Егор принял изменения с радостью, и, против всякого обыкновения, добровольно улегся спать. Впрочем, это нисколько не помешало ему в дальнейшем, еще на протяжении полутора часов, бегать от своей обновленной постели к родителям и обратно. Он просто входил во вкус и наслаждался неожиданной свободой.
Наконец, Егор угомонился и тихонечко засопел. Нам же, родителям, не спалось – мы переживали, как бы сын не свалился со своего ложа, не ушибся и, главное, не испугался. Мы даже положили на пол подушки, чтобы смягчить предполагаемое падение, а сами тревожно вглядывались в укрытую ночной темью детскую кроватку.
Упал Егор как раз тогда, когда мне только-только удалось задремать. Он тотчас громко разревелся – больше от непонимания происходящего, как мне показалось в тот момент, нежели от боли или обиды. Мы с Иришкой, конечно же, вскочили, подняли сына на руки, принялись обнимать и утешать его. Малыш долго не мог успокоиться и лишь спустя какое-то время, уже сидящий на коленках у мамы, да тоскливо при этом всхлипывающий, заявил, что «больно ручку»…
Большой свет включать не хотелось, дабы окончательно не прогнать сон у Егора, неяркий свет включили только в коридоре, он немного проникал в комнату. Я решил, что этого будет вполне достаточно, и мы справимся со всем и в этом полумраке. На мои расспросы, где именно больно, сын со страдальческим выражением лица протянул мне раскрытую ладошку. Пальцы на ладошке были напряжены и максимально разведены друг от дружки, при этом Егор так характерно и как-то неестественно шевелил ими, словно хотел с них что-то сбросить, стряхнуть неприятные ощущения, но у него ничего не получалось, и он сердился. Осторожно осмотрев «больное место», но не заметив каких-то изменений, я попросил Егора поработать пальчиками, сжать пятерню в кулачок. Сын проделал это с легкостью, не вскрикивая, не морщась от боли – значит все не так и плохо. Я аккуратно ощупал всю ладошку – Егор молчал и не жаловался. Помимо прочего, он окончательно успокоился и явно засыпал, но по-прежнему продолжал напрягать пальцы и шевелить ими.
- Не переживай, сейчас все пройдет, нужно только немножечко потерпеть, - сказал я малышу. Вскоре мы все дружно отправились в царство Морфея.
Утро следующего дня началось для меня с того, что хнычущий Егор опять сунул мне под нос свою ладошку с растопыренными пальцами:
- Папа, больно! Надо убрать!
И только тогда, при дневном свете, мне удалось разглядеть внушительных размеров занозу, сидящую в большом пальце сына… Дело в том, что Егоркина кроватка сделана из натурального дерева, и когда мы убрали бортик – остались неприкрытыми необработанные торцы. Вероятно, именно на них сын и поймал занозу. Я отругал себя за ночную невнимательность, за глупое решение «не включать яркого света», за недогадливость, в конце концов. Из-за меня, бестолкового, моему славному мальчику пришлось терпеть боль. Всю ночь...
После этого случая я осознал - наш сын вырос уже настолько, что может противостоять боли и мириться с нею. Он попросту научился понимать ее…
В своих отношениях с болью сын вывел определенные закономерности. Тут, конечно же, многое зависит и от того, насколько боль была ожидаема. В тех случаях, когда боль неожиданна и неконтролируема, когда действительно больно, Егор, как и всякий ребенок, может дать волю слезам, просится на руки и делает при этом такое сентиментальнее лицо, что отказать просто невозможно… Когда боль возникает в силу собственных неосторожных действий малыша, или в процессе слишком активной игры - Егор не плачет, держится и приговаривает, как заклинание, «щас пройдет», и боль действительно отступает. Я даже заметил, что иногда наш мальчик может экспериментировать с болевыми ощущениями, украдкой трогая свои синяки и ссадины, пробуя на себе прижимную силу и силу удара различных предметов, впрочем, никогда не переходя известной грани. Он познает этот мир и себя в этом мире, и боль – верный помощник в этом деле. Сын может достойно держаться и в тех ситуациях, когда он знает (вариант со счастливым неведением в данном случае - совсем не вариант), что боль – часть какой-то пусть неприятной, но в целом необходимой процедуры, например – забор крови из пальчика для анализов. Малыш уже понимает, что когда нет другого выхода, нужно просто потерпеть.
Испытав собственную боль, Егор научился сопереживать, когда ее испытывает кто-то из близких. Когда у мамочки Иришки заболела спина, сын стал заметно спокойнее и даже загрустил, попросил: «Мама, не болей…», а когда ему потребовалось теплое молоко – пришел с бутылкой к папе: сам догадался, что маму по таким пустякам беспокоить не надо… Вообще, стоит хоть на секунду показать, что тебе больно, как Егор тащит с кухни прохладную ложку и, вне зависимости от характера боли, прикладывает к больному месту. Этот пример подали ему мы, родители, ведь его травмы – в основном ушибы, синяки и шишки. А еще, пообещав свое заветное «щас пройдет», малыш дует на больное место. И если «болячка» долго не проходит – непременно будет дуть каждый день, ему не жалко. Это проявление истинного сострадания и настоящей заботы. Как было бы здорово, если бы таким незамысловатым и доступным всем без исключения способом можно было бы врачевать любые раны…
Понимание боли сложный процесс, вмещающий в себя не только знание причинно-следственных связей возникновения болевых ощущений, прогнозирование их силы и умение избегать их источников, не только способность перетерпеть и «сохранить свое лицо», это еще и возможность проецировать чужую ситуацию на себе, это сопереживание и сострадание. Нужны сразу все элементы, именно это дает полноценное понимание боли, которое, на мой взгляд, является одним из ключевых моментов становления личности. Ведь как там у великого классика? «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца»…
Только поняв боль можно научится переживать неудачи и превозмогать страхи. А это очень полезные жизненные навыки для любого человека в любом возрасте…. Да и вообще – боль и жизнь неразделимы: там, где есть жизнь – случается и боль, там, где есть боль – есть и что-то живое... Если живешь – то должен научиться понимать боль. Процесс этот непрост, а кроме того очень индивидуален. Тем более для ребенка. Родители могут лишь указать верный путь, их задача, как мне видится, имеет три составляющие: оберегать, сопереживать и учить справляться с болью, в том числе и на собственном примере.
А еще, мне кажется важным, чтобы ребенок с самого начала и всегда знал: если ему больно, плохо, грустно - он всегда найдет утешение у родителей, независимо от того, что они думают о силе его переживаний.