«...Обвиняемый дал возможность суду пообещать прокурору сказать последнее слово!..».
Суд удалился на обнищание.
Адвокат, фигурально выражаясь, въехал на сноуборде на Казбек.
Присяжные заседали, подтираясь вырезками из газет о процессе.
Толпа вопила: «Не наказан - не герой!».
Киллеры по пьянке плакались друг другу: «Не заказан - он не мой...»
Гламурные корреспондентки в Швейцарских Альпах, гремя жемчугами, выпили всё отпущенное им «Клико» и потеряли нюх на его «ню».
Папарацци, истратив все аккумуляторы, резко разбили камеры о скалы княжества Монако.
Мелькали виллы, яхты, «Сессны», Мальдивы...
Не понимаю, за что ж я любила его?
За далёкие, лёгкие, как мурашки по коже, очереди автоматов охраны? За его тело, растворённое в голубых огнях бассейна?
Нет, я обожала его за бесчеловечную уверенность, что он - «человек».
Самый жадный зверь на планете, он, как Мидас, всё превращал в золото, даже воздух, которым пытался дышать.
Температуру этого воздуха он оценивал так: «Сколько сегодня унций на улице?». Зелёные воды Севана или Ионического моря он всегда воспринимал как «зелень».
...Теперь он воспринимает ВЕЧНОСТЬ... (интересно, кто там сейчас президент?), потому, что такого богатства, к которому он стремился, в этом мире - ну, никак.
Почём у Них, ТАМ, унции на улицах?..
