - Почему в кабине?
      - Спокойнее так.
      - Ну-ну...
      Ехали молча. Виталий курил и без особого интереса посматривал по сторонам. Радио молчало, убаюкивающе гудел мотор, клонило в сон...
      После десятого километра Виталий, пробормотав нечто неопределенное, достал с заднего сиденья ружье и стал его заряжать. Я хмыкнул, но промолчал: пусть себе забавляется, чем бы дитя не тешилось...
      За очередным поворотом показалась поляна, на которой так загадочно исчезало шоссе. Степаныча не было видно, но на обочине дымились остатки костра и лежал Иркин рюкзачок.
      - Приехали! - объявил я, посигналил, заглушил мотор и вышел из машины.
      Около костра лежало несколько печеных картофелин, еще теплых. Я взял одну и стал вяло жевать, марая руки в золе. Есть не хотелось вовсе, как всегда после возлияний, но если не поесть, вялость и апатия длились до вечера, а ситуация не позволяла расслабиться и поваляться на диване. Да и дивана поблизости как-то не наблюдалось...
      Виталий осмотрел край дороги, постоянно озираясь и не выпуская ружья из рук, потом подошел к костру.
      - Садись, Чингачгук Большой Змей, - приглашающе похлопал я по траве рядом с собой, - рубай картошку. Война войной, а обед (в том числе и завтрак) по расписанию. Да пушку свою от костра убери, а то бабахнет ненароком и вышибет левый глаз с окосицею. Очень, знаешь ли, не хотелось бы пострадать от неосторожного обращения с огнестрельным оружием: глупо и не эстетично.
      - Может, стрельнуть? - нерешительно спросил Виталий, по-прежнему озираясь по сторонам.
      - Зачем?
      - Ну, знак подать...
      - Я же посигналил, услышит. Не должен был далеко уйти, картошка еще теплая. А патроны лучше побереги, а то вдруг какой динозавр выскочит, чем будем отстреливаться?
      - А что, думаешь, действительно может выскочить?
      - Динозавр-то? - я с улыбкой посмотрел на Виталия, но ответной улыбки не дождался, вопрос был задан серьезно. - Динозавр вряд ли... Разве что медведь, да и то сомнительно: машина, костер, люди... Сейчас лето, зверь сытый, на рожон не полезет.
      - Да про нашего-то зверя я поди побольше тебя знаю, не первый год охочусь. И на марала ходил, и на медведя, и на косулю, и зайчишками баловался. Так что наш зверь мне не страшен.
      - А чей страшен?
      - А хрен его знает, что там, на той стороне! - Виталий махнул рукой в сторону леса на противоположной стороне поляны. - Раньше там дорога была, а сейчас нету. А что есть - никто не знает. Может, там и динозавры водятся, или еще какие чудища. Да и вообще...
      - Да не дрейфь ты, нет там никаких чудищ!
      - А ты с чего такой уверенный?
      А действительно? Лес, конечно, похож на наш как две капли воды, но ведь не было там леса, а был асфальт. Машины ездили, в кюветах всякий хлам валялся: пустые банки, старые покрышки, бутылки... Как раз на одной из таких старых покрышек расположился Виталий. Озирался он уже меньше, но ружье положил под рукой.
      Нет, в самом деле, почему я так уверен, что никаких динозавров в том лесу нет? Ну, не водились они раньше в наших лесах, так ведь и дороги раньше не пропадали! Чертовщина - она и есть чертовщина, все возможно, никаким здравым смыслом тут не прикроешься. Но ведь почему-то же я уверен?
      - Так ведь Степаныч ходил туда, - аргумент, неожиданно пришедший в голову, казался железобетонным, - и вернулся живой и невредимый. А тогда ведь ночь была, не хухры мухры!
      - А с чего ты решил, что это Степаныч костер запалил? А если не Степаныч?
      - Динозавры не умели разводить костров. Да и рюкзачок мне знаком, сам его из машины доставал.
      - А если кто-то ухайдокал Степаныча, костер запалил для приманки, а сам сейчас кустами подкрадывается?
      - Да брось ты панику разводить! - я поймал себя на том, что озираюсь по сторонам. - Городишь что попало!
      - Безалаберный вы народ, молодежь! - проворчал Виталий, явно подражая Степанычу, взял картофелину и стал ее аккуратно чистить. - Тоже ведь, поди, перепугались досмерти, и не понимаете ни черта, а все равно волну гоните, сверхчеловеков изображаете. Человек по жизни слаб, и если бы не страх, то вымер бы давно, как твои динозавры. Страха стесняться не надо, нужно стесняться глупости и тупости.
      Чудеса в решете! Вся эта философия никак не вязалась с образом простого водилы, который всю жизнь крутит баранку и кроме своих карбюраторов, радиаторов и прочих клапанов ничего не знает и знать не хочет. Теория о необходимости и полезности страха не оригинальна, конечно, где-то я уже нечто подобное слышал или читал, но тем не менее... Интересно, сам он до этого дошел или вычитал где? Хотя, если разобраться, особой-то разницы нет, его это мысли или заимствованные, суть дела от этого не меняется: водила не такой лапотный, каким кажется. Или хочет казаться. Как и тракторист, кстати. Тот тоже про лапти поминал и кулаком себя в грудь стучал: деревня, дескать, темнота беспросветная... Хитрованы, блин!
      Довольно странная компания у нас подобралась: в кого не ткни, у каждого второе дно виднеется. Или наоборот - ничего не виднеется, как ни присматривайся. Загадочная русская душа, которая потемки и которую аршином общим не измеришь. Взять того же Анатолия... На урку не похож, говорит грамотно, держится спокойно, никого не боится, включая и Жоржика, которого почему-то уважает, хотя тот-то как раз на урку похож.
      - Ты вон поскакал галопом, с женой даже не попрощался, - продолжал между тем Виталий. - А ну как не вернемся, что тогда? Выедем вон из-за поворота, а там дороги нет. Или еще какая катавасия...
      - Типун тебе на язык! Что ты мелешь?!
      - Мелешь, не мелешь, а всяко может случиться. Сам же видишь, неладное что-то происходит. Где это видано, чтобы горы сами по себе из-под земли вылазили, а дорога исчезала незнамо куда? Я по этой дороге лет пятнадцать уже езжу, все повороты, подъемы и спуски наизусть выучил, все знаки наперечет знаю, и никакого "кирпича" там отродясь не было, неоткуда ему взяться...
      - Тоже, значит, заметил?
      - Я шофер или как? Ты же вон тоже заметил.
      - Я-то как раз тот "кирпич" не видел.
      - Да ну?! - Виталий смотрел недоверчиво. - Как же не видел, если он на самом видном месте торчит?
      - А вот так и не видел! Не было его там в первый раз, понимаешь, не было. Гора была, лес был, валун был, а знака не было!
      - Какой еще валун?
      - А-а, ты же после уже ездил... Там на дороге камень здоровенный валялся, по пояс почти высотой, чуть не на середине дороги, а теперь нету. Пропал!
      - Здорово ночевали! Как это пропал? Куда?
      - А я знаю?! Был, а потом не стало... Куда у нас все пропадает: дороги, машины, кемпинги? Вот туда и булыжник пропал.
      - А ты, случаем, не того...
      - Того, того! - взбеленился я. - Все мы тут того! А если нет, то скоро будем.
      - Да не обижайся ты, - Виталий задумчиво уставился на недоеденную картофелину, - я же не... Слушай, - встрепенулся он, - посигналь еще, что-то не видно Степаныча.
      Я подошел к машине и нажал на сигнал. По горам метнулось эхо. Куда он умотал, Степаныч этот? Давно бы пора появиться, не мог он далеко уйти. Как бы не пришлось на поиски отправляться. А где его искать? Лес здоровый, земля сухая, следов никаких... Может, Виталий какие следы отыщет, охотник все-таки.
      А Виталий тем временем доел картофелину, взял ружье наизготовку и пошел к тому месту, где кончалась дорога, внимательно смотря под ноги. Побродив кругами по поляне, он вернулся к костру и безнадежно махнул рукой. Ну что же, остается только ждать, следопыты из нас никудышные. Солнышко светит, денек обещает быть приличным, можно пока на травке вздремнуть. Хотя спать как-то не очень хотелось после всех этих разговоров, динозавры динозаврами, но кто его знает...
      Я вернулся к костру, достал сигареты, повертел пачку в руках, а потом с сожалением засунул ее в карман: сигареты беречь надо, ближайший магазин неизвестно где. Да и есть ли он вообще?! На заправке есть какой-то буфет, но вряд ли у них большой запас, нет смысла держать на складе большие партии товаров, в конце концов это же заправочная станция, а не супермаркет. И вообще... Пришла пора подбивать бабки, вряд ли что-то в ближайшее время добавится, а вот убавится непременно, все-таки пятнадцать человек - приличная толпа, приличная в смысле немаленькая, и заправочная станция такую ораву не прокормит, вернее, прокормит недолго. А потом придется какие-то выходы искать. И лучше поискать их теперь, пока еще время не поджимает и паники на горизонте не наблюдается.
      Примерно в таком духе я и изложил Виталию свое понимание ситуации. Тот очистил еще одну картофелину, неторопливо сжевал ее и только после этого соизволил отреагировать на мой монолог.
      - С голоду не помрем, - без особого оптимизма протянул он, - зверь в тайге какой-никакой остался, огороды в деревне, погреба...
      - Так нету же деревни, три с половиной дома осталось, - напомнил я. - Может, и найдутся остальные дома, но верится, честно говоря, слабо, почти совсем не верится. Погреба сейчас пустые стоят, лето ведь на дворе. Их еще наполнить надо, а для этого пахать придется. В смысле вкалывать. А кто будет вкалывать? Народ в основном городской, один Парфеныч всех не прокормит. Да и на фига это ему надо?!
      - Да не о том думать надо! - Валентин с досадой пристукнул кулаком по колену. - И картошку выкопаем, и огороды обиходим, и зверя добудем!.. Что уж, совсем безрукие?! С голоду-то не помрем, а вот как дальше жить станем? Хорошо, если все образуется, а ну как ничего не изменится и окажется, что кроме нас и нет никого!...
      - Земля большая, кто-нибудь да остался! - я мобилизовал весь свой оптимизм. - Не могли же все исчезнуть, мы-то остались. А что мы, особенные какие-то? Может, вообще это локальный феномен какой-нибудь и все остальное на месте и в полном порядке. Что раньше времени панику разводить?
      - Ты супруженицу свою успокаивай, меня успокаивать не надо, не баба! - Виталий оглядел окресности, потом закурил и надолго замолчал, попыхивая сигаретой. А когда наконец заговорил, голос у него был тусклый, почти без интонаций. - Пока ты дрых без задних ног, я тут погулял по окрестностям, тишину послушал...
      - И что услышал?
      - А ничего! Совсем ничего! Ни один самолет не пролетел, ни один поезд не прогудел, ни одна машина мимо нас не проехала.
      - Ну, с машинами-то все понятно...
      - Ишь, шустрый какой! Понятно ему... - Виталий поворошил остатки костра, подбросил сучьев. - Мне вот ничего не понятно. Аэропорт же не так далеко, самолеты раньше часто летали, а тут ни одного за всю ночь.
      - Ты что, всю ночь не спал?
      - Уснешь тут, как же! Так, дремал немного... - он вдруг резко повернулся ко мне и заговорил возбужденно, проглатывая окончания слов: - Ну ладно, машин нет, дороги нет, самолеты не летают... хрен с ними, с самолетами, мне от них ни жарко, ни холодно, не летал ни разу и не собирался... ну ладно, это понятно... нет, не понятно, конечно, ну хрен с ним, феномен... как ты его обозвал?.. локальный. Это, как я понимаю, маленький, значит, нас только касается... волны там не проходят, катаклизмы всякие... Но вот скажи: куда могла запропаститься медведица?
      - Ка-ка-кая медведица?
      - Большая! И Малая тоже! Они-то куда подевались?
      - Это звезды, что ли?
      - Звезды, звезды, что ж еще... - Виталий ссутулился и уставился в огонь. - Сказал вот тебе, и даже как-то полегчало вроде. Я на небо-то уж под утро глянул, случайно, не думал ничего такого. И сообразил не сразу, я же не астроном какой, на небо редко смотрю, чаще на дорогу да под ноги. Потом решил, что ошибся, мало ли... Решил спросить у хлыща этого городского... как его?..
      - Анатолия, что ли?
      - Во-во, Анатолия! А они посмотрели на меня как... я не знаю... как на комара, который пищит и надоедает.
      - Кто они-то?
      - Да Анатолий этот и супруженица твоя.
      - А каким она боком?..
      - Да сидели они на крылечке, беседовали. На пионерском расстоянии, между прочим, так что с этой стороны все нормально, не бери в голову.
      - А о чем беседовали?
      - Это ты у нее сам спросишь, мне чужие разговоры без надобности, своих проблем хватает. Да и не слышно было, МАЗ вон где стоит. И дело-то не в этом, господи!
      - А в чем?
      - Похоже, шизанулись мы тут все! - Виталий зло сплюнул под ноги, помолчал, искоса на меня поглядывая, потом как-то нерешительно продолжил: - Кумекал я, кумекал, как такое может быть, то да се, потом глянул, а они на месте!
      - Кто на месте? - у меня в голове все перепуталось, виски заломило, захотелось лечь и поспать. - Жена моя, что ли?
      - Да какая жена?! Звезды на месте!!
      Так, значит!.. С вокзала крыша отъезжала, тихонько шифером шурша... Хотя почему, собственно? Конечно, если не спать всю ночь, всякое может привидеться. Ну, а если не померещилось? Укладываются ли новые факты в базовую теорию? Если учесть, что никакой базовой теории нет в помине, любые факты можно укладывать как угодно, хоть вдоль, хоть поперек, хоть штабелями...
      - Слушай, а ты ничего не перепутал? - осторожно спросил я. - Может, померещилось тебе?
      - А черт его знает! - Виталий тоскливо вздохнул. - Вроде не померещилось, но с другой стороны... Сначала эти медведицы какие-то неправильные были, кривые как бы, а потом вроде выправились.
      Мы помолчали. Строить гипотезы не хотелось, все казалось бредом абсолютным и концы с коцами никак не связывались. И вообще, гипотезы нужно строить на трезвую голову, хорошо выспавшись. И желательно в собственной квартире, на собственном диване. В противном случае получатся не гипотезы, а бред сивой кобылы. В чем мы вчера вечером и убедились...
      Нет, интересно все же, о чем это моя ненаглядная беседовала с этим таинственным Анатолием, который боксера-перворазрядника запросто убить может. И даже не убить, а еще хуже! Что-то не похоже на Ритку, чтобы она так резко меняла отношение к человеку, раньше, во всяком случае, такого за ней не водилось. Чем это он ее прельстил, пусть даже и на пионерском расстоянии? Приеду домой - устрою грандиозные разборки. Ревность, конечно, пережиток, но это когда речь идет о чужих дядях и тетях.
      Приеду домой... М-да... А я ведь, грешным делом, подумал не о своей городской квартире, а о заправочной станции. Для кого тюрьма - дом родной, а для меня вот автозаправка. Не рано ли?! Ничего ведь пока не ясно, остается еще шанс, пусть небольшой, что все как-то наладится. Больно уж не хочется связывать свое будущее с этим проклятым местом. А может, это не место проклятое, а мы сами? Кто-нибудь нагрешил по-крупному, а бог, об отсутствии которого так долго твердили большевики, взял и обиделся. И до того серьезно обиделся, что решил покарать грешника... или грешников... Причем не просто покарать, - с обрыва сбросить, машиной переехать, самолет на него уронить - а устроить ему, гаду этакому, подлянку непонятную, чтобы он, разэтакий-всякий, не мог ничего понять и страдал от этого неимоверно. Одно непонятно: в чем остальные-то виноваты? Карал бы одного, зачем всех подставлять?
      Да, кстати, а ведь такую гипотезу никто не предлагал! Вспоминали о барабашках, о ведьмах, о марсианах и параллельных мирах, а вот о Создателе нашем как-то не подумали. А он ведь нас создавал целых семь дней, притомился, поди, а мы его за это отменили, Дарвина какого-то с его обезьянами почитаем, атеизм развели...
      - Юрий Батькович, - прервал мои сумбурные рассуждения Виталий, - надо идти выручать Степаныча. Полтора часа уже сидим. Не иначе случилось что, не мог он бросить костер, рюкзак и умотать куда-то за здорово живешь. Надо искать!
      - А если мы уйдем, а он с другой стороны выйдет?
      - Посигналит, услышим.
      - Как он посигналит, машина-то закрыта будет?
      - А за каким хреном ее закрывать, кому она нужна?
      - Да как-то... привычка, знаешь ли... Угонят машину, а другую нам уже не купить, доходы не те.
      - Кто угонит? - Виталий начал сердиться. - Куда угонит? Динозавров здесь, сам сказал, нету, людей тоже не видно, а ко всему еще и дороги нет...
      - Машина все же, не велосипед!
      Виталий плюнул с досады, вскочил со своего импровизированного стула, но вдруг насторожился, прислушался и потянулся за ружьем. Я тоже встал, озираясь и прислушиваясь. Треск валежника и шум раздвигаемых кустов доносился все явственнее. На всякий случай я подошел поближе к машине и открыл дверцу.
      Из-за деревьев показался человек, в котором мы без труда узнали Степаныча. Был он один, шел неторопливо, увидев нас, шагу не прибавил. То ли устал, то ли радости особой от встречи не испытывал, даже рукой не помахал.
      Виталий немного расслабился, но ружье из рук так и не выпустил. Я захлопнул дверцу и подошел к костру. Вот и дождались мы вестей "с той стороны"! Во всяком случае, никто Степаныча не съел, а это уже неплохая новость, все ведь в жизни относительно. Послушаем...
      - Плохо дело, молодежь, - Степаныч бросил у костра топор и устало опустился на покрышку, - совсем плохо. Чем дальше, тем непонятнее. Творится что-то несусветное...
      Мы видели, что он умотан до предела и совсем пал духом, поэтому не приставали с расспросами, просто ждали продолжения. Степаныч повертел в руках картофелину, но есть не стал, бросил на землю и замолчал минут на пять, уставившись в огонь. Потом тяжело вздохнул, сильно потер руками лицо и стал рассказывать:
      - Вчера я засветло еще перевал одолел и уткнулся в озеро. Странное такое озеро, лес по берегам затопленный, верхушки елей и сосен из воды торчат, хвоя зеленая, шишки... Потом смотрю, а вода прибывает, некоторые верхушки водой на глазах накрыло. Прошел я немного по хребту, но в обе стороны вода, идти некуда, а дороги никакой и в помине нет. И реки там никакой не должно быть, я карту и так, и эдак вертел - никак не стыкуется!
      - Почему река? - спросил недоуменно Виталий. - Ты же говорил, что озеро там.
      - Да не прибывает вода в озерах-то! Разве что за год на пару сантиметров... А тут прямо на глазах берег топит. Вот и решил я, что это река... то есть была река, а потом что-то стремнину перегородило, воде деться некуда стало, вот и получилось озеро.
      Вернулся я к дороге, костерок развел, на ночлег определился. Только было задремал, слышу - вода шумит. Соскочил, ничего понять не могу: то ли через перевал вода пошла, то ли еще что. Кинулся бежать назад по дороге, кувыркнулся в канаву, чуть шею не сломал: не видно же ни черта! Будь что будет, думаю, вернулся к костру. Всяко на дороге бывало, а вот тонуть на шоссейке не приходилось... Потом вода вроде как меньше шуметь стала, я малость подуспокоился и меня сон сморил.
      Проснулся я, когда только-только рассветать стало. Подправил костерок, картошку в уголья сунул, а сам все прислушиваюсь. Но тихо в той стороне, воды не слышно. Посидел я, посидел и решил сходить, разведать, что же там такое шумело. Километра два отошел, когда сигнал ваш услышал, но решил не возвращаться, там немного уж пройти оставалось. Дошел я до озера, а никакого озера нет! Ни озера, ни реки - ничего нет! Стал в распадок спускаться, а там мокро, грязь... Кое-как сполз, сапоги в луже помыл, облазил весь распадок, но даже ручейка малюсенького не нашел. Нет там реки и не было никогда, а по берегу видно, что воды было метров десять глубиной. Пока обратно чапал, все голову ломал, как такое может быть, но ничего путнего не придумал. Вот такие вот пироги с котятами!
      Степаныч поднял картофелину и стал нехотя жевать. Мы с пятого на десятое пересказали ему, что на заправке происходило: про Парфеныча, про вечеринку, про соображения свои, про все нелепости и непонятности. Он флегматично жевал, не поднимая головы, и было непонятно, слушал он нас или думал о чем-то своем.
      Вдруг он поднял руку и буркнул: "Ну-ка тихо!" Мы замолчали на полуслове и прислушались. Откуда-то из-за леса доносилось стрекотание. Вертолет! Мы вскочили, обшаривая глазами горизонт.
      - Костер! - истошно зашептал Виталий. - Веток надо... дым чтобы... подбросить надо...
      Мы суматошно заметались по поляне, хватая все, что попадется под руки, и бросая в костер. Костер постепенно разгорелся, но к тому времени, когда струйка дыма окрепла, стрекотание отдалилось и вовсе затихло.
      - А, черт, не успели! - Виталий с досадой сплюнул. - Чуть бы пораньше...
      - Ладно, не суетись, - Степаныч тоже был разочарован, но не очень, - прилетел один раз, прилетит еще. Главное, что вообще вертолеты летают, значит, не одни мы. Не сегодня, так завтра прилетит. Надо будет на заправке костер развести.
      - Ага, чтобы взлететь на воздух, - Виталий все не мог успокоиться, - прямо на небо, к богу поближе.
      - Не сипети, перебьемся! - Степаныч успокаивающе похлопал Виталия по плечу и стал неторопливо собираться. - Поехали к своим, нечего здесь высиживать. Если увидит дым и вернется, то пролетит вдоль дороги, сообразит поди.
      Мы побросали вещи в "Ниву", поминутно оглядывая горизонт. Но стрекотания не было слышно, вертолет ушел куда-то в сторону. Гадать о том, что это был за вертолет и зачем он летал над лесом, не было смысла. Мы загрузились в машину и тронулись в обратный путь. В череде последних событий, не очень приятных и очень неприятных, забрезжил некий просвет: вертолет - это уже цивилизация! На вертолете можно в короткий срок обследовать довольно большие территории. Хотя, конечно, не известно, даст ли это нам что-нибудь. Во всяком случае - и тут Степаныч совершенно прав! - мы не одни, и это в любом случае хорошая новость, пожалуй, первая за последние два дня. Дай бог не последняя!...

      V
      
      А все же насколько быстро человек приспосабливается к новым условиям! Вот и Степаныч сказал "к своим", причем не оговорился, он именно так и подумал. Не знаю, хорошо это или плохо вообще, в глобальном масштабе, но в наших обстоятельствах такая приспособляемость необходима как воздух. Благодаря ей мы, дай бог, не просто выживем, не просто сумеем не свихнуться при любом развитии событий, но сможем двигаться вперед. "Вперед и вверх, а там..." Короче, все было так прекрасно, и вдруг подали чай. К чему это я? Ладно, разберемся постепенно...
      Доехали мы, как ни странно, без особых приключений. Дорога никуда не испарилась, никаких "левых" рек и озер нам не встретилось, и заправка тоже была на месте. Я в глубине души немножко все же надеялся, что там нас будет ждать вертолет, но транспортных единиц на автозаправке не добавилось, а даже наоборот - исчез "Беларусь".
      На сей раз встречать нас вышли только Костик и Ритка. Смотрели они на нас без особой надежды, с распросами не приставали, видимо, наш удрученный вид говорил сам за себя. Я вяло поинтересовался судьбой трактора, Костик не менее вяло ответил, что Парфеныч с Анатолием уехали на разведку в другую от трассы сторону. Ритка сообщила, что после вчерашнего все поднялись поздно и собрались в столовой на завтрак лишь минут двадцать назад, так что мы можем присоединиться. Есть по-прежнему не очень хотелось, но надо было себя пересиливать.
      Завтрак был в самом разгаре, если, конечно, можно было назвать завтраком тот кавардак, который мы застали в столовой. Все пытались говорить одновременно, не слушая друг друга и ни к кому конкретно не обращаясь. Увидев нас, все как-то неожиданно замолчали.
      Первым тишину нарушил Николай.
      - Это из-за меня весь этот... - он неопределенно помахал рукой в воздухе, подыскивая слово, но подходящего определения не придумал, - как бы непорядок, что ли... Я сообщил о той погрешности в весе, которая была вчера, и о том, что сегодня ее нет. Поэтому-то все и заволновались. А что волноваться, если ее уже нет? То есть, конечно, с другой стороны...
      - А ее что, действительно нет, этой погрешности? - перебил я его не очень вежливо.
      - В пределах 2-5 граммов, но это вполне допустимо. Видите ли, при взвешивании расфасованных продуктов допускается расхождение...
      - А куда она делась? - опять перебил я.
      - Ну, знаете ли! - обиженно воскликнул Николай. - Откуда же мне знать? Я что, Цицерон, что ли?
      - При чем здесь Цицерон?
      - Ну, не Цицерон, а как его?.. И вообще, что вы ко мне пристали все? - Николай возмущенно оглядел присутствующих. - Я, что ли, это все придумал? Была, а теперь нет... И хорошо, что нет! Просто прекрасно! Все как раньше! И чем больше...
      - Хорошо, хорошо! - остановил я раздухарившегося Николая. - Кто бы возражал! Все как раньше - это просто прекрасно! Вот только непонятно, кому это все надо, все эти знаки дорожные, разгуливающие горы, исчезающие реки и прочая мистика?
      - Какие дорожные знаки? - недоуменно переспросил Костик.
      Я мысленно чертыхнулся, но на вопрос Костика никто не обратил внимания, а сам он, не получив ответа, настаивать не стал, а лишь подозрительно посматривал то на меня, то на Николая, который без особого энтузиазма продолжал что-то бубнить в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.
      - Голодное брюхо к ученью глухо, - рассудительно сказал Степаныч, устраиваясь за столом. - Налетай, молодежь, на закуски, мараковать потом будем.
      - Парфеныч-то с Анатолием позавтракали или голодом уехали? - спросил я Костика.
      Костик пару секунд соображал, о ком идет речь, потом собрался что-то ответить, но его перебил встрепенувшийся Николай, который скороговоркой завозмущался:
      - Как это голодом? Почему голодом? Что вы такое говорите-то, как можно? Люди же для дела поехали, я же понимаю, я же не Минотавр какой... Все как полагается: позавтракали плотненько, и в дорогу я им провианту приготовил. Как же можно голодом-то? Вы сами посудите: если бы вас...
      - Хорошо, хорошо... - я поднял руки вверх. - Был неправ. Каюсь. Впредь не повторится.
      Ритка недоверчиво хмыкнула, но промолчала.
      Все уткнулись в тарелки. Ели без аппетита, лишь Николай получал от трапезы явное удовольствие. Хотя особо радоваться было нечему, стол не ломился от обилия яств, меню в основном состояло из различных консервов и соков. Надолго ли их хватит на такую ораву? Пятнадцать человек - это уже не абы как, это уже коллектив, а коллектив требуется накормить и напоить. Напоить не в смысле пьянства, конечно, а в смысле воды, аш-два-о то есть. Одна речка поблизости была, но куда-то исчезла. Если повезет, найдется другая. А если не повезет? Без пищи человек может протянуть несколько недель, а вот без воды - кранты! Можно было бы выкопать колодец, но под ногами сплошь скалы, а чем прикажете долбать скалу?
      Ладно, надо, пожалуй, налетать на закуски, пока коллектив не подмел все со стола, а мараковать будем после. Интересно, откуда у Степаныча такие словечки в лексиконе, на деревенщину он как бы не похож вовсе? Это вам не Парфеныч какой-нибудь, это...
      Додумать я не успел: с улицы донесся рокот тракторного двигателя. Обрадовавшись возможности улизнуть от консервов, которые никак не желали пролезать в горло и заряжать мой измученный организм энергией и бодростью, я встал из-за стола. Жоржик, который Евгений Всеволодович, тоже было отодвинул стул, но я помахал ему рукой - один, мол, справлюсь - и вышел во двор... хотя какой двор, если это АЗС?.. в общем, вышел на улицу.
      Трактор стоял рядом с джипом, но мне такое соседство почему-то не показалось странным или комичным. Помаленьку начинаем привыкать...
      Парфеныча не было видно, а Анатолий что-то делал в салоне джипа. Я подошел поближе и, облокотясь на капот джипа, стал наблюдать, как неожиданно галантный кавалер и возможный ухажер моей жены роется сначала в бардачке машины, а затем в каких-то коробках на заднем сиденьи. Наконец он вылез из джипа, держа в руках карту, которая, если судить по размерам, была гораздо детальнее атласа автомобильных дорог.
      - Совсем забыл про нее, - Анатолий смотрел не дружелюбно, но и не враждебно, - неплохая карта, но проку от нее, похоже, никакого.
      - А где наш бравый тракторист?
      - Отошел по своим надобностям, сейчас подойдет. А вот иронизировать, между прочим, не стоит, он действительно прекрасный тракторист, "Беларусь" свой знает как пять пальцев и водит изумительно. Первое впечатление далеко не всегда бывает верным.
      - А я и не иронизирую... между прочим.
      - Вот и прекрасно! - Анатолий оглядел заправку. - А где все?
      - В столовой. Пытаются завтракать.
      - Что значит "пытаются"?
      - Ну... меню особой изысканностью не отличается, да и после вчерашнего...
      - Да, омаров с антрекотами здесь не подают, - Анатолий слегка усмехнулся и попытался боком протиснуться между мной и "Нивой". Я шагнул влево, преграждая ему путь. - Что-нибудь не так?
      - Хороший вопрос! У меня сложилось впечатление, что все не так. А у тебя?
      - Тоже хороший вопрос. У меня пока никакого впечатления не сложилось. Как ты сам говорил, информации маловато. Ничего, что я на "ты"?
      - Да ради бога! Что мы, на светском рауте, что ли? Я ведь сам начал. Не люблю "выкать", признаться. Ну что, пожмем руки в знак примирения?
      - А вот этого делать не стоит, - лицо Анатолия исказила гримаса боли, но он быстро взял себя в руки, даже улыбнулся. - Кроме того, мы ведь не ссорились, не так ли?
      - Ну, если считать нашу первую встречу дружеской беседой, то не ссорились.
      - Ну что ж, я готов извиниться за Евгения Всеволодовича, если ты настаиваешь.
      - А сам он что, извиниться не может? У него такой обет: никогда не извиняться?
      - Отнюдь нет! Я думаю, он и сам извинится, более того, я в этом уверен. Надеюсь, после этого мы забудем имевшее место недоразумение?
      - Ты так всегда разговариваешь или просто сейчас прикалываешься?
      - Я филолог по образованию, - терпеливо ответил Анатолий, - так что мы с твоей женой коллеги. И не надо делать такое свирепое лицо, ревность никогда никого не украшала. Что, уже настучали?
      - Ну почему сразу настучали? Скажем так: информировали, причем исходя из самых добрых побуждений. И о чем же вы беседовали, о филологии?
      - Для такой небольшой компании два Отелло - это уже перебор.
      - Да нет, я ревнив в разумных пределах. Просто Ритка меня не часто удивляет, и это как раз тот случай. Я не Костик и драться не собираюсь. И вовсе не потому, что испугался твоих таинственных угроз.
      - Это не угрозы...
      - А что?
      - Предостережение.
      - Ага. Главное, сразу все стало понятно. - Анатолий пожал плечами и промолчал. - И как мне растолковать это предостережение Костику? Не трогай, дескать, дядю, а то он обидится и превратит тебя в жабу.
      - Юра, давай не будем обострять отношения, есть дела более неотложные.
      - Например?
      - А это сейчас Герман Парфеныч растолкует, - ответил Анатолий и перевел взгляд мне за спину. Я резко обернулся.
      Сзади стоял неслышно подошедший Парфеныч. Лицо его ничего не выражало, и было непонятно, давно ли он подошел, слышал он наш разговор или нет. Впрочем, даже если и слышал, то что из того?
      - Насчет растолковать ты загнул, ёк-макарек, - Парфеныч протестующе поднял руки, - как раз растолковать-то я ничего не могу, куды уж мне. Но соображения кой-какие имею.
      - Может, пойдем в столовую, пока там все собрались, - предложил я, - вместе и обсудим.
      - Вместе обсудить мы еще успеем, - не согласился Анатолий, - тем более что вчера такая попытка уже предпринималась и никаких существенных результатов она не принесла. Так что целесообразнее, я считаю, обсудить пока втроем и попытаться выработать хоть какое-то общее мнение. Если получится, конечно...
      - Можно и втроем, - нехотя согласился я, - хотя вряд ли это получится: в столовой слашали трактор и все равно сейчас все сюда соберутся. Но попытаться можно, попытка не пытка, как говаривал незабвенный Лаврентий Павлович.
      - Вот и чудненько! - Парфеныч забрал у Анатолия карту и расстелил ее на капоте джипа, потом достал из кармана карандаш и задумчиво постучал им себе по подбородку. - Такая катавась получается, что деревня пропала, зато станция появилась.
      - Какая станция? - обалдело переспросил я.
      - Железнодорожная, мил друг, железнодорожная. Это где поезда ходют. - Парфеныч с сожалением поцокал языком. - Правда, не вся станция, ёк-макарек, а только тупичок один да рельсов маленько, но я ее, родимую, признал, приходилось там бывать. Я ведь в деревне за все про все в ответе как бы, - принялся он объяснять то ли мне, то ли Анатолию, то ли обоим сразу, - и тракторист, и механик, и снабженец, и швец, и жнец... И на тую станцию я частенько ездил: то запчасти какие получить, то для магазина что...
      - Я все же не понимаю, - настойчиво переспросил я, - там вокзал железнодорожный, что ли? И где это самое "там" находится?
      - "Там", мил человек, находится по тую сторону от шоссейки, под горкой, - охотно начал объяснять Парфеныч. - Сначала по распадку вниз, место знакомое. Он, распадочек-то, не очень сподручный... - Анатолий хмыкнул и повертел головой. Парфеныч глянул на него, чему-то посмеялся и продолжал: - С непривычки-то оно неуютно, конечно, но места знакомые. На ваших машинах не пробраться, а "Беларусь" ничего, проползает.
      Ну так вот, после распадка того должон быть голец, он и есть, голец, куды ж ему подеваться... хотя, ёк-макарёк, шоссейка вон тоже... да и речка... да, про речку: за гольцом, сколько себя помню, всегда речка была, мы туда еще мальцами бегали рыбалить, сетешками там несподручно, а на кораблик хариус хорошо брался. Ну и на удочки, конечно... Так нонче речки нету. Совсем!
      Парфеныч озадаченно-вопрошающе посмотрел на нас, как бы ожидая ответа, но никакого ответа, разумеется, не последовало. Он помолчал, почесал карандашом за ухом и продолжал:
      - Речки, стал быть, нету, а есть такая странная поляна, здоровущая. Да и не должно там быть никакой поляны, а она есть! И вот на той поляне рельсы из никуда идут и кончаются. А вдоль рельсов склады стоят, и дорога к ним, тоже из никуда, ведет. Склады эти мне знакомые, отоваривался я там разов несколько, железки кой-какие брал, из продуктов, помню, что-то, ну и по мелочи...
      - И где эта станция находилась раньше? - спросил я, разглядывая карту.
      - А в Ачинске, мил человек, - ответил Парфеныч удрученно. - Вот такая вот ситуёвина...
      На карте были и Красноярск, и Ачинск, и даже заправка наша нашлась. Кемпинг, правда, не был отмечен, но кемпинг меня сейчас интересовал не очень. Речка тоже была и, судя по масштабу карты, находилась она километрах в восьми-десяти от дороги.
      Пока мы с Парфенычем разглядывали карту, Анатолий стоял чуть в стороне, пассивно наблюдая за нами. Затем подошел поближе, взглянул на карту и спросил:
      - А деревня ваша на карте есть?
      - А как же, - охотно откликнулся Парфеныч, - есть она, родимая, нарисована. Вот тут и нарисована.
      Деревня действительно была и, опять-таки судя по карте, до нее было километров десять. На языке у меня вертелся вопрос, абсолютно неуместный, пожалуй, даже глупый, но я не сдержался и все же задал его:
      - Так вы что же, за двадцать километров на рыбалку пешком ходили?
      Но Парфеныч вопросу не удивился, а стал объяснять, уверенно показывая по карте:
      - Так мы же, ёк-макарёк, не через заправку туды бегали. Да и не было раньше здесь заправки-то, ее же вон недавно совсем построили. Мы напрямки бегали, чуть-чуть больше десяти километров, хотя кто их, километры эти, мерял, может, и поболе будет. Ну мы ж молодые были, здоровые, что же не сбегать. Опять же пропитание, как-никак...
      - Не получается, - задумчиво сказал Анатолий.
      - Что не получается? - хором переспросили мы.
      - Правильной геометрической фигуры не получается. Мелькнула у меня одна мыслишка, но... Телегу вы где примерно потеряли?
      - Здесь вот... примерно, - Парфеныч почти не раздумывая ткнул карандашом в карту.
      В картах он разбирался, похоже, лучше всех нас вместе взятых. Вот тебе и лапотная деревня! И вообще этот мужичонка мне нравился все больше. Чем-то он походил на Степаныча: такой же самобытный, цепкий, несуетливый... И не разило от него перегаром, это мне вчера, пожалуй, показалось.
      - В таком случае получается, что линия отчуждения проходит примерно вот так, - продолжал Анатолий, проводя ногтем линию на карте, - и должна пересекать трассу где-то в этом районе. Но не пересекает, вернее, пересекает, но ближе. А голец, как вы его назвали, тянется километров на пять-семь и расположен почти перпендикулярно к трассе. Линия отчуждения проходит, судя по всему, вдоль него и должна была бы пересечь трассу практически в районе АЗС.
      Парфеныч посмотрел на карту и, соглашаясь, покивал головой. Потом почесал карандашом за другим ухом и стал что-то прикидывать, шевеля губами.
      - Почему именно "линия отчуждения"? - спросил я. - Отчуждения от чего?
      - Это просто термин, который пришел мне в голову, - Анатолий сделал неопределенный жест рукой, - даже не знаю, почему именно этот. Но надо же как-то называть эту линию. В конце концов, такой термин не лучше и не хуже остальных возможных, нам ведь ничего не известно о природе феномена.
      - Да уж, хвеномен, - хмыкнул Парфеныч, не отрываясь от карты.
      - А людей не было на складах этих? - на всякий случай спросил я.
      - Людей не было, - по-прежнему глядя в карту, ответил Парфеныч. - Выходные ж, все по домам сидят. А будка, где обычно сторожа караулят, запропастилась вместе с речкой. Так что не было людей, мил человек, никого не было.
      - До самих складов мы не доехали, - пояснил Анатолий, - завал мешает, без пил и топоров не пробиться. Или можно попытаться тросом убрать валежины с дороги, но необходимо время. И уверенность в том, что это действительно необходимо.
      - То есть?
      - Лично меня вполне бы устроил вариант, когда все возвращается на свои места и мы спокойно едем туда, куда направлялись до этого. В таком случае никакие завалы разбирать не пришлось бы. Именно это я и имел в виду, когда говорил о необходимости.
      - Твои бы слова... - пробормотал со вздохом Парфеныч и оторвался наконец от карты. - А вы как съездили, шофера-то привезли или как?
      Я, не особо вдаваясь в подробности, рассказал о поездке, не забыв упомянуть про вертолет.
      - Вертолет - это хорошо, - без особого, правда, энтузиазма согласился Анатолий, - это уже цивилизация. Район поисков можно расширить, и горы ему не помеха. Где вот только... Ого, а это кто?
      Мы посмотрели в ту сторону, куда он показывал. От дороги бежал человек, причем бежал так, будто спасался от разъяренного тигра. Или динозавра. Бежал, бросая на ходу ружье, рюкзак и прочую амуницию. Добежав до нас, он бросился на шею к Парфенычу и зарыдал, захлебываясь и причитая. Растерявшийся Парфеныч гладил его по голове и бормотал что-то успокаивающее, беспомощно глядя на нас.
      - Истерика у мужика, надо воды принести и что-нибудь успокаивающее, - сказал Анатолий и быстро пошел, а потом и побежал, к столовой.
      Вскоре прибежали Лена с Вероникой, кое-как оторвали рыдающего мужика от Парфеныча, усадили его на какой-то чурбак, стали успокаивать, совать ему таблетки и поить водой. Мужик таблетки выронил, воду расплескал, так и не сумев выпить ни глотка, и продолжал реветь, захлебываясь слезами и задыхаясь.
      Я огляделся, ища поддержки. Оказалось, что вокруг собрались уже все оставшиеся. Вперед протолкался Жоржик, отодвинул Лену с Вероникой и сразмаху влепил мужику увесистую оплеуху. Тот кувыркнулся с чурбака, девушки ахнули и набросились было на Жоржика с упреками, но тут мужик с трудом поднялся на четвереньки, помотал головой и перестал выть. Все выжидающе затихли. Мужик постоял немного на четвереньках, потом кое-как поднялся, утер лицо рукавом энцэфалитки, протянул руку Жоржику и просипел, заикаясь:
      - С-с-пасибо, д-д-руг, хо-хо-роший удар у тебя, с-с-пасибо, у-у-важаю.
      Потом взял стакан, протянутый Костиком, залпом осушил его и зашелся в кашле.
      - Ты что ему подсунул? - яростно прошептала Ритка.
      - Водку, - растерянно выдохнул Костик.
      - Ты что, совсем офанарел?! Он же задохнуться мог. Ты башкой-то своей пользуешься хоть иногда?
      - Пользуюсь, - совсем растерялся Костик.
      - Не заметно! - Ритка посмотрела на Жоржика, который гулко хлопал мужика по спине. - Это надо же было додуматься....
      - Ну зачем ты так? - Ирина погладила Костика по руке. - Он же не специально.
      - Я не специально, - глупо повторил Костик, потупившись.
      - Ой, господи... - Ритка ткнула Костика в плечо. - Радуйся, что не угробил мужика окончательно. Тебе бы так...
      Мужик действительно отдышался и теперь сидел на чурбаке, уткнув лицо в ладони. Жоржик отошел с видом мавра, сделавшего свое дело.
      - Ты силу-то соизмеряй, - проворчала Вероника. - Так ведь и убить недолго. Или челюсть свернуть.
      Я вдруг подумал, что несладко бы нам пришлось с Костиком, дойди дело до потасовки тогда, при первой встрече. Против лома нет приема, если нет другого лома, а мы с Костиком на лом, пожалуй, не тянули. Хотя кто его знает....
      Парфеныч уже успел сходить к дороге и принес ружье, рюкзак и патронташ, брошенные мужиком. Ружье было приличное, не ружье даже, а навороченный карабин с оптическим прицелом. А вот патронташ обычный, с патронами калибра примерно двенадцатого. Парфеныч заметил мой интерес и пожал плечами. Выходит, тоже обратил внимание на несоответствие оружия и боеприпасов.
      Никто не задавал вопросов, ждали, пока человек придет в себя. Водители МАЗов стояли чуть в сторонке и тихо переговаривались. Я вдруг обратил внимание, что все разбились по группам: "мазисты" отдельно, "джиповцы" отдельно, Парфеныч как бы примкнул к нашей компании, а оператор АЗС с супругой и Николай Николаевич вообще отошли шагов на десять. Меня почему-то неприятно кольнуло это наблюдение, я похлопал Костика по плечу, успокаивающе улыбнулся Ритке, подошел к мужику, который один-одинешенек сидел на чурбаке, спрятав лицо в ладони, и присел на корточки.
      - Ну как вы, оклемались? - спросил я по-возможности доброжелательно, коснувшись его руки.
      Мужик вздрогнул, посмотрел на меня, потом исподлобья оглядел остальных, встал и принялся дрожащщими руками застегивать патронташ. Так и не справившись с застежкой, положил патронташ на чурбак, вздохнул и сильно провел ладонями по лицу.
      - Спасибо вам всем, - сказал он, почти уже не заикаясь, - спасибо огромное! Я уже думал... всякое думал... чуть умом не повредился... А тут люди, машины... вот я и... вы не обращайте внимания. Там такое творится, а я один, и вообще... - Губы у него задрожали, он снова сильно потер лицо руками.
      - А как вы?.. - начал было Костик, но Ирина дернула его за руку, а Ритка предложила, обращаясь ко всем: - Что мы тут стоим, пойдемте в столовую, человек же есть хочет. Там и поговорим.
      Все молча согласились и направились к столовой. Степаныч, проходя мимо мужика, ободряюще похлопал его по плечу: не журись, дескать, всякое бывает. Тот слабо улыбнулся и стал суетливо собирать свои вещи.
      - Ты, мил человек, оставь это все здесь, никуда твой арсенал не денется, - посоветовал ему Парфеныч, - некому твое ружьишко умыкнуть, нету тут никого больше, одни мы.
      - Как же это? - мужик уронил ружье на землю и растерянно посмотрел на Парфеныча. - Как никого? Тут же вон... дорога, машины... заправка.. я же думал...
      - Вот я балда! - с досадой крякнул Парфеныч. - Ты не переживай так, ёк-макарёк, не переживай. Пойдем, пожуешь, успокоишься, потом и погутарим.
      Он взял слабо упирающегося мужика за рукав и повел его к столовой. Карабин остался лежать на земле. Я поднял его и осмотрел. Вроде бы все было в порядке, прицел не разбился, обойма тускло блестнула патронами. Я отнес карабин в "Ниву" и положил его на заднее сиденье, а дверцу запер на ключ.
      - Зачем это? - Ритка с беспокойством следила за моими действиями.
      - Всякое может случиться, - ответил я ей словами Виталия, и мы вслед за остальными пошли в столовую. Дурдом по-прежнему не желал возвращаться с прогулки, и это было скверно.

      VI
      
      В детстве я, как и все пацаны, любил играть в войну. Играли двор на двор, команда на команду, бегали до упаду по окрестным пустырям, скакали по крышам сараев и немногочисленных в ту пору гаражей то с деревянными мечами или саблями, то с деревянными же автоматами или пистолетами. Вид вооружения непосредственно зависел от того, какой фильм крутили в ближайшем кинотеатре, а также от собственного мастерства: что сумел смастерить, тем и воюешь.
      Но деревяшка - она и есть деревяшка, как ее ни обтачивай и ни раскрашивай. Настоящее оружие я впервые взял в руки в армии, куда угодил после некоторых заминок с получением высшего образования. Нет, двоечником я не был и с соображалкой все было в порядке, но имели место некие причины как семейного плана, так и личного характера. Впрочем, не о них сейчас речь...
      Взяв в руки АКМ, я впервые ощутил то волнующее чувство собственной силы и собственной неуязвимости, которое кого-то толкает в криминал, кого-то в профессиональные военные, а кого-то в заядлые охотники. Встречал я мужиков, которые упорно доказывали, что к оружию абсолютно равнодушны. Может быть оно и так, конечно, но... Меня, во всяком случае, оружие волновало. До дрожи в руках.
      Через месяц-другой дрожь прошла, еще через пару месяцев было уже лень чистить свой АКМ после стрельбища, но чувство некоторого волнения, я бы даже сказал возвышенности, при обращении с оружием не прошло окончательно до конца срока службы. Правда, остаться на сверхсрочную меня не тянуло, в криминал тем более, даже охотником я не стал, предпочитал рыбалку.
      И вот, подняв с земли карабин, вынув обойму с пятью патронами и щелкнув затвором, я ожидал возвращения этого чувства силы, уверенности и защищенности, но ни фига подобного! В голову лезли всякие мысли, одна бредовее другой, хотелось курить и спать, а карабин в руках казался чем-то ненужным, даже лишним, не верилось совершенно, что придется защищаться, отстреливаясь из него от врагов, или хотя бы охотиться. При этом ружье в руках Виталия я воспринял если и не с радостью, то по крайней мере с удовлетворением.
      Сложившуюся ситуацию я воспринимал как экстремальную, чрезвычайную, пугающую, но все же мирную, в смысле не военную. Охотничье ружье было в этой ситуации уместным, а полувоенный (или вообще военный, в оружии я не силен) карабин - чужеродным.
      Так какого же черта я сунул его в машину, да еще запер дверцу на ключ?
      Вопрос этот не давал мне покоя всю дорогу до столовой, и только взявшись за ручку двери, я решил, что нашел подходящий ответ: карабин заперт в "Ниве" для того, чтобы он не попал в руки кому-то, у кого сдали нервы. И разыгравшееся воображение тут же подсунуло мне образ этого "кого-то" - Анатолий. Я хмыкнул и помотал головой, открывая дверь: у Анатолия сдали нервы - это из области небылиц и анекдотов. Хотя почему, собственно?..
      Обстановка в столовой была близка к обыденной: кто-то сидел за столом и вяло жевал консервы, запивая их соком, кто-то разглядывал резные деревянные панно на стенах, которые и впрямь были весьма любопытными: русские витязи вперемешку с половцами, и все это в обрамлении цитат из "Слова о полку Игореве".
      Хозяина карабина усердно опекали Вероника с Еленой, а Ирина им помогала, по мере необходимости подливая и пододвигая. Мужчина ел неохотно, не поднимая взгляда от стола, видимо, все еще переживая за свой конфуз.
      Парфеныч с Анатолием что-то втолковывали Костику, тот слушал хмуро и недоверчиво. Увидев нас с Риткой, он призывно помахал рукой.
      - Ты есть не хочешь? - спросила меня Ритка, заметив машущего Костика.
      - Хочу, но не есть, - попытался пошутить я. - Вот если бы тебя или хотя бы стаканчик рассола...
      - Тоже мне, гигант секса, - фыркнула Ритка, и мы направились в сторону Костика. По дороге к нам присоединились Степаныч со своими орлами.
      - Это правда или трепотня? - сразу взял быка за рога Костик. - Я про рельсы и прочее... А то ведь совсем фигня получается.
      - А раньше получалась не фигня? - смиренно спросил Анатолий. Костик зыркнул на него и пробурчал нечто нелицеприятное.
      - Кончайте собачиться, молодежь, - пробасил Степаныч и вопросительно посмотрел на Анатолия. - Что там еще на нашу голову свалилось? Какие рельсы?
      - Да мы, в общем, не собачимся, - безо всякого раздражения ответил Анатолий, глядя на Костика. Тот пожал плечами и промолчал.
      - Пациент скорее жив, чем мертв, - туманно изрек Парфеныч, в очередной раз изрядно нас удивив. - Тут вишь какое дело, ёк-макарёк: была речка, а теперь нету, зато есть рельсы и склады, которым быть полагается аж в Ачинске. Как они сюда попали - ума не приложу, но хвакт есть факт! Опять же не доехали мы, можа, и померещилось...
      Степаныч крякнул и почесал в затылке. Виталий с Санькой молча смотрели на Парфеныча, ожидая разъяснений, но он лишь сокрушенно разводил руками.
      - А что в складах-то? - спросил наконец Санька.
      - Да какая разница?! - раздраженно буркнул Костик.
      - Не скажи, мил человек, - рассудительно заметил Парфеныч, - разница большая. Ежели там железки какие - это одно, а ежели мука или, скажем, крупа - то совсем другое. Только не доехали мы, откуда ж знать, что в складах ентих. Дорогу там валежинами завалило, - стал он растолковывать Степанычу, решив, видимо, что тот из всей компании самый рассудительный, не балаболка какая, - растаскивать надо или пилить...
      - А дорога там откуда? - заинтересовался Степаныч.
      - Ну как дорога, - Парфеныч глянул на хмыкнувшего Анатолия, - она и не дорога вовсе, но проехать можно на "Беларусе". Ежели б не валежины... Опять же, ёк-макарёк, склады закрытые, замки висят. Я не видел, врать не стану, далёко больно, но людей не видно, а выходные, стал быть, и склады закрытые.
      - Долго ли их открыть? - буркнул Костик. - Вон на пожарном щите лом имеется здоровущий.
      - Открыть-то оно недолго, - согласился Парфеныч, - замки сломать - дело нехитрое. Так ить нехорошо как-то... опчественное же добро, а мы его ломом. Ежели бы разрешение... а так оно не по-людски получается...
      Тут он сообразил, что сказал глупость, виновато развел руками и замолчал. Действительно, о каком разрешении можно говорить, если никого нет. Причем, не только на складах никаких сторожей или начальников нет, а вообще никого нет. Никого и ничего: ни дороги, ни кемпинга, ни города... Сработал инстинкт, запрещающий брать чужое, то, что тебе не принадлежит, без разрешения хозяина. А хозяина-то и нет, испарился!
      Степаныч оглядел столовую, решительно направился к столу и похлопал в ладоши, привлекая внимание.
      - Раз уж все поели, пора обмозговать, как нам дальше быть. Предлагаю пока со стола прибрать да рассаживаться.
      - Да пытались уже мозговать, - вздохнул Николай, но послушно стал убирать со стола остатки еды, консервные банки и посуду.
      Общими усилиями стол привели в порядок за десять минут. Затем, как и в прошлый раз, все расселись вокруг нашего "круглого" стола, опять сгруппировавшись по компаниям: наши отдельно, "джиповцы" отдельно, "МАЗисты" объединились с Парфенычем и хозяином карабина...
      - Я тебе все потом объясню, - негромко сказала мне Ритка.
      - О чем ты? - фальшиво удивился я.
      - Потом, попозже...
      Степаныч, уверенно завладев инициативой, оглядел всех собравшихся и начал речь:
      - Раз уж получилось так, что все мы сели в одну калошу, надо как-то определяться и не тыкаться по разным углам, как котята слепые. Перво-наперво, как уж мы есть одна компания, вольно там или невольно, надобно нам хотя бы именовать друг друга как-нито. Не кричать же "Эй, девушка в красной кофточке"...
      - Это не кофточка, а блузка, - засмеялась Ирина.
      - Ну так тем более, - не смутился Степаныч. - Чтобы избежать недоразуменеев, да и вообще... Фамилии нам покуда ни к чему, все одно не запомним, а хотя бы имена, профессии...
      - А профессии-то зачем? - возмутился Жоржик.
      - Ну, ежели у кого профессия какая-нито шибко секретная, можете не говорить, - невозмутимо отпарировал Степаныч. - А только может так выйти, что придется нам вместе бедовать, так чтобы знать, кто что умеет руками делать... Я вот шофер, а еще плотник какой-никакой, и столярничать могу, коли инструмент какой сыщется, по мелочам еще наберется... А звать меня как Черномырдина - Виктор Степанович. Запомнить легко, но можно просто по отечеству, так оно привычнее...
      Церемония знакомства затянулась на добрых сорок минут. Хозяин карабина оказался генеральным директором крупного предприятия, правда, без уточнения, какого именно, и звать его Николай Николаевич, как и нашего повара. Завязалась непродолжительная дискуссия, как их различать, в результате которой решили старшего, то есть гендиректора, звать по имени-отчеству, а младшего просто по имени.
      Кроме имен и профессий решили называть возраст, и тут нас ждал сюрприз: Веронике недавно стукнуло 42 года. Пока я обалдело переваривал информацию, Ритка украдкой показала мне язык. Костик что-то невразумительно промычал, чем несколько смутил Веронику, вызвал общий смех и заработал легкий подзатыльник от Ирины.
      С профессиями все было более-менее предсказуемо, лишь Евгений Всеволодович неожиданно оказался инженером проводной и беспроводной связи, да еще и кандидатом наук.
      Итак, в активе у нас оказалось изрядное количество водителей различных категорий с различным стажем, пара филологов, повар, тракторист, экономист, бывший преподаватель физики, будущий кандидат в мастера спорта по боксу, дизайнер, поэт-литератор (так смущенно отрекомендовалась Лена), микробиолог, радиоинженер, директор и... пожалуй, все. Врачей не оказалось ни одного, и оставалось лишь надеяться, что таковые не понадобятся в ближайшее время.
      Степаныч назначил Ирину секретарем импровизированного собрания, потому как она дизайнер, оператор АЗС, оказавшийся Сергеем, принес бумагу и ручку и Ирина, попытавшаяся объяснить, что у дизайнера совсем не обязательно должен быть красивый почерк и наткнувшаяся на общее дружное непонимание сей специфики, вынуждена была составлять список: кого как зовут и кто на что горазд. Когда со списком было покончено, Степаныч вновь взял бразды правления в свои руки:
      - Про наши истории мы меленько уже наслышаны друг от друга, а для новичков, - он кивнул в сторону генерального директора, который постепенно приходил в себя и уже не выглядел таким одиноким и беспомощным, - я вкратце разъясню, а ежели что пропущу, то вы поправите.
      На заправке вырубили электричество, остались Сергей с Жанной и Николай, остальные ушли в деревню, вернее, уехали на чьей-то машине.
      Компания молодых людей на "Ниве" возвращалась в город после отдыха и заехала на заправку. Здесь они встретили другую компанию на джипе, которая тоже возвращалась в город. Пока "Нива" стояла на заправке, джип поехал дальше и уперся в гору, которой раньше не было. Дороги не стало, и куды она девалась - не знает никто.
      Мы на пяти машинах возвращались из рейса, три машины тормознули у кемпинга, а мы на двух машинах решили потихоньку ехать. Приехали сюда, и нам сказали, что дороги нет и ехать некуда. Я вернулся на "Ниве" назад, но там дороги тоже нет.
      Парфеныч вез народ с поля в телеге, а потом и телега пропала, и деревня. Осталось два дома, но народу никого. Вот и все истории.
      Да, пока мы ездили назад, слышали там вертолет. Но не видели, он стороной прошел. А Парфеныч с... Анатолием, так?... на тракторе ездили по другую сторону от трассы и видели там часть железнодорожной станции, с рельсами и складами. Вот теперь, пожалуй, все. Или я напутал что?
      Николай начал было объяснять про весы, но Степаныч его прервал:
      - Про все эти чудеса будем потом мараковать, а пока давайте послушаем Николая Николаевича, какая у него история была.
      А история у Николая Николаевича была самая что ни на есть сказочная, еще похлеще наших исчезающих дорог и гор, которые выскакивают из-под земли.
      На охоту они отправились вчетвером, на двух машинах. Целью была даже не сама охота как таковая, а просто отдых на природе. Как правило, такая охота начинается с рюмки-другой, а потом уже не до ружей и дичи. Так оно было и в этот раз. Переночевали у костра, а утром Николай Николаевич, как самый трезвый - гастрит, знаете ли - отправился побродить с ружьишком.
      Дичи он никакой не нашел, да и не особо искал, так, воздухом дышал. Присел отдохнуть, ружье рядом прислонил к дереву. А тут все как-то стало колыхаться, ветер поднялся. Хотел директор вскочить на ноги, да не успел, земля исчезла.
      В этом месте рассказа губы у Николая Николаевича задрожали, но он взял себя в руки.
      - Вы не представляете, каково это, - трагическим голосом говорил он, - как я там... Только что сидел на земле, тут смотрю, а земли нет. Сижу я на воздухе, далеко внизу лес, ружье мое туда падает, и рюкзак тоже. Рюкзак я успел схватить, а ружье улетело. И вот сижу я, боюсь шевельнуться, вздохнуть боюсь, и не падаю.
      Сколько так сидел - не знаю. Потом попытался отползти, а куда отползешь, если кругом воздух и ухватиться не за что? Кричал я, кричал, охрип совсем. До склона сопки метров двести, и вниз метров двести, а я посредине. Так до ночи и провисел.
      Ночью, как уж стемнело совсем, ветерок подул. И вроде бы как меня ветром относит, а куда - не пойму. Опять кричать начал, да куда там кричать, хрипел только. А потом чувствую, что земля под ногами. Ухватился я за какой-то куст, прижался к нему и, стыдно сказать, проревел до утра.
      Утром смотрю: место какое-то незнакомое, лес кругом, никакого склона. Кинулся я бежать куда глаза глядят. Долго бежал, выдохся совсем. Упал возле большой сосны, на мох. Глаза закрыл, отдышался немного. Открываю глаза, а рядом карабин этот лежит. Не было никакого карабина, а тут лежит.
      Замкнуло у меня что-то, взял я этот карабин и побрел. Как до дороги дошел - не помню совсем. Очнулся, смотрю: дорога, машины, люди... Ну я и побежал к вам. Бегу, а сам думаю: никогда в жизни, ни одной рюмки... Думал, померещилось мне. Оказывается, не померещилось совсем. Но тогда я ничего не понимаю! Совсем ничего!! Так не бывает, это против всех законов физики.
      Все помолчали, обдумывая (или пытаясь обдумать) услышанное. Но ничего путного никому в голову не лезло, лица у всех были растерянные и унылые. Степаныч - и тот пригорюнился, видимо, о сыне вспомнил. Пауза затянулась, и никто не решался прервать ее. Да и что можно было сказать на такие чудеса?
      Первым молчание прервал, как ни странно, Жоржик, вернее, Евгений (все же кандидат в доктора!). И начал он с того, о чем думали, видимо, все:
      - Какие тут, блин, законы физики! Не осталось никаких законов, сплошная мистика. Думаю, надо попытаться свести в систему имеющуюся информацию.
      Все, кто с надеждой, а кто с удивлением, посмотрели на Евгения. А тот подошел к Ирине, взял у нее пару листков бумаги, вернулся на свое место, достал из кармана ручку и продолжал:
      - Изначально вариантов два: либо все это правда, либо всего этого на самом деле не существует.
      Все вразнобой зашумели, и оратор поднял руку, призывая к молчанию. Гул постепенно затих.
      - В пользу реальности происходящего говорят следующие факты: гору видели восемь человек, даже девять, трогали ее, походили по склону. Никто в реальности горы не усомнился. Далее. У нашей машины помят бампер, решетка, разбиты фары. Это видели все, и опять-таки никто не усомнился в реальности вмятин. На противоположном конце трассы дорога обрывается, это видели три... нет, четыре человека. Ходили там, смотрели, видимо, трогали руками, обменивались мнениями. Какое у вас впечатление?
      - Да я эту дорогу на коленях облазил, - скрипнул зубами Степаныч, - до сантиметрика исследовал. Если бы там продолжение трассы было, я бы его не пропустил. Вон и молодежь подтвердит.
      Мы с Риткой согласно покивали головами.
      - На счет всего остального свидетелей меньше... - попытался продолжить Евгений, но тут его перебил директор:
      - Если бы вы провисели там до ночи, вы бы...
      - Да верю я вам, верю, - досадливо поморщился Евгений, - дело ведь не в этом. Просто я рассматриваю степень вероятности того, что происходящее нереально. В пользу чего, между прочим, говорит то, что имеющиеся факты не укладываются ни в какую логическую схему. Все говорят, что так не бывает, и все правы!
      И все же рискну предположить, что происходящее реально. То есть мы не сошли с ума и все это не галюцинация. В таком случае попробуем разделить факты на логически объяснимые и необъяснимые.
      Слушая Евгения, я мысленно пожимал плечами: куда подевался наглый "братан", который двух слов без мата связать не умеет? Абсолютно здравые рассуждения, грамотная речь... Чудеса! Хотя как раз такие-то чудеса я приветствую обеими руками.
      - Когда я говорю "логически объяснимые", - продолжал между тем Евгений, - я вовсе не имею в виду, что все понимаю и могу объяснить. Речь идет о чисто теоретических предположениях: так может быть - теоретически, в принципе - потому-то и потому-то. И прошу вас всех подключиться. Кто-то что-то читал, слышал, видел по телевизору... Нечто вроде мозгового штурма.
      - Смотри ты, какие слова умные знает!.. - язвительно пробурчал Костик.
      - Костик, ну зачем ты? - дернула его за руку Ирка. - Какая тебя муха укусила?
      Остальные тоже недовольно заворчали. Степаныч похлопал ладонью по столу, сердито посмотрел на Костика, но промолчал. Костик исподлобья огляделся, посопел, потом нехотя извинился.
      Евгений сделал вид, что ничего такого не произошло, повертел в руках ручку, почеркал на листке бумаги и продолжал:
      - Виктор Степанович обрисовал картину в общем, не трогая деталей. А они, то есть детали, могут быть чрезвычайно важны...
      - А может, и нет! - резонно заметил Парфеныч.
      - Может быть, - легко согласился Евгений. - Все может быть! Но надо же что-то делать. Вторые сутки пошли, а мы тычемся вслепую. Если...
      - Почему вторые сутки? - перебил Виталий. - Мы сюда приехали в седьмом часу, а сейчас еще трех нету.
      - Это вы приехали в седьмом, - Вероника посмотрела на часы, - а мы гораздо раньше. И время сейчас половина пятого, между прочим.
      - Это у вас половина пятого, а у нас без четверти три, - Виталий постучал пальцем по циферблату часов.
      Все дружно посмотрели на часы, разом заговорили. Степаныч опять постучал ладонью по столу, поглядел на свои часы.
      - У меня тоже без пятнадцати три. Чьи-то часы врут.
      - Да нет, дело не в этом, - Ритка посмотрела на часы Костика, потом на мои, - у нас без десяти два.
      - У нас с Жанной тоже без десяти два, - подал голос молчавший до сих пор Сергей.
      - Здравствуй, жопа, Новый Год! - развел руками Парфеныч. - Я извиняюсь, конечно, сорвалось... Но ведь это... м-да... Мои часы в тракторе, схожу, гляну.
      Он встал из-за стола и вышел на улицу, провожаемый многочисленными взглядами. Потом все, не сговариваясь, посмотрели на Евгения. И правильно: взялся за гуж - не говори, что не дюж. Лично я не хотел бы оказаться на его месте. Впрочем, мне и на своем месте было не больно-то уютно. Но, по крайней мере, я не брался разделять факты на объяснимые и не очень объяснимые. По мне, так они все до одного необъяснимые, и чем дальше, тем необъяснимей.
      - Ну что ж, - пожал плечами Евгений, - одной загадкой больше, одной меньше... А ведь мелькнула у меня мыслишка, что больно долго МАЗы добирались от линии отчуждения до АЗС, да потом как-то из головы вылетела. - Он пододвинул листок, на котором до этого черкал, и начал писать и говорить одновременно: - Вырисовывается следующая картина: существует как бы три времени, так сказать, независимо друг от друга. У нас четверых, - он снова глянул на часы, - половина пятого плюс-минус минуты. Ну, минуты можно не принимать во внимание, мы ведь часы не сверяли до этого. У вас четверых, - он глянул на меня, потом на Ритку, - час пятьдесят. Разница получается два часа сорок минут. У Виктора Степановича без четверти три, то есть плюс пятьдесят пять минут к одному времени и минус... э-э... час сорок пять к другому. Ни то, ни сё...
      Хлопнула дверь, вошел Парфеныч. Все опять посмотрели на него, теперь уже вопросительно.
      - Вот же, ёк-макарёк, конфузия какая, - Парфеныч в одной руке держал часы, а другой яростно скреб затылок, - на моих начало двенадцатого, а солнце заметно уж за полдень перевалило. Правда, часы у меня бесхозные, я их и заводить-то не всегда спохватываюсь, но сейчас идут. - Он недоуменно помотал головой. - Идут, ити иху мать, а куда идут - и сами не ведают...
      - А какие у вас часы, электронные или механические? - заинтересовался вдруг бывший генеральный директор. Хотя почему, собственно, бывший?..
      - Да ить обычные, со стрелками. А что?
      - У меня очень приличные импортные часы, никогда не подводили, а сейчас стоят.
      - Да вы хряпнули их об дерево какое-нибудь, пока по лесу бегали, - хмыкнул Костик, - вот они и встали.
      - Вы, молодой человек, видимо, плохо представляете, - сердито засопел Николай Николаевич, - что такое приличные часы. Если бы вы знали, сколько раз я их... хряпал, и не только об дерево. И шли как миленькие!
      - Так сколько же сейчас на самом деле времени? - выразила общее замешательство Ирина.
      - Примерно после обеда, - хохотнул Костик.
      - Смешно тебе...
      - А сколько ваши показывают? - спросил у Парфеныча Евгений.
      - Двадцать две... нет, двадцать три минуты.
      - Ага, значит, разница опять два часа сорок минут.
      - И что это значит?
      - Может, ничего не значит. А может... м-да...
      - Ну, эдак-то я и сам умею...
      - Так сколько время-то? - жалобно переспросила Ирина, глядя то на Евгения, то на Костика.
      - Тайна сия велика есть, - Костик обнял Ирку за плечи и чмокнул в щеку. - Что мы с этим временем, как дурень с торбой? Других проблем нету, что ли? Кто-то обещал факты объяснять...
      - Я обещал не... - начал было Евгений, но потом махнул рукой. - Время, кстати, я бы отнес к фактам, логически необъяснимым. Я, во всяком случае, никакого объяснения не нахожу. А вы?
      - Это, значит, выходит, что мы от кемпинга ехали почти три часа? - Степаныч посмотрел на меня, потом на своего напарника. - Да я бы пёхом быстрее добрался!
      - Почему три часа? - удивился я. - Мы приехали в... а во сколько мы приехали, кто помнит?
      Костик задумчиво нахмурился, Ирка с Риткой пожали плечами. Я посмотрел на Жанну и Сергея.
      - Около двух, - неуверенно сказала Жанна. Сергей согласно кивнул головой, но потом пожал плечами.
      - Ну, допустим, около двух, - продолжил я. - Пока ходили по магазинам и прочим местам, пока...
      - Мы подъехали в три десять, я точно помню, - перебила меня Вероника.
      - Быть такого не может! Что же мы, больше часа здесь стояли?
      - Я помню точно! - упрямо повторила Вероника. - Я посмотрела на часы и еще сказала Толику, что мы нормально успеваем.
      - Точно, говорила, - подтвердил Анатолий. - И было три десять, я тоже на часы смотрел.
      - Ну ладно, хотя... чертовщина какая-то! Три десять, потом мы разбирались, кто кому что помял, потом... До горы ехать минут двадцать, там мы проторчали минут сорок, если не больше. Это получается уже два с лишним часа. Да пока назад ехали... Надо же, почти три часа и получается.
      - Все равно ерунда, - вмешался Виталий. - По вашему выходит, что мы приехали около пяти. А у нас график, и мы эту заправку проезжаем минут десять-пятнадцать седьмого, если все нормально. А тогда ребята встали, мы их поджидали минут двадцать. Так что приехали мы не раньше половины седьмого, это точно!
      - Погодь, Виталя, не тарахти, - Степаныч нахмурился. - График-то он график, и на кемпинге мы были точно, а вот здесь... Мне тогда еще странным показалось: время семь доходит, а тени от МАЗа почти никакой. Да вы меня горой этой загрузили, я и... Только сдается мне, по солнцу коли судить, часа три было, не боле.
      - Вот ёк-макарёк! - крякнул Парфеныч, и в столовой повисла тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками музыки. Где-то в соседней комнате играло радио или магнитофон.
      - Интересное кино получается, - сказал водитель второго МАЗа, Санька. - Часы идут правильно, а время наоборот. Ехали вечером, считай, а приехали днем...
      - Ну, не совсем вечером, допустим... - не согласился Степаныч. - В семь часов солнце еще...
      - Тихо!!! - взревел я дурным голосом и вскочил, опрокинув стул.
      Радио! Где-то играло радио, я же только что слышал. Раньше не играло, а вот только что, буквально минуту назад...
      - Что ты так орешь? - заворчала Ритка. - У меня сердце чуть не выпрыгнуло...
      - Да тихо же! - немного сбавил я тон.
      Все замолчали, прислушиваясь. Ничего! Только назойливо звенела муха, пытаясь пробиться сквозь стекло. Да чирикала какая-то пичуга за окном. Неужели показалось? Ясно же слышал музыку. Или нет, пожалуй, не музыку, а что-то такое... связанное с радио. Причем именно с радио, а не магнитофоном. Черт, что же это было?
      - Что? - шепотом спросила Ирка.
      - Только что я слышал радио, голову даю на отсечение. Минуту назад. А сейчас нету.
      - Ну вот, уже глюки начались, - опасливо поежился Костик.
      - Нет-нет, вы правы, - громко зашептал Николай-младший, - я тоже слышал. Только не понял, что это было. Вот, опять!
      Все затаили дыхание. Тот же звук, еле слышный, но тот же. И слышался от из двери, за которой находилась кладовая и стояли весы.
      Я рванулся к этой двери так, как никогда не бегал в жизни. Уже в дверях со всего маху треснулся лбом во что-то твердое, оказавшееся лбом Костика. Оба мы оказались на полу, но тут же вскочили и протиснулись в дверь. Звук стал громче, и я наконец-то сообразил, что это такое. Морзянка!
      Я остановился у запертой двери. Рядом тяжело дышал Костик, потирая лоб. Между нами протиснулся Николай-младший.
      - Сейчас, сейчас, - бормотал он, судорожно роясь в карманах. - Ключи... сейчас... Да где же они, черт!
      Наконец он нашел ключи, но никак не мог попасть в замочную скважину. Я отобрал у него связку, с третьей попытки нашел ключ, отпер и распахнул дверь. За дверью стоял стол, а на нем - транзисторный приемник. Он тихонько шипел, потом снова послышалась морзянка, попищала секунд двадцать, затихла.
      Я осторожно, не дыша, взял приемник, вынес его в столовую и поставил на стол. Никто уже не сидел, все сгрудились вокруг.
      - Кто-нибудь знает морзянку? - огляделся я с надеждой.
      - Дак это, - неуверенно сказал Парфеныч, - в молодости я баловался маленько, да вишь... давно больно, да и хреновый из меня вышел радист. Так, чуть-чуть понимал, если медленно. А ентот шпарит...
      Да, "ентот" действительно работал на ключе профессионально, точки и тире сливались в непрерывную трель и понять что-либо казалось невозможным. Без специалиста не обойтись! Где только брать его, этого специалиста? Хотя есть же у нас специалист, и как раз примерно в этой области...
      - Евгений Всеволодович, - сказал я, почти не споткнувшись на отчестве, - ты же у нас инженер беспроводной связи, кому, как не тебе, знать морзянку, это же хлеб твой.
      - Увы! - развел руками "специалист". - "Спидолу" вашу разберу и соберу с закрытыми глазами, и даже работать будет, а вот морзянку... Когда-то в институте проходили, кажется, но мало ли что в жизни приходилось изучать, всего не упомнишь...
      - Спасибо, утешил!.. Парфеныч, придется тебе напрягаться, вспоминать молодость. Круче тебя радиста не нашлось, так что выручай, родимый, расшифровывай...
      - А он ведь помедленнее передает, - заметил Степаныч, - или мне померещилось? Звук что-то слабый стал, не слышно почти...
      - Батарейки садятся, - подтвердил Николай-младший, выкрутив до отказа громкость. - Она, видать, давно включилась, вот батарейки и сели.
      - Кто "она"?
      - Да "Спидола" моя, кто же еще.
      - Она что у тебя, сама включается?
      - Бывает... Там переключатель барахлит, все собирался в ремонт отдать, да как-то не случилось.
      - Да что же это такое, господи?! - простонала Ирка. - Ну почему у нас все так вот, наперекосяк?
      Она упала на ближайший стул и разревелась. Костик бросился ее утешать, Ритка побежала за водой. Да, у женщин начинают сдавать нервы. Только этого нам для полного счастья и не хватало!..
      - Найдутся у вас где-нибудь батарейки? - спросил я у Сергея.
      - Да, в магазине были. Сейчас схожу, принесу. Николай Николаевич, какие там батарейки?
      - Круглые, большие. Шесть штук.
      Пока Сергей ходил за батарейками, все уныло расселись за столом. Ирку общими усилиями успокоили и она теперь лишь всхлипывала, утирая слезы.
      Евгений негромко говорил о чем-то с Николаем-младшим, отведя его в сторонку. Николай пожимал плечами, разводил руками и выглядел то ли огорченным, то ли растерянным. Как надоели уже все эти сюрпризы, мочи нет! Сутки всего прошли, а кажется, что месяц, не меньше. Что они там обсуждают, какая подлянка опять на нас свалилась?
      Я прислушался, но уловил лишь несколько смутно знакомых слов: частота, УКВ, гармоники... Что за гармоники такие? При чем здесь музыка?..
      Евгений оставил Николая в одиночестве разводить руками и пожимать плечами и подошел ко мне.
      - Приемник включен на средних волнах, - ответил он на мой молчаливый вопрос, - на этой частоте должен быть "Маяк". А вот морзянки никакой там быть не должно! Но "Маяка" нет, а морзянка есть. Вот так вот.
      - Это плохо или хорошо? - спросил я.
      - Это непонятно, - ответил Евгений, пошел на свое место и стал перебирать листочки.
      Вернулся Сергей с батарейками. Николай суетливо вставил их в приемник и крутнул громкость. Опять зазвучала морзянка, на этот раз громко и отчетливо. Неведомый радист действительно передавал медленно, делая большие паузы между знаками.
      Парфеныч взял у Ирины бумагу, ручку, подсел к приемнику и стал записывать, шевеля губами. Все опять сгрудились вокруг "Спидолы", лишь Анатолий пошел к дверям, на ходу доставая сигареты. Я вышел следом за ним, взял предложенную сигарету и кивнул на угрожающую надпись.
      - Как бы на воздух не взлететь.
      - Ничего, бог не выдаст - свинья не съест. Не бегать же каждый раз к трассе.
      - Ну, не к трассе, конечно... хотя...
      Я махнул рукой и закурил. Емкости с горючим довольно далеко, да и ветра нет совсем.
      - Всеволодович-то с твоей подачи эту границу линией отчуждения называет? - спросил я между затяжками.
      - С моей, - кивнул головой Анатолий, - был у нас разговор, обсуждали... А термин понравился. Да и какая, собственно, разница, как что называть, дело ведь не в терминах.
      - Да не в терминах, конечно, - согласился я. - Просто звучит зловеще. Сразу вспоминается зона, сталкеры и прочая мутотень.
      - Читал Стругацких?
      - Фильм смотрел. Не понравился, между прочим: все затянуто, смутно, ни черта не понять.
      - Тарковский - это на любителя. Книга интереснее, советую прочитать.
      - Ага, сейчас, в библиотеку вот только сбегаю. А где тут ближайшая, не подскажешь?
      Анатолий невесело усмехнулся, мы загасили сигареты и вернулись в столовую. Там вовсю кипела работа. Парфеныч расшифровывал, Евгений помогал, остальные перешептывались.
      - Это, кажись, буква "з", - бормотал Парфеныч, - а можа, и не "з" вовсе. Не, это, ёк-макарёк, цифра опять, а цифры я... это... не очень.
      - Да не цифра это, - возражал Евгений, - а буква "ч".
      - Дык не получается, нет такого слова.
      - Это не слово, а сокращение.
      - Чего сокращение-то?
      - Воинская часть, в.ч.
      - Ага, вояки все же!
      - Ну что, разобрались? - спросил я.
      Евгений забрал у Парфеныча листок, подождал, пока все расселись.
      - Все разобрать не удалось, Парфеныч не все напевы помнит, а я - тем более. Но общий смысл уловить можно. Получается примерно следующее: воинская часть номер какой-то - цифры мы вообще не помним - сигнал, код, опять цифры, координаты, снова цифры, необходима помощь, дислокация неизвестна. Потом еще что-то, но очень быстро, не разобрать ничего. Две минуты пауза - и повторяется тот же текст. Виктор Степанович предположил, что это вертолетчики, войска ПВО или что-то подобное. Передатчик маломощный, работает недалеко от нас, поэтому и слышно.
      - Почему ты решил, что передатчик маломощный?
      - Долго объяснять. Я покрутил настройку, морзянку больше нигде не слышно.
      - Когда вы все это успели? - недоуменно спросил Анатолий. - Мы курили-то всего минуты три-четыре.
      - Вас не было минут двадцать...
      - Что?!! - я чуть не подпрыгнул на стуле. - Двадцать минут?!
      Начали сверять часы. У нас четверых время совпадало, у "джиповцев" тоже. Решили провести эксперимент: засекли время, подошли к дверям, закурили, не выходя на улицу, повторили диалог, загасили сигареты. Получилось четыре с половиной минуты. Вышли на улицу, постояли молча четыре с половиной минуты, вернулись в столовую.
      - Семнадцать минут тридцать четыре секунды, - хором сказали Евгений и Ритка.
      Сверили часы. Время у всех совпадало.
      - Вот уж действительно чертовщина! - крякнул Степаныч и пошел к дверям. - Вы, молодежь, вслух считайте погромче, а я на часы погляжу.
      Я включил на часах секундомер и стал громко отсчитывать секунды. Через две минуты Степаныч вернулся.
      - Все совпадает, через дверь хорошо слыхать. Секунда в секунду.
      На улицу отправился я, считал Евгений. Ничего не произошло. Вышел Анатолий, считал я. Опять ничего не произошло. Вышли мы с Анатолием вдвоем. И сразу стало понятно, что ничего не понятно. Евгений отсчитал полторы минуты, на наших часах прошло сорок секунд. Мы, не спуская глаз с циферблатов, вернулись в столовую. Время у всех совпадало, а минута исчезла бесследно, как корова языком слизнула.
      - На все воля твоя, Господи! - сказала Жанна и широко перекрестилась.
      - Ты что, в бога веришь? - у Сергея отвисла челюсть.
      - Да нет, - смутилась Жанна, - не верю. То есть раньше не верила. А сейчас не знаю... Но так ведь чокнуться можно!
      - Вот и разделили... - хмыкнул Костик, - на объяснимые и необъяснимые...
      - Ну что же, - прихлопнул ладонью по столу Евгений, - ничего страшного не произошло. Предлагаю признать случившееся логически необъяснимым и двигаться дальше. По крайней мере теперь мы знаем, что не одни в такой ситуации, воинская часть тоже нуждается в помощи и не может определить место дислокации. Кстати, это косвенно подтверждает реальность происходящего с нами.
      Попробуем подойти с другого края и оттолкнуться от фактов, логически объяснимых. Например...
      Тут Евгений Всеволодович наморщил лоб и надолго замолчал, постукивая себя по подбородку шариковой ручкой.
      В столовой в который раз повисла тишина. Кто-то, и я в том числе, пытались найти пресловутые логически объяснимые факты. Кто-то с надеждой вглядывался в лица остальных. И чем дольше тянулась пауза, тем меньше оставалось надежды. Хоть она, надежда то есть, и умирает последней, но, судя по всему, пришел таки ее черед. Пациент скорее мертв, чем жив, как сказал бы Парфеныч. И я с ним солидарен. Увы и ах!

      VII
      
      В школе, классе в девятом, было у нас поветрие. Начало ему положили слова преподавателя физики о том, что все предметы (или объекты, не помню уже) делятся на твердые, жидкие и газообразные. С тех пор в нашей школе на любой вопрос типа "Какие бывают?.." следовал неизменный ответ: "... бывают разные: твердые, жидкие и газообразные".
      Эта дурацкая присказка настолько прижилась, что и сами преподаватели (как, впрочем, и родители) заразились зловредным вирусом. Появилось громадное количество производных, зачастую совсем дурацких. Например, на вопрос: "Решил задачу по математике?" принято было отвечать: "Да газообразно!", то есть легко, без проблем. "Жидко" следовало понимать как "сложно, тяжело", а "твердый" - как "очень тяжелый, практически невозможный".
      Дошло до того, что не только преподаватели и родители, но и мы сами с большим трудом улавливали смысл сказанного.
      Первыми спохватились взрослые. Началась необъявленная война против словесного мусора. Если бы не эта война, глупое поветрие само бы сошло на нет: детям не свойственно постоянство, любая забава, даже самая забойная, быстро приедается.
      Совсем другое дело - поступать наперекор взрослым. Это святое! Любые средства хороши, любые приемы позволены. Взаимовыручка, корпоративность, хитрость, изобретательность - все при деле!
      Какое-то время война продолжалась с переменным успехом, в дневниках появились двойки по поведению, в школу вызывались родители, которые затем хватались за ремни и прочие средства воспитания... Школа стояла на ушах, как тогда модно было говорить.
      Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут в наш класс перевели из другой школы новенького. Ничего особенного, новенький как новенький: торчащие уши, средние умственные способности и такая же успеваемость. Он-то и прекратил войну, практически ничего для этого не делая. Не имея никакого понятия о перепетиях бушующей битвы, на вопрос: "Какие бывают времена года?", мимоходом заданный кем-то из преподавателей, он бесхитростно ответил: "Зима, лето, весна и эта... осень" - и великое противостояние закончилось, сначала в нашем классе, а затем и во всей школе.
      Что произошло, почему все прекратилось?.. На эту тему можно было бы защитить не одну докторскую диссертацию, написать массу сочинений на тему "Роль личности в истории".
      Недавно я случайно встретил этого новенького, с которым мы благополучно закончили школу и даже одно время дружили, на улице. Он встрече обрадовался, затащил меня в ближайший кафюшник, мы приняли по сто, поболтали о том, о сем. И вдруг выяснилось, что он и понятия не имел о своей роли в той истории, более того - вообще о ней (об истории то есть) не слышал. Хотя другие однокашники при слове "газообразный" хмыкали и мечтательно закатывали глаза: да, славные были времена, есть о чем вспомнить.
      Именно эту историю я вспомнил, глядя на задумавшегося Евгения Всеволодовича.
      - Факты бывают разные, - заметил я с самым глубокомысленным видом, на какой был способен, - твердые, жидкие и газообразные.
      И зловещая пауза закончилась. Кто-то недоумевал, кто-то смеялся, Ритка постучала пальцем сначала мне по лбу, потом по столу, недвусмысленно давая понять, что она думает о моих умственных способностях. Не было истерик, не было отчаяния, куда-то сгинула глухая безнадега, которая минуту назад была готова обрушиться и похоронить нас под обломками. Гора родила мышь!
      Степаныч переглянулся с Парфенычем и оба посмотрели на меня весьма одобрительно, я в ответ скромно потупил взгляд.
      - Газообразные - это хорошо, это вдохновляет, - ехидно откликнулся Костик. - Маэстры играют туш, женщины бросают в воздух чепчики. Общее ликование. Апофеоз, одним словом. Ответь же, о бледнолицый брат мой, что мне делать с моими часами? Может, выбросить за ненужностью? Или подарить кому-нибудь, например...
      - Не будь занудой, - одернула его Ирка.
      Занудой Костик быть не желал, поэтому быстренько заткнулся, чмокнул Ирку в щечку, сложил, как примерный ученик, руки на столе и выжидательно огляделся, давая понять, что он завсегда готов послушать людей умных и знающих. Но никто не спешил признавать себя таковым, поэтому отдуваться опять пришлось Евгению.
      - Бог с ним, со временем, - махнул он рукой, - со временем выясним и про время... во сказанул!.. есть же факты отрадные, пусть и не совсем понятные. Вес вон не сходился, а сейчас сходится...
      - Медведицы опять появились, - согласно кивнул головой Степаныч.
      - ...и Медведицы опять по... погоди, какие Медведицы?
      - Созвездия такие, - терпеливо пояснил Степаныч, - Малая Медведица и Большая Медведица.
      - А их что, не было, что ли?
      - Сначала не было, а теперь есть.
      - Зашибись! - Евгений почесал затылок и подозрительно оглядел всех по очереди. - А еще чего не было?
      Я посмотрел на Анатолия. Он слегка пожал плечами: тебе, мол, и карты в руки.
      - Много чего не было, - вздохнул я. - "Кирпича" на дороге не было, а потом появился. Я сам не видел, но Анатолий утверждает, что "кирпич" основательный, на бетонном основании...
      - Основательное такое основание, - хихикнула Ритка.
      - А шибко умных филологов прошу заткнуть уши. Ну вот, сбился с мысли...
      Я свирепо глянул на Ирку, которая уже готова была высказаться в том смысле, что сбиться можно с того, что имеешь, а если... и так далее, подождал, пока она перестанет ехидно улыбаться, и продолжил:
      - Так вот, "кирпича" (это такой дорожный знак, если кто не знает) не было, а потом он появился. А вот здоровенный валун, на котором запросто разместилось четыре человека, совсем наоборот - испарился. Раньше была река, а теперь не стало. Зато появилась железнодорожная станция, вернее, часть станции. С подъездными путями, которые никуда не ведут. А в другом месте река была, а потом исчезла. Большая такая река, полноводная. Я уж не говорю о том, что исчезло все, что раньше находилось за линией отчуждения, как вы ее называете: деревня, дорога, кемпинг и прочее.
      Я посмотрел на Евгения, который быстро писал, конспектируя мое выступление, на Ирку, внимающую мне с открытым ртом, на нахохлившегося Степаныча и развел руками.
      - Да много чего появилось и исчезло! Мне кажется, не это сейчас важно. Можно вывихнуть мозги и ничего путнего не придумать. Важно другое: никто не пострадал. Джип врезался в гору (или в КамАЗ) на скорости больше ста километров - и все целехоньки. Николай Николаевич висел в воздухе и не падал, хотя должен был упасть. У Парфеныча ни трактор пополам не разрезало, ни телегу. Тракторист жив, люди в телеге, надо полагать, тоже.
      Кто бы там не забавлялся со временем, горами и дорогами, будь то инопланетяне, барабашки или сам господь бог, они (или он, или оно) стараются не причинить вреда людям. Да и не только людям, я думаю: мы же походили вдоль линии с одной стороны и с другой, и нигде не видели ни зайцев, перерезанных пополам, ни птиц, ни вообще какого-нибудь покалеченного зверья. Что скажешь, Степаныч?
      - Зверь в лесу есть, и зайца видел, и пичуги разные, но все целые. Только это... ну, не доказывает ничего. Можа, оно и так, а можа... побожиться не могу, сам не видел.
      - Зато я могу побожиться, - горячо возразил Николай Николаевич, - чем угодно могу поклясться: если бы свалился вниз, разбился бы вдребезги. Там же высота была, как... и скалы внизу...
      - Если я правильно поняла, - Вероника смотрела с сомнением, - ты предлагаешь не ломать голову над тем, что и почему происходит.
      - Вот именно!
      - А что же тогда?
      - А ничего! Жить. Исследовать территорию. Искать вертолетчиков, или кто они там. Готовиться к зиме.
      - К зиме?! До зимы еще... Мы что же, всю жизнь здесь жить будем?
      - Если сейчас не будем готовиться, то зимой от голода и холода мы вымрем. Как мамонты. Конечно, если через пять минут или через день все встанет на свои места, мы просто сядем в машины и поедем дальше. А если нет? Не сидеть же, сложа руки.
      - Вы, молодежь, как хотите, - угрюмо сказал Степаныч, - а я пойду искать сына. До зимы я в любом случае управлюсь, здесь же недалече. Возьму провианту, сколько найдется, и потихонечку потопаю. Все одно места надо исследовать, можа, там дорога продолжается или еще что, вот я и подамся. Ежели убежусь... убедюсь... в общем, ежели пойму, что толку нет, то тогда сюда возвернусь, и тогда я весь ваш. Уж не серчайте...
      - Да что уж серчать-то, все правильно, - поддержал Виталий. - Только одного я тебя не отпущу, мало ли что, ногу там подвернешь, а помочь некому будет. Так что я с тобой пойду. И не отнекивайся!
      - А МАЗ как же?
      - Да что ему сделается, МАЗу? На запчасти растащить - и то некому.
      - А ежели все наладится? Мы уйдем, а тут дорога появится. И что, назад топать? Санька один две машины не укатит. А так ты фуру отцепишь, развернешься да на кемпинг подашься.
      - Так-то оно так, - Виталий нерешительно почесал в затылке, - только одному-то никак не сподручно, всякое может случиться.
      - И все, разговор закончен, - подвел черту Степаныч. - Пойду один. А ты здесь побудешь, подсобишь.
      - Ну хорошо, - не сдавался Виталий, - не меня, так, может, кого другого возьмешь в напарники?
      - А кого? Все вроде при деле. Опять же при машинах. Сергей безлошадный, так он здесь нужен, и места знает, и заправку свою, и вообще... Все, закончили!
      И пришлось Виталию согласиться, против логики не попрешь. Мужики действительно все при деле да при машинах. И потом: кто же сам согласится оставить жену (ну, или подругу) на произвол судьбы и подастся неведомо куда неведомо зачем? Степанычу надо, спору нет, а нам зачем? Он про этот нюанс умолчал, но все и так всё понимали.
      Разговор перешел на темы более насущные: что сейчас надо сделать, что можно на потом оставить. Все усиленно пытались привыкнуть к мысли, что жить в ближайшее время предстоит здесь, на этой заправке. Надежды надеждами, но жить надо сейчас, сегодня: есть, пить, спать и так далее. А небольшое здание на такое количество людей явно не было рассчитано.
      В конце концов был составлен некий план действий на ближайшее время: начать строительство жилой пристройки, способной выдержать зиму, расчистить завал и добраться до складов, посетить остатки деревни на предмет поиска огородов и прочих возможных источников пропитания, отыскать вертолетчиков.
      По последнему пункту разгорелся спор. С одной стороны, вертолет нужен позарез, на машинах по горам не полазишь, трактор тоже не панацея, а пешком далеко ли уйдешь? С другой стороны, как справедливо заметила Ритка, мы не Иваны-царевичи, чтобы пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что.
      Решили поиски не организовывать, а разжечь невдалеке от заправки костер побольше да подымнее. Парфеныч уверенно пообещал такой столб дыма, что из Красноярска видно будет, если, конечно, Красноярск остался на том месте, где он был раньше.
      Сергей, Жанна, Николай и женская половина нашей компании отправились уточнять всякие хозяйственные нюансы типа наличия душа, на чем и в чем готовить еду и так далее. Костик увязался с ними, Николай Николаевич вышел подышать воздухом, Санька пошел проверить машины. В столовой остались Степаныч с Виталием да я с "джиповцами" и притулившимся в сторонке Парфенычем.
      - Ты когда собираешься идти-то? - спросил Виталий у Степаныча.
      - Сегодня уже дело к вечеру, да и приготовиться надо, - вяло ответил тот. - Завтра с утра подамся.
      - До конца дороги я вас подброшу, - Евгений оторвался от листков бумаги, - а дальше уж сами. Одному неуютно, слов нет, но... сами понимаете...
      - Да что вы меня хороните? - рассердился Степаныч. - Что я, девка красная? И не в таких передрягах бывать приходилось... Меня другое волнует, - Степаныч огляделся и продолжил, - пока женщин нету, обмозговать хотелось бы. Вы все люди молодые, не чета нам с Парфенычем. Это мы уже и обойтись можем, не тот возраст, чтобы кобелиться...
      - Ну почему же, - хмыкнул Парфеныч, - я еще очень даже ничего, как говорят некоторые дамы супротивного полу.
      - Я тоже не монах, - отмахнулся Степаныч, - да не об том речь. Ладно, ежели эта катавасия недолго продлится. А ежели нет? Как бы вам из-за баб не передраться. Мне уже приходилось такое видеть, в молодости. Страшная это штука!
      - Мы же люди интеллигентные, не зэки в зоне, - усмехнулся Анатолий, - как-нибудь разберемся без поножовщины.
      - Ну-ну, интеллигенты... Приходилось мне и интеллигентов повидать... бывших... Так они хуже зэков, опаснее. Не в обиду сказано, никого не имел в виду. Не хочу тока, чтобы эта проблема потом вылезла, а вы к ней готовы не были.
      - А вы что предлагаете? Да и вообще, что можно предложить в такой ситуации? График составить? Так вон Юрий мне первый глотку перегрызет за жену свою.
      - Перегрызу! - охотно пообещал я.
      - Да ничего я не предлагаю! - махнул рукой Степаныч. - Просто... Ежели бы вы знали, как быстро и незаметно для себя человек превращается в скотину. Кто из вас может за себя поручиться?
      - Если ничего не изменится, - вмешался Евгений, - у нас будет предостаточно возможностей оскотиниться и кроме этой. В конце концов, женщины - это не вода. И даже не еда. Можно и обойтись.
      - Э-э, не скажи! - не согласился Степаныч. - Впрочем, вам виднее... Дай бог, конечно! Если от безделья не будете маяться, можа, и обойдется.
      - Какое уж тут безделье? - хмыкнул Анатолий. - Дел невпроворот! Юра, можно тебя на пару слов?
      Ну вот, началось! Ничего хорошего от такого начала ждать не приходилось, но я без слов встал и подался к выходу, краем глаза заметив, что Евгений даже не сделал попытки подняться из-за стола. Один на один шансы у меня неплохие. Вряд ли придется драться, вроде не из-за чего, но тем не менее...
      Мы вышли на улицу. Анатолий огляделся, никого, кроме маячившего невдалеке Саньки, не заметил и предложил:
      - Пойдем, прогуляемся. Разговор есть небольшой. Только отойдем подальше, не хочу, чтобы нам мешали.
      Я согласно кивнул. Проходя мимо "Нивы", открыл дверцу, достал карабин и повесил на плечо. Анатолий усмехнулся, но ничего не сказал. Мы перешли трассу и стали спускаться вниз по склону.
      Некоторое время шли молча. Вышли на поляну, Анатолий кивнул на ствол поваленного дерева и достал сигареты. Присели, закурили.
      - Ты, надеюсь, не против меня вооружился? - Анатолий кивнул на прислоненный к дереву карабин. - Отношения выяснять я не собираюсь. Да и нет у нас никаких отношений, которые нужно было бы выяснять: с твоей женой у меня ничего не было, просто поговорили.
      - Я же сказал, что ревнив в меру, - ответил я. - А карабин... Тайга, мало ли что... Ты хотел поговорить. Я слушаю.
      Анатолий отбросил сигарету, посмотрел на вьющийся дымок, встал и затоптал окурок.
      - Пожар нам совсем уж ни к чему, - сказал он, глядя на меня сверху вниз. Я промолчал. - Понимаю, мое поведение кажется тебе весьма странным. На то есть причина. Очень веская причина! - Я опять промолчал: хотел поговорить, так говори, а не тяни кота за хвост. - Получилось так, что я представляю для вас опасность. Для всех вас. Короче: у меня СПИД. Такие вот дела.
      Да, это был удар! Такое мне в голову как-то не приходило. СПИД - это плохо, это даже хуже, чем плохо. Любая неосторожная рана, любой случайный контакт... То-то он шарахнулся от Ритки. И руку не подает.
      - А Лена? - вырвалось у меня непроизвольно.
      - Нет, там все нормально, мы проверяли.
      - Как же ты залетел-то?
      - Это долгая история. И неинтересная.
      - А что, мы куда-нибудь торопимся?
      - Я не хочу об этом говорить, пойми ты! Скажу только, что меня заразили. Намеренно. И хватит об этом!
      - Извини... - я снова закурил. - Больно все неожиданно. А остальные как, в курсе?
      - Да, остальные в курсе. Я имею в виду нашу компанию.
      Мы помолчали. Ситуация была безвыходной, это понимал я, это понимал и Анатолий, иначе бы он не начинал этого разговора.
      - Я не могу подвергать вас всех смертельному риску, - сказал наконец Анатолий. - Раз уж так все сложилось... и карабин кстати...
      Я не сразу сообразил, что он имеет в виду, а когда сообразил, то совсем растерялся.
      - Ты что, сдурел?! Не дам я тебе карабин! Кончай пороть горячку, придумаем что-нибудь.
      - Я сам не смогу, пробовал уже. И наши не смогут. Поэтому я прошу тебя..
      - Ты совсем охренел! Ваши не смогут, а я что, зверюга какая? Ты башкой-то своей подумай! Тоже мне, нашел монстра!.. И вообще, кончай паниковать. Безвыходных ситуаций не бывает!
      - Бывают, еще как бывают! - Анатолий вздохнул и, ссутулившись, сел на ствол. Вроде бы и рядом, а рукой не достать. Бережется, вернее, меня бережет. - Я уже все обдумал на сто рядов. Здесь оставаться мне никак нельзя. За всем ведь не уследишь. И за всеми. Дружок твой приревнует меня к своей красавице и съездит по зубам. И все! Это ведь такая зараза...
      - Но стреляться тоже... Стой! - я вдруг отчетливо вспомнил нашу первую встречу и у меня перехватило дыхание. - Ты же... ты же Ритке руку поцеловал. Ты же знал, знал, и все равно... да я тебя!..
      Карабин сам оказался у меня в руках, я озверело дергал затвор, но он не поддавался.
      - С предохранителя сними, - услышал я и опомнился.
      Анатолий сидел, не делая попыток подняться, не глядя на меня. Просто сидел и ждал.
      - Ты что, специально? Все рассчитал и специально так сделал, чтобы мне потом... чтобы я... Ну ты и сволочь! Ну ты и скотина!
      - Не говори глупости. Я же не знал, что все так обернется. Да и не целовал я ей руку.
      - Как же не целовал? - я повертел в руках карабин, прислонил его к дереву и сел. - Как же не целовал, если она потом десять минут руку платком оттирала?
      - Да, она говорила, - Анатолий невесело усмехнулся. - Сильно я ей не понравился, очень сильно. Только не целовал я ей руку, сделал вид... Это ее больше всего и задело. Она потом извинилась.
      - С какой это стати ей извиняться перед тобой?
      - У тебя прекрасная жена, - Анатолий вздохнул и встал. - Ты ее, может, и не достоин вовсе.
      - Не надо меня дразнить, все равно ничего не получится.
      - Значит, не поможешь?
      - Нет! И тебе не советую. Не хочешь оставаться здесь - иди со Степанычем, одному ему действительно неуютно будет в тайге.
      - Степаныч мне тоже не враг. Чем он хуже вас?
      - Ну, я не знаю... один иди. Набери тоже продуктов да иди в другую сторону, через гору эту чертову. Или тайги боишься?
      - Да нет, тайги я не боюсь. А потом что?
      - Ну, знаешь!.. Потом будет потом, до него еще дожить надо. Выйдешь к людям, посмотришь... А не выйдешь, возвращайся сюда, что-нибудь придумаем. Построим тебе келью, будешь святым Анатолием-великомучеником. Тьфу ты, блин, извини, конечно, это я не со зла, вырвалось просто.
      - На заправку мне возвращаться нельзя, Лена поймет все, истерику устроит. Она уже наверное заметила, что меня нет, бегает, ищет...
      - У вас с ней серьезно?
      - Было серьезно, собирались пожениться, а сейчас... Худо ей! И бросить меня не хочет, любит, и остаться боится. Извелась вся. Виду старается не подавать, а сама вся на нервах. Ладно хоть Евгений Всеволодович ее поддерживает, и морально, и материально.
      - Слушай, что ты его на вы называешь всю дорогу?
      - Я его уважаю! - твердо сказал Анатолий и посмотрел на меня укоризненно. - Ты же его не знаешь совсем, зачем судишь поспешно?
      - Да первого раза хватило. Между прочим, он ведь так и не извинился.
      - Да не мелочись ты! Всеволодович меня вытащил. Денег не пожалел, риска не побоялся. Деньги, между прочим, очень большие. У него, кроме этого джипа, практически ничего и не осталось. А то, что хамил при встрече... Вздрюченные мы все, да и водитель на "Ниве", которая нас помяла, наглый сильно был. Вот он и завелся. Да и... с волками жить... сам знаешь.
      - Что делать-то будем?
      - Пожалуй, пойду я, как ты и посоветовал. А там видно будет.
      - Что, вот так и пойдешь, без ничего?
      - Почему "без ничего"? Кое-что у меня есть, а больше и не надо, - Анатолий снял с плеча сумку, на которую я как-то не обратил внимания. - Спички, нож, немного консервов...
      - Так ты, выходит, заранее готовился? А зачем же весь этот спектакль?
      - Это не спектакль. Просто я был готов и к такому развитию событий. Не верилось, что у тебя рука поднимется застрелить человека.
      - А если бы поднялась?
      - У вас одной проблемой стало бы меньше, а мои проблемы кончились бы все. Все и сразу! Да что об этом...
      - Так что, решил идти?
      - Решил. Сейчас и пойду. Одна просьба... Сигарет у тебя много?
      - С собой полторы пачки.
      - Не поделишься?
      - Что ты как ребенок, в самом деле? Забирай все. Могу сходить на заправку, принести еще.
      - Не надо, этих хватит. Я вообще-то мало курю, собирался бросать.
      - А кто не собирался... Карабин возьмешь?
      - Нет, не люблю.
      - Помрешь ведь с голоду, надолго ли консервов хватит. Возьми, пригодится.
      - На кого мне с карабином охотиться? Зайду к складам этим, может, там что найду. Лене передай... передай, что она свободна.
      - Дурак ты, Толя! Нужна ей такая сваобода...
      - Я дурак, но ты все же передай. Все, прощай.
      - Лучше "до свидания". Руку подашь?
      - А не боишься?
      - Нет! - ответил я твердо, пожал протянутую руку, постоял, глядя вслед ушедшему Анатолию, пока не затих хруст валежника под его ногами, закинул карабин за плечо и пошел вверх по склону. Назад. К своим.
      На душе было муторно. Оттого, что чуть не застрелил человека. Оттого, что оказался невольно причастен к этой драме, и ничего не мог сделать, и чувствовал себя скотиной. Оттого, что боялся, очень боялся пожать руку человеку, который ничего плохого мне не сделал. И оттого, что все же пожал. Хотелось курить. Я сунул руку в карман, но обнаружил там лишь зажигалку.
      Вот и первые потери. Почему-то я был уверен, что Анатолий не вернется. Может быть, я ошибался. А если все же вернется? Буду ли я ему рад? Вопрос!..
      На заправке царила суматоха. Первой меня увидела Лена, подбежала, остановилась в двух шагах. Губы у нее дрожали, глаза были в слезах, по лицу грязными пятнами растеклась тушь.
      - Где он? Что ты с ним сделал? - спросила она тихо, так тихо, что я еле расслышал.
      - Лена, успокойся. Ничего я с ним не сделал, он жив и... - я хотел сказать "здоров", но осекся.
      - Где он? - Лена заметила мою запинку и все поняла. - Он ушел? Что он сказал?
      - Да, он ушел. А сказал... сказал, что ты свободна.
      - Дурак, какой же он дурак! Зачем мне его свобода, зачем? - слезы текли по ее щекам, оставляя дорожки в разводах туши, она их не вытирала, а лишь повторяла: "Зачем, зачем?"
      Что я ей мог сказать? Что он сам так решил, что другого выхода не было, что так будет лучше, и ей, и ему? А будет ли лучше? Я стоял и молчал, глядя на плачущую девушку, которой я ничем, совсем ничем не мог помочь. Что за проклятая жизнь, почему в ней все так погано устроено?
      Вероника с Жанной увели рыдаюшую Лену в столовую. Ритка смотрела на меня так, будто я в чем-то сильно-сильно провинился. Костик ничего не понимал, но вопросы задавать не решался. Евгений Всеволодович выглядел сильно постаревшим, ссутулился, в глаза упорно не смотрел.
      - Покажи карабин, - сказал он нерешительно.
      - Да вы офанарели оба! - я снял карабин с плеча, кинул его в "Ниву" и запер дверцу. - Вы что, белены объелись?
      - Покажи, - вдруг поддержала Евгения Ритка.
      - Ты... - я задохнулся, закашлялся, вытер выступившие слезы. - Ты мне не веришь... мне... За что, Рита, за что?
      - Покажи, - повторила она и протянула руку.
      Я достал ключи от "Нивы", швырнул их на капот джипа, обошел Ритку с Костиком и пошел в столовую. В ушах звенело, в голове вертелась дурацкая фраза: "И ты, Брут?", повторяясь снова и снова.
      Столько лет вместе, столько пережито, и хорошего, и плохого. И никогда, ни разу за все эти годы, я не усомнился в чувствах. Ни в ее, ни в своих.
      И ты, Брут?
      Что произошло, что случилось? Откуда это свалилось на нас? Как же она теперь будет смотреть мне в глаза? А я? Разве я смогу забыть этот взгляд, эту требовательно протянутую руку, руку, которая так часто ласкала меня, разгоняя грусть или хандру? За что, Ритка, за что меня так, больно, несправедливо?
      И ты, Брут?
      Что-то спрашивал Степаныч, о чем-то тараторил Николай-младший, что-то бубнил догнавший меня Костик - я не слышал, не понимал, не воспринимал. Что-то оборвалось внутри, оборвалось и падало, падало..
      И ты, Брут? И ты, Брут? И ты...