По иронии, тот день казался мне именно таким. Что называется, с утра задался. Причем с самого раннего, хоть я и не сразу это заметил. Выпорхнув из подъезда, я тут же попал в поле зрения весеннего солнца, старавшегося светить в мою сторону как можно более ласково, и птиц, которые на своем особом наречии пытались сообщить мне о моем тотальном успехе в предстоящие несколько часов. Впрочем, всего этого я не видел и не слышал, - направляясь по дорожке от дома к машине и на машине до конторы, я, как обычно, был погружен в размышления. Подумать, естественно, было о чем. О том, что мне в очередной раз не удалось выспаться. О том, что надо успеть заправиться, и что бензин в очередной раз подорожал. О том, что через несколько дней хозяйка своим подчеркнуто дипломатичным, но не терпящим пререканий тоном осведомится о плате за квартиру, и о том, случится ли зарплата, чтобы еще на некоторое время сохранить с этой дамой "хорошие", подчеркнуто "дружеские" отношения. О том, что "ну ее к черту эту работу, хочу в отпуск" я тоже успел подумать, но было это тогда, когда я поднимался по лестнице и шел по коридору навстречу своему рабочему месту. Развить эту мысль у меня уже просто не хватило времени.
Телефон был настолько рад меня видеть, что почти тут же издал свою традиционную трель. Первый звонок этого дня не имел к работе никакого отношения. Разговор предварял заливистый мужской смех в трубке, который поверг меня в легкое недоумение. Но когда звонивший отсмеялся и заговорил, то настала очередь улыбнуться и мне. Это был Майк Тихонов, мой школьный приятель, который по окончании школы перебрался жить в столицу, и о котором с тех пор я ничего не слышал. Ну вот, человек пожелал повидать родные края и собрать старых друзей. Как трогательно. Собственно, потому он и звонил. Договорились встретиться у него перед выходными.
Не успел я положить трубку, как телефон зазвонил снова. И на этот раз сомнения в том, что рабочий день уже начался, рассеялись. Звонила секретарь, она сообщила, что шеф вызывает меня к себе в кабинет. Ничего хорошего, как правило, визиты "на ковер" в себе не таили, а вежливый голос Валерии в трубке не прояснил причину вызова, да еще столь раннего. Пожав плечами, пошел.
И вот, в 10:21 по московскому времени, выйдя из кабинета директора и закрыв за собой тяжелую дверь с устрашающе черной кожаной обивкой, я понял, что праздник, наконец, добрался и до моей улицы.
- Виктор! - окликнула меня Валерия.
Я повернулся к ней.
- Подпиши накладную, пожалуйста, - произнесла она официально и, бросив короткий взгляд на дверь кабинета, добавила, понизив голос: - Он очень доволен. Говорит, что ты проявил себя настоящим волшебником.
- Только учусь, - пробормотал я, расписываясь в накладной.
- Я думаю, ты себя недооцениваешь, - проговорила она с легкой загадочной улыбкой. - Но начальство с бухгалтерией этот договор оценят по достоинству. Тебе дадут премию. Заслуженную.
Она продолжала смотреть на меня, ожидая ответа. А мне было не до него, хотелось осмыслить произошедшее.
- Спасибо, - бросил я ей и направился к выходу.
- Сегодня у тебя явно удачный день, - заключила Валерия за моей спиной.
Я оглянулся и посмотрел ей в лицо. Ее улыбка отличалась от дежурной "секретарской", во всей позе чувствовалась необычайная для Валерии раскованность и расположенность. "Неужели девушка строит мне глазки?" - промелькнуло у меня в голове. Выдавив из себя улыбку, я кивнул ей.
- Да, я тоже думаю об этом.
И это было действительно так. Я думал о том, что фортуна улыбнулась мне. Уж не знаю, была ли эта улыбка такой же ослепительной, какой меня наградила Валерия, но сам факт везения был неоспорим. На договор с вологодцами уже чуть ли не махнули рукой - условия, которые предлагались нашей фирме, были "неподъемными". Необходимо было искать нового партнера, налаживать новые связи... Этим, к собственному неудовольствию, и порекомендовал заниматься шеф. И тут я. Нахожу аргументы, обрываю телефоны, посылаю электронные письма... И вот, в итоге... Договор подписан, сотрудничество продолжается, условия - весьма неплохие. Чудо. Причем в моем исполнении.
Коллеги, как водится, узнали о случившемся раньше, чем я вернулся на рабочее место. Информация в нашем учреждении, как и во всяком другом, расходится по рукам и по умам мгновенно, не успел ее автор даже сообразить, стоило об этом говорить или нет. А так как новость была самой что ни на есть приятной, то встретили меня улыбки и дружеские похлопывания по плечам.
В обеденный перерыв был организован мини-праздник сродни разве что дням рождения, неизменно отмечаемым в нашей фирме. Второй день рождения. Вторая порция выглядящей неподдельно радости и массового восхваления моих личностных качеств. Чертовски приятно. Какой день!
После обеда, как и было предсказано Валерией, бухгалтерия расщедрилась на премию, за которой меня по телефону лично пригласила главный бухгалтер. Деньги. Проблема квартплаты за месяц решилась сама собой. Удовлетворенное лицо хозяйки... мне предстояло снова увидеть его, после чего расстаться с ней еще на тридцать дней.
Счастье... Да, в течение этого дня оно приобретало разные, но одинаково незабываемые лица.
За 20 минут до окончания сказочного рабочего дня вновь зазвонил телефон. Помедлив секунду, я загадал, от кого будет этот звонок. Человек, который еще не принял участия в моем празднике, и которого мне так хотелось снова услышать.
- Алло, добрый день, - произнес женский голос.
В десятку. Я улыбнулся. Это был мой день, события слушались меня.
Кэт. Ее неизменное официальное "алло, добрый день" на тот случай, если я занят переговорами с клиентом и не могу говорить на нашем с ней обычном, человеческом, не штампованном языке.
- Приветик, Кэт! - радостно воскликнул я.
В трубке помолчали.
- Привет, Вик, - проговорила Кэт. - Я хочу увидеться с тобой. Сможешь подъехать после работы?
Странно. Тот же бесцветный голос. Может, не расслышала мое приветствие? Или рядом кто-то? Но тогда почему "Вик"? Впрочем, Кэт была мастерицей по всякого рода розыгрышам - и не исключено, что это вступление было началом очередного из них.
- Конечно, солнце! Скоро буду у тебя! Пеки пирожки, жарь котлеты! - бодро застрекотал я, улыбаясь телефону.
- Отлично. Тогда до встречи, - сказала она, после чего послышались гудки.
Я положил трубку, откинулся в кресле и закрыл глаза, вызывая в памяти лицо Кэт.
Мы познакомились на третьем курсе института, когда она перевелась к нам с вечернего отделения. Стройная смешливая девчонка с живыми большими карими глазами и собранными в забавный тоненький хвостик светло-русыми волосами. Естественно, что среди моих сокурсников нашлось немало желающих опекать ее. Меня не было среди них, тем не менее, Катя отдала предпочтение именно мне - из-за тяготения к неординарным поступкам, наверное. Вряд ли мой внешний вид произвел на нее неизгладимое впечатление. Сама она так и не ответила мне серьезно на вопрос о том, что нас связало. Она вообще редко бывала серьезной, оттого мне было так легко и светло рядом с ней. Я становился похожим на нее, таким же непосредственным в проявлении своих эмоций оптимистом. Взрослым ребенком. Такая перемена первое время удивляла меня, и еще больше удивляла моих знакомых. Улыбка до ушей так не вязалась с моим прежним образом скромного и тихого мечтателя...
Наших отношений с Кэт никто не мог понять. Потому что это не выглядело как "роман", несмотря на то, что нас часто можно было видеть вместе. К определению "дружба между мужчиной и женщиной" кем-то было заведено относиться с иронией и недоверием, да и вряд ли это можно было назвать "дружбой" в общепринятом понимании. Просто два близких и интересных друг другу человека, которые шутят, обсуждают, спорят, флиртуют... но лишь друг с другом, словно никого другого не существует. Эти отношения не старились и не становились тесными, как обувь или одежда. Они не грозили женитьбой, но не были и "бесполыми". Однажды мы с ней выехали на озеро, и это путешествие подействовало на нас обоих - мы не вернулись домой вечером, как собирались, а провели ту ночь вместе на берегу в маленькой, но показавшейся нам такой уютной палатке. Юные, наивные, смешные романтики - мы, казалось бы, перешли грань, которую переходить были не должны. Наверное, возвращаясь поутру обратно в город, она, как и я, тоже думала об этом, опасаясь изменений в нас и наших чудесных, кристальных отношениях. Но та ночь, преисполненная нежности друг к другу и ко всему, что мы видели вокруг себя, оказалась именно добрым, а не злым волшебством. Хрусталь выдержал это испытание, мы остались близки и не действовали друг другу на нервы ни обещаниями, ни претензиями, ни ревностью. Мы по-прежнему были рядом, по-прежнему были довольны друг другом и тем, как складывается наша жизнь. Виделись почти каждый день и вот, через несколько минут нас ожидала новая встреча.
Отвлекшись от своих мыслей, я обнаружил, что на часах уже 18.03. Рабочий день в очередной раз проявил свои лучшие качества. На этот раз непривычную для себя деликатность - под конец работы на меня не свалилось никаких срочных дел. И прекрасно. Хватит работать. "Закрываем лавочку". Дорога открыта. Спасибо всем.
Вставая из-за стола, я еще раз взглянул на календарь. 21 апреля. Стоило заказать приз "за самый удачный день года".
Припарковался как обычно у куста сирени неподалеку от ее подъезда. Сколько раз мы встречались и ненадолго расставались под ним. Я вновь представил, что через каких-то несколько дней он зацветет и снова превратится в яркое фиолетовое облако, источающее божественный аромат. И частичка этого облака вновь поселится у Кэт дома, потому что каждый раз при нашей встрече я буду дарить ей очередную сиреневую гроздь. От мысли об этом мне стало тепло и радостно. С улыбкой распахнул я старенькую скрипучую дверь ее парадного и стал подниматься по лестнице. Традиционно грязный подъезд с покосившимися деревянными почтовыми ящиками, торчащими из стен пустыми цоколями над разрисованными приличными и не очень надписями электрощитками. Полустершаяся табличка "список жильцов", где напротив квартиры, в которой проживала Кэт, еще можно было разобрать забавную фамилию прежнего жильца - Тырин. На ее лестничную площадку через небольшое прямоугольное оконце пробивался солнечный луч, и складывалось ощущение, что это единственное место во всем подъезде, куда удавалось пробраться весне. И меня это нисколько не удивляло, солнце не ошибалось с выбором, оно особенно охотно светило для тех, кто ждал его и для тех, кто излучал внутренний свет. Как Кэт.
Она открыла дверь почти сразу, но не зажгла свет в прихожей.
- Привет. Проходи в комнату, - прошелестела она и исчезла так стремительно, что я даже не успел разглядеть ее лица в полумраке. Только золотистый локон мелькнул в одиноком блике на обоях.
- Насколько я помню, кто-то собирался коротко подстричься! - весело прокричал я, стаскивая туфли.
Ответом было молчание. Я вошел в комнату. Кэт стояла у окна, скрестив руки на груди, и пристально смотрела на меня. Похоже, снова что-то задумала. "На этот раз ей не удастся меня одурачить", - дал я себе зарок, терпеливо дожидаясь улыбки на ее лице.
- Кто-то собирался подстричься, но передумал? - продолжил я ехидно.
Некоторое время Кэт молча смотрела на меня, затем отвела глаза.
- Да, кто-то передумал, - проговорила она каким-то неузнаваемым глухим голосом.
- Наверное, парикмахер сбежал, увидев, какую красоту ему придется срезать, а? - не унимался я. - Или всю парикмахерскую закрыли на санитарный час, завидев, как ты идешь к...
- Случилось несчастье, - вдруг медленно произнесла Кэт.
Прерванный на полуслове, я не сразу понял смысл этих слов. Улыбка на моем лице замерла, словно не знала, что ей делать дальше. Мне все еще казалось, что взгляд Кэт вот-вот прояснится, и она выдаст какую-нибудь шутку, превращающую такое странное начало разговора в фарс.
- Несчастье? - переспросил я, глупо ухмыляясь и недоверчиво наклонив голову.
- Сбила машина, - послышался ее растерянный голос.
"Это не может быть правдой. Какая машина? Вот она стоит передо мной, живая и здоровая. Все-таки розыгрыш. Надо же, какая артистка на мою голову", - подумал я.
- Тебя сбила машина? И сейчас ты, видимо, лежишь в больнице, да? А я, видимо, твой врач. Вы неплохо выглядите, больная. Похоже, машина отделалась легким испугом и незначительными царапинами? - торжествуя, заговорил я с улыбкой.
Кэт подняла голову и посмотрела на меня.
И в этот момент мне показалось, что остановилось время. От моей улыбки не осталось и следа. То, что я увидел в ее глазах, шокировало меня. Страх. Боль. Молодое и привлекательное лицо Кэт превратилось в маску, на которой проступили незаметные раньше страдальческие морщинки.
Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Я понимал, что мне следовало что-то сказать, но в эти растянувшиеся мгновения не чувствовал в себе способности говорить.
- Машина сбила не меня, а человека, переходившего дорогу рядом со мной, - наконец, сказала Кэт, не сводя с меня своего взгляда - колючего, пронзительного. Чужого.
После паузы она продолжила, с нажимом проговаривая каждое слово.
- От удара его отбросило на несколько метров, как тряпичную куклу.
- А ты? - подал голос я.
- Что я? - переспросила Кэт, буравя меня глазами.
- Ты не ранена?
Она снова отвела взгляд, ее лицо приобрело прежнее безучастное выражение.
- Ни царапины, - почти прошептала она.
Я облегченно выдохнул. Что-то в ее состоянии становилось более понятным.
- Расскажи о том, как все произошло, - попросил я.
Молчание. Тишина, которую мне так редко доводилось слушать в этом доме. Она казалась мне неуютной, какой-то пугающей. Мне захотелось, чтобы Кэт поскорее сказала хоть что-нибудь. Но когда она заговорила снова, я пожалел об этом своем желании. Пустота в ее голосе пугала гораздо сильнее.
- Мы переходили по светофору на желтый свет. Неожиданно на полном ходу выскочила иномарка, никто не успел среагировать. Он стоял ближе, и весь удар пришелся на него.
- Ты дождалась гаишников? - спросил я.
Кэт покачала головой. Бесстрастно.
- Но почему? Ведь ты - главный свидетель ДТП. Неужели ты не хочешь, чтобы этот урод с купленными правами ответил за свой поступок? Неужели ты не...
Она лишь мотала головой в ответ на мои слова. Всё, что я говорил в тот момент, казалось ей бессмыслицей. Вдруг я поймал себя на том, что чувствую досаду. На то, что едва ли не впервые со времени нашего знакомства не понимал, что с ней происходит. На то, что не смог оказаться рядом, когда всё случилось. На то, что не знал, чем помочь и не мог найти нужных слов. На то, что весь мой день был полной противоположностью тому, что произошло с Кэт.
Досада. Маленькая черная точка, которая становилась все больше с каждой минутой, проведенной в этой комнате.
- Свидетелей и так было предостаточно, это произошло на людном перекрестке. А я не могла оставаться там, - проговорила она тихо.
- Не могла оставаться? - переспросил я. - А почему, собственно? Пострадал незнакомый человек. Каждый день на дорогах гибнут десятки, сотни людей. Да, это тяжело осознавать. Еще тяжелее видеть. Но почему ты...
Вдруг я остановился, озаренный внезапной догадкой. Черная точка превратилась в жирную кляксу.
- А кем был этот человек? И куда вы шли с ним? - спросил я.
Кэт медленно подняла голову. Она чуть нахмурилась, словно пытаясь сообразить, о чем я говорю. Затем ее взгляд прояснился. Она стремительно развернулась к окну, и, помолчав секунду, произнесла:
- Уходи, Виктор.
Всего два слова. И какая пропасть.
Пропасть, которая так внезапно разверзлась между нами.
Я почувствовал это только после этих слов, хотя весь этот разговор с самого своего начала подталкивал меня к мысли, что все идет не так.
Замешательство, недоумение, раздражение. Эмоции. Что-то сковывающее и не позволяющее как-то изменить ситуацию. Включить здравомыслие и посмотреть на происходящее в этой комнате под нужным углом. Меня не было здесь, как не было здесь и Кэт. Два других человека. Разных человека. Незнакомых.
Я ушел, не сказав ни слова.
Хлопнул дверью подъезда, едва не сорвав ее с петель.
Рывком согнал машину с места, мельком заметив, что наш куст сирени утонул в клубах выхлопного дыма.
Следующий день прошел, словно в тумане. Я ни на чем не мог сосредоточиться, ни одно из запланированных дел не мог довести до конца. Коллеги лишь по-доброму усмехались, глядя на меня. Так в их представлении выглядел "отходняк", который, по их мнению, непременно должен был со мной случиться после внеплановой премии.
Впрочем, с коллегами в тот день я почти не виделся. И вообще старался не отходить от рабочего места. Я ждал ее звонка. Но телефон упорно молчал, как будто испытывал мое терпение. Или подавал голос, но соединял с другими людьми, проблемы и заботы которых для меня в тот день казались малозначимыми. Эти звонки раздражали меня еще сильнее, чем тишина в кабинете. Я был немногословен, стараясь как можно быстрее заканчивать все разговоры, чтобы не занимать телефон.
Кэт не звонила.
Несколько раз я пытался собраться с силами и набрать ее номер. Но каждый раз что-то останавливало меня. Сложно сказать, что именно. Наверное, я должен был находиться рядом с ней, что-то говорить, как-то успокаивать. Но при этом мне не хотелось сделать ей еще больнее. Все слова, которые я мог бы сказать, терялись, растворялись, когда я вспоминал ее лицо и голос во время нашего злосчастного разговора. Раз за разом я ловил себя на том, что не могу видеть и слышать ее в таком состоянии. И боялся, позвонив ей, снова застать ее в нем. Все, на что я был способен - это ждать. Надеяться, что ее улыбка и звонкий голос сами вернутся ко мне.
За несколько минут до окончания рабочего дня телефон зазвонил. Пролив кофе из чашки (седьмой за день), я схватил трубку.
Но звонок был не от Кэт, а от Валерии. Ее рабочий день тоже заканчивался, и она предложила встретиться. На самом деле была, конечно, длинная история о том, что она с друзьями решила подарить знакомой компьютер, и что ей нужен человек, который помог бы определиться с комплектующими по приемлемым ценам, и что этот человек, разумеется, я. Прекрасная легенда, если забыть о том, что я далеко не самый продвинутый компьютерщик в учреждении, и если не обращать внимания на "бархатный" голос, которым это предложение излагалось. Что-то в ее голосе напомнило мне Кэт. Простота? Беспечность? Я сомневался, что все это действительно имело отношение к Валерии. Но согласился. Мне захотелось побыть с кем-то, кто мог бы хотя бы попробовать быть таким же солнечным и непосредственным, как Кэт. Я чувствовал, что мне не хватает ее хорошего настроения, ее шуток, смеха. Ее яркости и молодости. Ее света, который заставлял светиться и меня.
Валерия, похоже, действительно была не прочь провести со мной вечер. Визит в компьютерный салон занял около десяти минут. После этого она предложила мне оставить машину и побродить с ней по городу, "подышать свежим воздухом". Она держалась раскованно, оказалась интересным собеседником и обаятельным человеком, что до этой внезапной прогулки было для меня совершенной тайной. Наверное, в ее обществе я чувствовал бы себя вполне комфортно, если бы моя голова не была занята мыслями о Кэт. Улыбка, жесты, голос, походка, одежда - раз за разом я ловил себя на том, что сравниваю Валерию с ней. И ощущал вину перед обеими.
Когда мы с ней расстались, солнце уже клонилось к горизонту. Оставив мне свой номер телефона и одарив на прощание нежной улыбкой, Валерия исчезла в своем подъезде.
Престижный район, высотный дом, кодовый замок на металлической двери. Не похоже на наши с Кэт съемные жилища в престарелых пятиэтажках. Так же и жизнь Валерии вряд ли походила на наши жизни. Ее рассуждения о работе, перспективах, деньгах, товарах, технологиях были интересны, но сильно отличались от того, о чем привыкли говорить мы с Кэт. Кто знает, если бы судьба в студенческие годы уготовила мне встречу не с Кэт, а с Валерией, я мог бы стать совсем другим человеком, и все вещи, интересующие ее, были бы не чужды и мне. Я тоже думал бы о карьере, о служебных интригах, о переезде в столицу - почему нет, это же здоровые амбиции.
Но случилось по-другому.
Мне было неуютно без Кэт. Впрочем, "неуютно" - слишком слабо сказано. Все равно, что сказать - человеку неуютно без дома, без тепла, без пищи. Я оставался совсем один. Мне предстояло вот так же бессмысленно блуждать по улицам и заведениям, заглядывать в чужие лица и окна... И что? Становиться другим? Замыкаться в себе? Бросать все свои силы на работу и получать удовольствие от похвал начальства и коллег? Ведь все это никогда не было главным для меня. Ничто не способно было заменить понимание, доброту, искренность, бескорыстие.
С каждой минутой, проведенной в этом тяготящем меня одиночестве, мне казалось, что я понимал себя лучше и лучше, но это не приближало меня к разрешению ситуации. Я был силен в рассуждениях, но совершенно беспомощен в действиях. "Она позвонит", - твердил я себе, словно заклинание.
Но не думал, что последует за этим звонком. Он сам по себе превратился для меня в символ, в волшебство, разрушающее злые чары. Всё то же самое. Ожидание окончания розыгрыша. Ожидание света в ее глазах. Ожидание улыбки.
Улыбки не случилось. Не произошло волшебства, на которое я так рассчитывал, дежуря у телефона.
Кэт позвонила на следующий день.
Мое сердце забилось с оглушительной частотой. Мои глаза загорелись надеждой. Побелевшие от напряжения пальцы с силой сжали трубку. Голос непривычно задрожал.
Но через несколько секунд забрезживший было свет снова померк.
Тот же чужой бесстрастный "заколдованный" голос. Она предлагала встретиться на нашем месте в парке. Чтобы расстаться. Кэт не сказала этого, но у меня не было сомнений на этот счет. Последнее рукопожатие. Последнее "извини". Конечно. "Уходи, Виктор".
Положил трубку, в самый последний момент удержавшись от того, чтобы разбить телефон. Несколько вдохов и выдохов. Спокойно. Без резких движений. Работать. Выбросить из головы. Быть проще. Быть сильнее. Улыбаться. Лечиться и выздоравливать. Жить дальше.
"Нашим" местом в парке мы с Кэт называли третью по левую сторону от дорожки скамейку на каштановой аллее. Здесь мы часто встречались и проводили бессчетное количество времени в наши студенческие годы. После окончания института мы виделись здесь реже, но каждая встреча в парке была связана с чем-то хорошим. Каштаны каждый раз радушно принимали нас, словно старых знакомых. Они спасали нас от палящего солнца в знойные летние дни, позволяя лишь немногим пробивавшимся сквозь плотную листву лучам рисовать свои причудливые узоры на асфальтовой дорожке. Осенью каштаны сбрасывали листья к нашим ногам, и желто-зеленые ковры вокруг скамейки радовали глаз, дарили нам светлую грусть, в компании которой забывались заботы и проблемы. Пушистые сугробы, иней на ветвях превращал зиму на нашем месте в рождественскую открытку, которая день ото дня становилась только краше. Весной сюда возвращалось пение птиц, смех детей и ласковые улыбки молодых мам, адресованные своим чадам, посапывающим в колясках. И от всего этого снова оживали каштаны, стряхивали с себя снежинки и расправляли свои первые листочки - те, которые вскоре образовывали пышную резную крону, укрывавшую своих гостей от суеты остального мира.
Мы никогда не ссорились на нашем месте - здесь всегда было слишком красиво. Это была какая-то священная, возвышенная красота... И при этом она казалась нам с Кэт простой и доступной. Неприятные мысли и разговоры отступали сами собой. Впрочем, таких разговоров за историю нашего с Кэт знакомства было не так уж и много. Казалось, что им неоткуда взяться. Казалось.
Я пришел на двадцать минут раньше срока, будучи не в силах усидеть на работе. Время тянулось неимоверно долго, и его течение было бессмысленным для меня. После звонка Кэт все насущные хлопоты показались мне ненужными, далекими, мелкими. У меня не укладывалось в голове, как люди могут всерьез заниматься ими каждый день и быть в гармонии с самими собой, считать себя непревзойденными тружениками. Из моего мира как будто бы изъяли самое главное. Содержательную часть, без которой жизнь превращалось в какую-то серую формальность вроде служебной записки, которую, не читая, подшивают в толстую папку. Наверное, поэтому, не дождавшись окончания рабочего дня, я примчался в парк. Мне был нужен ответ. Зацепка. Повод сохранить надежду. Или услышать последнее слово, которое эту надежду убьет.
Я не сразу узнал ее. Черный костюм, черная блузка. Я припомнил всего пару раз, когда видел ее в таком одеянии - это было на экзаменах в институте, да и то лишь потому, что в карманы пиджака было удобно прятать шпаргалки. Тогда ее улыбка и светлые волосы забавно контрастировали с черным цветом, смотревшимся чудаковато на ней, такой яркой и жизнерадостной.
Но теперь Кэт была словно в плену этого черного цвета. Ее лицо выглядело уставшим, а волосы были решительно убраны со лба и собраны в тугой узел на затылке. Только походка - стремительная и уверенная - напоминала мне о той Кэт, которую я знал и надеялся снова увидеть.
Заметив меня, она тут же опустила глаза, но затем, будто одернув себя, вскинула голову и посмотрела на меня в упор.
- Привет, Вик, - обронила она, садясь на скамейку рядом со мной.
Она старалась, чтобы это прозвучало легко, но голос ее дрогнул. Или мне только показалось?
- Здравствуй, Кэт. Рад тебя видеть, - улыбнувшись, произнес я как можно более небрежно.
Фальшивка. Волнение, которое трудно скрыть за кривой усмешкой.
Она деловито осматривалась. Я молча следил за ней.
- Как поживаешь? Что нового? - наконец спросил я.
- Все в порядке, - сказала она, не глядя на меня.
Снова пауза. Лишь шелест ветра в молодой траве и возгласы играющих детей откуда-то из глубины парка.
- Мне захотелось встретиться с тобой, - вдруг проговорила Кэт и, подумав, добавила: - Мне нужно было увидеть тебя именно здесь, на нашем месте. Мне нужно было пройти через это.
Тут она, словно опомнившись, бросила взгляд на меня и усмехнулась:
- Ты не понимаешь, о чем это я, верно?
Да, я не понимал. Просто смотрел на нее и ждал, что произойдет дальше. И чувствовал напряжение. Она сказала всего несколько слов, но мне становилось тревожно. И ее усмешка не разряжала ситуацию, она не казалась мне искренней и дружелюбной.
- Я хотела бы извиниться за то, что прогнала тебя. Ты ведь пришел по моей просьбе и пытался понять, что мне было от тебя нужно, - негромко заговорила Кэт, глядя куда-то вдаль. - А я и сама не знаю, для чего тебе позвонила. Просто ты был единственным, с кем я могла бы поговорить о том, что произошло. Но понять меня никто не мог бы. Поэтому глупо было с моей стороны обижаться на тебя. Прости.
Она склонила голову, подняла веточку и стала выводить на земле какой-то причудливый узор. Несколько секунд мы оба смотрели на него, пытаясь собраться с мыслями.
- А еще я хотела сказать, что тот пострадавший мужчина не имел ко мне никакого отношения, - произнесла она. - Просто прохожий. Незнакомец. Мы оба двинулись на желтый, и это единственное, что нас связало.
Я ждал. Мне казалось, это лишь прелюдия к чему-то важному.
Но Кэт взглянула на часы и взялась за сумочку.
- Мне пора, - сказала она задумчиво. - Знаешь, я хотела поблагодарить тебя. Эти годы были замечательными. Такими светлыми, радостными. Во многом из-за тебя. Ты был со мной тогда, когда мне это было действительно нужно, помогал мне чувствовать себя живой, необходимой.
Она снова посмотрела на меня, но тут же отвела взгляд.
- Теперь многое изменится. Мы вряд ли сможем видеться часто. Наверное, я вообще уеду из этого города, - закончила Кэт едва слышно. Помедлив, она потянулась ко мне и поцеловала в щеку. - Спасибо тебе, Вик.
Затем она подхватила сумочку и попыталась встать.
Но чуть раньше, чем это случилось, я положил свою ладонь на ее запястье.
- Что с тобой, Катя? - спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза. - Ведь ты не была такой. Посмотри вокруг. Весна. Помнишь, как мы ждали ее? Как мечтали о том, что снова станет тепло. О солнце, о птицах, о цветах. Смотри, ведь это время наступает. Наше время. Но в нем нет тебя. Почему?
Мой голос звучал серьезно, проникновенно, но где-то глубоко в нем затаилась безысходность, и я явственно слышал ее нотки. А если они были слышны мне, то, наверное, и Кате тоже.
Некоторое время она действительно смотрела по сторонам, не давая мне возможности увидеть ее лицо. Когда же Катя снова повернула голову ко мне, я увидел в ее глазах слезы.
Мне вдруг показалось, что это самое невыносимое зрелище из всего, что мне доводилось видеть в своей жизни. Захотелось обнять Катю и прижать к собственному запнувшемуся сердцу, сделать что-то невероятное, что сможет избавить нас обоих от страданий.
Но в этот момент она сделала над собой усилие и заговорила. Слова давались ей с трудом, она делала большие паузы перед каждым предложением. Но продолжала говорить, преодолевая, переламывая себя.
- Знаешь, это неправда, что со мной все в порядке. Как неправда и то, что я не пострадала в той аварии. Да, я изменилась. И, возможно, не в лучшую сторону. Когда я заметила приближавшуюся машину и услышала визг тормозов, я вдруг ясно увидела свою жизнь в каком-то ином свете. Другими глазами. Успела оценить свои 25 лет и подвести итог. Если бы я переходила дорогу не с левой, а с правой стороны от того мужчины, то меня бы не стало. А что осталось бы за моими плечами? Что осталось бы от меня в этом мире? Мечты? Розовые сопли? Ожидание? "Весна, лето, осень, зима и снова весна"? Но зачем? Ради чего? Я жду. Жду волшебства. А его не будет, если я не смогу изменить что-то в себе, сделать что-то своими руками. Я хочу измениться. Мне пора измениться. Если я не могу сделать этого в этом городе, где столько воспоминаний о детстве, то мне нужно уехать отсюда. Сейчас я похожа на повзрослевшего ребенка, прощающегося со своей любимой игрушкой. Мне тяжело, мне больно, мне страшно. Видеть эти каштаны, эту траву, этих резвящихся детей. Видеть тебя, Вик. И понимать, что я не могу больше быть частью этой идиллии. Кэт больше не существует. Она погибла в аварии, забрав с собой все, что было тебе так дорого. А я... мне пора заняться делом.
С этими словами Катя поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка, на ходу утирая слезы. Отойдя на несколько шагов от скамейки, она оглянулась. Единственный раз. Взмахнула рукой. "Прости меня", - прочел я по ее губам. Затем она развернулась и торопливо пошла по дорожке, глядя себе под ноги. Встречавшиеся люди проходили мимо нее, бросая недоуменные и сочувствующие взгляды.
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в воротах парка.
Точка была поставлена. Я получил ответ. Лишился последней надежды.
А вокруг все было как будто по-прежнему. Солнце продолжало шествовать по небу. Теплый ветерок продолжал играть с юной листвой. Дети на лужайке были увлечены игрой в мяч. Влюбленные парочки прогуливались по дорожке или, обнимаясь, ворковали на соседних скамейках. Люди торопились домой или по магазинам после трудового дня.
Все были заняты своими привычными делами. Только я больше ничего не понимал. Фрагменты, мелькавшие перед моими глазами, больше не складывались в единую картину. Я лихорадочно искал хотя бы что-то родное в окружавшем меня пейзаже. Какую-нибудь деталь, которая помогла бы мне прийти в себя. Но тщетно. Все предметы были словно кем-то повернуты другими гранями ко мне, казались незнакомыми, пугающими, мертвыми. Даже каштаны. Даже солнце. Даже птицы. Всё превратилось в пустыню, по которой с этой минуты мне предстояло брести в полном одиночестве.
На следующий день я не вышел на работу. Проснувшись по будильнику, я, посомневавшись, набрал домашний номер Валерии и сообщил ей, что появиться в конторе не смогу. Соврал, что отравился. Валерия была рада моему звонку, пообещала передать информацию шефу и любезно посоветовала не беспокоиться, а сосредоточиться на поправке здоровья. И еще предложила встретиться на выходных, если здоровье мне позволит. Она была мила и настойчива. Любому на моем месте такое внимание польстило бы. Но я поскорее закончил этот разговор, пообещав позвонить.
Да, после договора с вологодцами мой "кредит доверия" возрос, и я знал, что проблем с одним пропущенным днем не возникнет. Но я не знал, что мне делать с этим днем, равно как и с последующими за ним выходными. Мне хотелось только одного - зарыться с головой в подушку, спрятаться ото всего мира, поселиться в каком-нибудь подвале или на чердаке, где никто бы меня не нашел.
Некоторое время поскитавшись по квартире, я снова лег в кровать. Мыслей не было. Только усталость и опустошенность. Выключив свет, я повернулся к стене и вскоре забылся тем же тяжелым сном без сновидений, который истязал меня всю ночь перед пробуждением.
Разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы. Был уже вечер, начало шестого. Проспал всю ночь и более восьми часов днем. И не чувствовал себя отдохнувшим, посвежевшим. Время, потраченное впустую. Убитое. И если бы не звонок, восемью часами никак бы не ограничившееся.
В трубке послышался голос Майка, который громко напомнил о том, что все уже собрались у него и ждут только меня. Отнекиваться в разговоре с ним было бесполезно, да и не хотелось. В конце концов, отдых в шумной компании был не самым плохим способом скоротать вечер. Даже несмотря на то, что настроения для веселья у меня не было никакого.
- А вот и тот самый таинственный последний гость! - провозгласил Майк, когда мы с ним зашли, наконец, в гостиную после трогательной приветственной церемонии.
За большим столом сидело около десятка людей и, когда зазвучал зычный бас Майка, все повернули головы в нашу сторону. Знакомых лиц я не увидел, что было даже к лучшему. Мне не хотелось, чтобы кто-то узнавал меня и лез с расспросами. Впрочем, несколько мест за столом пустовало, - видимо, кто-то из гостей вышел покурить.
- Так, кажется, у нас кого-то не достает, - подтвердил мою догадку Майк и заглянул на кухню: - Девчонки! На выход! Новый гость пришел!
Из кухни раздалось "уже идем!" и через несколько секунд в комнату действительно вошли две...
Этого не могло быть.
Жизнь обычно не допускает такого рода случайностей.
Но это произошло, хоть мне в это до сих пор не верится.
Следом за улыбавшейся крашеной блондинкой лет тридцати появилась Катя. На ее лице вновь не было улыбки, в ее облике вообще почти ничего не изменилось со времени нашей встречи в парке. Только блузка на ней в этот раз была белая, да губы были подкрашены непривычно яркой помадой. Увидев меня, Катя остановилась. Ее глаза расширились от удивления.
- Милые девушки и остальные дорогие гости! - важно продекламировал Майк. - Представляю и рекомендую! Мой старый школьный друг Витя Ковалев!
Гости приветственно загудели.
- Холостой? - разглядывая меня, с улыбкой спросила блондинка, вошедшая вместе с Катей.
Я молча кивнул.
- Тогда сажай его рядом со мной, - удовлетворенно проговорила она и протянула мне руку. - Людмила.
- Виктор, - услышал я свой голос и снова посмотрел на Катю. Та стояла, не шевелясь, явно сбитая с толку моим внезапным появлением. Ее взгляд перескакивал с одного лица на другое, но на меня она старалась не смотреть.
- Ты все спрашивала, солнце, с кем это я надрался на выпускном, - весело загрохотал Майк, обнимая Людмилу за плечи. - Вот он, голубь. С ним самым.
- Вот как? - вопросительно подняла бровь Людмила, продолжая разглядывать меня. - Что ж, мы будем иметь это в виду и следить за вами обоими. Правда, Катюха?
Она оглянулась на Катю и взяла ее под руку.
- Это моя подруга Катя. Мы с ней тоже сто лет не виделись. Очень рекомендую, - проговорила Людмила.
Катя растерянно кивнула. Я растерянно кивнул.
Майк довольно хмыкнул.
- Ладно, теперь будем знакомиться с остальным ближним кругом, - сказал он и повел меня к столу.
Я не запомнил ни одного имени. Перед моими глазами пробегали улыбки, блестящие от выпитого до моего прихода глаза, шикарно сервированный стол. Сидевшая рядом Людмила строила гримасы Майку и расспрашивала меня о работе, о личной жизни. Обо всяких пустяках. Слышался смех, шутки в исполнении как Майка, так и его развеселившихся гостей.
Все это превратилось в фон с того момента, как я увидел Катю. Мое сердце учащенно билось. Я понимал, что мне ни к чему заговаривать с ней, даже смотреть на нее. Что мое внимание доставляет ей неудобство. Что мне самому становится только больнее каждый раз, когда я вглядываюсь в ее лицо. Но я не мог не ловить ее взгляд, не стараться запомнить каждую черточку, каждую эмоцию. Замечала Катя это или нет, но за столом она держалась подчеркнуто отстраненно, лишь изредка вежливо улыбаясь в ответ на реплики гостей.
Вдруг я услышал свое имя.
- Витёк! - еще раз окликнул меня Майк. - Ты еще не проснулся, я смотрю? Придется тебя встряхнуть! Ну-ка разродись-ка тостиком! Все ж таки ты, как никак, штрафник-опазданец у нас!
Он усмехнулся и самодовольно посмотрел на гостей. За столом раздался дружный смех.
- Давай-ка, Виктор, - поддержала Майка Людмила. - Только скажи что-нибудь оригинальное, а то за хозяина дома и за гостей выпили уже раз по шесть, не меньше.
Она с иронией посмотрела на Майка, и гости снова рассмеялись.
- Давай, старик, не подкачай, - отсмеявшись, прокряхтел Майк и разлил вино по бокалам.
Я нерешительно посмотрел по сторонам, и глаза мои в очередной раз нашли Катю. Она взяла поданный бокал и взглянула на меня. Просто взгляд, наверное. Но мне он показался призывом.
- Оригинальное, значит? - проговорил я. - Ну что ж, попробую.
Поднявшись, я оглядел гостей. Сытые улыбки на лицах. Развязные позы. Бокалы в руках. Замерли в ожидании новой "убойной шутки".
- Я хотел бы поднять этот бокал за жизнь. За ту ее сторону, о которой многие из нас не имеют представления и за ту, которая нам хорошо знакома. За то, что в жизни уживается все. Правда и вымысел. Горе и радость. Фальшь и искренность. Предательство и жертвенность. Настоящая любовь и пародия на нее. Иногда нелегко отличить одно от другого. А обознавшись, легко сбиться с ритма, запутаться, потерять уверенность в своих силах. В такие минуты трудно оставаться одному. В такие минуты хочется видеть рядом хотя бы одного человека, который мог бы постараться услышать тебя. Жизнь хороша тем, что она дает каждому шанс встретить этого нужного человека. И если удается удержать его рядом; если ты ценишь то, что имеешь; если не требуешь больше, чем можешь получить, то ты можешь быть непобедимым. Можешь быть готов к любым сложностям, на которые эта жизнь способна. Именно ты можешь быть хозяином собственной жизни. Понять ее истинный смысл и свое истинное предназначение.
Еще секунду я разглядывал вино в своем бокале, затем молча опустошил его и снова посмотрел на гостей. Никто из них не смотрел мне в глаза. Даже Майк с озадаченной ухмылкой изучал этикетку на бутылке, постукивал пальцами по краешку стола и молчал. Людмила искоса поглядывала на него.
Мне было страшно смотреть в сторону Кати. Я боялся снова увидеть пустоту в ее взгляде. Но, преодолев этот страх, я повернул голову к ней.
Она, не мигая, смотрела мне прямо в глаза.
Что-то изменилось. Я не мог понять, что именно. Но увидел что-то родное в ее глазах. И почувствовал облегчение.
Она робко улыбнулась мне.
Кэт.
Или Катя?
Да какая разница.
Июнь 2005