Рождество рухнуло первым снегом,
Так бывает в этих широтах.
Вот сейчас бы всплакнуть, утонуть в остротах,
Вынырнуть, а на дворе— весна.
В этой квартире (пятый этаж с балконом)
Всё обусловлено джазом на все времена.
Письма приходят почти регулярно,
С глаз опадает белая пелена.
«…Мама, здравствуй, у меня всё нормально.
Не одинока, не бедствую, не больна.
Периодически, может, и вою волком,
И даже луна уже, знаешь ли, не нужна…
Да, раньше я говорила:
Я люблю тебя, человек, я буду с тобой нежна,
Теперь говорю: никогда не верь мне.
Да, я люблю тебя, но какого рожна
Ты отныне по умолчанию первый
В моём реестре избранных горожан
Всех городов этой богом забытой вселенной?
Да, с любовью бороться— не благодарное дело,
Но, когда человек становится солнцем,
Разве второй может стать системой?
Разве он может вместить в себя
Все агрегатные состояния,
Все пространства и времена,
Все аргументации и дилеммы
Того—отныне-и-присно-первого?!
Вот в этом и заключаются все проблемы.
P.S. Мама, мы между тем в Палермо.
И это почти ничего не значит…»
«…Миссис N, давление их взаимной любови скачет.
Между ними вполне себе разновидность
Холодной войны, Великой Китайской стены,
До этого были друг другом больны,
Теперь— заработали аллергию.
Еще немного—начнут испытывать ностальгию
На прочность, жизнь—на драматургию,
Самих себя— пересылать заказным и срочно,
Каждый день обнаруживать шизофрению
В своём ближнем.
Такое бывает: второй лишний.
Вот и вся история, вся дурная легенда.
Жаль,что эта глава может не стать последней…»
«…А, знаешь, мам, в чём весь апокалипсис?
Я не могу прожить без него и час.
Мы здесь денно и нощно ругаемся,
Ей-богу, кто и во что горазд,
Но это не повод останавливать поезд,
И я, как всегда, изо всех сил—на газ.
Из-за этой его нарочитой колкости,
Из-за этих острых, как бритва, фраз
Я себя чувствую маленькой школьницей,
Вот-вот, и выгонят с двойкой из класса…»
«…Миссис N, они ругаются часто,
Он хлопает дверью, бросает трубки,
Он оставляет её одну.
Она, как домашний зверёк, только скалит зубки,
Но продолжает барахтаться в тёплом плену.
Они по-прежнему вместе, и в этом вся соль:
Она для него, как алкоголь:
Вполне расслабляет, слегка ударяя в голову,
Тогда как он для неё— наркотик,
Наркотик тяжёлый и дорогой.
Она живёт на этих уколах.
Он же не может сказать: «Постой».
Её нужно лечить, ей нужно остаться одной…»
«…Ты пишешь мне, мам, мол, дурёха, брось его,
А я— физически не могу.
Я же его еще с той осени,
Как сумасшедшая, берегу…
При одной только мысли его оставить,
Пойти по другой стороне дороги,
Всё внутри каменеет и плавится,
Сердце становится, как стальное.
Ты же сама, мама, знаешь, что богу— богово,
Ну, а женщине— всё остальное…»
29/06-01/07-09.
