ч.2
Красная адвокатура
Разобравшись в основных чертах с 53 летней историей дореволюционной российской адвокатуры в ее русском варианте – присяжных поверенных, мы теперь можем смело перейти к новым смутным и кровавым временам, когда старый мир разрушили и начали строить новый.
Красная адвокатура в 1917-1922 года
Сразу после падения царского режима были отменены все ограничения на прием евреев в присяжные поверенные, а 1 июня 1917 года Временное правительство приняло закон, позволяющий заниматься адвокатской практикой женщинам.
Эти два фундаментальные изменения и создали со временем уникальный образ «красной адвокатуры» , переросшей затем в советскую адвокатуру.
Пришедшие на смену Временному правительству, большевики во главе с бывшими помощником присяжного поверенного В. Ульяновым ( Лениным) будучи вооружены, как они любили об этом писать, последней истиной в развитии современного человечества, наукой всех наук, «Марксистское- ленинской философией» окончательно порвали с вековой традицией, согласно которой во всех странах на правовую систему налагались и этические ограничения.
Право стало истолковываться как продолжение политической власти, а правовые институты становились инструментами, которые пролетариат использовал так, как он считал нужным. Бывший помощник присяжного поверенного и выпускник юридического факультета Петербургского университета В.Ленин писал:
«Сущность учения Маркса о государстве усвоена только тем, кто понял, что диктатура одного класса является необходимой» для всякого классового общества вообще...»
«Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами». «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».
24 ноября 1917 года был принят Декрет № 1 о Суде, который упразднял адвокатуру, прокуратуру, отделы уголовных расследований и практически всю судебную систему.
И если большинство юридических учреждений должно было быстро реорганизоваться на революционных началах, то адвокатской корпорации законодательство замены не предусматривало.
Однако то, что адвокатура была лишена официального статуса, не остановило деятельность некоторого числа наивных присяжных поверенных.
Например, общее собрание московских адвокатов постановило продолжать деятельность на основе законодательства 1864 г. Хотя это был прямой путь попасть в расстрельные списки « красного террора» а тех, кто вышил, потом достреляли в период 1933-1937 годов, те из чекистского племя из тех, кто « университетов не кончал»!
Что же предложили большевики вместо государственного института –присяжных поверенных?
В вот что. Так согласно ст. 3 Декрета № 1 о Суде, к роли обвинителей и защитников допускались " все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами".
Это был первый этап в создании «красной адвокатуры»
Поняв со временем в какую анархию они попали, большевики 7 марта 1918 года приняли Декрет № 2 "О Суде".
Этот декрет уже ограничил круг лиц, выполняющих функцию защиты.
Он предписывал организовать при местных Советах коллегии правозащитников, которые создавались крайне медленно.
В том же 1918 году Совнарком издал декрет, предписывающий местным властям образовать единую, организованную корпорацию защитников в рамках субсидируемых государством коллегий правозаступников.
Таким образом, разорвалась связь материального свойства между адвокатом и его клиентом.
Являющаяся, и поныне, источником незаконного обогащениям адвокатского сословия и первопричиной коррупции в судах!
И это было второй этап в создании принициально нового объединения правозащитников, полностью подконтрольных новой Советской власти.
Однако остался нерешенным вопрос о том, каким образом полностью содержащийся на окладах адвокатский корпус будет финансироваться из и без того скудной государственной казны.
В ноябре 1918 года ВЦИК принял Положение "О народном суде", которое заменило существовавшие законы о судах и адвокатуре.
«Коллегии правозащитников» заменялись «Коллегиями обвинителей, защитников и представителей сторон в гражданском процессе».
Члены новых коллегий становились государственными служащими на окладе, назначаемыми местными Советами, причем размер окладов приравнивался к размерам судей народных судов.
Как на субъективный взгляд автора это очень мудрое решение, которое можно с целью наведения порядка в украинской правовой системе и сейчас реанимировать, изменив основные положения ныне действующего закона Украины « Об адвокатуре» (от 19.12.1992 № 2887-XII)
Но вернемся в 1918 год. Клиенты согласно Положение "О народном суде» должны были вносить плату за услуги на счет Комиссариата юстиции, из бюджета которого предполагалось выплачивать зарплату.
Закон запрещал гражданам обращаться за юридической помощью к адвокату лично.
Необходимые прошения и по уголовным, и по гражданским делам должны были направляться руководству коллегии или в суд, и тогда эти инстанции назначали адвокатов.
Таким образом, государство приобретало возможность влиять на дело еще до рассмотрения его в суде.
О саморегулировании коллегий в законе не упоминалось.
С конца 1918 года защитника, за редким исключением, перестали допускать к участию в предварительном следствии.
Так по Положению "О народном суде" 1918 года судьи имели право не допускать защитника в суд с целью представления интересов клиента, за исключением небольшого числа случаев, когда присутствовал государственный обвинитель или когда дело рассматривалось судом в составе 6 заседателей.
Так закончился период реформирования присяжных поверенных в красные адвокаты!
Но затем последовали новые, еще более революционные изменения. Красное колесо по выражению А. Солженицына, продолжало набирать свои обороты.
В июне 1920 года Третий всероссийский съезд работников юстиции утвердил план привлечения адвокатов к трудовой повинности.
Вместо Коллегии обвинителей и защитников была введена система, в соответствии с которой юристы, работавшие в частных или государственных учреждениях, периодически привлекались к ведению дел на основе обязательной трудовой повинности.
Ничтожное число консультантов, работавших в местных отделах юстиции, не могло удовлетворить потребности населения, что привело к распространению подпольной адвокатской практики. И тут как всегда во всех смертных грехах начали обвинять евреев ставшими адвокатами!
Чтобы все привести под тотальный контроль диктатуры пролетариата большевики в 1922г. приняли новый закон об адвокатуре.
Красная адвокатура в 1922-1940 годах
В этом законе было прямо предписано о необходимости возрождение института защитника в каждой губернии.
Вот, кстати список и фото харьковских адвокатов поступивших в адвокатуру с 1923 по 1941 года
Натансон, Левина, Капущевский, Ривлин, Гринфельд, Брон, Годзиевская, Мешойрер Грилихес, Лифшиц, Терк, Семенов, Однопозов, Криштопа, Капущевский, Казарновская, Суслович, Мамутов Желиховский, Никитин, Евзеров, Люфтман, Агранович, Линецкий, Тафт, Рапопорт, Деревянская, Цукерман
Обязанность надзора возлагалась на суды и прокуратуру, куда без промедления должны были высылаться стенограммы всех заседаний коллегий.
Делами губернских коллегий должен был руководить президиум, избираемый на определенный период общим собранием.
За государственными органами закреплялось право исключать адвокатов из членов коллегии.
Целесообразность формирования коллегий защитников по админимтративно-территоральному принципу деления территории государства обсуждается вплоть до настоящего времени.
Именно на основании этого закона, поставившего точку в метаниях нового режима от отмены всех судебных органов до организации полновластных судебных трибуналов без всякого права на судебную защиту и обжалование, и была создана организационная структура, которую можно назвать правопредшествеником советской коллегии адвокатов.
Кто же становился адвокатами в это время?
По мнению историков, значительное большинство членов новых коллегий были так называемыми буржуазными специалистами - членами профессиональной корпорации, получившими образование при царском режиме.
Цифры за 1923 год свидетельствуют, что приблизительно 75% всех вступивших в коллегии получили высшее юридическое образование в царских учебных заведениях.
Так, посохранившемся архивным данным, к примеру, в Московской губернии за 1926 году в 16 уездах губернии работало 203 защитника.
К ним обратилось за помощью более 60 тысяч граждан Подмосковья.
В 1929 году в результате административной реформы вместо губернии в СССР появились области.
И та же Московская коллегия стала именоваться Московской областной коллегией защитников.
Через 7 лет, в августе 1936 года, произошло разделение Московской коллегии адвокатов на городскую и областную.
На территории области тогда работало около 100 адвокатов, распределенных по участкам, обслуживаемых судами. Затем глянул печально известный 1937 г. и всех буржуазных специалистов из числа зазитков –адвокатов « вычистили».А с ними ушли и последние демократические принцы устройства и работы адвокатуры.
Тем не менее, одними чистками т советская власть в вопросе окончательного рефомирования института защиты не ограничилась.
Для закрепления окончательного контроля государства над деятельностью адвоката в 1939 г. было принято новое Положение об адвокатуре.
Оно являлось моделью для всех последующих советских законов об адвокатуре.
Согласно этому «Положению» самостоятельность адвокатских коллективов теперь считалась "вредной" для общества и их предполагалось распустить.
Адвокатские услуги отныне должны были оказываться через местные юридические консультации, административно подчиненные Президиуму коллегии адвокатов.
Президиум наделялся правом определять местонахождение и состав консультаций, а также назначать заведующих.
Заведующие, отчитывающиеся непосредственно перед Президиумом, а не перед членами консультации, контролировали профессиональную деятельность адвокатов.
Они также распределяли нагрузку среди адвокатов и устанавливали размер оплаты, пока не были определены твердые тарифы.
При этом местонахождение большинства консультаций определялось Президиумом коллегии по адресу суда, в котором члены консультации осуществляли деятельность по защите прав граждан.
Положение 1939 года подвело итог длительным спорам о взаимоотношениях между адвокатами и юрисконсультами.
Было запрещено сочетать работу в государственных учреждениях на полную ставку с работой в адвокатуре, что заставило адвокатов выбирать между работой в госсекторе и работой в адвокатуре.
Надзор за деятельностью адвокатуры со стороны государственных органов был передан Наркомату юстиции СССР, республиканским Наркоматам юстиции и региональным управлениям Наркомюста.
Помимо осуществления надзорных функций и роли последней инстанции при решении вопросов состава и профессиональной дисциплины эти органы периодически издавали обязательные к исполнению коллегиями адвокатов директивы.
Тоесть был установлен полный и тотальный фактический и идеологический контроль за деятельность адвокатов!
При попытке найти фамилии адвокатов считавшихся авторитетами в СССР, в этот та же свободная энциклопедия - Википедия выдает только три фамилии.
Одним, из которых является
Илья́ Дави́дович Бра́уде (1885, Орша — 1955, Москва) — советский адвокат.
Окончил Московский государственный университет. Кандидат юридических наук.
Крупные процессы: «Промпартии», - Агенты французского империализма и «Торгопрома» перед пролетарским судом ( Газ. "Правда" от 30.11.1930г. «Правотроцкистского блока» Вот что говорят судебные документы:
«Вечернее заседание 11 марта 1938 года по делу «Правотроцкиского блока»
Как защищал своих подзащитных знаменитый адвокат И.Д. Брауде и его коллега Коммодов.
Комендант суда. Суд идет. Прошу встать.
Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается.
Слово имеет член коллегии защитников товарищ Брауде.
Брауде. Товарищи судьи! Характерной чертой современных заговорщических контрреволюционных организаций является то, что за ними нет никакой массы.
На пленуме ЦК партии в марте 1937 года товарищ Сталин говорил:
"Современные троцкисты боятся показать рабочему классу свое действительное лицо, боятся открыть ему свои действительные цели и задачи, старательно прячут от рабочего класса свою политическую физиономию, опасаясь, что, если рабочий класс узнает об их действительных намерениях, он проклянет их, как людей чуждых, и прогонит их от себя".
Мы видим, товарищи судьи, что для технического осуществления своих вредительских замыслов этим заговорщикам приходится рассчитывать только на свои собственные ничтожные силы и иностранную разведку. Только путем обмана, двурушничества, шантажа им удавалось втягивать в свои злодейские преступления отдельных лиц, которые по своему миросозерцанию ничего общего не имеют с ними.
В самом деле, далекий от контрреволюционного мировоззрения и от контрреволюционных целей Левин, старый врач, был втянут в правотроцкистскую организацию для совершения чудовищных преступлений через врага Ягоду, который сам хотел оставаться в стороне.
И сегодня, товарищи судьи, мне приходится защищать перед вами этого старика-доктора Левина, который к концу своей жизни оказался техническим выполнителем конкретных замыслов "правотроцкистского блока", о самом существовании которого вряд ли имел какое-либо представление, и не только техническим выполнителем, но, как правильно сказал сегодня Прокурор, и принявшим на себя некоторую организующую роль.
Как это могло произойти, как случилось, что врач с 40-летним стажем, близкий к Максиму Горькому, врач Куйбышева и Менжинского, сделался убийцей своих пациентов?
Изучая материалы предварительного следствия, допросов Буланова, Ягоды, Левина и других обвиняемых, я видел, что следствие само интересовалось, как мог Левин принять на себя такие ужасные поручения, что вынудило его на отсутствие надлежащего сопротивления Ягоде. Здесь Прокурор спрашивал Левина: "Почему вы не попытались противодействовать Ягоде"? И, формулируя ответ Левина, Прокурор сказал: "В душе опоры не было, а вовне ее не искали".
И при таком ответе остается неразрешенным вопрос: а почему в душе опоры не было? А почему ее Левин не искал вовне?
Для того чтобы попытаться ответить на этот вопрос, мне кажется необходимым сделать небольшой экскурс в прошлое нашей интеллигенции.
Я думаю, что не совершу большой ошибки, если скажу, что, окидывая ретроспективным взглядом прошлое и анализируя настоящее этой интеллигенции, я разделю ее на три группы.
Первая группа-это ничтожная, небольшая часть той буржуазной интеллигенции, которая, занимая в прошлом командные посты у капитала, вынуждена была, затем работать с Советской властью. Эта небольшая группа проявила себя на протяжении ряда лет контрреволюционным вредительством во всех областях нашего хозяйства, как одной из форм классовой борьбы.
Это вредительство принимало самые разнообразные формы. Вспомните шахтинцев, вспомните дело "Промпартии".
Органами Наркомвнудела, нашими судебными органами вредительские организации были разгромлены, но отдельные осколки их кое-где сохранились, уцелели и продолжали время от времени проявлять себя. Антисоветские настроения у отдельных представителей этой части интеллигенции представляют почву для работы контрреволюционных организаций и для иностранных разведок.
Есть вторая, также не столь большая группа, это та часть мелкобуржуазной интеллигенции, которая не принимала участия в саботаже и ряд последующих лет честно работала вместе с Советской властью. Но эти люди, оставаясь только специалистами, не сливались органически ни с партией, ни с рабочим классом. Они полагали, что для того, чтобы иметь право называться советскими специалистами, достаточно работать только по своей специальности.
Они носят на себе все черты обывателей, мещан, и этими чертами их также нередко пользуются опытные вражеские агентуры, завербовывая их в свои ряды.
И, наконец, третья группа настоящей советской интеллигенции, которая составляет большую часть нашей интеллигенции, ее подавляющее большинство. Это та новая советская интеллигенция, которая выросла из недр рабочего класса, обогатила себя сокровищами старой и новой культуры, прошла суровую школу классовой борьбы. К этой же группе относится, в частности, значительная часть старых специалистов, которая органически слилась с рабочим классом и восприняла его прекрасные черты, его бдительность и умение распознавать классовых врагов, это те, которые имеют право на почетное звание "непартийный большевик".
Если бы Ягода обратился со своими гнусными предложениями к одному из представителей этой подлинно советской интеллигенции, составляющей большинство в нашей стране, он был бы немедленно разоблачен, и контрреволюционная, преступная, бандитская организация была бы разоблачена на несколько лет раньше.
Три врача, сидящие на скамье подсудимых, конечно, не могут быть отнесены к представителям настоящей советской интеллигенции.
Я защищаю доктора Левина. До 1934 года доктор Левин очень добросовестно, с большим знанием дела, работал в различных больницах, медицинских организациях, научных обществах. Он лечил Ленина и был близок к Горькому. Пользовался доверием Куйбышева.
Он искренне считал, что эта близость дает ему право называться честным советским специалистом. Но он не понял, что эта близость-механическая, политически же он был далек от них. Левин был аполитичен, он даже не разбирается в том, что такое меньшевики.
На вопрос о партийности он ответил здесь на суде, что принадлежит к партии врачей. Его ответ подчеркивает всю его цеховую оторванность от рабочего класса. На вопрос Прокурора он ответил, что он-трус, и данные дела, к сожалению, не позволяют в этом сомневаться. Добавьте к этому крайнюю его тряпичность, склонность к панике, и вы получите портрет Левина, как специалиста, принадлежавшего ко второй названной мною группе интеллигенции.
Вербуя врачей по рецептам фашистских разведок. Ягода применил к каждому из них индивидуальный подход. Посмотрим, что рассказывает об этом сам Ягода на предварительном следствии. К Плетневу у него отношение неприкрыто грубое: он подбирает компрометирующий материал о нем. По его словам, "Плетнев был участником какой-то антисоветской группировки и вообще оказался человеком антисоветским". Ягода использовал это.
На Казакова он действует страхом и одновременно зарождает в нем надежду, что он окажет ему какую-то помощь в его борьбе с группой врачей.
Ягода использует корыстные черты Крючкова, возбуждая в нем надежды, что после смерти Максима он станет литературным наследником Горького, а, с другой стороны, действует также страхом, указывая, что ему, Ягоде, известно о растрате Крючковым денежных средств Горького.
И Крючков готов.
О Левине Прокурор сказал, что он был правой рукой Ягоды,-он вместе с Ягодой был организатором. Формально это верно. Но если Левин был правой рукой Ягоды, то нельзя ни на минуту забывать, что мозгом, который руководил этой правой рукой, являлся Ягода.
И то, что Левин оказался правой рукой Ягоды, объясняется простой случайностью. Левина Ягода знал, Левин был вхож к больным, к тем прекрасным людям, в устранении которых был заинтересован "право-троцкистский блок". Ягода обрабатывал Левина долго, чрезвычайно изобретательно и тонко.
У Левина в прошлом не было никаких темных мест, не было антисоветских настроений, у него был 40-летний беспорочный трудовой стаж за спиной. До разговора Ягоды он был предан Советской власти и, может быть, был привязан к Горькому. Ягода должен был преодолеть внутреннее сопротивление Левина.
И Ягода долго, очень долго и тонко обрабатывал его методами, которые превосходят иезуитские методы Игнатия Лойолы.
С изобретательностью иностранного разведчика он играет на малодушии, мягкотелости, тщеславии, легковерии и паничности Левина.
Ягода сам показывал, что Левин был лечащим врачом Пешкова и, бывая у Горького, он, естественно, сталкивался не раз с Левиным. Вот почему именно на Левина Ягода обратил внимание, сделал его правой рукой. Он знал его, часто сталкивался именно с ним, а не с Плетневым и Казаковым.
Левин понадобился для осуществления преступных замыслов, поэтому Ягода стал ближе присматриваться и проявлять внимание к нему. В чем выразилось это внимание? Об этом говорили и сам Левин, и Буланов: французское вино, цветы, облегчение таможенных формальностей, доллары на поездку за границу. Все это имело место в порядке постепенной, многомесячной, а может быть, и многолетней обработки, ибо задание правотроцкистского центра было дано Ягоде давно.
Поэтому обработка обнимает продолжительный промежуток времени до прямого совершения преступления.
Левин, конечно, не понимал и не мог понимать, в чем тут дело. Наивно он думал, что Ягода делает это из уважения к его личным достоинствам и качествам врача. Это приятно щекотало чувство тщеславия, а то, что Левин был тщеславен, он не скрывает.
Но это-то прекрасно учитывал Ягода. Наряду с признательностью за щедрость и внимательное отношение Ягоды, у Левина появилось чувство некоторой своеобразной зависимости, чего и добивался Ягода. Приближался час осуществления злодейских замыслов Ягоды в отношении Макса Пешкова.
Я должен сказать вам, товарищи судьи, что, слушая объяснения Ягоды о причинах убийства Макса Пешкова, я пришел к такому убеждению, что здесь причины были двоякого рода: причина глубоко низменного порядка Ягоды и задание "правотроцкистского блока" нанести Горькому убийством любимого сына такую психическую травму, которая бы ослабила еще больше физическую сопротивляемость великого писателя в борьбе против болезни. Личные низменные мотивы Ягоды бесспорно, совпали с установкой "правотроцкистского блока".
Что говорит Ягода по этому поводу? В одном из его показаний сказано буквально так: "Я вынашивал в себе мысль физически убить Макса Пешкова, он мне мешал". Первоначально была мысль убить Макса Пешкова с помощью бандитов, но казалось опасным втягивать много людей в такое преступление, и у главарей "право-троцкистского блока" возникла идея, что лучший способ умертвить Макса Пешкова- это "смерть от болезни".
Я обращаю внимание суда на то, что идея "смерти от болезни" пришла и возникла не у врачей. Эта идея возникла у Ягоды, у "правотроцкистского блока". И ее он навязывает врачам. Еще на допросе у следователя, на вопрос следователя-"как это надо понимать?"- Ягода говорит: "Очень просто. Человек естественно заболевает, некоторое время болеет, окружающие привыкают к тому, что больной, что тоже естественно, или умирает, или выздоравливает.
Врач, лечащий больного, может способствовать или выздоровлению больного или смерти больного... ну, а все остальное дело техники".
Для воплощения этой идеи в жизнь врач необходим. Чужими руками, руками врача удобно вершить это черное дело, а самому остаться в стороне.
Ягода применяет и теоретическую обработку Левина. Ягода развивает перед Левиным своеобразную "теорию", носящую следы влияния на него немецких фашистских стерилизаторов.
Ягода сам показывает, как он обрабатывал Левина извне приобретенными теоретическими суждениями о праве врача прекращать жизнь больного. "Начал я в беседе с Левиным с абстрактного вопроса-может ли врач способствовать смерти его пациента. Получив утвердительный ответ, я спросил: понимает ли он, что больной бывает помехой для окружающих и что смерть такого больного была бы встречена с радостью. Левин сказал, что это вопрос дискуссионный, что врач не имеет права сократить жизнь человека больного. А я спорил с ним и доказывал, что он отсталый человек и что "мы" (надо было понимать под этим-современные люди) придерживаемся другой точки зрения; на эту тему было у меня с Левиным несколько разговоров".
Но этого оказалось мало. Видимо, Левин не шел на эти "теоретические прививки". Тогда Ягода старается представить план уничтожения Максима Пешкова как акт, необходимый в государственных интересах, и, прежде всего, в интересах самого Горького.
Он доказывает пагубное влияние его на отца. При дальнейших разговорах он напирает на то, что уничтожение Максима Пешкова-директива не его, Ягоды, а группы ответственейших руководящих работников. В доказательство этого, чтобы у него не оставалось никаких сомнений, он сводит его с Енукидзе, занимавшим тогда пост секретаря ЦИК СССР, который лично одобряет Левину план убийства посредством "смерти от болезни".
Почему Левин не разоблачил эту фашистскую банду? Я уже говорил о его аполитичности, мягкотелости, бесхарактерности. Но здесь, конечно, основную роль сыграла та комбинация методов, которая была применена против него Ягодой. Левин был уверен, что Ягода не остановится ни перед чем.
В одном из своих показаний Левин с содроганием говорит: "Я вспоминаю каждый раз страшное лицо и угрозы Ягоды. На меня производила страшное впечатление речь Ягоды". Левин-тряпичный интеллигент, старый беспартийный, легковерный, безвольный врач- трепетал не столько за себя, сколько за свою семью, разгромить которую ему угрожал Ягода.
Не вправе ли я, товарищи судьи, сказать, что Левин был психически терроризован Ягодой, и что этим объясняется и та роль, которую он сыграл в этих кошмарных убийствах? Левин показывает: "Я чувствовал себя закабаленным Ягодой, мне было ясно, что при первой попытке отказа от повиновения заданиям Ягоды или даже случайной неудаче, грозящей провалом, погибну не только я, но и моя семья".
Об этом он говорил. Он принимал участие в умерщвлении Максима Пешкова, и затем началась сеть последующих страшных преступлений: за Максимом Пешковым-Куйбышев, за Куйбышевым-Максим Горький и Менжинский. Каковы же те мотивы, по которым Левин выполняет эти дальнейшие страшные задания "право-троцкистского блока"?
Старая русская пословица говорит: "Коготок увяз-всей птичке пропасть". Совершив одно преступление, сознавая себя скованным преступными узами с Ягодой, Левину еще труднее уйти из-под его влияния.
Ягода это понимает, и тон его с ним резко изменился. Он стал с ним разговаривать грубо, языком угроз. Он раскрывает перед ним с циничной откровенностью карты, он разъясняет ему, в чьих интересах Левин действовал, и аполитичный беспартийный Левин становится политиком поневоле.
Не разделяя убеждений этих господ, Левин фактически-вместе с ними. Он понимает, что, сделавшись их соучастником, он не может не выполнять их поручений. Связав себя с контрреволюцией и преступными делами организации, он разделил судьбу Ягоды. Такова логика контрреволюции.
Но действительно ли, товарищи судьи, Левин без всякого внутреннего сопротивления, без душевной борьбы подчинился Ягоде в его страшных заданиях? Я допускаю, что эпически спокойный рассказ Левина здесь о его преступлениях, в сочетании с письмом в газеты, опубликованным Левиным после смерти Горького, мог произвести впечатление о нем, как о тупом вивисекторе. Но это письмо-не продукт творчества Левина, оно было написано в дни, когда Левин был целиком под влиянием Ягоды, и для меня нет сомнений, что оно было написано под диктовку Ягоды. Иезуитство и фарисейство этого письма нужно отнести целиком за счет Ягоды.
Если ознакомиться с показаниями и письмами Левина, можно убедиться, что он глубоко переживал. Он жил в мучительном бреду. На имя товарища Ежова он, будучи в заключении, послал письмо, в котором, все, рассказав, писал, что тяжесть воспоминаний о жутких злодействах давит на него тяжелым грузом.
Он пишет: "Я почувствовал в эти годы, что меня закрывают от прошлой жизни тяжелые ворота, которые Ягода держал железной рукой и которые открыть я был не в силах. Осенью 1936г.,-пишет он в письме,-я узнал, что Ягода уже не нарком внутренних дел, и я пережил чувство величайшего счастья, я решил остатки жизни посвятить прежней честной работе, отдать остаток своих сил счастью народов, отдать все свои силы, знания, опыт и любовь больным, дальнейшему процветанию нашей прекрасной родины, для счастья и блага которой я смогу вложить крупицу труда.
Но тяжелым камнем оставалось на душе мучительное воспоминание о тяжелых преступлениях. Теперь, в тюрьме, рассказав все, что творилось в моей душе, я почувствовал глубокое облегчение".
Я глубоко убежден, что когда он написал это признание, обнажая свою душу перед товарищем Ежовым, он не мог не почувствовать облегчения, освобождения от бесконечно тяжелого и до сих пор скрывавшегося им груза. И когда здесь, перед судом народа, перед судом рабочего класса он рассказал о своих преступлениях, это облегчение он продолжал чувствовать.
Я подхожу, товарищи судьи, к концу.
Что же сделать с Левиным?
Я не скрою от вас, что в эту минуту, когда я ставлю вопрос о том, что делать с Левиным, перед моим умственным взором всплывают бесконечно дорогие черты великого писателя, нашей национальной гордости, гордости всего трудящегося человечества, Максима Горького, всплывают черты пламенного большевика товарища Куйбышева и непримиримого борца против врагов народа, энциклопедически образованного товарища Менжинского.
Если бы не преступления "правотроцкистского блока", которые осуществлены руками Левина и двух других врачей, эти большие люди жили бы сейчас и своей полнокровной, творческой, прекрасной жизнью принесли бы немало пользы для дела строительства социализма, которому они всю жизнь служили и которому служит вся сознательная часть нашей страны.
Но все же я говорю, товарищи судьи, несмотря на тяжесть этих мыслей-Левин должен остаться жить, хотя и должен понести тягчайшее наказание.
Сейчас ждут вашего приговора вот эти господа, сидящие на скамье подсудимых, которые совершили ряд тягчайших преступлений, которые со дня революции боролись против своего народа, против рабочего класса, против партии, против независимости своей родины.
Они-фактические убийцы Горького, Куйбышева и Менжинского, но они виноваты также и в том, что три врача сделались убийцами. Это тоже лежит на их совести. Они-убийцы этих врачей.
В своих гнусных целях они сделали убийцами людей, которые чужды их преступным взглядам, их преступной деятельности. Искусство старого врача в деле помощи страждущему человечеству они превратили в орудие смерти в его руках.
Не встречая их, Левин спокойно дожил бы свои последние годы, оказывая помощь страждущим.
Так разве можно ставить знак равенства между Левиным и этими господами, как ни тяжелы его личные преступления? И если они, эти господа, бесполезны и никчемны в грядущей борьбе за счастье человечества, то старый доктор Левин может еще несколько лет, которые остались ему, старику, прожить, попытаться искупить хотя бы частицу своих преступлений помощью страждущему человечеству. Я прошу вас о жизни доктору Левину.
Председательствующий.
Слово имеет член коллегии защитников товарищ Коммодов.
Коммодов. Мне кажется, товарищи судьи, нет нужды говорить вам о том, сколь тяжела задача защиты по настоящему делу. Эта тяжесть усугубляется тем суровым требованием государственного обвинителя, которое встречено всеобщим одобрением советской общественности.
Но в пределах возможностей и сил надлежит, хотя бы по крупицам, собрать те доводы, которые дадут возможность нам просить, а вам, может быть, удовлетворить нашу просьбу и отступить от того сурового требования, которое прозвучало с высокой кафедры государственного обвинителя, в отношении наших подзащитных.
Преступления Левина, преступления Казакова, преступление Плетнева есть несомненно одно звено очень длинной цепи преступлений, которые в своей совокупности характеризуют методы, способы, приемы борьбы с Советской властью ее врагов на протяжении всех этих 20 лет.
Эта борьба временами затихала, но потом снова вспыхивала с большей силой, чем раньше. Особенно она оживилась за последние годы, что, несомненно, нужно поставить в связь с приходом к власти фашизма, который в лице всех контрреволюционных групп внутри СССР нашел себе верных союзников.
Фашизм, как форма управления, основан на унижении человечества и не может мириться с существованием страны, где уклад общественной жизни покоится на принципе социальной справедливости и уважения к человеческому достоинству. Вот почему борьба с Советским Союзом является актуальнейшей задачей фашизма, которая поставлена в порядок дня. И, по существу, они ведь этого не скрывают. Вспомните, товарищи судьи, нюренбергский съезд в сентябре месяце 1936 года лидеров фашистской партии, которые открыто и цинично проповедовали поход против Советской власти.
Несколько месяцев раньше в польской газете "Бунт млодых" была напечатана следующая заметка: "Главным пунктом современной Польши мы считаем необходимость сломать германо-русские клещи, в которых Польша теперь находится. Ввиду того, что борьба перенаселенной Польши с перенаселенной Германией просто абсурдна, мы должны уничтожить Россию..., отобрать у нее гегемонию на Востоке, а за счет России приобрести земли, необходимые нам для колонизации".
Газета "Правда", поместившая эту корреспонденцию, правильно назвала этих молодых людей безмозглыми.
Но характерно, что борьба против Советского Союза ведется, открыто через прессу. К этому следует добавить корреспонденцию японской газеты "Реки-си-Коран", которая тоже была помещена в газете "Правда", в которой чиновник японского управления Сиготоми дискутирует идею об общем питании для лошадей и людей в будущей войне.
И он исходит из следующего: необходимый японцам рис не будет произрастать на фронтах войны, а имеющиеся запасы продовольствия будут там замерзать.
Совершенно ясно, что здесь речь идет не о войне в Сингапуре, а о войне в холодной России, ясно, что они открыто, цинично проповедуют крестовый поход против Советского Союза.
Таким образом, борьба против Советского Союза фашизма как актуальная задача, поставлена в порядок дня. Какими же средствами они борются с нами? Я бы сказал-всеми, которые, по их мнению, могут ослаблять Советский Союз и вести к разгрому Советский Союз и помогают и должны им помочь в будущей войне. Не ищите, товарищи судьи, разборчивости в средствах борьбы.
Одной из характерных черт прихода власти фашистов является полное растление общественных нравов. Средствами борьбы с Советским Союзом являются шпионаж, вредительство, диверсии, убийства, поддержка вооруженных банд, террор и так далее, весь тот ассортимент средств, который ведет к ослаблению и разгрому Советского Союза. Вам здесь Прокурор приводил бесконечные случаи шпионажа, вредительства, террора. Формы вредительства за последнее время несколько изменились, я бы сказал, они стали более утонченными и более зловредными.
Вспомните здесь вредительство, о котором говорили бывший нарком земледелия Чернов и Ходжаев, вредительство в сельском хозяйстве и вредительство в шелководстве. Подсудимый Чернов рассказывал о том, как, по его указанию, чумная бацилла культивировалась без уничтожения ее вирулентности. Были созданы целые фабрики, откуда эти средства выписывались, как профилактические средства, в то время как они являлись средством заразы.
Для меня ясно, что при таком вредительстве, которое проводилось по директивам Чернова и Ходжаева, несомненно, были и невинно пострадавшие люди.
Ходжаев сказал здесь буквально следующее, что тех, кто противился проведению этих вредительских мероприятий, мы били и били крепко. Мы проводили, как говорит Ходжаев, эти вредительские мероприятия под видом механизации, а тех, кто им противился, обвиняли в антисоветских настроениях и карали их. И вот, мне кажется, много местных работников при этом пострадало, много местных работников, не подозревая всех чудовищных замыслов врагов, явились жертвами этих лиц.
В террористической деятельности тоже появились новые способы устранения политических вождей. Нужно сказать, что террор в фашистских странах пользуется особенно большой популярностью. Они его ценят не только как средство устранить неугодных лиц, но, главным образом, еще и как средство провокации войны. Я скажу больше- нашлись теоретики, которые находят идеологическую базу для оправдания террора как средства борьбы против Советского Союза.
В этом отношении весьма характерен доклад некоего профессора Радулеску на 4-й конференции по унификации уголовного законодательства в Париже. На этой конференции профессор Радулеску был официальным докладчиком по вопросу о терроре. И вот интересно, как раскрывал этот профессор смысл и содержание этого международного деликта в своем докладе.
"Речь идет о посягательствах, предпринятых с целью или насильственного уничтожения всякой политической и правовой организации общества, посягательств, характеризующих анархистов, или о посягательствах с целью насильственного ниспровержения экономического и социального строя большинства современных государств, посягательствах, характерных для революционного коммунизма. Революционный коммунизм, - продолжает Радулеску, - составляет в наши дни одну из наиболее опасных угроз публичному порядку вообще".
Повторяю, он был официальным докладчиком по вопросу о терроре. Совершенно открытая циничная проповедь террора против вождей коммунизма, против революционного движения.
Можно было бы указать еще на одну попытку фашистского криминалиста Гарофало, который на Брюссельской конференции поставил в один ряд с международными ворами и фальшивомонетчиками выступления трудящихся, борющихся за освобождение от ига эксплуатации, от капиталистического ига. Что же мудреного, что при таком понимании террора, идеологически обоснованного против Советского Союза, и не только против Советского Союза, а против вождей коммунистического движения вообще, террористическая деятельность оживилась во всех странах мира, и в разных частях света появляются террористические акты. Оживилась она и у нас. В методах и в способах террористических актов тоже произошло, я бы сказал, утончение, и тот способ, который применен по настоящему делу в отношении товарищей Менжинского, Куйбышева и Горького, является по существу новым.
Вы помните, товарищи судьи, ту полосу кулацкого террора, которая была в 1929-30-31 годах, когда погибло много честных советских активистов, избачей, селькоров. Вы помните, что обычным средством совершения этих террористических актов были обрез, колун, кинжал, финка. В дальнейшем мы видим, как террористические акты совершаются по определенному, организованному плану. Вспомните убийство народного трибуна Сергея Мироновича Кирова. По процессу Пятакова и по настоящему процессу мы знаем, что организованы были террористические ячейки по всему Союзу.
Одним из методов и способов убийства в настоящем деле применен способ, который Ягода охарактеризовал, как "смерть от болезней". Я должен сказать, что история человеческих злодеяний не знает этого способа. Товарищ Прокурор приводил случаи многочисленных отравлений через врачей, характерных для средних веков.
Это правильно. Вся история Флорентийской республики времени Борджиа, Медичи наполнена отравлениями. Часто и там прибегали к помощи врачей. Папа Александр VI, отравив кардинала Орсиньи через врачей, с иронией обращался к священной коллегии, говоря, что "мы поручили его самым хорошим врачам". В то время отравление, как способ устранения, обычно практиковалось через какие-нибудь вещи-перчатки, книги, цветы, духи, через обстановку.
Но то, что придумал Ягода, это уже носит гораздо более утонченный характер. В русской практике я не знаю таких примеров. В новеллах Стендаля мне приходилось читать нечто подобное из времен Медичи, но других примеров я не знаю. Первоначально Плетнев также этот способ понял, как предложение действовать ядом, но Ягода ему сказал: нет, это грубо, слишком грубо и опасно; речь идет о том, чтобы соответствующим методом лечения ускорить конец тех людей, к лечению которых вы будете привлечены.
Всякое отравление ядом, несомненно, более опасно, чем тот способ, к которому стали прибегать в последнее время, в частности, в настоящем деле. Существуют, правда, яды, которые улетучиваются быстро и в организме не остаются следы паталого-анатомических изменений.
Защитник Брауде говорил, как Ягода объяснял следователю идею "смерти от болезни". Я должен сказать, что читать эти слова в той формулировке, в какой это описал сам Ягода, без содрогания нельзя.
Очень просто,-говорит Ягода.-Человек заболевает, и все привыкают к тому, что он болеет. Врач может способствовать выздоровлению, но врач может способствовать и смерти. Вот главное содержание идеи. "А остальное все,-добавляет Ягода,-дело техники". Когда он сказал это старику Левину, то, по словам Ягоды, Левин был огорошен.
Способов убийства много, и очень много жестоких. Но я должен сказать, что ни один из этих способов не режет так сердце, не бьет так нервы, как тот способ, который описан в настоящем деле, хотя человек умирает не в овраге с разбитой головой, а у себя на кровати, окруженный заботой всех.
Ни один способ убийства не может вызвать такого негодования общественности, как этот способ. Это-поругание всех этических принципов врача, который даже на поле битвы должен оказывать помощь врагу. Этот способ убивает доверие между врачом и пациентом.
Вот почему он так потрясает общественное мнение. Он настолько тяжел, что оставляет какое-то депрессивное настроение в душе, когда с ним знакомишься.
Возникает вопрос, как могли пойти на такой способ убийства врачи, у которых по 40 лет врачебной практики, которые поседели в своей профессии?
Товарищи судьи, несомненно, каждая профессия вырабатывает определенные инстинкты, как, например, профессия защитника вырабатывает инстинкт защиты, то же-и у врачей. Пойти на этот способ убийства, надо вытравить этот инстинкт, убить себя как врача, а потом сделать убийство человека. Как же могли пойти на такое преступление? Вот вопрос, который не может не волновать, вопрос, который стоит перед всеми, вопрос, который, может быть, не дает многим спать спокойно. И на нас лежит задача эту тяжелую проблему объяснить.
Легко напрашивается объяснение в том смысле, что, может быть, этому помогли личные жизненные настроения или антисоветские настроения. Я думаю, причина не та, и позволю сказать почему. Если бы антисоветские настроения Плетнева были достаточным стимулом для того, чтобы пойти на такое преступление, то Левину не пришлось бы прибегать к помощи Ягоды, который должен был нажать на Плетнева, чтобы он пошел на такое преступление. Достаточно было одному Левину сказать, и Плетнев должен был с готовностью согласиться.
А что мы видим? Мы видим обратное. Левин сказал Казакову, Левин сказал Плетневу, но до свидания с Ягодой ни тот, ни другой никакого вредительства не проводили. Больше того, Казаков 6 ноября был у Менжинского, а в это время Менжинский переехал в Москву в особняк на Мещанскую, Казаков увидел, что воздух был тяжелым, отравленным, в котором задыхался тяжело больной товарищ Менжинский. Казаков велел проветрить все комнаты, вынести на балкон Менжинского. И в этот день он поехал к Ягоде, который встретил его словами: "Почему вы все умничаете, а не действуете".
Что означает самый вызов к Ягоде и Плетнева, и Казакова? Он означает то, что Левин не рассчитывал, что он мог одним разговором или игрой на низменных чувствах Казакова и антисоветских настроениях Плетнева толкнуть их на чудовищные преступления. И это понятно, потому что прежде, чем пойти на это преступление, тому и другому нужно было изменить природу свою и вытравить инстинкт, выработанный в результате сорокалетней врачебной деятельности.
Но и этого мало. Ягода пытался вовлечь в это преступление Плетнева, играя на его антисоветских настроениях. Он говорил об объединении всех антисоветских сил, убеждал, что он. Ягода, поможет им в их
контрреволюционной акции. Но он и сам не надеялся на благоприятные результаты этих убеждений, вот почему он потребовал, чтобы ему дали на Плетнева компрометирующий материал. Но даже и тогда, когда Плетнев увидел собранный против него Ягодой компрометирующий материал, он все же не соглашался.
Тогда Ягода прибегнул к самому действенному средству, он пригрозил и сказал: "Я не остановлюсь перед самыми крайними мерами, чтобы заставить вас служить мне". Прочтите в показаниях Ягоды разговор Ягоды с Казаковым: "Что вы умничаете? Что вы делаете самовольно то, что вы делать не должны?". Когда Казаков начал оправдываться. Ягода говорит: "Я ему пригрозил, я кучу угроз ему сказал, и он согласился".
Таким образом, прав был старик Левин, который сказал: "Страх перед угрозами, страх перед Ягодой толкнул меня на это преступление". И он был прав не только в отношении себя, но и в отношении своих сопроцессников - и Плетнева и Казакова.
Разрешите мне на этой минуте остановиться. Эта минута самая страшная в их жизни, эта минута более страшная, чем минута суда и приговора, поэтому позвольте несколько задержаться на ней.
Товарищи судьи, шантаж смертью - не шутка. Он сламывает не только разрыхленных жизнью стариков, но иногда и молодых, крепких, сильных, здоровых.
В 1880 году, на процессе "16-ти", молодой Окладский сказал в последнем слове: "Я не прошу у суда снисхождения. Всякое снисхождение было бы для меня унижением", а через несколько месяцев он стал предателем. Что произошло за это время?
Одно свидание с Судейкиным, который сказал ему - "смерть или предательство?", и он выбрал второе. Шантаж смертью - не шутка. А как могли иначе воспринять угрозы Ягоды и Плетнев и Казаков? Как мог иначе воспринять угрозы Ягоды Плетнев, которому Ягода говорил: "Я не остановлюсь перед самыми крайними мерами ни в отношении вас, ни в отношении вашей семьи, чтобы заставить вас служить мне". Как иначе мог воспринять угрозы Ягоды Казаков, которому Левин говорил, напутствуя на свидание с Ягодой: "Вы должны понять, что этот человек ни перед чем не останавливается, этот человек ничего не забывает".
А разве Левин был не прав? Разве закон остановил Ягоду от совершения чудовищных преступлений? Разве совесть остановила Ягоду от совершения неслыханных гнусностей? Разве разум остановил его от совершения безрассудства? Что еще могло его остановить? Отсутствие возможностей? Но вы знаете сумму полномочий, которые имел Ягода. Что же ему могло помешать в достижении его гнусных целей? Недостаток силы воли? Слабость нервов? Кто же этому поверит!?
Какую нужно иметь выдержку, какое нужно иметь лукавство, чтобы, занимая такой ответственный пост, будучи на виду у всех, имея основной задачей борьбу за сохранение и охрану социалистического государства, в течение ряда лет ежедневно работать над разгромом государства и оставаться безнаказанным?
В конечном счете, и Ягода и его сообщники просчитались. Они не поняли одного, и самого главного. Если есть десятки бессовестных людей, которые подкапываются под Советский Союз, то ведь имеются миллионы честных, которые своею бдительностью и преданностью охраняют его.
Вот почему та гибель, которую они несли Советскому Союзу, а вместе с тем несли каждому из нас, пала на их голову. Кто сеет ветер, тот пожинает бурю.
Но мне не они важны сейчас. Мне важно поведение Плетнева и Казакова в ту зловещую минуту, когда они остались с глазу на глаз в кабинете с Ягодой. Им поставлен был прямо вопрос. Они понимали прекрасно, что угроза, которая стоит перед ними, реальная угроза. Больше того, и Казаков, и Плетнев прекрасно понимали, что Ягода не может не привести своих угроз в исполнение. Это диктовалось положением самого Ягоды. После того, как Ягода сказал о заговоре, после того, как Ягода сказал, что он сам является участником заговора, после того, как он предложил им совершить чудовищное преступление, он не мог не привести своих угроз в исполнение.
Каким путем он мог обезопасить себя от Казакова и Плетнева, как свидетелей своего разговора с ними?
Тут было два пути: или во что бы то ни стало привлечь их как сообщников преступления и тогда они будут молчать, или заставить их молчать, хотя бы ценою уничтожения. Ничего третьего здесь придумать нельзя. Вот в каких условиях поставлен был вопрос перед Плетневым и Казаковым.
Товарищи судьи, в этих условиях они должны были давать ответ немедленно. Бежать некуда. Размышлять некогда. Вот минута, в которую решается судьба человека.
А в это время зловещим взглядом, сверлящим взглядом смотрит на них Ягода. Мне представляется, что этот роковой, сверлящий взгляд подавлял их сознание, парализовал волю, убивал чувство. Потрясенный разум, товарищи судьи, часто не выдерживает собственной тяжести и впадает в безумие, и человек, внутренне свободный, надломился.
Может быть, у меня нет тех нужных слов, которые дали бы вам возможность почувствовать весь ужас пережитых Плетневым и Казаковым минут. Если бы они у меня нашлись, я бы нисколько не беспокоился за их жизнь.
Ужас часто не в том, что делает человек, а в том, чем он становится после этого. Чем они стали после этой минуты падения? Прежде чем они стали убийцами других, они нравственно убили себя. Это - минута, которая убила их самих. Они совесть свою, совесть врача, сделали черной, как совесть тирана, они забрызгали грязью невероятных преступлений имя профессора, они опозорили ореол ученого, они имя человека раздавили. Только большой психолог может описать такие минуты.
Все остальное есть следствие этой минуты. В ту минуту, когда Ягода их сломил, когда они дали свое согласие, они стали нравственными трупами, они убили себя. И вы, товарищи судьи, знаете, кто толкнул их сначала на нравственное самоубийство, а потом и на убийство других.
Вот почему я прошу снисхождения для них. Вот почему защита просит не ставить их на один уровень в наказании с тем, кто по отношению к ним являлся убийцей.
Есть еще один довод защиты. Прокурор, говоря здесь о соучастии в преступлениях, теоретически правильно развивал мысль о том, что участник организации является ответственным за все преступления, совершенные организацией.
Но как практический деятель, как государственный обвинитель он сказал вам, товарищи судьи, что нужно в каждом конкретном случае обсуждать, в какой мере близко подошел к преступлению тот или иной преступник.
Это дало ему основание отступить от требования сурового наказания по отношению к подсудимым Раковскому и Бессонову.
По этому признаку разве Плетнев, разве Казаков имеют меньше основания на снисхождение? Они позже втянулись в цепь величайших преступлений. За другими подсудимыми преступления тянутся от 1918 года до наших дней. Мои подзащитные не знали этого, не причастны к этому.
Мы верим, товарищи судьи, что вы учтете эти наши доводы защиты и, несмотря на ряд кошмарных, неслыханных, чудовищных преступлений Плетнева, Казакова и Левина, найдете возможным сохранить им жизнь.
И если им суждено жить, после вашего приговора, то пусть они помнят слова одного деятеля Великой французской революции, который сказал: "милосердие тоже может быть оскорблено, если оно дается недостойным". Их задача заключается в том, чтобы остатком жизни своей доказать, что они достойны были того милосердия, которое вы им оказали. Они признали себя виновными. Они говорили: "Мы раскаиваемся". И я верю им, товарищи судьи. Горе не носит маски.
Когда Плетнев писал в заявлении на имя товарища Ежова, что после того, как он сознался, он почувствовал облегчение, когда Казаков говорит то же, они не лицемерят. В их положении и сознание, и суд, и наказание, и страдание-единственное, что их, хотя бы в некоторой степени, может примирить с собой. Порой страдания бывают единственной формой правды, и они это прекрасно понимают.
Я сказал, что задача, которая стоит перед ними, если им суждено жить, доказать, что они достойны милосердия, им оказанного. Как это сделать? Нужно забыть себя и отдать все то, что они имеют, в смысле знания, опыта, практики, теории, той родине, которую они предавали.
А отдать им есть что. 40 лет врачебной, клинической, профессорской, педагогической деятельности Плетнева составили у него большой багаж знания и он работоспособен, он даже в тюрьме работал над своими научными трудами. Казаков имеет медицинское, химическое, агрономическое образование. 30 лет исследовательской работы, несомненно, обогатили Казакова, и это богатство он должен передать другим.
Все без остатка они должны отдать родине. Это наказ им их защиты, если им суждено жить. А к вам, товарищи судьи, я обращаюсь с единственной просьбой-сохранить им жизнь.
Председательствующий. Объявляется перерыв на 20 минут».
12 марта в 21 час 25 минут Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора. Совещание окончилось 13 марта в 4 часа утра).
Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий. Объявляю приговор Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.
На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР,
Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила:
1. Бухарина Николая Ивановича,
2. Рыкова Алексея Ивановича,
3. Ягоду Генриха Григорьевича,
4. Крестинского Николая Николаевича,
5. Розенгольца Аркадия Павловича,
6. Иванова Владимира Ивановича,
7. Чернова Михаила Александровича,
8. Гринько Григория Федоровича,
9. Зеленского Исаака Абрамовича,
10. Икрамова Акмаля,
11. Ходжаева Файзуллу,
12. Шаранговича Василия Фомича,
13. Зубарева Прокопия Тимофеевича,
14. Буланова Павла Петровича,
15. Левина Льва Григорьевича,
16. Казакова Игнатия Николаевича,
17. Максимова-Диковского Вениамина Адамовича (Абрамовича) и
18. Крючкова Петра Петровича
- к высшей мере уголовного наказания-расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.
19. Плетнева Дмитрия Дмитриевича, как не принимавшего непосредственно активного участия в умерщвлении т.т. В. В. Куйбышев а и А.М. Горького, хотя и содействовавшего этому преступлению - к тюремному заключению на двадцать пять лет с поражением в политических правах на пять лет по отбытии тюремного заключения и с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.
20. Раковского Христиана Георгиевича и
21. Бессонова Сергея Алексеевича
- как не принимавших прямого участия в организации терростических и диверсионно-вредительских действий - к тюремному заключению сроком: Раковского на двадцать лет и Бессонова на пятнадцать лет с поражением каждого в политических правах на пять лет по отбытии тюремного заключения и с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.
Срок тюремного заключения Плетневу, Раковскому и Бессонову исчислять со дня их ареста.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза
Армвоенюрист В. Ульрих,
Члены:
Заместитель Председателя Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
Корвоенюрист И. Матулевич
Член Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР Диввоенюрист Б. Иевлев
22 июня 1941г. СССР вступил во Вторую мировую войну.
С первых дней войны работа советской адвокатуры была перестроена на выполнение задача военной поры. Большинство мужчин адвокатов были призваны в армию, а оставшиеся, самостоятельно пытались выжить в военной кутерьме.
В то же время Советская власть не ослабевающее продолжала контролировать деятельность сохранившихся на некупированной территории адвокатов.
Зная, что у адвокатов всегда водятся в госбанке «денежка» государство в добровольно-принудительной форме изъяло эти средства и направило на нужды военной промышлености.
Но, оформлено все было согласно большевистской иезуитской политике « красиво» как добровольные пожертвования советских адвокатов.
Вот пример по той же Московской городской коллегии адвокатов.
В 1942 коллегия перечислила в Фонд обороны 20 тысяч рублей и создала фонд постройки танка "Московский адвокат", в 1944 наши коллеги выделили из своих средств 100 тысяч рублей на постройку самолета, который назвали "Адвокат Московской области".
Интересно было бы проследить судьбу этих боевых машин? Но, увы, в Российские военные архивы и не только иностранцам, давно закрыт доступ.
( конец 2 части)
http://h.ua/story/212913/