Распахнутые окна, в дом впуская ветер, радостно смеются,
Со шторами танцуя вальс старинный под пищанье птиц.
Когда в зрачках ты отразишь всё небо, двери разомкнутся,
Откроют истину, одну на миллионы пожелтевших времени страниц.
А я пойду ловить ресницами снежинки, ветки елей
И синеву искристую, с улыбкой детскою, вдыхать.
А вечером, когда сгустятся тени, и надоест бродить без цели
За круглый стол мы сядем правды обсуждать.
Какая разница, что скажут люди, потирая руки,
Когда очередного бреда суррогат смешной изобретут,
Я буду песни петь, и делать вид, что эти звуки
Так просто - отражение чужих привязанностей пут.
Какая разница, о чём тогда пойдут мои напевы, и прочее веселье,
Когда я вспомню этот марта снегопад под глянцем голубым,
Когда весна, разбрызгав серость луж и вату облаков, отметит новоселье,
И ты так улыбнёшься, словно что-то знаешь. Танцем роковым
Поскачут мысли. Радость - вот истина моя, зачем других искать нам?
Нет правды больше, чем весна, и глубже тех глухих теней,
От пуговиц плаща, или крыла вороны. День как белый ватман -
Рисуй, что хочешь. Небесных колесниц и к каждой по парочке коней.
Распахнутые окна, в дом впуская ветер, радостно смеются,
Со шторами танцуя вальс старинный под пищанье птиц,
Когда в зрачках ты отразишь всё небо, сто цепей сойдутся,
А я пойду ловить под солнцем золотистых, доверчиво сидящих бабочек с ресниц.
Двое =)
Небо измерить шестью стежками,
Путь свой прошлёпать пятью шагами.
Ночь промотать за четыре минуты,
В ожидании утра.
Три колеса на одном самокате,
Два голубка на крыши скате,
Только дельфин остаётся один,
Он нелюдим.
***
Небо поделим шестью облаками,
Путь десятью ты отметим следами,
Ещё три секунды и стану вдруг я
Сама не своя.
Четверо тапок стоит в коридоре,
Двое нас, двое, нас – двое!!! «Нас двое», -
Думать про это, стоять у окна,
Любовь – одна… =)
На рассвете
Солнце кидает тепло, улыбаясь,
Бомж задремал на холодной скамейке,
Тихо окурок у ног его тает,
Мимо автобусы и машины,
На рассвете.
Снег не растает, но испарится,
Золото воздуха, иней деревьев,
Это заставит стрелки кружиться,
Стряхивать сон ночной,
На рассвете.
Крылья из бронзы дрожат на ресницах,
Бабочка-солнце шепчет о лете…
Что только бабочке не приснится
В утренний час,
На рассвете.
Глупый желатель
Фиалковый купол неба навис над горизонтом,
Мигая гирляндами ядерных звёзд медовых.
Луна прищурилась, одиночество ей не холодом,
Музыкой кажется.
Ночь щекотала пушистыми лапами мягкими
Улицы, деревья, дома с плоскими крышами.
В янтарном свете фонарей пылинками яркими
Застыло спокойствие.
Со стороны казалось - живые сейчас на отдыхе,
Дремлют где-то, крепко обняв свои подушки.
Но здесь никого, тишина плавает на лодке
По дорогам снов.
Нет ничего - ни машин, ни детей, ни старушек,
Даже дыхание замирает. Невольно
Вздрогнет ухо старой собаки - тишину нарушит
Далёкое движение.
Сквозь пространство и время, поддаваясь старой привычке
Красный троллейбус катился, усами пытаясь нащупать
То ли дня отголоски, то ли сердца чужого отмычки,
По маршруту тринадцать.
А в салоне, на старом и пыльном сиденьи
Неизменно сидел каждый вечер один пассажир,
И не сбросить теперь уж с желаний былых наважденье,
Можно только касаться.
Рисовать чуть вспотевшими пальцами буквы на окнах,
Равномерно дышать, исподлобья следя за дорогой.
То ли плейера нот, то ли дождика искорок мокрых
Ждать. Сойти на конечной.
Он мечтал столько лет, чтобы спешкой и шумом объятый,
Старый город любимый когда-нибудь смог отдохнуть…
Но желанья сбываются, злобная шутка. Проклятый,
Глупый желатель!!!
С ним остались янтарные лужи фонарного света,
И медовые звёзды, и фиалковый купол небес,
Может быть, он захочет вернуться в то прошлое лето,
Всё вернуть, и забыть,
Что желания могут сбываться.
Постылое Инь.
Посвящается женщине, которая всегда рядом.
Страшная чёрная женщина по пятам ходит.
Тут и там, где хоть как-то подсвечено.
Она - моя тень. Но, до дрожи в коленках,
Боюсь её, глупая, малюсенькая…
А она танцует фламенко, когда я думаю,
И сполна ритму дрожь подчиняя,
Знает неизбежность грядущей подмены
Агонии, гангрены, меня моей чёрной тенью.
Храня запахи почек в карманах плаща,
Не очень то доверяя, правды не зная, ничья,
Пялюсь в небесную синь…
Смирись, дура, спрячь своё постылое Инь,
Пока не застыло. Надувается пузырями,
Демонстрацией своей беззащитности и перемен,
Недовольна, рвётся из плена простая подмена,
Чёрная женщина, моя любимая тень.
Остывший чай
Посвящаю всем, кто меня вдохновлял.
Все поэты со временем успокаиваются,
Из колючих ёжиков превращаясь
в восторженных созерцателей.
По оттенкам своей красоты разделяясь,
Со временем всё легче усваиваются,
Вполне себе тянут на великих создателей.
Все чаи со временем остывают,
Зато сахар теперь куда ощутимее.
Хлебать его, двадцатиградусный
Пырясь в ночную тьму непроходимую.
На стёклах очков или окон следы оставляют
Жёлтых фар лужи паузами.
Все ленты на чём-нибудь обрываются,
Находят своё место,
Вплетаясь в мягкие волосы маленьких девочек,
И служат честно,
Знают, зачем, одним именем называются,
Но своим, всё больше цепляясь за мелочи.
Все поэты со временем успокаиваются,
Допивая остывший чай,
Замотавшись широкими лентами,
Так, чтоб в душу с ногами невзначай
Не влезали всякие девочки. Разбиваются
Мечты юности вдребезги, медленно рассыпаясь ответами.
9.05.09
Метка у виска
Её волосы сплетались с изумрудными стеблями,
Она дышала в унисон с витком космического ветра,
А мы сияли хороводами и пели, и стреляли мы
В холодных каплях искрами немеркнущего света.
Она хрустальными осколками ткала мотивы звуками,
И тонкой кистью прикасалась к облаков тугим сплетеньям,
И в пурпурности тумана кровь мечты её баюкала,
Холодной стали край заточенный душе сулил уединенье.
А если прочего бы не было, и не было бы прочих,
Тогда б глубины вышины сапфирной стали досягаться,
Она прошла по тонким лезвиям неистовых заточек,
Она узнала как в вселенной лабиринтах затеряться.
Ты молвишь слово, но его раскрошит тишина прямая,
Когда обрушится цунами из неподвижных цепенений,
Она сорвёт печать последнюю, и, без конца и края
Откроет дверь в миров чужих замысловатое сплетенье.
Погаснут окна янтаря на чёрно-белых монументах,
И всё живое проберёт неподавляемая тоска,
Когда напьётся толстый голубь бесконечностью момента,
Когда оставит сталь тебе всего лишь метку у виска.
Твоя звезда
У тебя есть свой мир и звезда в небесах
Освещает твой путь с постоянством цикличным,
У тебя есть опоры, чтоб стоять на ногах,
Неизменно и прочно, создавая отличья.
Всё в порядке своём неизменно течёт,
День за днём по закону всё происходит,
Там ходящие ноги, там глотающий рот,
Там недели и месяцы ткут хороводы.
Но не дай тебе бог, что придёт этот день,
Обратиться всё сущее в хаос сумбурный,
Всё, что светом казалось - провалится в тень,
Всё, что очень ценилось - окажется в урне.
И звезда путеводная, небо разбив,
От насиженных мест навсегда оторвётся,
И исчезнут из музыки ритм и мотив,
И проглотит чудовище вечное солнце.
Ты не сможешь укрыться от молний и гроз,
Ты заплачешь, но слёзы не вниз будут падать,
И на каждый ответ будет новый вопрос,
Новый мир строить трудно, но всё-таки надо.
Я схвачу золотыми сетями восток
И по твёрдости радуги небо размажу,
Завяжу пламя с сумраком как узелок,
Метеоры свалю тебе под ноги в кашу.
И звездою твоею на севере в ночь
Ярко вспыхну, и плечи ветрами укрою,
Лепестком алым свечки сомнения прочь,
Чтобы мира крушенье казалось игрою.
Но когда ты придёшь ко мне, лучше на чай,
А не с просьбой прогнать разродившийся хаос,
Я готовлюсь к всему, но уж лучше б пускай
Твоя жизнь, о, любовь моя, твёрдой осталась,
Даже если вдали от меня…
Слишком много
Хотелось бы прикоснуться к твоей душе,
Стоя на дне океана света,
Не дари своё тело - знаю уже,
Этого слишком много, слишком много.
Хотелось бы пару глотков зари,
Но горизонт полностью залит рыжим,
Всё растворилось в лучах, посмотри…
Не могу столько взять, это слишком много.
Хотелось жить в своём удобном мирке,
Но течёт со всех сторон бесконечность,
Её никогда не удержать в руке,
Не понять всю, её СЛИШКОМ МНОГО.
Весна
Весна будет ранней там, где цветут гранаты.
В глазах твоих плещется море,
Только не расплескай.
Теперь ожиданье приятно,
Но помнишь, когда ты
Визжала под небом, что проклинаешь май!
Весна будет поздней там,
Где с надломом льдины
Пробить пытаются свой агрегатный плен,
А ты, обмотавшись шарфом,
И с прекислой миной,
Губами мёрзлыми буркнешь, что север - хрень.
Весна будет сладкой там,
Где пыльца черёмух
Собой перебьёт машин и заводов газ,
И пара фраз твоих проскользнёт
Сквозь дрёму:
“а вдруг, так прекрасно - это в последний раз!?»