Вот моя рука – ты, понедельник, прочитай, что там написано. Ты октябрь, ненавистный и ненавидящий, мрачный и зябкий, красный и черный – посмотри, какими красками я нарисовала тебя на асфальте! Посмотри, не отводи взгляда, тебе это ничего не напоминает? Дык, скажешь мне ты, ептыть, конечно, напоминает!
Ты скажешь: напоминает твои волосы.
Ты скажешь: напоминает птичий шепот в небе.
Ты скажешь: напоминает отражение солнечного света в окне.
А я, вполне возможно, громко рассмеюсь и скажу тебе, что ты идиот. Что ты так и не научился отличать банальщину от истинной красоты. Что ты, скажу я тебе, до сих пор живешь в холодной войне с миром и пытаешься навязать ему свои холодные тупые энциклопедические знания. Что ты, скажу я тебе, не зоркий лев, а слепая собака.
Почтовые голуби взорваны.
Карета не приедет.
Золушка сдохла от передоза – никто же не видел, что именно за пыль она вдыхала за печкой.
Белоснежка была той еще блядью – трахалась сразу с семерыми, к тому же нелюдями!
Спящая красавица до сих пор лежит в коме, двадцать тысяч принцев целовали ее и ничего не добились.
Братец Иванушка так и остался козлом на всю жизнь, ибо сестрица Аленушка, как выяснилось, была зоофилкой и, к тому же, поклонницей инцеста.
О прочих я вообще молчу.
Неприлично о них говорить.
Эти – ничего, эти – можно.
Не самые, скажем так…
Совсем даже.
Сов семь.
Семь сов.
Сидят и смотрят в мое прогнившее потрескавшееся зеркало.
Смеются.
Пусть смеются.