Эпиесе 9. НОВАЯ ВСТРЕЧА
*) NB! Дорогие мои по-читатели! Я искренне прошу у вас прощения за некоторое многословие и, якобы, отвлечённость от темы, имевшие место быть в нескольких предыдущих эпиесе. Так задумано было. Объясняю.
Кто я был до встречи с моей Музой? Никто. Самая обычная московская шантрапа. Может, и не самый плохой экземпляр, но уж ничем не выдающийся – точно. И должен был я сделать так, чтобы вы в это поверили. Иначе весь мой рассказ теряет смысл. А он в чём? Перефразирую: "Всем лучшим в себе я обязан Музе". Dixi.
Подтверждения, аргументы, доводы? Да сколько угодно. Вот, хотя бы:
"Я – писатель.
Не прозаик.
Нет.
Я с Музами в связи.
Слог изыскан,
как борзая.
Сконапель
ля поэзи..."
С детства я помню и люблю эти строки Маяковского. Может, вам он и не авторитет, а мне-таки - да. Итак – к делу.
*
Вернулся я в Москву. А тут – зима. Лёгкий морозец, снежок. Дышится легко. Я ехал из Домодедова, и всю дорогу у меня рот был до ушей. Почему-то никогда раньше я так не радовался возвращению домой. Домой… Вот в чём дело! Оставшись в жизни один (приятели и подружки - не в счёт, они всерьёз на жизнь мою не влияли), я перестал ощущать Москву и жильё своё домом, то есть, местом, которое ждёт тебя. Ведь никто и вправду не ждал меня. А тут вдруг ощутил я, что возвращаюсь д о м о й. Грело что-то изнутри.
И – час от часу не легче. Выходя из метро, остановился я закурить. Вдруг вижу – стоит мужик. Пьянь, видать. Согнутый весь, нос прячет в поднятый ворот. А у ног его сидит щенок. Месяца три, наверное. Чисто московской дворовый породы. Тощенький, голову наклонил и смотрит печально в одну точку. И ушко левое свешено…
А я вспомнил Акбарса. Прибился к нам щенок на площадке, где мы работали. Такой же породы, точно. Разве чуть постарше. Подкармливали мы его, специально привозили с собой. Купил он нас всех чем. Кругом машин – бесчисленно. Стройка же: целый день туда-сюда бортовые, самосвалы, автокраны, АГПешки. Наш Акбарс сидит у будки, и на машины – ноль внимания. Но стоит только появиться любому УАЗику, в которых ездит там любое начальство – Акбарс ощетинивается, издаёт горловой рык и норовит колесо "козла" загрызть насмерть. Не любил начальство. Любое. Как и мы, в общем. В последний день привёз я ему в банке супа – густого, мясного, и хорошую кость. Выложил ему, а он посмотрел на меня грустно, вздохнул и отошёл. Обиделся: уезжаешь, бросаешь, так и не нужны мне твои кости…
Короче, за трояк забрал я того щенка у метро. Взял на руки, а он так и прижался весь к груди. А мужик кричит мне вдогон: - Аяксом его звать! – Я остановился, обернулся.
- А почему Аяксом?
- Да сука щенилась когда, наши "Аяксу" продули. Ноль – три…
- Так он у тебя прям с рождения, что ли?
- Да.
- А что ж ты продаёшь его?
- Так без дому я, понимаешь. А холодно становится, боюсь, помрёт. Ты уж не обижай его,..
Махнул рукой и пошёл. И мы пошли. К нашему дому.
А к вечеру – звонок в дверь. Открываю. Стоит Муза и улыбается мне. Правда, опять я не сразу узнал её. В белой коротенькой шубке, в сапогах с меховыми отворотами, в белой пушистой шапке, с выбившейся прядью медно-рыжих волос стояла девчонка и улыбалась.
- Ну, здравствуй, Виктор! Гостей принимаешь?
Имя моё они произнесла с ударением на втором слоге: ВиктОр.
- Тё… Муза, здравствуйте! Конечно, заходите! Ой, как хорошо, что Вы пришли. А у меня и ужин готов как раз, и чайник вскипел.
Она приподняла бровь.
- Даже так? Молодец! Ну, что же, попробуем твой ужин.
Я помог ей раздеться. Шубка её, кажется, ничего не весила.
- Не холодно Вам?
Она усмехнулась.
- Закалённая я. Но спасибо за заботу.
Она прошла в кухню и стала выкладывать из принесённого пакета бутылку уже знакомого мне вина, сыр, лаваш, зелень, какие-то специи в крошечных баночках. Откуда-то появился цветок. Могу поклясться: в пакете цветка не было. Дела… Я стоял и смотрел на неё. Она была опять одета во что-то для меня загадочное: бело-голубая материя, складками, складками, и на левом плече заколото массивной брошью. Кажется, золотой. Двигалась она легко и быстро, все движения были точными и выверенными. Координация – высший класс! И вся будто чуть светилась. Особенно меня завораживали её волосы: тёмно-рыжие, блестящие, тяжёлые, свободно лежали они на плечах, но казались единым целым, притом удивительно живым.
Сели за стол. Как и в прошлый раз, ели молча. Вино было удивительно вкусным даже с нашей московской водой. Поели почему-то быстро. Встали. Я хотел убрать со стола, но она сказала:
- Оставь, потом это. Ну, расскажи…
И тут в комнате раздалось недовольное ворчание, а затем отчаянное тонкое тявканье.
Мы – туда. Картина Репина "Приплыли": посреди комнаты стоял Пегаша и, склонив голову, смотрел на моего Аякса. Тот, прижавшись к спинке дивана, заливался щенячьим лаем.
- Что это за чудо?
- Пёс мой, Аякс.
Муза протянула руку, и мой "пёс" сразу смолк. Она погладила его по голове. Щенок тут же плюхнулся на диван, перевернулся на спину и подставил под её руку брюшко. Оно солидненько торчало: поел он у меня, как хороший барбос.
- Иди, Пегаша, иди, не пугай маленьких.
Конь вздохнул, повернулся и, махнув белоснежным хвостом, неслышно двинулся в коридор. И тут только я заметил, что копыта у него золочёные. И на ковре следов от него не остаётся. Чудны дела твои, Господи…
/Продолжение следует. Следите за рекламой!/