Впрочем, ей иногда даже нравилось иметь хотя бы одного «выездного» ученика. Появлялась возможность два-три раза в неделю ездить вечером из своего унылого «спального» района в центр города. (Именно там, в престижных домах, как правило, жили дети богатых родителей). Ведь после занятий можно было погулять в парке, постоять на набережной, посидеть в кафе. И уже в полупустом вагоне метро возвратиться в свою стандартную двухкомнатную малогабаритку…
Плотный поток пассажиров выплеснул Светлану в подземный переход. Там шла своя, ставшая уже привычной за годы независимости, жизнь. Бабушки торговали семечками и водкой, женщины помоложе – сигаретами или цветами. Хрипловато надрывался динамик в киоске звукозаписи. Низко склонив голову, сидел на раскладном стульчике нищий. Светлые, висящие грязными сосульками, волосы, недельная щетина на щеках, когда-то серый плащ с разнокалиберными пятнами непонятного цвета и происхождения, ноги в давно нечищеных ботинках, одна из которых неестественно выпрямлена, прислоненные к стене, вытертые не одной парой рук костыли. У его ног лежала помятая шляпа с мелкими купюрами и лист бумаги с надписью: «Люди добрые! Не дайте умереть от голода инвалиду-чернобыльцу».
Он сидел в этом переходе уже несколько месяцев, и Светлана поймала себя на мысли, что ни разу не видела его лица. И даже приблизительно не смогла бы назвать его возраст.
Люди вокруг спешили по своим делам. И большинству из них не было никакого дела до бабушек, киоска звукозаписи, цветов или инвалида-чернобыльца. Свои бы проблемы решить. Лишь изредка кто-нибудь на ходу бросал в шляпу потертую купюру, на которую в ближайшем магазине едва ли можно было купить коробок спичек. Нищий благодарно кивал головой. Светлана тоже, как обычно, прошла бы мимо, но вдруг идущий ей навстречу дорого, но безвкусно одетый мужчина с толстой желтой цепью, свисающей до половины груди, презрительно пробурчал:
- Сидят тут всякие. На водку, небось, сшибает, а инвалидом только прикидывается. Олень стрекопытый!
Нищий, резко подняв голову, посмотрел вслед удаляющемуся «хозяину» жизни. Потом, словно опомнившись, опять низко опустил ее.
Светлана даже остановилась, увидев выражение его глаз. Целая гамма противоречивых чувств в одно мгновение промелькнула в них. Гнев, смешанный с брезгливостью, тоска и какая-то душевная боль. Такие глаза в принципе не могли, не должны были принадлежать нищему, а уж тем более – пьянице.
Да и буквы на сером от въевшейся пыли листе бумаги у ног инвалида… Ровные, аккуратные, можно сказать, даже изящные. Десятки раз за последние три месяца пробегая мимо, Светлана просто не обращала на них внимания. Буквы и буквы. В век компьютеров, принтеров и ксероксов это не составляло проблемы. Но сейчас, присмотревшись, она поняла, что буквы написаны фломастером. Чьей-то твердой и умелой рукой.
Светлана достала из сумки кошелек, и крупная купюра накрыла в шляпе своих куда более мелких собратьев. Нищий опять поднял голову и ошеломленно посмотрел на молодую женщину. Светлана хотела что-то спросить, но, взглянув на часы, почти бегом устремилась к выходу из подземного перехода. Опаздывать она не любила. А с такими клиентами это могло оказаться себе дороже. Добрый десяток конкуренток с удовольствием занял бы неожиданно освободившееся место.
Занятия в этот вечер прошли абы как к нескрываемой радости пятнадцатилетнего отпрыска высокопоставленных родителей. Он и раньше-то не очень старался. А, видя состояние своей учительницы, и вовсе расслабился. Что, правда, не повлияло на оплату.
В последующие два дня этот случай в подземном переходе не выходил у Светланы из головы. Ну, не похож этот нищий на своих коллег по ремеслу. Что-то очень серьезное заставило его сидеть вечерами у выхода из метро. Вот только что? Она мысленно прокручивала всевозможные варианты, но ничего подходящего так и не придумала.
В следующий раз Светлана села в метро на пятнадцать минут раньше. Но, опять встретившись с инвалидом глазами, так ничего и не спросила. Молча положила в шляпу такую же крупную купюру и пошла к выходу. «Может, он к тому же еще и немой», - убеждала себя Светлана, медленно бредя по осеннему проспекту к дому. «Да и кто я такая, чтобы лезть к нему с вопросами!»
Отшумели новогодние праздники. Светлане оставалось еще шесть раз съездить к этому ученику. Вечерние поездки по три раза в неделю, конечно, выматывали, но заработанных денег вполне должно было хватить на нормальный отпуск на берегу теплого моря. И это, несмотря на то, что все это время, проходя привычной дорогой, Светлана каждый раз отдавала инвалиду-чернобыльцу купюру одного и того же достоинства. Примерно равную одному американскому доллару по курсу национального банка.
Все это время они общались взглядами. Причем, Светлана готова было поспорить, что в последнее время боль в глазах нищего стала уступать место надежде. Вот только спорить было не с кем. Да и в своих умозаключениях Светлана была не очень уверена.
В один из дней Светлане показалось, что инвалид хотел ей что-то сказать, но в этот момент подбежала запыхавшаяся подруга.
- Светка, я нашла тебе еще одного ученика в этом же доме. Только в соседнем подъезде. Начнешь с ним заниматься с 1 февраля.
Светлана удивленно посмотрела на подругу, а та, увлекая ее к выходу, тараторила без умолку.
- Я понимаю, что тебе надоело по три раза в неделю ездить вечерами в центр. Что ты очень устаешь. Но здесь всего лишь два месяца. И только по два раза в неделю. Зато платят в час…
Подруга шепотом назвала цифру. Против такого аргумента Светлане действительно нечего было возразить.
Через день, выйдя из метро, Светлана машинально достала деньги и вдруг увидела, что на привычном месте никого нет. Не было инвалида-чернобыльца и через неделю. И через месяц. Он вообще больше не появился в подземном переходе.
Первое время Светлана по привычке пыталась строить какие-то версии, но потом перестала. К тому же, незаметно наступил долгожданный отпуск, и она уехала с подругой в Турцию, на один из недорогих курортов.
* * *
В повседневных заботах и проблемах прошло несколько лет. Практически ничего не изменилось в жизни Светланы. Все так же она читала лекции в университете, а вечерами к ней приходили ученики, готовившиеся к поступлению в вузы. Свободного от зарабатывания денег времени оставалось совсем мало. И большую часть его приходилось тратить на домашние хлопоты. А в редкие минуты отдыха Светлана читала книги или смотрела телевизор.
Вот и в этот субботний вечер, удобно устроившись в любимом кресле, Светлана лениво переключала каналы, не зная, на чем конкретно остановиться. На одном из российских каналов корреспондент брал интервью у ставшего популярным за последние два-три года писателя. Отвечая на очередной вопрос, писатель рассказывал о своей жизни.
- Когда по указанию президента закрыли нашу организацию «Гражданские инициативы», я остался без работы. Меня не брали на постоянную работу даже грузчиком. Моими рабочими местами стали рынок и подземный переход у станции метро в центре города. Днем удавалось что-то заработать на рынке, а вечером…
Интервью проходило в рабочем кабинете. Хозяин, стройный, высокий мужчина средних лет с длинными, тщательно расчесанными, светлыми волосами, собранными сзади в короткий хвост, был одет в элегантный темный костюм и сорочку, купленные явно в дорогом магазине. Да и убранство кабинета выглядело уж чересчур скромным, чтобы быть дешевым.
- …Мне нужны были деньги, чтобы закончить книгу и оформить туристическую поездку в Западную Европу. Мои друзья в Германии уже нашли солидное издательство и предварительно обо всем договорились. Нужно было только мое присутствие. Мне даже готовы были предоставить политическое убежище. Но у меня была единственная возможность выехать из страны – туристом. По-другому меня бы просто не выпустили.
«Хорошо, что хоть кому-то удается вырваться на свободу, - без намека на зависть подумала Светлана. – У меня так не получится». Она потянулась к пульту, чтобы переключить телевизор на другой канал, но в этот момент оператор показал крупным планом лицо писателя. Лицо писателя на экране Светлана видела впервые, но вот глаза… Они казались отдаленно знакомыми. И она решила послушать еще немного.
А корреспондент как раз задал следующий вопрос.
- Скажите, а почему на первой странице каждой вашей книги всегда написано одно и то же: «Моему полноправному соавтору, обаятельной и доброй Светлане. Ее поддержка была очень для меня важна в самый сложный период моей жизни»? Это какой-то рекламный трюк?
- Я не хочу углубляться в эту тему. Это важно только для меня. И, может быть, для нее. Хотя я почти уверен, она уже давно забыла обо мне. Все это сугубо личное. Я действительно очень благодарен этой женщине. И с удовольствием встретился бы с ней здесь. Если она смотрит эту передачу, то пусть непременно позвонит мне. А чтобы ей легче было вспомнить…
Писатель вопросительно посмотрел на журналиста. Тот, явно заинтригованный, молча кивнул. Хозяин кабинета взял фломастер и что-то написал на листе бумаги. Потом одним резким движением растрепал свои ухоженные волосы, низко опустил голову. И положил лист на пол возле ног, одна из которых почему-то оказалась сейчас неестественно выпрямленной.
Оператор показал лист бумаги крупным планом. Ровными, аккуратными буквами на нем было написано: «Люди добрые! Не дайте умереть от голода инвалиду-чернобыльцу». А в нижней части экрана появился номер его мобильного телефона.
август-сентябрь 2004, Гарбсен
